Дети вели себя вполне пристойно. Долгий день утомил близнецов, и Катерина сразу после ужина отправила их спать. Сама хозяйка дома выглядела гораздо спокойнее. Щеки ее порозовели, волосы были аккуратно причесаны, губы подкрашены. Дождавшись, пока дети отправятся спать, Катерина наклонилась ко мне:
— Простите меня, Женя, что я так расклеилась сегодня! Что-то нервы не в порядке. Жду не дождусь, когда мы уедем отсюда…
После ужина я выразила желание прогулять бульдогов — хотелось взглянуть на окрестности. Глеба я позвала с собой, причем в такой форме, что парень не посмел отказаться. Он уныло поплелся в «собачью».
Снаружи стояла морозная ночь. Звезды ярко светили с темного неба, в ледяном воздухе слышалось сухое потрескивание. Снег скрипел у нас под ногами. Значит, ожидается понижение температуры.
Бульдоги азартно подпрыгивали в ожидании прогулки. Я подхватила Ильича и свистнула:
— Ребята, гулять!
Глеб открыл дверь, и разноцветная компания выкатилась наружу. Одевать собак мы не стали — это было бы слишком долго.
На улице дисциплинированные псы отбежали на порядочное расстояние от дома и только там принялись отправлять свои собачьи надобности.
Я посадила Ильича на снег и, пока старичок кряхтел, стеснительно косясь на нас, спросила Глеба:
— Ну что, ты нашел на записи тех, кто болтался вокруг дома?
— Конечно! — оскорбился охранник. — Т-только там ничего н-не видно, просто т-тени.
— Значит, тени… Ладно. А ты сам что думаешь? Кто там бродит?
— Понятия не имею. — Глебушка оскалился: — М-не за это не п-платят, чтоб я д-думал.
Милый мальчик…
— Ты где служил? — задала я давно интересующий меня вопрос.
— В десантных войсках! А что? — ощерился парень.
— Да ничего. Пошли назад.
Мы легко загнали собак в дом — в такой мороз бульдоги не желали оставаться на улице. Даже Ильич затрусил к двери самостоятельно. Было очень приятно оказаться в теплом и светлом доме. Я почувствовала, как начинают слипаться глаза. Все-таки не только у близнецов был длинный день, полный новых впечатлений… Но, едва я закрыла входную дверь, из глубины дома показалась Катерина.
Она шла, как лунатик, держась рукой за стену. Лицо женщины было белым как бумага. В руке Гольцова держала телефон.
— В чем дело? Катя, что случилось? — Я взяла телефон из безвольных пальцев женщины. Короткие гудки. На дисплее незнакомый номер.
— Они сказали, что Надя в реанимации. Что ее отравили сегодня днем. Отравили клофелином.
Глава 4
Утро встретило нас замечательной погодой. Мороз и солнце, день чудесный, как сказал поэт. Это был третий мой день на службе у Гольцовых. Я проснулась рано, оделась и вышла на улицу. Солнце вставало в морозной дымке, и сад стоял, как зачарованный лес. На березу рядом со мной присела птичка с красной грудкой. Снегирь или кто-то вроде него? Странно, я знаю столько всего — несколько языков, подрывное дело, криптографию и медицину, но совершенно не разбираюсь во всяких птичках-зверушках. До тех пор, пока не приходит пора их съесть. В каком все-таки жестоком мире мы живем…
Я обошла участок по периметру. Все было спокойно. Никаких новых следов я не обнаружила. Что это значит? Тот, кто все последние дни шпионил за домом Гольцовых, внезапно утратил к ним интерес? А почему, скажите на милость? Узнал все, что хотел?
Я пробежалась до озера. Полынью, в которой покоился «Туарег», уже затянуло льдом.
Надо же, до города всего час езды, а здесь такая первозданная глушь! Ни единой живой души на пятьдесят километров вокруг. Ни тебе коттеджного поселка, ни дач… Странно, что покойный Гольцов выстроил дом в таком уединенном месте. В те времена даже мобильных телефонов не было, да и обычную телефонную линию провели к дому намного позже. А если кому-то «Скорая» понадобится? И ведь Гольцов жил здесь с женой и маленькой дочкой. Или за время дипломатической службы он настолько устал от людей, что, выйдя в отставку, решил забраться в глушь? Или причина в другом и он попросту прятался от кого-то?
Конечно, все годы своей дипломатической карьеры Гольцов, как и все его коллеги, проработал в тесном контакте с Конторой Глубокого Бурения, то есть КГБ. В те времена эта всесильная организация влияла на жизнь каждого человека в нашей стране — от Москвы до самых до окраин, от космонавта до доярки. Само собой, дипломаты автоматически попадали в сферу ее влияния. Большинство вообще носило невидимые миру погоны под безупречно пошитыми пиджаками. Кстати, это обычная практика во всем мире, не только у нас: отличить дипломата от шпиона — все равно что бегемота от гиппопотама. А уж во времена «железного занавеса» — тем более. Так что у Гольцова-старшего могут быть в биографии очень интересные эпизоды…
Возникает один-единственный, зато важный вопрос: кому интересны тайны старого гэбэшника тридцатилетней давности? Пока на него у меня нет ответа.
А вот Катерина явно что-то знает. Надо будет припереть хозяйку к стенке, фигурально выражаясь, и выяснить, какие секреты похоронены в прошлом ее отца…
Участок был чист, и я со спокойной совестью вернулась домой.
Из кухни приятно пахло утренней кашей и кофе — похоже, Маша взялась за ум и решила накормить детишек. Ну, и нас заодно.
Глебушка был на посту — сидел с озабоченным видом перед мониторами. Перед ним стояла большая кружка кофе и тарелочка с бутербродами. Невеста с утра позаботилась… Глеб вежливо поздоровался, и я не стала «строить козью морду», как выражается моя тетя. Напротив, я минут пять поболтала с охранником на тему «погода, природа, кошмар, какой мороз!».
Когда человек хорошо выполняет свои обязанности, не нужно обращать на это внимание, если ты хочешь, чтобы так было и дальше. Это — норма. Так и должно быть. Вот когда подчиненный начинает лениться и отлынивать, тогда пора включиться и дать понять, насколько он не прав. Причем так, чтобы дошло с первого раза и чтобы запомнил надолго.
А когда все в порядке, то незачем нагонять страх на сотрудников. Можно и потрепаться, анекдот рассказать. Это называется «положительное подкрепление». Пусть человек знает, что начальство может быть белым и пушистым. Если все хорошо, конечно…
Отчасти это похоже на поведение собачьей стаи. Ну, или волчьей — они устроены одинаково. Кстати, жизнь среднестатистического офиса строится по тем же самым законам. Смешно, да? Все мы божьи твари…
Я рассказала Глебушке анекдот про танкиста и блондинку и отправилась завтракать.
Детишек еще не было видно — близнецы спали, утомившись после вчерашнего долгого дня. За столом одиноко сидела Катерина. Выглядела хозяйка ужасно. Желтое лицо, искусанные бледные губы. Глаза обведены темными кругами бессонницы. Волосы, обычно гладкие и блестящие, растрепались и висят как пакля… Перед Катериной стояла до краев полная пепельница, окно столовой было приоткрыто, но в воздухе все равно висел застоявшийся дым сигарет. Похоже, Гольцова не спала всю ночь. Так и просидела за столом. Вон и одежда на ней та же, что и вчера.
— Доброе утро, Катя! — сказала я, входя.
Гольцова подняла на меня тяжелый взгляд:
— Доброе? А оно доброе, да?
— Будем надеяться, — я пожала плечами.
— Семен Степанович в больнице, Надя в реанимации, — монотонно перечисляла Катерина. — Чего уж тут доброго…
Я положила себе овсянки и принялась заправляться. Дел сегодня много, неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз…
— Ничего! — Я оторвалась от тарелки и попыталась приободрить хозяйку: — Степаныч, думаю, уже в порядке. А насчет Нади я выясню. Кстати, мне необходимо съездить в город, забрать кое-что из моей квартиры.
— Нет! — Катерина вскрикнула так громко, что из кухни высунулась Маша и испуганно уставилась на хозяйку.
Я кивнула девушке, что все в порядке, и спросила:
— Что с вами, Катя?
— Не уезжайте! Не оставляйте меня одну!
— Почему одну? В доме Глеб, Маша, Василий и Макар Светозарович. Сейчас девять утра. Я буду отсутствовать не дольше двух часов. Ничего страшного за это время не случится. Мне необходимо снаряжение и кое-что еще… Это нужно для работы, понимаете? Чтобы защитить ваш дом.
Катя опустила голову и едва слышно пробормотала что-то.
— Что вы говорите?
— От Васи мало толку. Да и от Глебушки, честно говоря, тоже. Если что-то случится, мы с детьми будем беззащитны…
— А ваш муж?
— Я не знаю, где он сейчас. Макар не ночевал дома…
Катерина спрятала лицо в ладони. Я отложила ложку. Похоже, Макар Светозарович совершенно утратил чувство реальности. Где его носит? Кажется, я догадываюсь… Да и Гольцова тоже. Катерина больше страдает от унижения, чем беспокоится о жизни мужа…
— Если вы уедете, Женя, и с вами тоже что-то случится, я себе не прощу.
Я усмехнулась:
— Катя, вы не забыли, для чего меня наняли? Это я должна вас защищать. Я большая девочка и могу за себя постоять. Прекратите себя обвинять.
Но Гольцова продолжала казниться:
— Это ведь из-за меня пострадали Степаныч и Надя, это я во всем виновата…
Я села поудобнее и посмотрела Гольцовой прямо в глаза:
— А теперь расскажите мне, Катя, в чем именновы виноваты?
Женщина немедленно взяла себя в руки. Она выпрямилась и откинула волосы с лица. Глаза ее сузились, губы сжались. Так, ясно. Свою тайну Катя будет защищать, как тигрица. А жаль, могло получиться…
Но и это неплохо — по крайней мере, Гольцова пришла в себя. Детям нужна мать. А всем в этом доме необходима опора и защита. Если Катерина не желает разделить с кем-то ответственность за происходящее, посвятить в свои тайны — что ж, пусть отдувается самостоятельно…
Катерина встала.
— Подождите здесь, Евгения. Я скоро вернусь, — холодно проговорила женщина и вышла. Спина ее была прямой, как у балерины.
Я отправилась на кухню за кофе. Да, советник Гольцов понимал толк в радостях жизни — кофемашина была вполне современная. Я соорудила себе с помощью умной техники большую чашку капучино и вернулась в столовую. Там Маша убирала со стола посуду. Девушка улыбнулась мне — от вчерашней неприязни не осталось и следа. Правы были японские самураи: когда каждый выполняет свой долг, не пытаясь увильнуть, тогда общество гармонично, а в мире — процветание и благоденствие…
— А где все? — спросила я.
Маша пожала плечиками:
— Глебушка на дежурстве, Анечка и Антоша еще не вставали, Вася не захотел выходить. Я ему в комнату завтрак отнесла. А Макар Светозарович рано утром уехал.
Девушка как ни в чем не бывало поправила кокетливый белоснежный передник. Лицо Маши было непроницаемо. Она действительно не знает, что хозяин не ночевал дома? Или старается блюсти честь дома при посторонних, то есть при мне?
— Скажите, Маша, как фамилия и отчество Нади?
Я взяла телефон с подставки и принялась обзванивать больницы. Вчера Катя была так потрясена новостью, что не запомнила, откуда ей звонили. Мне повезло в третьей городской. Ну, правильно! Ведь именно туда вчера отправилась Надя навестить Степаныча!
Бодрый женский голос сообщил мне, что по телефону справок не дает. Мне понадобилось не менее пяти минут и весь дар убеждения, включая некоторые приемы психологического давления, чтобы выяснить хоть что-то. Оказывается, Надежде стало плохо прямо в больничном кафе. Женщина зашла туда выпить чаю с булочкой. Ну конечно, она ведь уехала из дома рано… Когда Надя упала без сознания, вокруг было не менее десятка врачей. Они быстро поняли, что дело серьезное, и женщину поместили в реанимацию. Случилось это днем. А к вечеру был готов анализ крови. Он-то и показал, что причина внезапного недомогания поварихи — лошадиная доза клофелина. Если бы Надя успела покинуть территорию больницы и упала на улице, неизвестно, чем бы все кончилось. Сейчас состояние ее стабильное. Она пришла в себя и даже смогла назвать телефон дома Гольцовых. И еще она все время повторяла: «Старичок! Старик! Он опасен! Берегитесь его!» Что еще за старичок?!
Я поблагодарила и повесила трубку. Так, с Надей, думаю, все будет нормально. Она молодая, худая и не склонная к перепадам давления. Нужно будет взять у Катерины телефон Надиной матери — той, у которой домик в деревне. Пусть приедет ухаживать за дочерью — Катерине сейчас не до нее. Первоочередная задача — жизнь и безопасность близнецов…
Вошла Гольцова. Женщина успела принять душ и привести себя в порядок. Ее волосы блестели, как черный шелк, белый свитер скрадывал желтизну лица после бессонной ночи. Катерина грела руки о чашку кофе и выглядела собранной и деловитой.
Я рассказала хозяйке о своих переговорах с больницей. Катя обещала сегодня же позвонить матери поварихи.
За окном заурчал мотор автомобиля. Катерина вздрогнула, но осталась сидеть. Надо же, гордая какая… А я не гордая и вдобавок любопытная. Я встала и подошла к окну.
Но это было не «Паджеро» Макара Светозаровича. Из своего «жигуленка» выбирался Альберт Николаевич.
Спустя пару минут он вошел в столовую и устало опустился на стул.
— Ну что? — подалась вперед Катя.
— Поздравляю! Мальчик! — радостно заявил садовник. Мы с Гольцовой переглянулись.
— Простите? — осторожно переспросила я.
— Жозефина родила чудесного щенка! Это мальчик! Он белоснежный, только один носочек черный.
Да, хотя бы одна хорошая новость в череде плохих…
Альберт подвинулся к столу, и Катерина собственноручно положила ему каши. Садовник принялся завтракать. Я обратила внимание, до чего изящно он поедает овсянку. А уж когда Альберт начал намазывать маслом тост, я залюбовалась аристократическими движениями его длинных пальцев.
— Скажите, Альберт Николаевич, а кто вы по профессии? — спросила я, не отрывая взгляда от его рук.
— О, я не всегда был садовником, — зарделся мужчина. — Я музыкант, Женя. Виолончелист, и неплохой, кстати.
— Почему же вы решили стать садовником? — удивилась я.
Альберт бросил быстрый виноватый взгляд на Катерину и ответил:
— Понимаете, так сложились обстоятельства. У меня… большая семья. Мне нужно было заботиться о них, а времена были тяжелые… Так что теперь я садовник!
— Садовник экстра-класса, — польстила ему Катя, и Альберт смущенно опустил глаза. Интересно, сколько ему лет? Ну, шестьдесят точно есть. Скорее всего, даже больше. Но у него прямая спина, сильные руки. Да и этому дому мужчина, кажется, предан не на шутку. Служил еще у покойного Ивана Константиновича, а теперь вот помогает Кате… В случае чего на него можно положиться. Конечно, в критической ситуации от него будет немного толку… но нас так мало, что каждый мужчина на счету. Да, сегодня с утра я чувствую себя защитником осажденной крепости. Людей на стенах все меньше, враги подходят все ближе…
— Катя, как насчет того, чтобы нанять чоп? — неожиданно для себя самой спросила я.
Гольцова удивленно наморщила брови:
— Что нанять?
— Частное охранное предприятние. У меня есть в городе достаточно знакомых в этой сфере. Можно выбрать лучшее агентство. И возьмут они недорого.
— Деньги не проблема, — отмахнулась Катерина. — Но… нет, Женя, не нужно.
— Но почему? Они обеспечат безопасность ваших близких гораздо лучше, чем это сделаю я одна.
Гольцова нахмурилась:
— Женя, я ведь наняла именно вас ради того, чтобы вы обеспечивали безопасность. И у нас есть Глебушка, не забывайте… Не хочу я, чтобы в доме были чужие люди! Я этого не выношу.
Альберт закончил завтрак и промокнул губы белоснежной салфеткой. Катерина встала со стула, и Альберт немедленно вскочил. Просто белый офицер, а не садовник…
— Ладно! Как хотите, дело ваше! — пожала я плечами. Ненавижу бодаться с хозяевами! Но Гольцова — взрослая женщина. Не могу же я заставитьее послушать доброго совета. — Тогда вот что. Нужно убрать из дома собак, хотя бы часть. Необходимость выгуливать дважды в день такую ораву ставит под угрозу безопасность. Да и Глебу приходится отвлекаться. Пусть он лучше сосредоточится на своих обязанностях охранника.
Катерина задумалась. На помощь мне неожиданно пришел Альберт:
— Катерина Ивановна, вы не возражаете, если я перевезу хотя бы часть собак к себе? Им там будет хорошо. Оставлю несколько, а остальных заберу. Жозефина пару дней побудет в клинике, да и за малышом надо понаблюдать…
— Ладно, забирайте! — махнула рукой Гольцова. — Все равно тут некому о них заботиться так, как нужно. И увозите поскорее, пока дети не встали. А то будет рев…
— Альберт Николаевич, значит, вы нас покидатете? — поинтересовалась я.
— Почему покидаю? — изумился садовник.
— Ну, вы же будете ухаживать за собаками у себя дома…
Альберт рассмеялся:
— Что вы, Женя! Я не оставлю службу! За собаками будет ухаживать Юля, а я отвезу их и вернусь.
— Юля — это ваша жена? — спросила я.
Альберт почему-то страшно оскорбился. Весь его вид выражал: «Как вы могли такое подумать!»
— Юля — это моя незамужняя сестра! — отчеканил садовник. — Мы проживаем с ней вдвоем в собственном доме. Она очень любит собак и прекрасно умеет с ними обращаться. Бульдогам будут созданы превосходные условия. У нас дома уже живут два мальчика-бульдога — Иван Константинович дарил щенков с легким браком. Юля будет очень рада стать заводчиком. Она всегда об этом мечтала.
Ну конечно! Если учесть, сколько стоит каждый щеночек…
Садовник вышел.
Странно, совсем недавно Альберт сообщил, что у него большая семья. А теперь я узнаю, что он проживает вдвоем с сестрой.
— Скажите, он что, женоненавистник? — поинтересовалась я.