Утром в воскресенье ель неожиданно услышала далёкие звуки музыки.
— Кто там играет? — изумлённо спросила она.
— Сегодня молодые деревья собираются водить хоровод на поляне, — ответила горлинка. — Весь день будет играть волынка и бить барабан.
— Пойду и я попляшу с тополями! — радостно воскликнула ель.
— Прошу тебя, не ходи сегодня! — взмолилась горлинка. Подожди до следующего воскресенья. Тогда крылья моего птенчика окрепнут, и он сможет летать. А если ты отправишься плясать сегодня, то, чего доброго, вытряхнешь его из гнезда и лисицы схватят птенчика! Все лисицы уже собрались на поляне, сидят и смотрят на хоровод.
— Мама, пропищал из гнезда птенчик, — принеси мне винограду.
— Сейчас, моё дитятко! — и горлинка полетела на виноградник.
Но ель не послушала горлинку и ушла на поляну. Весь день она плясала между двумя тополями, да как лихо! Прыгала, приседала, трясла ветвями. Птенчик не долго продержался в гнезде. Он выпал и полетел на землю. Лисицы бросились к нему, но, к счастью, воробьи успели его подхватить и отнести на ветку старого дуба, который спокойно стоял в стороне и не собирался пускаться в пляс.
Вечером, когда закончились танцы и ель отправилась к своему колодцу, на полпути её встретила горлинка.
— Где моё золотое дитятко? — крикнула она, увидев пустое гнездо.
— Откуда я знаю? — надменно ответила ель. — Я тебе не служанка, чтобы сторожить твоего птенца.
Бедная горлинка страшно перепугалась. И прежде чем её разыскали воробьи и рассказали, где прячется птенчик, она в отчаянии воскликнула:
— Пусть деревья разучатся плясать! Пусть они останется стоять там, где застал их сегодняшний день! Пусть наши птенчики спокойно сидят в своих гнёздах!
В тот же вечер все деревья пустили в земле корни и навсегда остались стоять на месте!
Просяное зерно и буйвол
Тихо повеял тёплый ветер. Заколыхалась нива, на которой дозревало просо. Из тяжёлого, набухшего колоса выскользнуло маленькое жёлтое зёрнышко. Оно ударилось о землю, скатилось на тропинку, поохало и сказало, обращаясь к земле:
— Я тебя ударило? Прости, пожалуйста. Это ветер виноват. Он подул, вот я и свалилось.
— Ничего страшного, — ответила земля.
Зерно полежало, подумало и глубоко вздохнуло.
— Что ты вздыхаешь? — спросила земля.
— Жаль, нет у меня крыльев.
— А зачем они тебе?
— Я бы поднялось кверху и улетело. Я не хочу так сильно давить на тебя.
Земля прыснула со смеху.
— Почему ты смеёшься? — обиженно спросило зёрнышко.
— Ещё бы мне не смеяться! Какая же от тебя тяжесть? Видишь, идёт буйвол? А мне хоть бы что, ничуть не тяжело. Глупое ты, зёрнышко! Рассмешило меня на старости лет.
Зёрнышко подпрыгнуло и увидело старого чёрного буйвола. Он был очень крупным, с огромными рогами. Буйвол медленно брёл по тропинке.
— Я думаю, этот буйвол не тяжелее меня, — с достоинством сказало зерно.
— Не тяжелее тебя? — ещё сильнее прыснула земля и даже закачалась от смеха. — Ох ты, глупый мои малыш!
— Что ты так расхохоталась? — воскликнул буйвол, с удивлением глядя на землю. — Прекрати качаться, а то я упаду.
— Я смеюсь над одним маленьким просяным зёрнышком. Оно решило выяснить, кто из вас тяжелее, ты или оно.
— Что? — изумился буйвол. — Где это зёрнышко? Я хочу на него посмотреть.
— Да вот, лежит на тропинке.
Буйвол повернул голову, вытянул толстую шею и стал искать глазами просяное зерно.
— Где ты, зернышко? — промычал он наконец, водя носом по земле.
— Здесь я! — ответило ему зерно топким голоском, тоньше комариного писка. — Неужели ты меня не видишь?
Буйвол повёл глазами в ту сторону, откуда раздавался писк, но ничего не увидел и тяжело вздохнул. Зерно покатилось по земле, подхваченное его дыханием, и упало в маленькое отверстие, вырытое муравьями. Скатившись вниз по тонкому муравьиному ходу, оно притихло и подумало:
— Хорошо, что подул сильный ветер и отнёс меня в сторону. А то бы я рассердилось и стукнуло буйвола. Вот было бы смеху, если бы этот важный, надутый буйвол покатился кубарем по дороге!
Месяц и куриное яйцо
Бабушка разожгла в плите огонь и стала готовить ужин. Готовила и что-то про себя напевала. Достала из корзины свежие куриные яички, положила несколько штук в чёрный котелок, налила воды и поставила на огонь. Её внук Ваня и внучка Куня пристроились на рогожке возле плиты. Жара разморила их, и они задремали. Рядом с Ваней, мурлыча, разлёгся серый кот. Когда он мурлыкал, его длинные усы шевелились и щекотали Ване ухо. Ваня улыбался во сне, и кот тоже улыбался.
Через открытое окно в кухню заглянул светлый месяц. Он пробрался к дому сквозь ветви яблони, сквозь соцветья виноградной лозы. Притих на подоконнике, глаза вытаращил и смотрит. Бабушка стала гнать его с окна:
— Будешь тут вертеться под ногами, бездельник, ещё яйца мне разобьёшь! Иди отсюда, а то возьму метлу да как стукну! Тебе говорю или нет? Уходи! Займись лучше делом! Видишь, вокруг темно, посвети над землёй! Мало ли запоздалых путников идут по дорогам. Посвети им, чтоб не заблудились!
Но месяц не тронулся с места. Очень уж ему захотелось получить в подарок яйцо. Одно-единственное. Он взял бы его с собой на небо. Там его ждёт невеста — утренняя звезда. Когда он вернётся, она спросит, что он принёс ей с зелёной земли? А он покажет ей круглое белое яичко! Другие звёзды лопнут от зависти.
Месяц взмолился:
— Бабушка, дай мне одно яичко! Всего лишь одно! Моя невеста давно уж это яйцо высмотрела. Прошу тебя!
— Не дам, — ответила бабушка, даже не взглянув на него.
— Почему не дашь? Завтра я взойду рано, прилечу к тебе, сяду на ветку напротив окна и буду светить до тех пор, пока ты не спрядёшь три кудели шерсти. Обещаю тебе.
— Обещаешь или не обещаешь, всё равно не дам.
Не дала ему бабушка яичка, и всё тут.
Она приготовила ужин, спрятала корзинку с яйцами под кровать, разгребла угли в плите, закрыла окно и устроилась рядом с внучатами подремать. Вскоре по кухне разнёсся её сладкий храп.
Опечаленный месяц долго бродил вокруг дома, прижимался носом к окну, золотил своими лучами головки детей и никак не мог решить, что ему делать — разбудить бабушку и снова попросить у неё яичко или забраться через трубу в кухню и взять его самому. Наконец он решился. Вскочил на крышу, резво прокатился по черепице, прыгнул на трубу, огляделся по сторонам и юркнул вниз. Пока спускался, измазал лицо сажей, и потому, когда выскочил из плиты, в комнате по-прежнему было темно: месяц не светил. Он быстро забрался под кровать, выбрал самое красивое яичко, сунул яйцо в сумку, снова залез в печку и вылетел в трубу.
Никто не увидел месяца. Только серый кот понял, что случилось, но продолжал тихо лежать, свернувшись клубком за Ваниной спиной. Кот боялся, что месяц обожжёт его своим светом, если он начнёт мяукать и поднимет тревогу. Но едва месяц скрылся в печке, кот вскочил, подбежал к закрытым дверям, заглянул в замочную скважину, позвал косматого пса, который сторожил ворота, и всё ему рассказал.
Рассердился косматый пёс и молча погнался за месяцем. На краю села месяц увидел родник, а под ним корыто с водой. Он остановился, чтоб умыть испачканное сажей лицо, склонился над корытом, и в тот же миг косматый пёс вцепился в него зубами.
Месяц запищал и, как птица, взвился кверху. Яйцо у него было в мешке, и пёс не успел его отнять.
На следующую ночь высоко над землёй взошёл ущербный месяц.
Глупый Шишо
Стоял полуденный зной. Солнце поднялось высоко над холмами. В овчарне заснули разморенные жарой овцы. Желтые утята задремали в корыте под яблоней.
Бабушка подошла к спящему Шишо, потрясла его за плечо и тихо сказала:
— Вставай, внучек, сколько же можно спать! Ты ведь собирался пойти в поле! Вставай, беги скорей, дедушка, наверно, умирает с голоду! Шишо! Шишо, вставай!
Мальчик вскочил, протёр кулачками заспанные глаза, подтянул спустившиеся штаны и вышел во двор умыться. Побрызгал холодной водой в лицо, потом подошёл к корыту: хотел погладить утёнка. Но старая утка зашипела, широко раскрыла клюв и погналась за ним. Шишо побежал на кухню, перекинул через плечо котомку с горячей ржаной лепёшкой, взял в руки котелок с похлёбкой из молодой крапивы и отправился в путь.
Далеко за деревней, на холме, дедушка пахал на буйволах поле. Он то и дело посматривал на дорогу, не появится ли его внучек с горячей похлёбкой и ржаной лепёшкой.
Шишо миновал перекрёсток, вошёл на большой мост и остановился. Поставил возле себя котелок, перегнулся, посмотрел вниз. Река сверкала и искрилась на солнце, прибрежные ивы отражались в воде. Серебристые рыбки взлетали над поверхностью реки. Вдруг Шишо увидел в воде маленького темноволосого мальчика, очень похожего на него самого, с большими оттопыренными ушами и котомкой через плечо. Кто этот мальчик и как он очутился в воде? Шишо обрадовался неожиданной встрече. Он засмеялся, и мальчик в реке тоже засмеялся.
— Эй, а ты чего смеёшься? — спросил Шишо.
Он поднял камешек и бросил в воду. Раздался всплеск, мальчик исчез, а когда круги разошлись и вода успокоилась, снова появилась темноволосая голова с большими оттопыренными ушами.
Шишо показалось, что мальчик дразнит его:
— А ну-ка, если ты такой храбрый, влезь в воду и поймай меня!
Но Шишо вспомнил, что дедушка устал, проголодался и ждёт его. Он поднял котелок с похлёбкой и снова пустился в путь. Вдруг навстречу ему вылетел перепел, уселся на ветку и стал кричать:
— Бул-ка — дай! дай! Бул-ка — дай! дай!
— Не могу я отдать тебе ржаную лепёшку, — ответил Шишо, — Я несу её дедушке.
Перепел рассердился, взмахнул крыльями и полетел вниз к болоту Он решил пожаловаться на мальчика аисту.
Аист был царём всех птиц, живущих в окрестных лесах. Как и всякий царь, аист любил поспать в тишине и покое. Но всю ночь до рассвета на болоте квакали лягушки, и он не сомкнул глаз. Поэтому аист отправился на болото сделать лягушкам внушение. Только он схватил самую горластую квакушку за ногу и спросил, будет она ещё квакать или не будет квакать, как перед ним на кочку, поросшую мхом, опустился перепел и стал хныкать:
— Он не дал мне лепёшку!
— Кто он? — спросил аист, отпуская лягушку, которая сказала напоследок «Ква-ква-ква!» — и нырнула в воду.
— Шишо!
— Прикажи воронам привести ко мне этого мальчишку! — распорядился аист.
Перепел полетел к засохшей вербе, на которой сидели два чёрных ворона и важно озирались вокруг.
— Видите, идёт мальчишка и несёт котомку с хлебом? — крикнул им перепел. — Аист распорядился его привести. Быстро!
Вороны каркнули, расправили крылья и полетели к Шишо.
— Стой, ни с места!
Но Шишо хорошо помнил, что его ждёт дедушка. Он поднял с земли камень и замахнулся Вороны улетели ни с чем.
Отправился тогда аист на Синюю гору, нашёл дятла и велел ему созвать птичий совет. Застучал дятел по дереву:
— Тук-тук-тук! Аист всех собирает на совет!
Зашумела Синяя гора, зачирикали, засвистели, запели, засвиристели, закаркали птицы. Со всех сторон потянулись они к аистову гнезду. Первым прилетел филин в огромных очках. Потом трясогузка на тонких ножках, синичка и стайка воробьёв. Из соседней деревни явились три индюка и надутый павлин с зелёными перьями в хвосте. На ветке старой ели уселась белочка: ей было очень интересно послушать, зачем собралось столько птиц.
Когда все расположились на поляне в кружок, аист рассказал о горячей ржаной лепешке и похлёбке из молодой крапивы.
— Как бы нам полакомиться этой едой? — спросил он.
Первым взял слово индюк. Он сказал:
— Давайте его обманем. Предложим ему обменять дедушкин обед на одно перо из павлиньего хвоста.
Павлин возмутился:
— Так нельзя! Не дам я пера! Сегодня перо, завтра перо, скоро совсем меня оскубаете.
Затем выступил филин:
— Я начну ухать и его испугаю!
— Где тебе его испугать! — возразила маленькая синичка — Ты ведь у нас ростом не вышел. Я и то больше тебя.
Птицы рассмеялись. Трясогузка предложила:
— Отдадим ему синичку. Она такая маленькая, какой от нее прок?
Аист сердито посмотрел на трясогузку.
— Никого я не отдам, — сказал он.
Вдруг послышался голос белочки:
— Хотите ржаную лепёшку? Хотите свежей похлёбки?
— Конечно, хотим! — зачирикали птицы.
— А сколько вы дадите орехов, если я сумею увести Шишо далеко в лес, а вы тем временем заберёте у него лепёшку и похлёбку?
Аист посмотрел на нее с недоверием.
— У тебя и крыльев-то нет, как ты его догонишь? Он ведь ушёл далеко.
— Догнать сущие пустяки. Сколько орехов дадите?
— Мешок, — ответили птицы и посмотрели на аиста. — Сколько поднять сможешь, столько и дадим.
Аист кивнул головой.
Помчалась хитрая белочка с ветки на ветку, с дерева на дерево и догнала Шишо. Прыгнула на сук старой груши, склонившейся над тропинкой.
— Шишо, ты знаешь, какие у нас новости? — спросила белочка, когда мальчик поравнялся с ней.
Шишо остановился.
— Нет, не знаю.
— Ты видел большой дуб на поляне? Там висят качели, а на них качается паук. Хочешь посмотреть?
При слове «качели» глаза у Шишо засияли.
— Но я должен отнести обед дедушке. Он очень проголодался и ждёт похлёбку и лепёшку.
— О, это проще простого. Сейчас я скажу воронам, чтобы они отнесли обед твоему дедушке. Идём, посмотришь, какие качели, какой большой и красивый паук! А на спине у паука нарисован чёрный крест!
Шишо поставил на землю котелок с похлёбкой, рядом положил котомку с лепёшкой и побежал за белочкой. Не успели они отойти, как два ворона схватили вкусный дедушкин обед и отнесли аисту. А Шишо с белочкой отправились качать на качелях паука. Качали, качали, даже устали, так долго качали. Паук не возражал, он, видно, был доволен этой игрой.
Вернулся Шишо обратно и видит: нет ни лепёшки, ни похлёбки. Понял он, что его обманули, заплакал и побежал домой. Когда проходил через большой мост, перегнулся поглядел в воду и увидел — темноволосый мальчик с большими оттопыренными ушами тоже смотрит на него и плачет.
А тем временем далеко в лесу, на поляне под густой тенью, аист и его друзья клевали дедушкин обед и распевали песни. А белочка грызла орехи.
Хитрый ослик
Солнце медленно клонилось к западу. Тени деревьев становились длиннее. Жара спадала. Подул прохладный ветерок. Зашептались дремавшие липы. Зашевелились и зачирикали птицы. Жёлтые цветы подорожника затрепетали и вытянули свои тонкие шейки, словно хотели уловить слова песни, доносившейся с далёкой нивы.
На дороге, которая вела с базара в село, показался дедушка Матвей и его ослик. В одной руке дедушка Матвеи держал лохматую овечью шапку, а в другой повод. Ослик лениво тащился за ним. Уши у него повисли, копыта глубоко увязали в песке. На спине покачивались два мешка с солью.
— Ну, идём, идём! — подбадривал ослика дедушка Матвей. — Да не назад иди, как рак, а вперёд, говорю! Сейчас будет река. По мосту пройдём, а там два шага до села. Знаю, тебе тяжело, но ты молодой осёл. Кровь у тебя кипит. Я в твои годы мог целые горы на спине таскать, а ты раскис от двух мешков соли. Срамота для такого осла, как ты. Ох, как пить хочется! Проклятая дорога. Ни капли воды нигде. А река тоже пересохла, один песок да тина. Ну, идём, идём, да не пяться же ты назад!
Когда они пришли на берег, дедушка Матвей бросил повод и сказал:
— Ты постой тут немножко, а я схожу на бахчу к нашему Марину. Попрошу, чтоб угостил меня дыней. Сил нет, жажда замучила.
Дедушка Матвей отправился на бахчу, а осёл уставился на реку и долго думал, спуститься ли вниз и попить воды или лучше не спускаться. Вдруг он заметил на другом берегу большой зрелый чертополох своё любимое кушанье. Ослик осторожно сошёл с крутого берега и стал искать брод. Он добрался уже до середины реки, когда нечаянно наступил на замшелый камень, поскользнулся и упал.
В воде было прохладно и приятно. Ослик подумал: «Если я вылезу и съем чертополох, мне опять станет жарко. А если я буду лежать в воде, мне будет прохладно». И остался лежать.
Долго ли, коротко ли, но дедушка Матвей вернулся с бахчи и смотрит — нет осла. Наконец увидел — разлёгся его осёл в реке, как буйвол, и не шевелится. Старик ахнул. Даже мурашки но спине побежали: а соль! Он быстро спустился, вытащил своего неверного друга на берег и пощупал мешки. Они были пустые: вся соль растворилась!
Остаток пути ослик шагал бодро и думал: «Если бы на земле через каждые двадцать шагов текла река, жизнь была бы прекрасна, как в сказке».
А что произошло потом, даже неудобно рассказывать.
В следующую субботу, в то же время дня и по той же дороге шли с базара дедушка Матвей и его длинноухий друг. Дедушка Матвей задыхался от жары, а осёл не хотел и шагу ступить от лепи, хотя на сей раз на его спине возвышались не два тяжёлых мешка с солью, а два лёгкие тюка непряденой шерсти. Когда подошли к реке, дедушка Матвей снова завернул на бахчу, а ослик спустился к воде и нарочно улёгся в самое глубокое место.