- Я же говорила. - Сделав вид, будто узрела нечто привычное до безобразия, сказала Лихо. - А у него, ко всему прочему, ещё и обострение бывает после таких ночей, как прошедшая. Так что смотри мне - испражняйся дочиста, насухую. Тебе прощение, ещё - ой, как! - заслужить надо. С Лукавиным всё - амба? Списали?
Она посмотрела на покрывшегося крупными горошинами пота, "заложника", часто закивавшего головой. Повела подбородком, подталкивая к диалогу.
- И Газурова тоже. - Пленник торопливо сглотнул, вне всякого сомнения, засевший от свалившихся на него впечатлений - комок в горле. - И Туршина, и Биркулаева. И Ружанского. Всех кончили.
- Я в полном умилении от того, как мы слились в едином порыве, устанавливая истину... - Сказала Лихо, но в глазах у неё колыхалось подобие непонятной печали. - И ведь не соврал, ни полсловечка, вижу без увеличительного стекла. Продолжай в том же духе. А запевалой в вашем весёлом кружке путчистов, как я понимаю - Муринов? Волевой мужчина с большими амбициями. Которому поперёк организма все царящие вольности, и ненужные, как ему мнится - отпущения грехов. Не тотальные, но всё же... Диктатуры ему подавай. Во главе с собой, обожаемым. Ну?!
- Он самый. - "Заложник" нервно дёрнул кадыком. - Всё верно.
- Да, вот такая я умная, и вдобавок красивая. Жалко, что это делу уже не поможет. Не по-мо-жет...
Лихо задумчиво побарабанила пальцами по обивке сиденья.
- А Муринов не боится, что ему, после доброкачественного жертвенного танца, вместо кресла диктатора, достанется в сраку что-нибудь эдакое, никаким местом в неё не лезущее: однако ж - бесцеремонно загнанное до упора? Я так понимаю, что без Кривенкина там не обошлось... Хотя это уже лирика. Нам от этого - однотемпературно...
- Не знаю, нас в такие детали не посвящали. - Пленник усердно помотал головой. - Моё дело было - обеспечить огневое прикрытие в обозначенном секторе. Больше ничего. Отбой дали - значит всё прошло идеально. Остальное меня не интересует.
- И опять не врёшь... - Вздохнула Лихо. - Что ж мне с тобой, делать-то теперь? И вроде хулить тебя не за что. И Книжника расстраивать не охота. Дилемма, чтоб её...
На лице пленника отражались нешуточные внутренние терзания. Сказать, что он бросал на Лихо умоляющие взгляды - значит максимально преуменьшить накал страстей.
- И что это я такая добрая? - Блондинка снова вздохнула. - Придётся Книжнику сегодня без практики остаться. Стерпишь, Книжник?
Судя по взгляду последнего, он был несколько разочарован. Но исключительно тем, что театр масок на сегодня закрыл гастроли. Но виду не подал.
- Ладно. - Благосклонно кивнула Лихо. - Книжник, можешь ему... Да не щитовидную железу до колена растянуть: что ты прямо, как не знаю кто... Двинь по витрине, оставь сувенир на память. Тем более, что заслужил он его, одним только участием во всей этой сучьей канители. Пусть считает, что легко отделался. Тем паче, что так оно и есть...
Очкарик старательно прицелился, и неумело двинул "заложника" в нос. Толку оказалось ровно столько же, сколько бывает кошачьих слёз, на открытии рыболовного сезона. Пленник даже не охнул.
- Что-то ты сегодня не в ударе. - Деланно выпучила глаза Лихо. - Может, Шатуну передоверить столько деликатное дело? Обычно нам всем за тобой ловить нечего, а тут такой конфуз. Книжник, Книжник... Теряешь хватку.
Очкарик обиженно посмотрел на неё, но ничего не ответил.
- Ладно, разговор по душам можно считать состоявшимся безо всяких эксцессов. - Блондинка повернула ключ в замке зажигания. - Шатун, выпроводи клиента из салона, и повежливее.
Она незаметно от пленника, подмигнула громиле, и тот сгрёб незадачливого собеседника Лихо за шиворот, потащил наружу. Тот вяло трепыхался, не веря в своё счастье. Шатун выволок его из кабины, и без фанатизма, только выполняя приказ Лиха, тюкнул кулачищем по темечку. "Заложник" закатил глазки, и мягко осел на землю, во второй раз, за сегодняшнее утро, выпав из реального мира. Шатун залез обратно в "Горыныча", и Лихо неспешно повела машину прочь.
- Я так понимаю, что мы с четверть часа назад, стали свидетелями переворота... - Подытожил Алмаз, связав воедино уведенное на Тверской, и диалог Лиха с пленным. - В результате которого, наша заначка на помощь со стороны, была самым хамским образом изничтожена человеком по фамилии Муринов. С чьей-то там ещё подмогой, но это действительно, как меланхолично заметила наша боевая подруга - лирика чистой воды. Точно?
- Точно, Алмазик... - Лихо ехала километров сорок, не привлекая ничьего внимания. - Самый настоящий переворот, он же - путч, оно же - свержение действующей власти. Хотя, если вдуматься - путч получается какой-то половинчатый, скорее даже не путч - а финт ушами. Надо признаться - чудесный такой финт, воздушные волны от которого наломают немало дров. Точнее - не наломают, если мы спустим деактиватор в ближайший унитаз, и пойдём пропивать "Горыныча", забив на всё и вся. Пока побочные эффекты, с которыми не смогли сладить академические, или какие там - умы, из параллельного мира - не постучатся в дверь кабака с коллективной повесткой на Страшный Суд.
- Не имею такого желания. - Металлическим голосом отчеканил Книжник, гордо вздёрнув подбородок. - Абсолютно.
- Ну, я уже высказывалась по поводу несомненного успеха нашей миссии, когда рядом такие титаны духа... - Лихо держала путь в сторону "Трёх Вокзалов". - Могу заверить, что мои моральные принципы остались без перекосов. А, что касается путча - выглядит это примерно так. Кривенкин - формальный глава сего населённого пункта, Муринов - тёмная лошадка, которую, сдаётся, мне - хитрый жук Кривенкин, так же втёмную и разыграл. А пятёрка государственных мужей, с фамилиями Лукавин, Газуров, Туршин, Биркулаев и Ружанский, ныне, как я уже точно убеждена - ставшие для нас вечной памятью: ближайшее окружение Кривенкина. И, с некоторых пор - тайная оппозиция.
- Я всегда подозревал тебя в предрасположенности к антигосударственному образу мыслей... - Иронично сказал Алмаз. - Теперь у меня есть неопровержимые доказательства. Общение с оппозицией, надо же...
- Смейся, смейся... Короче - Кривенкин, ручками Муринова убирает "могучую кучку", которая, кстати - сама собиралась забацать нечто приближённое к этому. В самом ближайшем будущем. Но, как уже всем ясно - не успели. Не знаю, что там наобещал Кривенкин Муринову: то ли добровольное освобождение трона, в связи с накопленной усталостью, и осознанием того, что у него, наконец появился достойный преемник. То ли, ещё что...
- А что, Муринову было не с руки подсуетиться самому, безо всякого благословления Кривенкина? - Подключился к разговору Шатун. - Чих-пых, и - в дамки...
- Вот тут уже на сцену выходят моральные аспекты, и прочая лабуда. - Лихо невесело поморщилась. - Не знаю, что там у Муринова с психикой, но хочется ему на трон взойти законно. Не сорвиголовой, у которого вдруг оказалось под рукой достаточно ресурсов, чтобы узурпировать власть - а именно законно. Полностью, без всяческих условностей и шероховатостей. Такой вот у человека бзик. Хотя, какие, к чёртовой матери, сейчас законы! А Кривенкин, вроде бы как согласился уступить - пардон! - передать на законных основаниях местечко, но в обмен на некоторую услугу со стороны будущего претендента на трон. В итоге мы имеем. Отсутствие оппозиции - раз. Преогромную вероятность того, что Муринов вместо желанного скипетра с державой - получит девять грамм в лобную кость - два. И, спасителя златоглавой от посягателя на устоявшийся образ жизни, Муринова: мудрого государственного мужа Кривенкина - три. А Муринов - вот злодей! - лишил жизни выдающихся людей современности, сослуживших пытающейся выжить в непростых реалиях, столице - неоценимую службу.
- А если Муринов всё же займёт место на троне? - Спросил Книжник. - А вдруг?
- Вообще-то, он производил впечатление не самого придурковатого индивидуума. - Задумчиво поддержал его Алмаз. - Отнюдь...
- Кривенкин, если верить Лукавину - тоже не из собачьего дерьма в песочнице слеплен. Если дело дошло до той точки, свидетелями которой мы сегодня стали - значит, он держит руку на пульсе. Девяносто девять процентов, что так оно и есть. Сволочь, конечно, первостатейная - но мозги выдающиеся, кто бы спорил. Такие мозги, что даже вся потенция в них ушла. Видела я его разок, так он на меня - ноль эмоций, хотя мужик ещё в самом расцвете сил; ещё даже полтинника не стукнуло... А это уже показатель, мальчики. Можете мне поверить.
- А всё же, если предположить другое развитие событий? - Упорствовал Книжник.
- Честно?
- А как же ещё?
- А если честно. - Сказала Лихо. - То мне целиком и полностью наплевать. Потому что, ни с Муриновым, ни с Кривенкиным я не стану иметь дело. Лукавин сотоварищи - тоже были далеко не бессеребренники и альтруисты, но они в большинстве своём - хоть делали что-то для всех, а не давились в одно жало. И надо сказать - немало делали. Так уж получилось, что эта паскуда Кривенкин, оказался на самом верху, и с ним приходилось считаться. Долиберальничались. Давно надо было эту гниль выполоть, пока у Муринова крылышки не окрепли. Так что нет у нас теперь никакой помощи. Придётся самим, граждане, всё самим...
- Что такое "охренеть", и как с этим уживаться... - Вздохнул Алмаз. - А с этим гавриком, который был так мил в приватной беседе, я так врубаюсь - ты уже где-то сталкивалась? И чует моё сердце - не при самых позитивных обстоятельствах.
- Да уж, звезданула я ему тогда знатно. - Улыбнулась Лихо, прибавляя скорости. - Мы, тогда как раз с Андреичем, у Лукавина гостили. По делам, естественно. А Муринов, со своими гаврошами припёрся - деловые контакты налаживать, свою политическую платформу в полном великолепии предъявить. Слово за слово, возник политический конфликт. Деловое общение застопорилось наглухо, началась ни фига не творческая дискуссия, по поводу кардинальных перемен в обществе. По итогам которой, пришлось господина кандидата в диктаторы, совокупными усилиями, выкидывать вверх тормашками на Тверскую. Мне вот этот кадр и попался.
- Судя по его лицу, это короткое знакомство очень сильно запало ему в душу. - Коротко хохотнул Шатун. - Сильнее некуда.
- А господин Муринов, я так понимаю, вряд ли бы нашёл в себе силы, чтобы простить такой пассаж... - Хмыкнул Алмаз. - И если бы Шатун, любезно не пригласил того индивидуума на диалог, то сейчас бы за нами по всей первопрестольной гонялись ухари потенциального диктатора. Даже не за то, что битая морда - это очень обидно. А за то, что мы с некоторой долей вероятности могли оказаться людьми из команды Лукавина. Вследствие чего - представляем собой опасность, грозя сорвать, вроде бы успешно воплощённый в жизнь план.
- А где уверенность, что находящиеся в подчинении у Муринова люди, после возможного его устранения, будут служить Кривенкину, а не снесут ему голову, поставив во главе кого-нибудь из своих? - Книжник удивлённо поглядел на Лихо. - Ведь прав тот, кто в конечном итоге остался в живых. Не так ли?
- Ага. - Лихо кивнула, нисколько не ёрничая. - Только ты, как человек, прочитавший книг больше, чем мы втроём настругали кровохлёбов, и подобной гадости: должен знать, что ситуацию под контроль могут взять только личности. А вот с личностями, в данном раскладе - как раз проблема. Нема, как сказала крайне известное историческое лицо - матёрых человечищ, или как там правильно... Если не будет вожака - то останется только стадо, которое потеряет чёткий ориентир. Неважно - будет это грабёж соседних угодий, или же - форсированное строительство нового социального строя. А личностей этих осталось ровным счётом - две. Кривенкин и Муринов. Слабо утешает только одно. Возможно, после последних перемен - Кривенкин слегка задумается, и начнёт делать что-то для социума, а не только для себя. Остальные детали происходящего уже известны.
- А почему тогда Лукавин с остальными не ударили первыми? - Не унимался Книжник. - Хуже бы не было, наверняка.
- Не было бы. - Согласилась Лихо. - Только вот есть одна заковырина, сыгравшая глобальную роль в этой истории. Лукавин со своими реформаторами - люди, как бы помягче сказать: не совсем соответствующие этим ролям. Умные - да. Можно даже сказать - что нетрусливые. Но тут всё-таки требуется наличие некоторых качеств, которых у них никогда не наблюдалось. Они бы смогли выпихнуть Кривенкина на покой, возможно, даже вечный. Но для этого им нужно было дойти до какого-то предела, до точки невозврата. Но им попросту не дали времени. Муринов тогда пытался намекать на помощь, но при условии, что наверху будет красоваться его историческая личность. Не договорились, конечно же... Если бы договорились, не пришлось бы нам сегодня делать то, что сейчас делаем. Но - уж как сложилось...
- А, нас из города-то выпустят? - Поинтересовался Шатун. - Коль пошла такая чехарда... Остановят где-нибудь на окраине, и шарахнут из чего-нибудь тяжеловесного, чего даже "Горыныч" не переварит. Не опасаешься?
- Вот чего не боюсь - так этого. Собственно, сегодняшняя делёжка власти - это верхушечные игрища. Не будут они объявлять сегодня чрезвычайного положения, чтоб мне так жить. Если Муринов действительно пошерудит у Кривенкина в нежном месте куском арматурины - тогда, скорее всего, с завтрашнего дня начнётся усиление, переформирование, и прочие забавы путчистов. Пока он думает, или хотя бы предполагает, что Кривенкин поступит с ним по-джентльменски - он будет играть по правилам, без лишних усугублений. Если же Кривенкин до конца разыграет свою партию - то ничего не будет вообще. Поправьте меня, если я где-то нафантазировала.
- Да нет, ничего невероятного... - Признался Алмаз, и Книжник с Шатуном молча кивнули, соглашаясь с выводом. - Разве что стоит допустить дохленькую вероятность того, что что-то пойдёт не так, и начнётся кавардак с повсеместным применением огнестрельного...
- Вероятность всегда есть. Вот если она вдруг выпрыгнет, как бесёнок из коробочки, тогда и приспосабливаться будем. Я хоть девушка и не совсем бесталанная, но всё предусмотреть не могу. Поживём - увидим. В конце концов, вокруг ведь никто не торопится по нам ахнуть, хотя бы из рогатки. Или выкинуть ещё какую нездоровую ахинею. Так ведь?
Ей никто не ответил. Блондинка не стала переспрашивать, прекрасно понимая, что услышана, и понята в полном объеме. "Горыныч" мчал через утреннюю столицу.
- Короче, господа подельнички. - Лихо выгнала заползшее в салон внедорожника молчание. - План у нас такой. Запастись жратвой, и горючкой в путь-дороженьку, и дёргать дальше. Притворяясь туристами, или кем ещё там: Книжник, придумай - ты у нас самый информационно подкованный...
Сама знаю, что туристов здесь уже двадцать пять годочков, как не водится, можете не ржать во весь голос. Можем, кстати, задвигать, что у нас с Книжником медовый месяц. А Алмаз, с Шатуном - свидетели. Ну, вот так вот получилось, что не свидетель, и свидетельница: что поделаешь... Допустим, потому - что мама Алмаза ждала девочку, а родился вот такой ворошиловский стрелок, помноженный на что-то невероятное. Если смотреть на проблему с этой точки зрения - вроде бы как и всё на своих местах. Относительно, конечно же...
- Тьфу на тебя! - Беззлобно сказал Алмаз, глядя на гогочущего Шатуна. - Мне вот страшно интересно, кто бы из тебя получился, не произойди в нашей реальности такого бардака, как Сдвиг. Небось, учительницей младших классов была бы. Или этой, как её - в самолётах обслуживают... Книжник, напомни.
- Стюардессой.
- Во-во - стерводессой. - Просиял Алмаз. - Словечко, каюсь - только что сам сочинил, но ведь твою подлинную сущность, иногда всё же проглядывающую сквозь маску пай-девочки - отражает полностью. Поправьте меня, если я где-то присочинил.
- Один-один. - Заметила блондинка, под дружный хохот троицы. - Матч будет продолжен, при наступлении первой же подходящей ситуации. Алмаз, ты же знаешь - я никогда не проигрываю. Так, что - ты сильно рискуешь. Одумайся, о - безумец, и я пощажу тебя, оставив твоё чувство юмора не посрамлённым. Так как?
- Всё-таки я рискну. Должно же хоть когда-то повезти!
- Дуракам, бывает, везёт...
- Два-один, пожалуй. - Хмыкнул Алмаз. - Следующий ход - мой. Буду бить ласково, но по самым болевым точкам.
- Договорились.
Столичная жизнь шла своим чередом. Площадь трёх вокзалов, в просторечии - "Трёшка": к которой подкатил "Горыныч", уже врубила активную жизнедеятельность на максимальные обороты. Являя собой причудливую помесь делового центра, и глобальной барахолки. На которой, любой платежеспособный обитатель этой планеты, мог найти практически всё. Поезда здесь не ходили уже, понятно с каких времен, а после того, как от Лужников осталась только воронка геометрически правильной формы с оплавленными краями, и глубиной примерно в шесть-семь метров: вся торговая братия, по мере восстановления хоть какого-то подобия денежно-товарных отношений, облюбовала именно площадь трёх вокзалов.
- Власть может меняться хоть дюжину раз на неделе. - Лихо окинула взглядом великанскую "толкучку". - Но она обязана соблюдать одно-единственное условие. Никогда не покушаться на "Трёшку". Иначе она обречена на поражение. И это так же верно, как то, что Книжник сейчас самозабвенно созерцает мою задницу. Хочешь, я тебе с "Трёшки" какую-нибудь сговорчивую мамзель притараканю? За твою "Гюрзу", она из тебя настоящего самца изваяет, с душой и страстью. Без всяких комплексов. А то ведь, небось, только в теории силён. А, Книжник?
Пунцовый очкарик сделал вид, что неотрывно, и восторженно любуется до сих пор идущими часами на главном фасаде Казанского вокзала.
- Ну, не хочешь - как хочешь. - Лихо вышла из кабины внедорожника. - Слёзно уламывать не стану, это дело сугубо добровольное: и каждый сам за себя решает, когда ему, и - с кем ему... В общем, так, други мои. Расклад такой же, как, и на Тверской. Только теперь мы с Шатуном по торговым рядам прогуляемся, а Алмаз с книгочеем - стоят на страже личного имущества. "Трёшка" всё-таки: не консерватория. Колёса у "Горыныча" уведут за полминуты, только отвернись. Законы толкучки, ничего не попишешь. Классика жанра, в конце концов... Пошли, Шатун.