Вот же уроды! Я встал, прошелся по гостиной, разминая ноги и осматривая комнату в поисках каких-нибудь оброненных гостями предметов, потом подошел к самому краю своей домашней дыры.
И вновь, как в прошлый раз, сначала я увидел притихший темный двор, а спустя пару секунд там будто включили электричество и появились толпы веселого народа, фейерверки и прочий праздничный футбольный антураж. Был бы здесь хотя бы четвертый-пятый этаж, спустился бы вниз не раздумывая — на том же сетевом кабеле, он ведь прочный и длинный. Но с 26-го этажа без компьютерных эффектов не спустится даже Крепкий орешек.
Я поежился от холода и направился к шкафу — вынимать книги и шмотки. Эта работа отняла около часа, зато потом освобожденный от вещей шкаф я передвинул к дыре одним движением. Дыра исчезла почти полностью — осталась небольшая щель сбоку, но она не раздражала, с ней было даже как-то привычно. Впрочем, если незваные гости захотят повторить визит, шкаф им не сильно помешает — хватит одного пинка, чтоб опрокинуть эту жалкую баррикаду.
Я поднял кресло, поправил стол, который в суматохе сдвинули от стенки, и наткнулся взглядом на сейф. Там, между прочим, пылится ружье «ТОЗ-106», известное в народе под прозвищем «смерть председателя» за свой вызывающий внешний вид — обрез, да и только. Впрочем, вещь эта вполне легальная, и разрешение на нее у меня имеется. Вопрос только, поможет ли ружье в моей ситуации? Куда стрелять — в окно, в дыру или, может быть, в телевизионную антенну?
Я уселся в кресло, не выпуская из вида сейфа. Впрочем, так ничего и не придумав, я снова включил телевизор. Экран мигнул, и картинка моей халупы, снятой уже с другой точки, быстро сменилась обрыдлым рекламным роликом. Потом в кадре появился нервно улыбающийся юноша, который бодро тараторил плохо выученный текст на фоне странного сооружения, напоминающего ядерный гриб:
— Только что в питерском ночном клубе «Убежище» совершено покушение на Гарри Миришвили, сына авторитетного петербургского предпринимателя. Убийца выстрелил молодому человеку в лицо и скрылся, не заплатив за два коктейля. Ущерб клубу составил свыше тысячи рублей. По счастливой случайности, Гарри остался жив — пуля прошла чуть выше головы. Объявлен план «Перехват».
Я вздрогнул и быстро переключил канал. Как же это надоело, в самом деле! Пожалуй, будь я на месте Всевышнего, то после просмотра нашего телевизора без колебаний прикрыл бы всю эту лавочку под названием Земля.
Я опять вспомнил про странные угрозы Основателя и опять не поверил в реальность этих угроз. Я вообще человек недоверчивый, а уж верить кому-то в Сети — просто смешно.
Потом я пару минут рыскал по телевизионным каналам, но своей квартиры больше не увидел — в эфире был стандартный набор концертов, сериалов и приевшихся телеперсон.
Мне вдруг смертельно захотелось спать — видимо, сработал условный рефлекс хомо сапиенса на российское телевидение. Но заваливаться спать с дыркой в стене было страшно — ведь стоит мне уснуть, как наверняка опять кто-нибудь явится.
Я стал думать, кто были эти гости и чего им от меня надо. Самым здравым предположением стала идея про рейдеров, вознамерившихся отнять у меня мою халупу. Но это выглядело не слишком логично — мне за квартиру еще лет пятнадцать платить, что тут сейчас отнимать, десятую часть от тридцати ипотечных метров? И что потом делать — жить здесь с дыркой и моим трупом в придачу? А если труп выкинуть, на запах падали немедленно явятся банкиры — оформлять страховку по поводу смерти заемщика. Тогда вся афера пойдет насмарку, а меня придется хоронить за государственный счет. Нет, тут что-то не то…
Я посмотрел через щель во двор и, смущаясь сам себя, неловко крикнул:
— Люди, помогите! Эй, вы там!.. Убивают!
В ответ раздалось несколько взрывов петард, потом прямо возле моего окна взорвалась ракета, и нестройный мужской хор продекламировал матерные футбольные частушки. Потом эти же мужики вдруг запели — неожиданно сочными, звонкими голосами — «All dead» старых добрых «Queen».
Я был с ними совершенно согласен. Действительно, мы все когда-нибудь умрем. Впрочем, сейчас важно другое — даже если бы меня резали на мелкие кусочки, людям вокруг это было бы неинтересно. Хотя все равно странно, что никто из соседей не вызывает милицию или МЧС — дырища-то в стене немаленькая, неужели снизу не видно?
А может, сбросить им, бесчувственным уродам, что-нибудь тяжелое на их глупые головы, чтоб озаботились моей проблемой?
Я обвел взглядом гостиную, но ничего подходящего не увидел. Ведь, падая с 26-го этажа, любой предмет станет орудием убийства, даже УК РФ с комментариями популярного юриста и по совместительству президента страны Дмитрия Медведева.
— Готова ли такая неоднозначная страна, как Россия, стать полноправным членом международного сообщества? — вдруг громко спросил меня телевизор.
Я испуганно уставился на экран, ожидая увидеть очередную гастарбайтерскую морду. Но это были обычные ночные новости, прямой эфир из какой-то европейской ассамблеи. Хмурый, явно невыспавшийся репортер, почти не пряча шпаргалку, зачитывал оттуда про что-то общечеловеческое и мультикультурное, к чему призывали приобщиться даже таких неотесанных международных субъектов, как Россия.
— А что, Семен, разве у кого-то в ПАСЕ есть сомнения по поводу нашей страны? Разве наша страна не является частью Европы? — с неожиданной экспрессией спросила репортера грудастая блондинка из телестудии.
— Э-э, хм, э-э, — потерянно замычал репортер Семен, сбившись с мысли и теперь шаря глазами по спасительной шпаргалке. Впрочем, он быстро сориентировался и, отложив бумажку, объяснил ситуацию своими словами: — Елена, на этот счет мнения депутатов Европарламента разделились. Некоторые полагают, что наша страна должна быть подвергнута суровым санкциям. Говорят даже о гуманитарной операции по принуждению России к общечеловеческому миру. Впрочем, пока надо дождаться заключения некой секретной Комиссии ПАСЕ под руководством Отто Газенвагена, которая завтра должна завершить работу и представить отчет Совету НАТО.
— Совету НАТО? — изумленно переспросила блондинка, приложив руку к своей выдающейся груди. — Семен, вы не ошиблись? Комиссия по этике и НАТО… При чем тут вообще НАТО?
Репортер деликатно кашлянул и поднял перед собой шпаргалку:
— Здесь так написано, Елена. Это документ. И я его могу продемонстрировать.
Елена подняла тонкие брови к самому потолку и пожала голыми плечами:
— Ну, раз написано, значит, так и есть, — пробормотала она и устало улыбнулась телезрителям. — Спасибо, Семен. Мы продолжаем наш выпуск… В Багдаде совершена очередная серия терактов…
Про теракты в Ираке я смотреть не стал и защелкал пультом, разыскивая местные новости. Увы, новостей больше нигде не нашлось, зато нашлось неожиданно много каналов с порнухой. Но порнуху смотреть было неинтересно, и я снова начал было щелкать пультом, когда позади меня вдруг раздался мягкий упрек:
— Зря переключил, это как раз был хороший фильм. Очень тонкий, чувственный, пронзительный. Да и снят истинным художником, Хуаном Альфонсом…
Я вздрогнул и обернулся. В прихожей, небрежно прислонившись к вешалке, стоял рослый белобрысый парень в обтягивающей футболке и неприлично коротких шортах. Парень неприятно ухмыльнулся, выждал паузу, картинно потянулся, чтобы мне лучше было видно его мускулистое тело, и мягко шагнул вперед. Я пригляделся и понял, что вдобавок к своему пляжному виду этот тип был еще и босой.
— Ты как сюда вошел, приятель? — спросил я, с тоской понимая, что его ответ наверняка будет стопроцентным враньем, а узнать правду я смогу, только сломав гостю как минимум обе ноги. Но драться с таким лосем — это вам не таджиков гонять по квартире. Вон какой здоровый черт вымахал — мужественная белокурая бестия с плаката… И где только таких делают, их даже в Германии на развод не осталось, а уж у нас в России откуда им взяться — кругом чурбанье да пидарасы…
Белобрысый сделал еще два мягких кошачьих шага и оказался в одном прыжке от меня.
Я встал с кресла, но первым кидаться на гостя было неохота. Я стоял напротив нагло ухмыляющейся морды и малодушно убеждал себя, что все обойдется, потому что и раньше всегда обходилось, если не дергаться раньше времени и не нагнетать.
— Какой ты милый, когда напуган, — ласково сказал мне этот хмырь, все так же криво ухмыляясь заметно накрашенными губами. Тут до меня наконец-то дошло, что мою тихую холостяцкую обитель посетил типичный гомосексуалист. По-нашему — пидарас. А ведь, пока помалкивал, так был на человека похож…
— Стой, где стоишь, козел, — строго приказал я, чтоб сразу было ясно, что я не из этих, противных, но он лишь отрицательно покачал головой и сделал пару уверенных шагов к шкафу.
— Стой, где стоишь, козел, — строго приказал я, чтоб сразу было ясно, что я не из этих, противных, но он лишь отрицательно покачал головой и сделал пару уверенных шагов к шкафу.
— У тебя здесь дует ужасно. Как же тут можно спать? Простудимся! — укорил он, сложив пухлые губки капризным бантиком.
— Ты как сюда вошел, козлина?! — повторил я свой вопрос и пошел вперед, примериваясь вломить незваному гостю с левой руки. Если сразу попасть точно в челюсть, потом можно, не торопясь, добавить пяткой в опорное колено, и все — клиент готов, а я герой, разорвавший пасть пидарасу. Потом пацанам из универа можно будет в красках рассказать про кровавую битву и избавление мира от голубого паскудства…
Белобрысый дернулся от первого удара и потому попал я плохо — кулак скользнул по гладковыбритой щеке, уткнувшись в мускулистую шею. А колено гость уже ударить не позволил — поймал мою руку на излом и принялся откровенно куражиться, наклоняя меня в разные стороны легким поворотом заломанной руки:
— А вот такая поза тебе нравится, голубчик? — с непритворным интересом спрашивал меня этот козел, а я мог только мычать в ответ от боли и возмущения.
Потом он все-таки отпустил меня, и я поспешил отойти на пару шагов, к столу и встал там возле кресла. Оттуда я с ненавистью глядел на гостя, прикидывая, чем смогу его остановить, прежде чем он снова за меня примется. Такой лось и изнасиловать сумеет, если жестко работать начнет — по почкам настучит или руки на излом защемит. Есть ведь такие заломы, что хрен выкрутишься. Что делать-то, граждане?
На кухне набор ножей имеется, но ножами я пользоваться не умею. Ножами только чурки горазды орудовать, а правильный джентльмен обязан свои проблемы на кулаках решать. Ну, это если по понятиям действовать. Хотя какие могут быть понятия с такими козлами — вломился, содомит, в чужую хату и глазки строит, как у себя в голубятне. Я даже зарычал от негодования, и белобрысый чутко откликнулся на мои невысказанные эмоции:
— Эк тебя колбасит, дурашку. А ведь я ничего плохого тебе еще не сделал. Мне просто надо у тебя тут до воскресенья перекантоваться. Не возражаешь?
— Перебьешься, — отозвался я, бережно растирая вывихнутое левое плечо. — Пшел отсюда.
Гость ухмыльнулся:
— А как я выйду? Покажи, будь другом.
Я быстро прошел мимо него в прихожую, отпер первую дверь и с минуту молча смотрел на бетонную стену. Это была настоящая стена, без обмана, и я снова несколько раз пнул ее в разных местах пока еще здоровой правой рукой. Без толку, конечно. Ну и что я должен сделать, убить себя об эту стену?
Я растеряно оглядел стену, первую дверь, а потом и всю прихожую. В углу за дверным косяком проявилась мутная тень, и я радостно хмыкнул, приглядываясь, — там стоял, аккуратно прислоненный, позабытый застройщиками-халтурщиками прут арматуры метровой длины.
Когда я вернулся в гостиную, незваный гость уже сидел в кресле за моим столом и азартно шарил в папках моего компьютера.
— А ты, значит, натурал? Как все обыватели, живешь, не выделяясь. Серая мышка, опора президента и правительства… Или есть варианты, но ты не пробовал? — донеслось до меня. — Я смотрю, у тебя тут в основном девушки на фото. С девушками любишь развлекаться, да? А тебя как зовут? Меня вот Юлианом родители назвали, представляешь… — бодро тараторил он, пока я шел к нему из прихожей, закипая с каждой секундой.
На экране появилось фото Алены топлес — я хорошо помнил, когда делал этот снимок. Прошлым летом это было, мы тогда были с ней в Филевском парке, загорали на пляже Москва-реки.
— Ничего себе такая, годная девушка. Рот чувственный, минет должна грамотно делать, — одобрил Юлиан, не оборачиваясь, и я без замаха влепил ему прутом по затылку.
Юлиан хрюкнул и сполз с кресла на пол. Погас свет, и я, догадавшись, что сейчас последует, на ощупь продвинулся к стене — ждать визита воспитателей.
Через несколько секунд возле дырки действительно послышалась яростная возня, затем на пол с грохотом рухнул шкаф, а потом наступила напряженная тишина.
Я затаил дыхание, вглядываясь в беспросветную тьму перед собой. В гостиной ничего не происходило, но какие-то подозрительные звуки в ванной я уловил. Из распахнутой дыры опять начал дуть пронизывающий ветер, и я, на ощупь подцепив полы, запахнул куртку поплотнее. Вокруг было по-прежнему тихо, и я решился сделать осторожный шаг в сторону ванной, крепко сжимая прут в правой руке.
По ногами хлюпнуло, и я скривился при мысли, что это кровь Юлиана. Потом я сделал еще один шаг и почувствовал, как кровь заливает меня почти по щиколотку.
* * *Включили свет, и я перевел дух. Юлиана возле кресла не было. На полу, раскинув распахнутые дверцы, как подломанные крылья, валялся шкаф, а из ванной, весело журча, ручьем текла холодная вода.
Я бросился в ванную, пытаясь ступать на цыпочках, но потом плюнул на эти предосторожности, поскольку ноги все равно сразу намокли по щиколотку и выше.
Вода водопадом била из магистральной трубы, срезанной чем-то мощным, вроде «болгарки», под самый уровень пола. Трубу отрезали только снизу, а потом просто отогнули в сторону. Я попробовал вернуть трубу на место, но не смог — толстенная, из литого металла, она принципиально не гнулась.
Тогда я нашел в углу вантуз и приставил его к фонтану. Разумеется, это тоже не помогло. Уровень пола в ванной был пониже, чем в гостиной, так что воды было мне уже почти по колено, а потом она переливалась через дверной косяк и веселым водопадом низвергалась наружу. Как это можно остановить, я не понимал. Пойти тряпку какую-нибудь найти и тупо забить дырку? А где я возьму тряпку?
За дверью послышались возбужденные голоса, и я осторожно выглянул из ванной, держась свободной рукой за обрезанную трубу, чтобы не поскользнуться.
На этот раз гостей было не меньше двух десятков — и как они только поместились в моей скромной гостиной. Так и есть, ко мне на дом явился полноценный цыганский выводок: не меньше десятка разновозрастных детей, трое-четверо волосатых, нечесаных, неумытых мужиков и пять-шесть упитанных матрон в ярких национальных одеждах.
— Эй, молодой-красивый, счастье тебе будет, и долгие года, и жена красавица, и дети здоровые! — бойко заголосили женщины, едва увидев меня. Как я понял, голосили они по инерции, потому что затем на них грубо цыкнули мужчины, и в гостиной тут же стало тихо.
— Здравствуй, хозяин! Я — барон Стефан, — веско произнес невысокий, но плотный мужик в старой, вытертой на локтях кожаной крутке и таких же потрепанных джинсах. Цыган протянул ко мне свою холеную правую руку, каждый палец которой был унизан золотым перстнем, и замер в торжественном ожидании.
Я не двигался, задумчиво оглядывая всю эту кодлу Железный прут в правой руке здорово мешал мне думать. То есть думать как раз не хотелось вовсе. Хотелось сразу начать крушить арматурой все эти подозрительные глумливые физиономии, а потом вышвырнуть окровавленные тела с 26-го этажа и заняться наконец проблемой утечки воды в ванной. Но я понимал, что это было бы неконструктивно, нетолерантно и нецивилизованно. Кроме того, было неясно, куда потом девать детей, — я, хоть и озверел не на шутку за последние сутки, долбить детей арматурой был еще явно не готов. Пусть мои визитеры хотя бы первые начнут грубить, а там посмотрим.
Так что я, с трудом отрывая мокрые тапки от залитого водой пола, неспешно добрел до барона и все-таки пожал протянутую руку. Барон удовлетворенно крякнул, ощерился золотой челюстью на своих подданных, и тут же вокруг поднялся прежний гвалт. Один из мужчин, тощий, как велосипед, старик, одетый в китайский «Адидас», по-хозяйски сунулся в ванную, и я пошлепал за ним — проследить, чтобы не спер что-нибудь ценное. Но старик решил не воровать мои дорогие шампуни и бритвенные лезвия, а направился точно к эпицентру локальной техногенной катастрофы. Там, сокрушенно покачав грязно-пепельными кудрями, старик ухватился за трубу, встал на одну ногу и стряхнул туфлю, а затем стянул выцветший, неопределенного цвета носок. Потом он внимательно посмотрел на отверстие, выкатил на него и без того круглые глаза, огорченно покачал головой и, переменив ноги, стянул второй носок тоже. Оба носка он скатал в грязно-серый кляп, а затем ловким движением вбил его в трубу. Фонтан послушно затих, а старик воткнул босые ноги обратно в разношенные туфли и важно прошествовал обратно в гостиную, по пути бросив на меня укоризненный взгляд.
Тем временем женщины уже разжились у меня на кухонной стойке несколькими кастрюлями и большой салатницей, выстроились в цепочку к унитазу и умелыми, на удивление отработанными движениями принялись собирать воду с пола. Что интересно, дети без понуканий помогали взрослым, отжимая в кастрюли какие-то тряпки — похоже, детали своей одежды, потому что у меня в квартире грязной ветоши быть не могло. В общей суматохе не принимали участия только мужчины. Они уселись рядком на моем диване, как вороны на заборе, а барон занял кресло за моим столом. При таком раскладе мне садиться было некуда, и я, сделав пару шагов, встал возле шкафа, растерянно озираясь.