Вернув пустой стакан, я вытер рукой губы, подбородок, и сказал, кивнул на новый дневник:
— Я тут накидал кое-что. Если это все проанализировать, то немецким тылам придет швах.
— Дальняя бомбардировочная авиации, — кивнул он, прочитав заголовок.
— Она самая. Только у нас, в СССР, ее нет!
— Почему это? — приподнял брови Архипов невольно отрываясь от увлекшего его чтения.
— А потому что, то, что есть, это показуха не более. Для галочки. Есть дальняя авиация и хорошо, а то что она не летает, так это уже другое дело. Я вроде в конце июля общался с одним кадром, он как раз был из дивизии Водопьянова, так он такого понарассказывал…
— Старший сержант Лукьянов, я в курсе. И было это не в конце июля, а в начале августа.
«Фига се. Ой, что-то мне плохо стало» — подумал я ошарашено.
Нет, я знал что за мной наблюдают, но чтобы так?! Это теперь что же, ни на кого невозможно будет сослаться? Ладно, с этим сержантом я действительно говорил про дальнюю авиацию, а если бы приврал? Мне же надо куда-то списывать свое всезнайство?!
«Блин! Во попал! Так, успокоится. Дыши глубже. Думай. Думай. На чем тебя могут взять? На ком ты можешь спалится? На кого ты уже ссылался?»
Быстро пробежавшись по своим воспоминаниям, я не нашел особых проблемных участков. С Лукьяновым говорил? Говорил. С испытателями, которые перегнали к нам МиГи и ТА-3 болтал о новинках? Было дело. Что еще? Про моторы со старшим инженером у Таирова разговаривал? Тоже было. Про «ишачки» с механиками говорил.
«Чайки»? Тоже было. Вроде про всю авиацию СССР расспрашивал, узнавал. Фу, вроде все нормально.
«А что это майор так пристально меня рассматривает? А, реакцию отслеживает. Ну получай!»
— Что-то меня в бок кольнуло Павел Петрович, — меня действительно бросило в пот, а болезненная гримаса и осторожное массирование болевшего места, дополнили картину.
— Что-то серьезное?
— Не знаю, просто больно. Не нужно было шевелиться, и вот результат.
— Может врача?
— Само пройдет. Было уже такое. Вы пока читайте, я немного отлежусь, как закончите, скажите, продолжим. Хорошо?
— Да конечно.
Я откинулся на подушку, и едва касаясь бока стал поглаживать его, прикрыв глаза. На изучение моих записей, у Архипова ушло почти полчаса. Более чем уверен он прочитал их дважды, если не трижды.
— Кхм, Вячеслав? — вырвал меня из полудремы голос майора.
— Да?
— Откуда у тебя эти данные?
— Я хороший аналитик. А выцепить нужное зерно из рассказа не трудно. Дальше просто, составил схему, и провел всесторонний анализ. Результат у вас в руках.
— М-да, честно говоря, удивил. Знаешь Вячеслав. Я думал встречу тут простого парня… или очень везучего парня, а тут вон оно как. М-да. Удивил. Еще есть идеи в этом направлении?
— Пока нет, если что еще будет, я допишу. Вы ведь вернете мне дневник? Ну тогда новый заведу. Третий будет.
— Ладно, с дальней авиации закончили. Давай о штурмовиках. Что ты знаешь об «Илах»?
— Только слухи.
— Говори, — велел Архипов, перекидывая ногу на ногу.
— Ну что я могу сказать. Пилоты «Илов» называют их «летающими танками». Существуют одноместные варианты, по своей сути не совсем удачные. Из-за того что на них нет борт-стрелков для задней полусферы «Илы» несут большие боевые потери… Я кстати, того, кто отдал приказ на одноместный вариант, к стенке бы поставил. Ведь изначально Ил проектировался как двухместный. Вредительский приказ. Все что знал, сказал.
— Угу. Теперь о «Яках».
— О «Яках»? Так я на них не летал. Видел один раз тройку машин когда возвращался сопровождая Тарасова, на аэродроме узнал что это и были «Яки». Они все около нас крутились потом к себе ушли.
— Это было звено старшего лейтенанта Мальцева. Вы повстречались с ними двадцать третьего июля, — подтвердил Архипов.
Я ожидал этих слов, более того я подводил разговор к этому. Теперь сомнений не было, меня «вели» самого начала. Ну Никифоров, ну особист.
— Что ты скажешь по визуальному осмотру? Ты же видел, как они пилотировали?
— Видел…
Я быстро накидал легкий набросок «Яка». Еще бы я его не знал. Все-таки больше семидесяти часов налета.
Судя по виду Архипова экзамен на авиаспеца я сдал, даже с перевыполнением.
Через пару минут, мы вовсю окунулись тактику охотничьих групп и мер взаимодействия перехватчиков с наземными войсками. То, что ко мне приходил Лавочкин, Архипов был в курсе. После обмусоливания тактики охотников и перехватчиков мы перешли к разработкам Ла-5.
Еще через час, Архипов удалился оставив меня выжатого как лимон.
«А говорили лечиться дадут. Главное выжить до конца лечения!» — подумал я устраиваясь по удобнее на подушке. Через десять минут принесли ужин, а еще через час провалился в сон без сновидений, перед тем как свалиться в странное полузабытье, я пожаловался Елене Степановне на вечернем обходе на усиливающиеся боли в ноге.
Майор Архипов стоял навытяжку в кабинете Сталина. Два часа назад он покинул палату дважды Героя Советского Союза старшего лейтенанта Суворова. Получасовая встреча, на которую рассчитывал майор, внезапно вылилась в четырехчасовой затяжной разговор. Вячеслав, оказавшейся удивительно молодым парнем, имел обширные знания в авиации СССР. Что ни говори, а эти часы Архипов провел с пользой, ему ни разу не встречались такие всесторонне развитые собеседники.
— Я изучил ваш рапорт товарищ Архипов. Что ВЫ, лично можете сказать о товарище Суворове?
— Товарищ Сталин, знание Суворовым по тактике и стратегии использования крупных авиачастей… удивительно. Они до изумления хорошо подходят нам. Честно говоря, это прорыв в использовании боевой авиации. Суворов сразу признался мне, что это не его разработки. Насколько я знаю, во Франции была сильна теория, но…
— Он вам солгал?
— М-м-м, скорее не договаривал.
— Продолжайте.
Слушая Архипова, Сталин с интересом изучал записи Суворова по дальней авиации, иногда делая пометки на полях дневника.
— …похоже он пытался так убедить меня в этом. То есть, Суворов трижды сказал: лучше иметь десять самолетов с радиостанциями, чем двадцать без. В начале разговора, в середине и для закрепления в конце.
— Генерал Жигарев недавно на встрече авиаконструкторов и представителей ВВС выразился также, — припомнил Сталин, отрываясь от дневника.
— Он озвучил Суворова, я уверен в этом. Тем более они общались в штабе дивизии Миронова.
— Что вы можете сказать о знаниях товарища Суворова в целом?
— Нужно отнестись к его идеям очень серьезно, тем более большинство наработок по сопровождению бомбардировщиков и охоте на самолеты противника, прошли испытания в полках, где служил Суворов. Оба командира полка, и комдив в восторге. Это все отраженно в рапортах отправленных генералу Жигареву. Некоторые идеи Суворова уже используются в истребительной бомбардировочной и штурмовой авиации. Написаны методички по тактике применения истребителей для авиационных училищ. Переписываются уставы…
— Я знаю. Читал рапорт товарища Жигарева и полностью с ним согласен. Реорганизация ВВС нужна нам. Первые дни войны показали большие бреши в умении использовать авиацию. Что вы думаете о выводах товарища Суворова, что авиация должна быть отдельным родом войск?
— Правильное решение, товарищ Сталин. Многие общевойсковые командиры просто не знают и не умеют использовать авиацию. Именно из-за этого мы несем большие потери. Я говорил с Суворовым на эту тему — вернее это он начал — и согласен с ним. Что стрелковые, танковые и авиационные части должны быть отдельными родами войск, которыми командует комфронта. У них свои штабы, разведка, тылы и линейные части которые они используют. Важно конечно взаимодействие, но за три месяца войны, никаких успехов на этом поприще мы так и не достигли.
— Я понял вас товарищ Архипов, обдумаю и приму решение. А теперь продолжим…
— Ну пожалуйста, прошу вас, — умоляюще сложив руки на груди, умоляла главврача невысокая красивая девушка.
— Дарья, я повторяю: Это невозможно! К нему вообще запрещен доступ.
— Но я люблю его!!! — выкрикнула девушка.
Видимо этот крик души пронял главврача. Вздохнув, она встала из-за стола, и подойдя к девушке обняла ее.
— Нельзя к нему. Тяжелый он.
Всхлипывающая девушка, уткнулась в грудь Елены Степановны, и со судорожно спросила:
— А если его уведет кто? Он такой кравивы-ы-ый-й-й.
— А ну успокойся! Не одна ты — это так. Тут уже тридцать посетительниц приходило, справлялись о здоровье Суворова. Одних писем пришло два мешка, они сейчас у завхоза. Но ты крепись Дарья, верь. А сейчас к нему нельзя, действительно нельзя.
В это время дверь кабинета распахнулась и внутрь ворвалась медсестра Маша.
— Елена Степановна, у Вячеслава опять кризис! — выкрикнула она.
— Дарья, подожди меня здесь, — быстро сказала главврач, и бегом выбежала вслед за Машей.
Совещание подходило к концу, когда в кабинет Сталина вошел Поскребышев и что-то прошептал на ухо Верховному. Ни своим видом, ни мимикой, не показал Сталин, как воспринял свежую новость. Генералы и маршалы, стоявшие у большой карты Советского Союза никак не показали своего интереса, продолжив, как только секретарь вышел, обсуждение последнего прорыва немцев под Киевом. Сейчас прорыв локализован и фронт практически стабилизирован, но последние пять дней были довольно тяжелы для Генштаба ощутившего гнев Верховного.
— Что вы скажите товарищ Жуков?
— Выдохлись немцы, товарищ Сталин, не те уже что были в июне-июле. Да и мы учимся воевать. Бьем немцев.
— Так почему мы еще отступаем? Пятимся? Почему, товарищ Жуков?
— Опыта маловато, чтобы гнать их вперед товарищ Сталин.
— А когда мы этот опыт наработаем? Когда мы перестанем пятиться и ударим?
— Скоро, товарищ Сталин, — вытянулся генерал Жуков.
— А вот товарищ Суворов, дважды Герой Светского Союза, летчик-ас, считает, что мы такой опыт наберем только через два года. Как вы считаете?
Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Сталина. Войска еще не готовы к наступлению, мало того к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин.
После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.
— Есть новости, товарищ Архипов?
— Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.
— Что вы думаете о новой машине?
— Пока не знаю, товарищ Сталин. Что-то конкретно можно сказать только после испытаний.
— Как только они пройдут доклад об испытаниях ко мне немедленно.
— Будет сделано, товарищ Сталин.
— Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?
— К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводиться усиленная тренировка личного состава…
Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:
— Что там с товарищем Суворовым?
— Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.
— Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, — велел Сталин.
Через час Архипов был в больнице.
— Что у вас? — спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.
— Рецидив. Снова: прикрой, атакую! — ответил особист бросая бычок в урну.
— Значит, сегодня снова бредил?
— Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.
— Что Власова говорит?
— Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил борясь с болезнью. В общем сердце может не выдержать.
— Понятно… О, как раз Елена Степановна идет. Сейчас узнаем что там.
Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.
— Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? — спросил майор.
— В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, — ответила она, снимая маску. Вытерев мокрый лоб рукавом, она спросила:
— Надеюсь посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову, доступ, кроме медперсонала БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.
— А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, — вздохнул майор.
— Перенесли?
— Да, объяснили ситуацию, и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались, понимают в чем дело.
С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем, была рада моему возращению, раз умудрилась удлиниться. Попытка пошевелиться ни к чему ни привела, кроме сильной слабости бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.
Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, я открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли, и приложили к губам носик поилки. Живительная влага как бушующий водопад полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и подбородку капая на больничную пижаму.
Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.
— Ну что Сева, с возращением?
Громко сглотнув, я хрипло ответил:
— Да… Выиграл все-таки…
Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким как наждачная бумага. Несколько глотков воды не спасли меня от засухи.
Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова напоила, и как только я закончил сразу же спросила:
— Что выиграли?
Судя по ее виду, пока не расскажу не отстанет, поэтому прочистив горло, проверяя в каком оно сейчас состоянии, ответил:
— Я с Богом в карты играл…, — и многозначительно замолчал.
Судя по виду Маши, она готова была из меня душу вытрясти, чтобы узнать подробности, но не успела, в палату вошла мой лечащий врач.
— Здравствуйте, Елена Степановна.
— Вячеслав? Очнулся значит.
— Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз десять минут назад. У больного была сильная жажда и я напоила его водой, — затараторила Маша повернувшись к ней.
— Хорошо. Количество? — спросила она у медсестры подходя ко мне и снимая стетоскоп.
— Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.
— Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, — велела врач.
— Ясно.
— Как себя чувствуешь? — уже у меня спросила Елена Степановна.
— Сильная слабость. Легкая боль в ноге. Бок и рука вроде в норме. Что со мной было?
— Воспаление. Хирурги вскрыли твою рану на ноге, и обнаружили в ней гной мешающий работать кровообращению.
— Понятно. А сколько я был без сознания?
— Трое суток.
— Ого.
— Так! Больной! Не мешайте мне!.. Дыши… Не дыши… Все можешь дышать… Хрипов в легких нет, — диктовала она Маше которая записывала что-то в мою историю болезни.
В течение получаса меня тщательно осматривали, щупали, и переворачивали.
— Больной. В течение десяти суток вход к вам будет закрыт. Пока я не дам разрешение, ни кто кроме медперсонала к вам не войдет, — сообщила мне Елена Степановна.
— Лечится так лечится. А когда кушать можно будет?
— Уже можно. Сейчас распоряжусь, и тебе принесут ужин. У нас вечер на дворе, — выходя сказала врач.
— Спасибо, — успел крикнуть я.
— Я сейчас назначения унесу, и вернусь. Жду твоего рассказа, — сообщила Маша, и быстро скрылась за дверью.
Я уже успел со всеми поговорить кто работает в моей палате, кому сюда есть доступ: Что не надо называть меня дважды Героем Советского Союза, они сперва это делали, а можно на ты, и по имени. Было трудно, но я справился.
Как только Маша вернулась, и еще раз напоила, стала вытребовать про что я говорил когда очнулся.
— Интересно? Ну слушай. Значит, дело было так: лежу я, и вдруг в палате появился сияющий ярким светом тоннель и меня начало возносить в него. Как будто засосало в туннель. Потом хлопок и я на небесах.
— Ох, — изумленно выдохнула Маша еще больше открыв глаза, жадно слушая мой рассказ.
То, что она известная в госпитале сплетница я прекрасно знал, так что легкая шутка, я думаю, ей не повредит. Да и скучно мне было. За основу рассказа я взял сюжет какого-то мультика, уж не помню какого, главное там было про рай. Рассказывал как в облаках увидел огромные врата у которых толпился народ. И кого там только не было, и простые люди и красноармейцы и немцы, много народу было. Видел, как появлялись новые люди и выстраиваясь в очередь у ворот. Встав в конце очереди за капитан-лейтенантом, дождался своей очереди и предстал пред… вратарем? Короче хранителем врат. Говорил я с удовольствием, до мельчайших подробностей рассказывая все, что со мной «происходило».
— Так вот этот хранитель ищет меня в книге, ищет, а меня там нет.
— Как это нет? — изумилась Маша.
— Я тоже самое спросил… и с таким же выражением лица как у тебя. Оказалось я не умер, но раз находился на небесах, то был под юрисдикцией Бога. То есть отпустить они меня не могли, полномочий не хватало, это решал сам Бог… Попить можно?
— Да, конечно.
Меня напоили водой, и я снова откинувшись на подушку, переждав приступ слабости, продолжил свой рассказ: