Война будущего или штука конторы Кука
Знаменитому Куку, — покровителю всех «globe trotter'ов» — «топтателей вселенной», как выражаются американцы, — пришла, как сообщают телеграммы, гениальная мысль.
Он устраивает «круговые поездки на поля сражений в Трансвааль». Записывается много англичан и американцев.
Космополитическое общество романа Бурже садится на пароход и, вместо того, чтоб ехать развлекаться на Ривьеру или в Каир, едет на поля сражений.
— Скажите, а я буду сражения видеть? Или только поля?
— Обязательно, madame! В программу каждой поездки входят два сражения.
— А осаду Претории?
— Вам нужно записаться по тарифу № 1. И, кроме того, за дни в ожидании осады Претории вы платите по фунту в день за продовольствие.
— А если будет взрыв копей в Йоханнесбурге, я увижу?
— В случае взрыва копей вы должны заплатить extra. Это оговорено. Словом, каждый получает удовольствие за свои деньги.
— А я всё буду видеть?
— О, контора гарантирует!
Но разве, в самом деле, контора может гарантировать, что сражение непременно будет такого числа? А вдруг не будет. Такой солидной фирме это крайне неудобно.
Начнутся разговоры:
— Кук — жулик! Помилуйте, деньги взяли, а сражения никакого!
— Обман!
— Надувательство!
— Деньги назад!
Чтоб гарантировать клиентов, Куку останется только из добросовестности завести собственный отряд на театре военных действий.
— «Сражения гарантируются! Важно для гг. туристов!»
Мне бы хотелось на поля сражения!
— Со страховкой или без страховки насчёт того, будет ли битва!
— Да уж, пожалуйста, чтоб с битвой! А то что же и смотреть!
— Свежие трупы бывают, свежие могилы. Гг. путешественники очень довольны.
— Нет, нет! Мне — чтоб при мне сражались. Я хочу видеть, как это всё делается.
— С гарантией в том, что сражение будет, — 3 фунта в день. Цена дешёвая, и тариф понижен в виду того, что собираются большие компании. Масса заказов. А то, помилуйте, расходы огромные, приходится свой отряд держать, по 30 фунтов в месяц волонтёрам платить
— Ах, это дорого — 3 фунта!
— Помилуйте, разочтите расходы. Ведь сколько нам самим сражение стоит! Вон мистер Астор, из Нью-Йорка, заказал для себя и своих гостей особое, специальное сражение и уплатил 50,000 долларов. Всего 5 проц. на сражении наживаем.
— Ах, нельзя ли хоть половину — полтора фунта в день.
— Половинной скидкой, извините, пользуются только дети, не достигшие 14 лет. Возьмите без гарантированного сражения!
— Нет, уж дайте с гарантированным. Что ж делать!
И вот, проводник в фуражке с надписью: «Th. Cook & C°» устанавливает гг. туристов:
— Леди, джентльмены! Прошу вас стать здесь. Возьмите ваши бинокли и смотрите на тот холме. Сейчас начинается.
Динь-динь-динь.
— Пли!
Подобравшийся на расстояние ружейного выстрела отряд Кука и К° открывает огонь. Огонь в ответ.
— В проспекте сказано, что в программу входит стреляние шрапнелью. Это когда же будет? — цедит сквозь зубы мистер Гульд, эсквайр.
— А это, не извольте беспокоиться, будет. Вот как поближе подойдут, тогда и шрапнелью хватят. Всё, всё по программе будет, — уж доверьтесь фирме.
— Ничего не вижу! — капризно оттопыривает губку мисс Вандербильд, — дым, дым, и больше ничего!
— Ах, смотрите, смотрите! Человек из-за камня выскочил! Руками машет! Упал! — забыв приличия, кричит пожилая мисс Скоч. — Смотрите! Другой!
— Где? Где? — кидаются все. — Ах, да! Да! Третий Ещё! Ещё!
— Это увлекает! Как в рулетке! — восклицает мистрисс Вилькокс, вдова.
— Я держу за того, что за тем камнем! Пять против одного! — предлагает мистер Монгомери.
— Дымка за камнем больше нет. Не появляется. Вы проиграли! — замечает мистер Стоун младший, — я имею пятьсот фунтов.
— Шрапнель! — докладывает проводник.
— А-а! — протягивает мистер Гульд, эсквайр.
— Нелли, не бросайтесь вперёд! Это неприлично! — останавливает гувернантка мисс Нелли. — Вы не умеете вести себя в сражениях!
— Если ты будешь плакать, Джо, я больше не возьму тебя в сраженье. Ты будешь сидеть дома, даже когда будут взрывать Преторию! — строго говорит мать своему сыну.
Дым. Крики. Вопли. Пули. Шрапнель
— Кончено, — говорит проводник, — леди, джентльмены! Прошу вас за мной, на место сражения. Прошу торопиться. Многие могут успеть умереть.
Мисс Вандербильд, подобрав юбки, бежит впереди всех.
— Сюда, мисс! Сюда! — кричит ей проводник. — Вот мёртвое тело! Убитый!
— Да он на самом деле убит? Может быть только притворяется?
Мисс Вандербильд трогает его зонтиком.
— Совсем убит. Видите, даже кровь.
— Ах, да! В самом деле, настоящая кровь.
— Мисс, осторожнее зонтиком с мёртвыми! Вы, можете его перевернуть. А этого нельзя, пока все не пересмотрят. Пусть лежит, как лежал!
И проводник вбивает в землю колышек с надписью:
«Просят мёртвых не переворачивать».
— А где же здесь раненые? Тут совсем нет раненых! — разочарованно говорит мистрисс Вилькокс, вдова.
— Вот раненый! Вот! — кричит проводник. — Пожалуйте сюда! Здесь лежит раненый! Посмотрите, как он ранен.
— Дышит ещё. Он долго будет дышать?
— Пока все не пересмотрят, миледи. Это наш волонтёр. Он знает своё дело.
— Ещё раненый! — говорит мистрисс Роджерс. — Бедный! Я перевяжу ему рану носовым платком!
— Shocking! — останавливает её пожилая dame de compagnie. — Разве можно? Не все ещё пересмотрели. Не надо дотрагиваться до вещей.
— А-а! — протягивает мистер Гульд, эсквайр. — Тут, говорят, расстреливают пленных. Будут расстреливать?
— Это зависит от заказа. Можно срочно телеграфировать в Лондон о стоимости.
— Я хотел бы уж всё видеть.
— Прикажете?
— Пожалуйста.
Но ведь войны бывают не всегда. Что ж будет делать в промежутках контора Томаса Кука и Комп.?
И потом неужели каждый раз надо ехать куда-нибудь на юг Африки? Многие из гг. туристов не переносят морской болезни.
Надо идти дальше.
Мистер Родс и мистер Чемберлен, заинтересованные в акционерных предприятиях золотых и брильянтовых копей, устроили трансваальскую бойню.
Почему бы мистерам Родсу и Чемберлену не быть точно так же заинтересованными в акционерной компании Т. Кук и Комп., — в акционерной компании, которая, благодаря «поездкам по полям сражений», делает колоссальные дела?
Во всякой стране найдутся свои Родсы и Чемберлены.
И в европейской политике появляется новый фактор:
— Т. Кук и Комп.
Милан получает 1,000 акций с правом их заложить немедленно и получить добавочную ссуду, как только он устроит пожар на Балканском полуострове. Контора Т. Кук и Комп. поддерживает орлеанистскую агитацию во Франции с обязательством, как только принц Орлеанский взойдёт на престол, чтоб он немедленно объявил войну Германии.
В газетах печатают объявления:
— Ищут энергичного молодого человека, с широкими замыслами, на роль Наполеона.
Контора Кука принимает заказы на войны и печатает в американских газетах:
— Готовится большая, кровопролитная европейская война между просвещённейшими державами. Заранее принимается подписка на круговые поездки по полям сражений.
Американцы, которые нас, европейцев, глубоко презирают, как гнильё, и которых мы интересуем, как нас интересуют обезьяны, сумасшедшие или преступники, охотно подписываются на круговые поездки:
— Как это вся Европа передерётся.
И мы, мы, развившие в себе такую массу потребностей и имеющие так мало средств к их удовлетворению, нищие, наплодившие нищих столько, что они не умещаются и нам нужны колонии; мы, наплодившие фабрик столько, что нам нужны новые и новые рынки; мы, нищие, готовые от бедности, от тесноты кинуться друг на друга, даём американцам заказанный ими Куку и Комп. спектакль.,.
Мой добрый, старый друг Old Gentleman скажет, с видом старого раввина, из «Уриэля Акосты»:
— Das war schon alles gewesen![6] Рим тоже переживал fin de siècle[7], и в нём были бои гладиаторов.
Но я отвечу моему доброму, старому другу:
— Ну, нет! «Поездка по полям сражений» через контору Кука и Комп. — это будет почище.
Таково «торжество христианства».
Банкир
На 22 мили в окружности все знали и гордились доном Хозе.
И на вопрос бедняка, нуждавшегося в помощи, как бы ему найти известного благотворителя дона Хозе, всякий ему говорил:
— Идите в селение Санта-Малага, — лучший дом в селении и будет дом дона Хозе!
— Жена дона Хозе никогда не знает отказа в нарядах! — чуть не давились от зависти все женщины Санта-Малаги.
— Дети дона Хозе никогда не бывают голодными! — плакали ребятишки всего селения, когда им не давали есть.
Ещё не было случая, чтобы дон Хозе отказался сделать доброе дело.
Стоило нищему протянуть руку:
— Дон Хозе, я давно ничего не ел!
Как дон Хозе доставал несколько песет.
И недаром аббат, увидав дона Эскамильо, — лентяя Эскамильо, который целую ночь валялся под крышей, а целый день на крыше, — недаром аббат указывал ленивцу всегда на пример дона Хозе, прозванного за трудолюбие «муравьём»:
— Вот с кого бери пример!
Дон Хозе был трудолюбив, несмотря на то, что был богат. Он потому и был богат, что был трудолюбив.
Как бы ни была холодна ночь и как бы ни хотелось погреться в кровати, дон Хозе, прозванный за своё трудолюбие «муравьём», каждую ночь брал нож и отправлялся в горы, чтобы резать проезжавших купцов и путешественников.
Найденные при них деньги он делил таким образом: одну десятую отдавал аббату, одна десятая шла на бедных, и только восемь десятых дон Хозе оставлял себе.
Ему было 52 года, у него было хорошее состояние, а он всё работал, не покладая рук.
Так жил и трудился дон Хозе, гордость и украшение селения Санта-Малага.
Как вдруг в один прекрасный день дон Хозе неожиданно исчез.
Куда девался дон Хозе, не знал никто.
Ушёл ночью и не вернулся…
Сначала подумали было, не зарезали ли дона Хозе в горах проезжие купцы или путешественники.
Всякие ведь бывают купцы и всякие бывают путешественники! В нынешний век и за путешественника поручиться нельзя!
Несмотря на богатство, дон Хозе работал круглый год, за исключением праздников.
Семь дней жители Санта-Малага искали пропавшего дон Хозе.
Исходили все дороги, тропинки, обошли все горы, обшарили все ущелья.
Кроме 8 свежезарезанных купцов, 12 англичан и 3 немцев — ничего!
Видно, что был здесь дон Хозе, но куда девался — неизвестно.
Тогда, на восьмой день, жители Санта-Малаги решили, что неизвестно куда исчезнувший дон Хозе не иначе, как взят за свои добродетели живым на небо.
Так прошло полгода.
Как вдруг в Санта-Малаге было получено письмо!
Оно было найдено в сумке почтальона, который был зарезан в горах, и адресовано донье Хозе.
Это был первый случай, что в Санта-Малаге получилось по почте письмо!
Жители не могли заснуть целую ночь.
— Что бы это могло обозначать?
Но они были ещё более поражены утром, когда оказалось, что вдова дона Хозе ночью исчезла неизвестно куда.
Вместе с ней исчезли и все её дети!
Такое последствие письма страшно испугало жителей Санта-Малаги, и они решили впредь сжигать сумки зарезанных на дороге почтальонов!
Прошло ещё полгода.
Как вдруг над жителями Санта-Малаги разразилось страшное известие, погубившее всё селенье.
В кармане одного зарезанного путешественника нашли номер мадридской газеты «La Speranza».
На первой же странице этой газеты, даже на самом видном месте! — до чего может дойти человеческое бесстыдство!
На первой странице, на самом видном месте самым крупным шрифтом сообщалось известие, которое заставило побледнеть всех писателей Санта-Малаги и упасть в обморок всех жительниц.
Даже в рамке, даже с украшениями! — сообщалось, что на Гвадалквивирском проспекте открыта банкирская контора, где открываются онкольные счета, продаются в рассрочку билеты, принимаются на сохранение деньги от бедняков — даже от бедняков! — и предполагается в скором времени принимать деньги даже от детей.
— И детей не пожалел! — со слезами восклицали жительницы Санта-Малаги и в испуге прижимали к себе своих малюток.
Бесстыдство доходило до того, что тут же была напечатана фамилия человека, который делал всё это! Фамилия банкира.
Этот банкир был дон Хозе.
— Дон Хозе и вдруг… страшно вымолвить… сделался банкиром! — с ужасом шептали женщины.
— Молчите! Ради Бога, молчите! — в отчаяньи кричали на них, зажимая уши руками, мужья.
— Мы все разбойники! — вопили старики, колотя себя в грудь. — Все! Но среди жителей Санта-Малаги ещё никогда не было банкиров! Никогда!
— Что ж теперь сделают с его детьми? — испуганно спрашивали дети.
— Их, вероятно, повесят! — подумав, отвечали наиболее рассудительные люди.
Матери пугали детей:
— Вот я отдам тебя банкиру!
Отчего с детьми делались судороги.
А лентяй Эскамильо, каждый раз как видел проходящего мимо аббата, насмешливо кричал:
— Ну, что, почтенный г. аббат? Может быть, и теперь посоветуете мне взять пример с дона Хозе?!
На что аббат только отворачивался, потихоньку утирая слезу.
С тех пор Санта-Малага получила прозванье «разбойничьего гнезда».
Купцы и путешественники избегают проходить мимо этого селения.
За ночь (Святочный рассказ)
Иван Петрович, отставной полковник….
Рождественские рассказчики всегда отставные полковники.
И большой добряк, потому что все рождественские рассказчики всегда бывают Иванами Петровичами, отставными полковниками и большими добряками.
Иван Петрович, отставной полковник и большой добряк, закурил, как и все рождественские рассказчики, толстейшую папиросу и воскликнул:
— Чтоб чёрт меня взял, если я когда-нибудь забуду эту ночь! При воспоминании о ней до сих пор у меня мороз подирает по коже. Это было как раз в ночь под Рождество!
Мы, как и все рождественские слушатели, придвинулись поближе к столу.
— Я ехал, чёрт меня знает зачем, по железной дороге. За окном выла вьюга. На сердце скребли кошки. Мы двигались, сорок паровозов и одна шпала им в бок, со скоростью черепахи, ползущей вверх по зеркалу. Вы понимаете? Нас было двое в вагоне: я и какой-то молчаливый пассажир с таким сосредоточенным видом, словно он ехал на собственные похороны. От скуки я задремал. Чёрт меня знает, сколько времени я спал, но только, когда проснулся, было тихо, как в могиле. Мы не двигались. «Станция?» Я взглянул в окно. Сплошная белая стена снегу, вплотную прилипшая к стеклу. Я кинулся к двери, пробую отворить. Не тут-то было! Дверь занесена снегом. Мы погребены в сугробе вдвоём с моим спутником. Я оглянулся на него. Он теперь имел беспечный вид человека, который отлично знает, что через пять минут поезд двинется дальше. Это меня даже взорвало.
— Занос! — крикнул я.
— Да, занос! — преспокойно ответил он. — Что ж из этого?
— Но ведь можно погибнуть в этом дьявольском ящике под сугробом снега.
— Не думаю. Недели через две нас отроют!
— Но ведь мы до тех пор умрём с голоду!
Он преспокойно отвечал:
— Нет. По крайней мере, что касается до меня. Когда мне станет невтерпёж, я вас съем. Только и всего!
— То есть как?
— Для меня это совершенно привычное дело. Я людоед.
У меня мурашки забегали где-то около затылка; однако, я имел ещё достаточно мужества, чтобы заметить:
— Уверять человека, в сугробе снега, что вы его съедите, — такие шутки неуместны, милостивый государь!
— Да я вовсе и не думаю шутить. Впрочем, вы сами увидите, что я говорю совершенно серьёзно. Я вас съем.
И он даже облизнулся, глядя на меня.
— Вы совершенно напрасно оглядываетесь кругом, — тут нет ровно ничего, чем бы вы могли защищаться. Тогда как у меня вот револьвер, вот кинжал, а в чемодане топор, чтоб распластать вас на части. Если угодно, я покажу вам даже вертел, на котором вы будете зажарены. Мы, людоеды, народ запасливый и всегда возим с собой всё необходимое для вашего брата: никогда заранее не знаешь, где придётся полакомиться. — Он даже пристукнул зубами от удовольствия.
— Мне кажется, вы будете недурны на вкус. Сначала я съем у вас почки. Признаться, давно не ел почек. А между тем, что может быть приятнее почек на вертеле? Не правда ли? Откровенно говоря, я чувствовал, как у меня заныла правая почка.
Но каналья только расхохотался:
— Ах, да! Я и забыл, что вы не занимаетесь людоедством. А жаль! Вкусно, очень вкусно. Воображаю, как у вас, наверное, будут хрустеть хрящики около рёбрышек!
У меня закололо в грудной клетке.
— Впрочем, бросим, чёрт возьми, этот разговор. А то у меня разыгрывается аппетит. Я могу начать есть сейчас же, и тогда мне вас не хватит на две недели.
Он принялся копаться в чемодане, достал оттуда соль, перец, горчицу и ласково поглядел на меня:
— Всё для вас!
Затем достал тарелку и начал перетирать нож и вилку.
Я боялся на самом деле раззадорить его аппетит; однако, чёрт возьми, нужно же было узнать, что он, чёрт его возьми, шутит или серьёзно собирается меня есть?
Я старался говорить как можно вежливее.
— Где же вы приобрели… такую странную замашку?
— Есть вашего брата? У дагомейского короля Беганзина, милейший. У него. Отличная кухня.
— Как же…
— Как я туда попал? Уберите ваши ноги, почтеннейшее блюдо! Ваши ноги мешают мне рассказывать.
— Ноги?
— Ну, да, ноги! Глядя на ваши ноги, мне ужасно хочется ножек фри. Не раздражайте во мне аппетита вашими ногами, чёрт возьми! Неужели вы не понимаете, что нельзя людоеду показывать ноги? Есть у вас мозги?