Заговор рвачей - Александр Ермак 13 стр.


Я попенял себе, что не взял в Минеральск свой переносной компьютер. Специально оставил дома в Москве, ведь на отдых ехал. Сейчас бы подключился к интернету и, глядишь, выцепил там что-нибудь полезное.

Потом подумал, что на курорте должны же быть интернет-кафе. Но шлепнул себя ладонью по лбу и рассмеялся. В «Медозе» был бизнес-центр с копировальным аппаратом и компьютерами. Мне же это помещение Инесса еще в первый день показывала. Я тогда как-то на него особого внимания не обратил. Не думал, что может на отдыхе пригодиться. А пригодился ведь.

Я спустился в бизнес-центр, сел за компьютер и залез в интернет. Но и там полезных сведений о «Медозе» – кот наплакал. Обнаружил лишь общий пресс-релиз, чуть ли не слово в слово повторяющий информацию из уже изученного мною ранее буклета.

И еще публикации о выходе новых продуктов компании. Эти сообщения мало чем могли мне помочь: «…новое лечебное средство для полости рта „Медоза-комплит“, „…средство для нормализации работы кишечника „Медоза-форт“, „…иммуноподдерживающий кефир „Медоза-стронг“, «…средство от повышенной кислотности желудка «Медоза-антацид“. Плюс упоминания десятков наименований различных антибиотиков, пробиотиков, зубиотиков «Медозы“…

И еще научные статьи разных врачей о научно доказанной пользе тех или иных продуктов «Медозы»…

И еще различные интервью с представителями компании. Ничего интересного – общие слова о работе компании на благо общество, о профилактике болезней, о здоровом образе жизни…

Всего этого мне мало. Очень мало. А из головы все не идет тот пакет, что получил Розендорф со спецпочтой. Как бы мне с ним ознакомиться? Как бы до него добраться? Не попросить же почитать…

Я серьезно задумался. А что, ведь есть, есть варианты. Например, кража со взломом. Почему бы и нет? Пожалуй, стоит попробовать…

И вот вечером мы, как обычно, гуляем с Анной по парку. И, как обычно, я остаюсь у нее. Для того, чтобы алиби мое было как можно крепче, мы долго стоим у входа в «Янтарь». У всех на виду. Ну, а ночью я уж постарался, чтобы в соседних комнатах заметили мое присутствие. И вот стук в стену не заставил себя ждать:

– Ну, дайте же, наконец, поспать.

Отлично, алиби есть…

Когда Анна крепко засыпает, я тихо лезу в окно. Опускаюсь на землю и ищу в кустах купленную и припрятанную заранее днем фомку. Крепкую. Из закаленной стали.

Осторожно прошмыгиваю мимо дремлющего охранника «Янтаря». Никем не замеченный пересекаю ночной, крепко спящий курорт.

А вот в «Медозе» охранник не спит. Но он, как обычно, увлечен кроссвордом. Я слышу, как охранник говорит сам собой:

– Одно из чудес света. Из пяти букв. На «П» начинается. На «А» заканчивается…

И Вероника очень любила кроссворды… Дожидаясь меня из редакции или из командировок, она целые вечера проводила не у телевизора, а за кроссвордами. И когда я отписывался дома по какому-нибудь расследованию, то нередко слышал что-нибудь типа:

– Восемь букв по вертикали… Четыре по горизонтали…

Вероника говорила, что кроссворды развивают эрудицию, память. Хотя мне всегда казалось, что человек за кроссвордами просто коротает время или пытается убедить себя в том, что он не так уж глуп. Но Вероника – умная девушка. Она разбирается в искусстве. Значит, у нее было слишком много свободного времени. Или ей очень не хватало меня. На кухне лежала аккуратная стопка журналов с полностью отгаданными ею кроссвордами. Вероника обычно все доводила до конца. Когда она ушла, то забыла в прихожей сумку со своими вещами…

А охранник все продолжает мучиться:

– Одно из чудес света. На «П» начинается. На «А» заканчивается… Из пяти букв…

Есть такое чудо. Очень красивое место. Город, вырубленный в скале. Там я еще не был. Но обязательно съезжу. Возьму вот и как-нибудь мотану туда. Очень может быть вместе, вместе с Анной…

– На «П» начинается. На «А» заканчивается… Из пяти букв…

Так и хочется подсказать: «Петра». Но сдерживаюсь. И буквально проползаю у охранника под носом.

В главном коридоре «Медозы» пусто. В ответвлении, ведущем к кабинету Розендорфа, тоже. Замечательно.

Я вынимаю фомку из-под полы, осторожно засовываю ее острый конец в пространство между дверью и косяком. Наваливаюсь всем телом. Дверь негромко заскрежетала, поддалась и пошла, пошла, родимая. Открылась.

Осторожно вхожу в кабинет. Заглядываю за перегородку. Не спит ли там случайно Розендорф? А может, он сидит и сторожит меня? Нет, на кушетке никого нет. Кабинет пуст. В полном моем распоряжении.

Осматриваю сейф. Да, такой обычной фомкой не взять. Вот не догадался: надо было дрель купить с высокопрочным сверлом. Тогда можно было бы замок с засовами элементарно высверлить.

Знаю, что еще такой сейф открыть можно, если его просто сбросить с высокого места на бетон или асфальт. От сильного удара он должен раскрыться, расколоться, как орех.

Но хватит ли мне сил дотащить этого монстра до окна, выпихнуть через подоконник на улицу? А сколько будет шума. Да, и не так уж здесь высоко, чтобы сейф раскололся. Не получится, не получится у меня взять этот сейф…

В отчаянии сажусь в кресло Розендорфа и на всякий случай шарю по ящикам стола. Бумажки. Бумажки. Канцелярские принадлежности.

Замечаю на вешалке халат Розендорф и вспоминаю звук опускаемой в карман связки ключей. Снимаю халат – какой тяжелый. Встряхиваю его, и что-то бряцает. Сую руку в карман – ключи. Ключи!

Достаю связку и пытаюсь найти, подобрать ключ, который подходит к сейфу. Наконец мне это удается. Ключ входит в щель и проворачивается. Раз, два. Дверца сейфа открывается. Я вижу пакет. Протягиваю руку. И в это время звенит сирена! Я застываю у сейфа. Что делать? В дверь? В окно?

А в коридоре уже шаги. На пороге взломанной двери охранник. И из-за его плеча выглядывает Розендорф:

– Здравствуйте, ночной гость. Опять вас алкоголь подвел?

Нет, так не пойдет…

Я, может быть, действительно, справлюсь с дверью кабинета, но вот Розендорф вряд ли сделает мне подарок и оставит ключи в кабинете. А чтобы без ключей открыть сейф, мне попросту не хватит навыков, которыми обладают профессиональные воры-медвежатники. Уроки же брать и не у кого, и некогда. И если у сейфа, да или вообще у всего кабинета действительно есть сигнализация, отключать которую умеет лишь сам Розендорф? А в учреждении такого уровня наверняка она есть. Не зря же у охранника в дежурной комнате размещается целый пульт с разноцветными мигающими лампочками. Нет, для того, чтобы добраться до интересующих меня документов, нужно придумать что-то другое.

И я думаю, думаю…

А может, перекупить тех ребят – одного в бейсболке и другого с длинной косичкой. Судя по всему, они из тех, кто способен взяться за такое не очень законное дельце, как вскрытие чужого сейфа. Но вот возьмутся ли они? Денег, которые у меня есть с собой, вряд ли хватит на согласие этих ребят подрядиться на разовую работу, пожертвовав постоянной. Нет, не подходит…

Но я придумываю гораздо лучший вариант.

Рано утром я уже на ногах. Прохаживаюсь по коридору возле бизнес-центра. Ведь именно сюда, взяв документы у Розендорфа, должна прийти его помощница рыжеволоска Инесса. И вот она уже идет. Да, в руках папка. Папка не иначе как с теми самыми документами.

Предстаю перед нею:

– Доброе утро, Инесса. Выглядите просто потрясающе.

– Спасибо, – улыбается она.

Я развожу руками:

– Так жаль, что вы сейчас на работе. При исполнении так сказать…

Она продолжает улыбаться:

– Что же делать. Нужно работать. А почему жаль?

Я как бы мнусь:

– Вы знаете, я так долго собирался вам сказать… Все не решался. Но мне уже совсем скоро уезжать. Это, можно сказать, последний шанс.

– Последний шанс? – она явно заинтригована и, кажется, уже совсем забыла о своей важной и срочной работе.

– Да, видите ли…

– Говорите. Я слушаю, – подбадривает она меня.

И я выпаливаю:

– Я хотел бы пригласить вас на чашечку кофе. Пойдемте куда-нибудь… Мне хотелось бы вам кое-что сказать. Кое-что очень важное для меня. И, может быть, для вас. В общем, для нас обоих.

Она во все глаза смотрит на меня:

– Для нас обоих?

Она не замужем, а я журналист известной газеты.

Подтверждаю:

– Да, для нас обоих. Это очень серьезно. И нужно решить это сегодня. Прямо сейчас. Я не могу ухать отсюда, от вас, от такой…

– От такой какой…

Я как бы смущаюсь, путаюсь:

– Вы знаете, мне так сложно говорить об этом. Тем более здесь, в коридоре. Пойдемте…, пойдемте в сад. В тот сад, что вы мне показывали в первый мой день в «Медозе». Я до сих пор помню эту чудесную прогулку вместе с вами…

– Вы помните?

– Да, словно это было вчера…

И она сначала как бы задумывается, смотрит то на папку, то на меня, но в конце концов соглашается, соглашается:

– Пойдемте, только не надолго. У меня…, мне нужно…

Заверяю ее:

– Надеюсь, я не задержу вас надолго. Или может быть наоборот.

– От такой какой…

Я как бы смущаюсь, путаюсь:

– Вы знаете, мне так сложно говорить об этом. Тем более здесь, в коридоре. Пойдемте…, пойдемте в сад. В тот сад, что вы мне показывали в первый мой день в «Медозе». Я до сих пор помню эту чудесную прогулку вместе с вами…

– Вы помните?

– Да, словно это было вчера…

И она сначала как бы задумывается, смотрит то на папку, то на меня, но в конце концов соглашается, соглашается:

– Пойдемте, только не надолго. У меня…, мне нужно…

Заверяю ее:

– Надеюсь, я не задержу вас надолго. Или может быть наоборот.

– Наоборот, это как?

Я не отвечаю. Я веду ее в сад. К тем удаленным затененным скамейкам для двоих. За развесистыми кустами нас совсем не видно из окон санатория.

Я усаживаю Инессу, беру ее за руку, имитирую дрожь:

– Я так волнуюсь.

Чувствую, что и она тоже подрагивает:

– Я от чего-то тоже.

– Значит, мы одинаково чувствуем… Инесса, я вам так много хочу сказать, но лучше пусть все расскажет мой поцелуй.

От неожиданности она не знает, что и сказать. А потом, когда я впиваюсь в ее губы, все мысли оставляют ее. Только чувства…

Она не возражает. Она не вырывается. Ее губы отвечают моим. Ее глаза закрыты. Это то, что мне нужно.

Выскользнувшая из ее руки папка с документами лежит рядом. Я дотягиваюсь до нее. Крепко сжимаю пальцами, заношу руку за спину Инессы. Расстегивая ее бюстгальтер одновременно развязываю тесемки папки. Одной рукой ласкаю ее грудь. Другой переворачиваю бумажные листы. Целую, ласкаю, читаю. Читаю, читаю…

Целую, ласкаю, читаю. Целую, ласкаю, читаю. Бред, бред, бред…

Инесса достаточно дисциплинирована и вряд ли отложит свою работу ради сомнительного разговора со мной. И нравлюсь ли я ей – это большой вопрос. Несмотря на то, что она брала у меня автограф, Инесса, по-моему, куда с большим восторгом смотрит на Розендорфа. Тот вроде бы тоже холост. И у них обоих гораздо больше общих интересов… А уж чтобы ласкать ее в санаторском саду… Целовать и читать серьезные документы одновременно… Ну, ты парень загнул!

И все-таки, все-таки я нашел реальный выход на документы «Медозы».

Утром я постарался опередить Инессу и зайти в бизнес-центр первым. Ей ведь особо спешить было некуда, так что это мне вполне удалось. В руках у меня была газета с моей статьей. Я как бы хотел сделать копию своей «Алюминиевой смерти». Во рту – жевательная резинка. Операцию по добыче интересующих меня документов я так и назвал «Жевательная резинка».

В бизнес-центре никого не было. Я спокойно открыл кожух большого аппарата, выдвинул несколько рабочих блоков. Сначала нашел один ролик, по которому при копировании протягиваются листы бумаги. Затем для страховки – еще один, ближе к выходному отверстию готовых копий. И на первом ролике, и на втором подальше от видимого края прилепил по небольшому, не бросающемуся в глаза кусочку жевательной резинки.

Это так просто. Но это должно было сработать. Однажды я видел, как в нашей редакции механик чинил похожий копировальный аппарат. Проблема с работой машины заключалась в том, что нормальные копии выходили через раз. То есть, один раз выйдет нормальная копия, другой – частично пропечатанный лист. А иногда полностью готовые копии и вовсе застревали внутри аппарата.

Механик тогда долго возился, а я ждал. Мне нужно было срочно сделать копию с одного важного документа – с договора о передаче прав на разработку алюминиевого месторождения. Концессионер Малькович отдавал бизнес братьям Карамазовым по явно заниженной цене. Этот факт указал мне тогда на одно из направлений моего расследования дела алюминиевой империи.

И вот я стоял у копировального аппарата, ждал. От нечего делать наблюдал за тем, что делает механик. А тот возился достаточно долго. Также вот выдвигал рабочие блоки, прокручивал ролики. И нашел, в конце концов. Оказалось, что все проблемы с работой аппарата происходили из-за маленького кусочка липкой ленты от упаковки бумаги. Она вместе с каким-то листом попала внутрь аппарата и там приклеилась к одному из протягивающих роликов. И вот, когда листы бумаги попадали на эту ленту, то они немного приклеивались к ней, притормаживали. Затем часть листов успевала отклеиться и пройти дальше, а часть сминалась в гармошку, и аппарат тогда автоматически останавливался. Приходилось открывать его кожух, искать внутри блоков испорченные копии, ну и выбрасывать их в мусорную корзину. А что такое испорченные копии? Это измятые листы бумаги иногда с полностью пропечатанным текстом, иногда только с его частью. Для меня внешний вид бумаги не имеет никакого значения. Главное – текст, который останется на смятых листах.

Еще раньше я заметил, что мусор из коридоров и бизнес-центра убирают вечером. А это означало, что все оказавшееся за день в мусорной корзине можно будет до вечера свободно осмотреть или даже забрать. Кто обратит внимание на пропажу части испорченных бумаг из мусорной корзины? И что очень важно: такая работа копира не вызовет у Инессы подозрений. Ведь его, по ее же словам, уже несколько раз регулировали. Регулировали, регулировали и все еще не дорегулировали…

Я погладил аппарат:

– Ну, милый, не подведи…

Иду к Анне.

13

Утром я оставил Анну завтракать в ее «Янтаре». Сам пошел к «Самсону».

Уже завтра Анна уезжает, и мне бы не торопить время, но я со смаком похрустываю сочным перчиком с нетерпением поглядываю на часы. Вот сейчас Инесса входит в бизнес-центр. Вот делает первую копию. Вот та застревает. Инесса открывает кожух, находит испорченный лист. Выбрасывает в мусорную корзину. Снова запускает аппарат. Следующая копия проходит нормально. И еще одна. И опять лист застревает…

Она долго, очень долго будет делать свои копии. Я снова и снова поглядывал на часы. Надо занять себя чем-нибудь. У Анны в ее санатории сейчас начнутся процедуры. А я, я пойду дочитывать записки Запалина. Там осталось всего несколько страниц и я, наконец, полностью разберусь в том, что же это здесь за страсти такие курортно-санаторные.

Медленно прошелся по аллеям парка. Когда на всякий случай убедился, что за мной никто не следит, свернул в нужную сторону. И вдруг показалось, что в кустах мелькнула пестрая одежда цыганки. Я остановился, вглядываясь, вслушиваясь. Но больше ни одного движения. И ни одного звука с той стороны.

Показалось. Именно показалось… Снова привиделась мне цыганка. А это, наверное, просто бабочка пролетела, сверкнула пестрыми крылышками на лучике солнца. Только и всего. Я пошел дальше.

Вот и моя крапива. Мой клен. Моя скамейка. Тетрадь на месте:

«Проболел семь лет. И вот уже несколько месяцев, как чувствую себя нормальным, достаточно здоровым человеком. Наслаждаюсь по-новому открывшейся жизнью. Хочется забыть мучительные годы болезни. Но, но, но… Они почему-то упорно не забываются.

Из головы никак не идут некоторые мысли. У выздоровевшего меня остались вопросы. Даже и не знаю к кому. К врачам? К обществу? К себе?

Был ли у меня шанс вылечиться раньше, чем за семь лет? Без сомнения был. Но кто виноват, что этого не произошло?

Вина врачей однозначна. Подавляющее большинство тех, к кому я обращался, ставило неверный диагноз или назначало неправильные лекарства. Чего стоили антибиотики Егоровой и иже с ней врачей. А вредный мне пектин. А неправильная диета в санатории. А бесполезное лечение проктита, баланапостита, эпидедимита, а также таких несуществующих болезней, как синдром раздраженного кишечника и дисбактериоз, которые на самом деле являются лишь симптомами, следствием других болезней – желчекаменной, панкреатита и т. д., осложненных иммунодефицитом, а еще точнее – дефицитом щелочных минералов. В организме во время болезней, нервных перегрузок образуется дефицит кальция, и нужно просто дать очень дешвый препарат, а врачи назначают токсичные лекарства и… убивают.

Врачи лечат частные проявления общей болезни. И тем самым только усугубляют ее. Станочник на заводе штампует детали. А они штампуют диагнозы и рецепты. Не обращая внимание на отклонения:

– Почему болит справа? Не берите в голову. Этого не может быть, это вам кажется. Такое бывает…

Бывает…

Врачи выписывают ненужные лекарства. Это могут быть просто новые или модные лекарства. А могут быть и те, что им настойчиво рекомендовала та или иная фармацевтическая компания. И врачи в благодарность за бесплатные семинары, за мелкие подарки в виде блокнота и авторучки, но иногда и за процент от рецепта, выписывают, выписывают ненужные, бесполезные, не самые эффективные, но, как правило, весьма дорогостояшие лекарства.

Но и это не так страшно – страшнее, когда они проводят ненужные операции. Великий хирург Мечников предлагал удалять прямую кишку для поддержания здоровья и долголетия. И в 20-м веке такие операции проводились. В Великобритании «только один хирург крупного медицинского центра В.А. Лейн между 1900 и 1920 годами удалил толстую кишку у сотен англичан с запорами».

Назад Дальше