«Нет сладости? – возразил он. – Почему же? Я один, вас же – без счёта. Даже если я убью тебя...»
«Тогда ты уйдёшь невозбранно. Это будет значить, что судьба за тебя. Защищайся, Император людей, защищайся!»
«Вспомни Берег Черепов, – прорычал он, наклоняясь за мечом. Злость придала силы. – Вспомни Берег Черепов, данка, и моих предков, падающих под вашими стрелами!»
Ответа не пришло. Девушка приближалась мелкими шажками, держа перед собой меч во всё той же нелепой школярской позиции; Император сжался, готовясь к прыжку. Левая рука нашарила ножны запасного кинжала.
Хрустальный звон проплыл над поляной, и Деревянный Меч свистнул. Сейчас он скользнёт по подставленному клинку, послушно уйдёт в сторону...
Императора опрокинуло на спину. Его собственный клинок вспыхнул холодным зелёным огнём, сталь горела, точно сунутая в костёр сухая ветка.
– Памятью измученной земли, из чьего лона вырвана руда. Памятью осквернённого леса, пережжённого в уголь для ваших горнов. Памятью испоганенного воздуха, вобравшего в себя дым ваших печей, – мерно говорила данка, склонившись над поверженным Императором. – Памятью наших городов, покрывшихся пылью. Памятью тех, кто сам стал лишь памятью. Умри!
Он метнул кинжал.
И тотчас всё существо его сотряс жестокий удар, боль согнула тело, затрещали кости, начала лопаться кожа; исчез лес, исчезли купола и шпили, исчезли Дану, в лицо пудовым вражьим сапогом ударил песок арены. Грязный воздух Мельина обжёг лёгкие.
Император с трудом приподнялся.
В трёх шагах от него на песке корчился мастер Н'дар. Из горла торчала рукоять императорского кинжала.
На скамьях вокруг никого не было.
И лишь на песке, там, где по чистой случайности его не взрыли ноги сражающихся, остались два невесть как очутившихся здесь золотых пятиконечных листа.
* * *Утром уже все в цирке господина Онфима поняли, что уйти от Ливня не удастся. Стена иссиня-чёрных туч поднялась до зенита, закрыв полнеба. Солнце так и не выглянуло – дневное светило в ужасе спряталось в серой облачной пелене. Моросил мелкий дождь, капли негромко барабанили по тенту – однако все сжимались в страхе, слишком уж живо представляя, что произойдёт, когда фургонного полога коснутся первые струи Ливня.
– Ничего не понимаю, – бормотал Кицум. Вместе с Агатой они сидели на козлах; измученные лошади, несмотря на все использованные заклятья, упрямо не прибавляли шаг. – Ничего не понимаю. Никогда ещё они так не мчались. Никогда. Кто же их подгоняет, хотел бы я знать?..
Агата молча ждала. Теперь она уже почти не сомневалась, что Онфим задумал какую-то хитрость. Слишком спокоен оставался хозяин цирка. Нет, он тоже высовывался из фургона, тоже бросал озабоченные взгляды назад, но Агата чувствовала фальшь. Онфим играл, и притом не слишком искусно.
До Хвалина оставалось уже совсем немного – однако, если тучи не замедлят свой бег – цирку не успеть. Это понимали все, кроме, наверное, Троши.
Однако пока ещё взгляд господина Онфима сохранил былую власть. Ни Еремей – заклинатель змей, ни братцы-акробатцы, ни даже Смерть-Дева не рискнули завести речь о настигающей их гибели.
«Почему ты ничего не делаешь? – думала Агата. –Ведь можно же облегчить фургон. Можно выкинуть меня, Кицума, Трошу, половину сундуков и припасов. Коням станет легче. Почему же ты не делаешь этого, Онфим? Ты не столь глуп, чтобы не понимать, что происходит. Значит, ты что-то задумал, Онфим. Неужто Кицум прав, и ты знаешь, как избегнуть смерти, прихватив с собой Immelstorunn?»
От одной этой мысли Дану бросило в дрожь.
– Чего это с тобой, Кицум, данку захотелось повалять перед тем, как мы здесь все сдохнем? – рядом угловатой тенью внезапно возник Нодлик. – О чём это вы тут шепчетесь – позы оговариваете?
За спиной жонглёра маячила Эвелин; руки её пахли железом – женщина прятала под плащом оружие.
Не отпуская вожжи, Кицум неторопливо обернулся.
– Ты что, завидуешь, Нодлик? Или Эвелин поразила внезапная холодность?
Морщинистые руки клоуна аккуратно направляли лошадей вокруг ям и рытвин, в изобилии усеивавших Тракт. Кицум не сделал попытки встать, повернуться, хоть как-то прикрыть незащищённую спину...
– Я слышал, ты что-то сказал ей, – в голосе Нодлика зазвучали холодная решимость и сила. Никогда ещё Агата – а точнее, Selmni Oectacann – не слышала, чтобы жалкий, глупый, жадный и похотливый Нодлик говорил таким голосом. Глаза жонглёра внезапно сузились.
– Ну и что? – пожал плечами Кицум.
– На её бесовском языке! – подала голос Эвелин.
– Ну и что? – равнодушно повторил клоун.
– А то! – внезапно взвизгнул Нодлик. – Нас нагоняет Ливень! А всем известно – Нелюди-Дану его не боятся!
– Что за чушь, Нодлик, – поморщился Кицум, однако глаза его при этом как-то виновато потупились.
– Не чушь! – бесновался жонглёр, размахивая руками. – Не чушь! Один спастись решил?! А потом... потом забратьэто?
Ничего не понимая, Агата широко раскрытыми глазами смотрела на изрыгающего проклятия Нодлика. Эвелин медленно вытянула руки из-под плаща – они по-прежнему пахли железом и смертью, но самого оружия в них уже не было.
Зато было кое-что иное. Длинная волосяная удавка бесшумно и точно легла на шею клоуна – тот дёрнулся было, но опоздал.
– Умно... – с ненавистью прохрипел Кицум, соизволив наконец обернуться и глядя прямо в торжествующие глаза Эвелин. – Пока Нодлик ломал тут эту комедию...
– Я сделала всё, что нужно, – холодно оборвала его женщина. – А теперь слушай меня... Кицум, позволь пока называть тебя так. У нас нет выбора. Онфим подстроил всё это нарочно. Он что-то заподозрил... или кого-то, не знаю. Но, так или иначе, от цирка он решил отделаться. От всех нас скопом...
– И подстегнул Ливень? – бледно усмехнулся Кицум.
– Егоподстегнули! – зашипела Эвелин. – Как только Онфим с данкой вынеслинечтоиз Друнга! Как тольковещьоказалась у него в руках... не удивлюсь, узнав, что сам Арк и погнал тучу! А теперь нам всем остаётся только умереть... От такого Ливня не уйти и верхами...
– Едва ли ты можешь рассчитывать, что Агата будет милосердна к тебе, – Кицум не сдавался. – По-моему, в былые дни ты вела себя...
– Идиот!.. – казалось, Эвелин сейчас вцепится ногтями в лицо старику. – Ей достаточно взять в руки вынесенное из Друнга... и тучи сами шарахнутся от нас!
– Cuurii! – внезапно зарычал Кицум. Лицо его побагровело от напряжения, невидимая нить удавки врезалась в горло. – Suu'te tenar Dhaanu! Те Imrnelstorunn!
Эвелин побледнела. В отличие от Агаты, она явно знала это наречие.
– Immelstorunn? – она немного ослабила удавку.
– Ya, – мрачно прохрипел Кицум. – Evelynn at demmorr.ifr te Dhaanu jut prokk immeistorunn!
– Demmorr? – усомнилась Эвелин.
– Ya, – Кицум криво усмехнулся.
– Хм... Но иного выбора у нас нет, – обронил ставший вдруг донельзя спокойным и сосредоточенным Нодлик. – Кицум! Предлагаю... предлагаю тебе заключить перемирие. Раз уж мы всё друг о друге знаем...
– То нет смысла враждовать перед лицом смерти, – подхватила Эвелин.
– Очень благородно с вашей стороны предлагать перемирие человеку с петлёй на шее, – саркастически заметил клоун.
– Мы с Эвелин слишком хорошо помним ту ночь, – Нодлик потёр несомненно пострадавшую тогда челюсть. – Правда, тебе тоже не стоило тогда демонстрировать всё, на что способен. Мы проверяли тебя, и проверка удалась вполне...
– Ты и вправду так думаешь? – вежливо осведомился Кицум. – Что я тогда продемонстрировал именновсё, на что способен?.. – он ещё раз загадочно усмехнулся и с видом полного равнодушия к происходящему отвернулся, с неожиданным вниманием оглядывая придорожные кусты.
Сердце Агаты билось стремительными острыми толчками.«Они все не те, за кого себя выдавали. Кицум – не клоун, и Нодлик с Эвелин – не просто бродячие жонглёры. Неужели их всех собрал сюда Immelstorunn?Не может быть!.. Этого просто не может быть! Почему же они так спокойно дали Онфиму уйти со мной в лес, если знали о нашем сокровище?.. И откуда они взяли, что Дану способны выжить под Смертным Ливнем? Это не так, уж я-то знаю... Но неужели Эвелин верит, что с Immelstorunn в руках я стану спасать их жалкие жизни?.. Но, может, прикинуться?..»
Щёки Агаты пылали. Сила Лесов, только бы они поверили!..
– Ладно, Кицум – или как там тебя по-настоящему? – хватит болтать, – поморщилась Эвелин. – Ты скажешь нам всё. А потом надо решить, как добыть эту волшебную штуковину.
– Im aekre? toengue! – сердито прошипел клоун, и девушка-Дану заметила брошенный им на неё косой взгляд. Он явно не хотел, чтобы пленница поняла, о чём идёт речь.
Эвелин пожала плечами.
– Не имеет смысла. То, что мы хотим, она может сделать только добровольно. Слышишь меня, кошка?.. Ну да, ты ненавидишь меня, я знаю. Прекрасно. Я тебя тоже ненавижу, если тебе это интересно. Однако суть дела в том, что спастись от Ливня мы можем только все вместе. Я предлагаю тебе сделку. Мы даём тебе положить руку на Immelstorunn, и ты рассеиваешь облака над нами. Не отпирайся, с помощью Immelstorunn ты сможешь. Второе – мы режем на тебе ошейник. Нодлик выправляет тебе вольную грамоту. Ты отдаешь Immelstorunn нам... и можешь идти на все четыре стороны. Ну, как тебе план?
Кицум дёрнул плечом – пожалуй, несколько свободно для человека с волосяной удавкой на шее – и ничего не сказал.
Агата чувствовала, что грудь её вот-вот разорвётся. Не так уж важно, на самом ли деле ускорили свой бег гибельные тучи. Не так уж важно, кто такие на самом деле и Нодлик, и Кицум, и Эвелин, и даже Онфим. Главное – Immelstorunn может оказаться у неё! У неё! А что значит в сравнении с этим, живы или умерли несколько жалких хумансов? Правда, вот ей умирать после этого будет уже никак нельзя. Она обязана донести сокровенный дар Datfrrount'got'a к последней тайной твердыне народа Дану, точнее – туда, где это убежищемогло находитьсяпо её, Агаты, представлению.
Значит, ей теперь позволено всё. Urrdbaarra Maaionn, Ужас Возмездия, так давно готовившийся её народом, не должен попасть в чужие руки. Если надо будет солгать – она солжёт. Надо убить – убьёт. Безоружного, спящего, раненого. Женщину, старуху, ребёнка. Точно так же, как убивали безоружных, спящих или раненых Дану. Так же, как сажали на колы женщин и девушек, как распинали стариков и бросали в высокие костры колыбельки с детьми.
Кровь за кровь. Смерть за смерть. Если тебя ударили в щёку, перережь сделавшему это глотку. Страшный, волчий закон племенихумансов. Дану так и не научились следовать ему – и были разбиты наголову.
Девушка-Дану по имени Seamni Oectacarin прикусила губку острыми, точно у белочки-огнёвки, зубами.
– Я сделаю, как скажет госпожа Эвелин... – словно со стороны услыхала Агата собственный голос.
– Смотри-ка, соображает, – хрипло усмехнулась женщина. Кицум же воззрился на Агату с непритворным изумлением – казалось, он забыл даже об удавке на собственной шее.
– Скажите только, что делать, и я сделаю, – бесхитростно и прямодушно глядя прямо в глаза Эвелин, произнесла Агата.
«Ты умрёшь скверной смертью, Эвелин. Тебе я всегда хотела отомстить больше, чем всем остальным. Ты думаешь, я всё забыла и простила?»
Кицум, Нодлик и Эвелин быстро переглянулись.
– Слушай, может, снимешь наконец с меня эту петельку? – ворчливо поинтересовался клоун. – Онфима вам без меня всё равно не завалить.
– Не завалить, это точно, – кивнула Эвелин. – И нет времени подсунуть ему зелье...
Кицум пожал плечами.
– Если одолеем, так только втроём.
– А Смерть-дева? А Тукк и Токк? – зябко поёжился Нодлик.
– Тогда жди Ливня, – презрительно бросила женщина. – Я возьму твоей крови, Кицум. Хочу быть уверена...
– Кровь? – клоун разом подобрался, опустил подбородок, точно надеясь подцепить им удавку. – Зачем?
– Чтобы ты не натворил глупостей, – теперь настала очередь усмехаться Эвелин. – Не знаю, из какой тыветви, кто тебя нанял, и знать не хочу. Своё задание я намерена выполнить. А ты – что ж, ты останешься в живых, тоже немало, как ты считаешь?
Кицум пожал плечами. Похоже, это становилось у него любимым жестом.
– Значит, решили? – подытожил Нодлик. – Берём Иммельсторн, Онфиму – крюк под ребро, всем, кто станет его защищать, – тоже. Потом данка режет тучи...
– А мы режем ей ошейник, забираем Иммельсторн и расходимся, – закончила Эвелин.
– Замечательный план, – кивнул клоун. Глаза у него стали точно у готовой к броску змеи. – Неясно только, у кого остаётся меч...
– Эй, Троша! Прими вожжи! – не отвечая Кицуму, гаркнул жонглёр в глубину фургона.
Всё это время Агата сидела молча, прижавшись к борту фургона.
«Они все знают об Иммельсторне, как они называют его. Они все собрались здесь, чтобы охотиться за ним. И, если их замысел удастся, они не колеблясь убьют меня, если только я не убью их первой. Обещают свободу, как же! Так я и поверила! Дешёвая ложь... Наверное, они считают меня полной дурочкой. Что ж, пусть считают».
– Посмотрим-ка, что там делается, – с этими словами Эвелин свесилась за борт, стараясь разглядеть севшего некоторое время назад в седло господина Онфима-первого. Высунулась – и тотчас отдёрнулась назад, точно узрев восставшего из могилы упыря.
– Там... т-там... – она побледнела.
С фургоном поравнялся всадник. Рядом – второй, запасной конь. А сам наездник – водноцветном алом плаще!
– Ну, как вы тут, почтенные? – глумливо усмехнулся не кто иной, как сам господин Онфим. – Не соскучились?.. Было очень интересно послушать вашу премилую беседу, – крикнул он. Улыбка его сделалась ещё шире. – Хвалю, Кицум, молодцы, Эвелин с Нодликом. Вы хорошо поработали. Вот только выводы сделали не слишком-то верные. Девчонка всё равно не спасла бы вас. Даже Иммельсторн в её руке не остановит Ливня.
– Зачем... зачем ты ускорил его? – взвизгнула Эвелин. Агата заметила, как рука женщины плавно скользнула вдоль не видимого для Онфима бедра. В кулаке что-то тускло сверкнуло.
Онфим гаденько скривился.
– Я? Ускорил? Ты выжила из ума, женщина. Однако ты права в том, что тучи и впрямь как с цепи сорвались. Очень скоро они будут здесь, так что прощайте, мои дорогие. Вас ожидают незабываемые часы!.. И, кстати, спрячь звёздочку, Эвелин. Меня этим не проймёшь, а тебе, глядишь, и пригодится – покончить с собой...
Это верно. Простая сталь ничего не значит для волшебника – тем более имеющего право на одноцветный плащ.
– Иммельсторн Дану не должен увидеть света, – продолжал издеваться Онфим. – Я отвезу его в Хвалин, а вы – вы все останетесь здесь. Цирк же можно собрать и новый.
Нодлик громко всхлипнул.
Ничего не страшась, Онфим презрительно повернулся спиной к оцепеневшим людям; хлестнул коня. За спиной его Агата увидела накрепко притороченный длинный свёрток. Сокровище Дану Онфим увозил с собой.
И почти сразу же истошно, в муке заржали остальные лошади. Ноги у них подгибались, несчастные животные одно за другим падали.
Через несколько секунд фургон встал. Мёртвые кони лежали на дороге.
Глава восьмая
– Начинается, – спокойно повторил Сидри. В самой глубине глаз гнома трепетало пламя. – Спина к спине, Вольные! Это пострашнее любых чудовищ. Гном держал топор двумя руками, наперевес. И напряжённо вглядывался во тьму, словно видел там что-то. Ни Кан-Торог, ни Тави не могли различить ровным счётом ничего.
Священник в измазанной грязью рясе легко поднялся, с улыбкой встал рядом с Тави-Алией.
– Вы напрасно боитесь, – сказал он. – Всё это лишь жалкие попытки Тьмы сбить вас с пути истинного. Отец Лжи извращает дороги, искривляет их, возводит преграды, вчера ещё торные тракты оборачиваются гибельными тупиками...
– Что ты несёшь, хуманс, заткнись! – прорычал Кан-Торог.
– Ты ошибаешься, сын мой, – мягко возразил священник. – Ваш путь благословлен самим Спасителем... мы верим. Какая из пришедших с тёмной стороны тварей может угрожать вам?..
Тоскливый вой повторился. На сей раз значительно ближе. Гнусавые перекаты звука обрушивались, давили, заставляя мозг вскипать в черепных коробках. Тави со стоном прижала левую, незанятую саблей руку к виску; Кан-Торог сморщился, скрипнул зубами. Сидри едва не выронил топор – и лишь священник остался стоять как ни в чём не бывало.
– Вера, вера и ещё раз вера, дети мои. Вы верите в могущих причинить вам вред чудовищ, и вы терпите вред. В то время как молитва, идущая из сердца, может оборонить лучше всяких ме...
Тьма – или, вернее, то, что казалось Тьмой – нанесла удар внезапно. Туман за спиной священника нежданно сгустился, обретая форму исполинского хобота; призрачное щупальце потянулось, раздуваясь, охватило голову священника... и внезапно отдёрнулось. Серый цвет сменился тёмно-багровым.
«Я не знаю, что это. Только холод. Ничего больше».
Эти мгновения вдруг стали очень длинными. Первой ответила Тави.
Любой мало-мальски грамотный маг всегда имеет «под рукой» сколько-то заранее сплетённых боевых заклятий. Огонь, любимая игрушка воинов-волшебников, или вода, или любовно сотворённое чудище – одни сплошные когти, клыки, рога и клешни. Однако сейчас перед юной чародейкой оказалось поистине Нечто, о котором умалчивали все до единой магические книги. Оно не имело тела, что само по себе и неудивительно. Оно не имело и сердца, средоточия, куда только и можно направить удар, разящий наповал. Главное – отыскать это сердце; а Тави его не чувствовала. Туман свивался в жгуты, пласты его ходили кругом острова, то и дело со внезапными порывами ветра доносились полные злобы завывания, а сердца по-прежнему не было.