Ей снилось, что она на охоте с Тобуроковым и отцом. Хотя она почти не помнила, как выглядит отец, во сне она точно знала, что этот высокий и широкоплечий мужчина с бородой – отец. Он шел первым, потом она, замыкал их цепь Егор Иванович. Наташе было хорошо и спокойно. Был солнечный день. Яркий свет проникал в самую чащу даже сквозь густые лапы елей.
Вдруг Наташа увидела белку, ту самую, из детства. Девушка остановилась и стала смотреть на зверька. «Тебя же сова съела», – мелькнуло у Наташи в голове. Тобуроков обогнал ее, бросив на ходу: «Не зевай, Наталья». Она кивнула и продолжала смотреть на белку.
Ожившая пушистая красавица прыгала под деревом, временами замирая, чтобы понюхать воздух. Потом нашла шишку и стала перебирать ее в лапках. Наташа смотрела, как солнечные блики играют в блестящей шерстке и глазах, и радовалась, что белка оказалась жива. Та распотрошила шишку и, запихав орешки за щеку, поскакала к себе в дупло.
Наташа помахала ей рукой в заиндевевшей варежке. Обернулась и поняла, что отец и Егор Иванович давно ушли вперед. Девушка заторопилась следом, пыталась набрать скорость. Казалось, что надо приложить еще немного усилий – и она буквально полетит на своих лыжах. Но ноги были ватные. И с каждым шагом все тяжелели. Пошел крупный снег. Огромные хлопья быстро засыпали следы прошедших перед ней отца и старика охотника. Во сне у Наташи снова мелькнула мысль, как может падать этот крупный снег на землю, сквозь лапы елей. Но надо было торопиться. Наташа сделала рывок, вложив в него все свои силы, но поняла, что стоит на месте. Она опустила вниз глаза и не увидела ни лыж, ни своих ног. Они по колено увязли в снегу, как в болоте. Хлопья валили уже так густо, что не было видно ближайших сосен. Наташе захотелось кричать. Но крик не шел, она никак не могла разлепить губы, рот как будто был заклеен. Крик наполнил ее горло, распирал щеки, пытаясь вырваться наружу. Наташе стало очень страшно. Она собрала все силы и рванулась вперед, одновременно крича: «Паааааапааааа!», но упала лицом в снег.
Девушка проснулась от удара о переднее сидение. Автобус прыгнул на очередной выбоине, чуть не скинув на пол заснувшую Наташу. Сонная путанность мыслей стала проходить. Наташа «пересмотрела» еще свежий в памяти сон. Ощущение на душе было тяжелое. Что говорил ей этот сон? Что-то важное. Но что? Она шла с отцом и Тобуроковым. Был хороший радостный день, и вдруг она засмотрелась на белку. Засмотрелась на белку. Отвлеклась. И потерялась. Отец хочет ей сказать, что она отвлеклась от чего-то хорошего на ерунду? Или… А вдруг дядя Егор заболел? А вдруг он умер?! Он же ушел с отцом во сне. А она осталась одна в пустом заснеженном лесу. Только не это. Она не может остаться сейчас одна. Опять одна. Только не сейчас.
Оставшиеся несколько часов пути были мучительными. Девушка сидела как на иголках и мысленно подгоняла автобус. Короткий зимний день заканчивался. Сумерки стали молочными от повалившего снега. Началась метель, такая же, как во сне. Автобус сбросил скорость, а Наташу прошиб холодный пот.
Уже затемно она наконец вышла из автобуса на своей остановке. «Д. Чаадаевка», – сообщал покосившийся указатель. Катить чемодан по заметенной проселочной дороге оказалось невозможно. Наташа стала продвигаться спиной вперед, упираясь скользящими на снегу сапогами в землю и рывками подтягивая к себе обеими руками чемодан. Ноги быстро замерзали. «Это тебе не Москва!» – злорадно воскликнул внутренний голос.
Со стороны девушка выглядела более чем странно. Заметь ее сейчас кто-нибудь из соседей, не узнал бы. Какая-то городская, вырядилась не по погоде. Прикатила сюда с чемоданом. Будь сейчас день, местные детишки уже выстроились бы на другой стороне дороги и смеялись, показывая пальцем. Сердце кольнуло неприятное ощущение. Дом встречал ее не очень приветливо.
Выбившись из сил, Наташа села на чемодан и обхватила голову руками. Но долго сидеть и предаваться унынию тоже не вышло, морозный ветер без усилий пробирался под легкую московскую курточку и требовал разработки плана. Суровая таежная зима будила в уставшей девушке генетическую память. Ты – охотница. Где твоя выдержка? Наташа встала и приняла решение – оставить чемодан под ближайшими деревьями, а потом вернуться за ним с санками.
В темноте, замерзшая, она вбежала в знакомые сени, теперь показавшиеся такими маленькими. Отвыкнув от старого дома, Наташа тут же налетела в темноте на ведра и ужасно перепугала уже ложившуюся спать Марию Николаевну.
– Кто здесь?! – послышался высокий от испуга голос.
– Это я, теть Маш!
– Наташа?!
Мария Николаевна нащупала выключатель. Перед ней стояла выросшая и повзрослевшая Наташа. Ее Наташа, только очень усталая, грустная, замерзшая и одетая по-городскому. Девушка бросилась к приемной матери. Зарылась холодными щеками в пуховый платок и расплакалась. Мария Николаевна, не привыкшая показывать свои тревоги, молча гладила ее по спине. Потом мягко отстранила ее и, вытирая слезы, сказала:
– Ну, все хорошо, ты дома, пойдем, я тебя накормлю, переодену. Девочка моя.
– Где дядя Егор? – взволнованно спросила Наташа.
– Да в сарае он, со шкурами возится, – ответила Мария Николаевна.
Наташа ощутила, как одновременно расслабились все ее напряженные мышцы. Она заулыбалась сквозь слезы и снова бросилась обнимать ошарашенную Марию Николаевну. Никогда еще ее девочка-волчонок не проявляла таких эмоций. «Как она изменилась в этой Москве. Нервная какая стала. И худющая опять», – думала, качая головой, старушка.
Потом Наташа побежала в сарай.
– Переоденься хоть! Замерзла же! – кричала ей в след Мария Николаевна.
– Потом, – ответила ей на бегу Наташа.
Она ворвалась в сарай. Сидевший боком к двери Тобуроков даже не шевельнулся. Конечно, старый охотник слышал, как скрипнула калитка, как раздались торопливые шаги по снегу к дому, слышал шум в сенях и знакомый голос. Но он по многолетней привычке просто ждал. За свою долгую и сложную жизнь он понял, что это самая верная тактика. Просто ждать. Он ждал на охоте, и зверь сам выходил на него. Он ждал в жизни, и все само шло своим чередом. Он уже понял, что в Москве с Наташей что-то произошло, и теперь просто ждал, когда выяснится, что именно.
– Дядя Егор! – Наташа бросилась к старику, она хотела обнять и его, но Тобуроков не поднялся с места.
Тогда Наташа просто приобняла его, сидящего, за плечи, а потом опять заволновалась:
– Ты не заболел, дядя Егор? Почему ты не встаешь?
Тобуроков молча осматривал Наташу своим долгим внимательным взглядом. Девочка поежилась. Глаз старика как будто бы сканировал ее, суммируя детали. «Изменилась. На нервах вся, очень волнуется. Вырядилась по-городскому, забыла, что в тайге еще мороз. Устала. Напугана. Но не расскажет, что случилось. Будет притворяться», – прочел все Егор Иванович, как в раскрытой книге.
– Не заболел, Наталья, все в порядке, – наконец заговорил он, – а ты вот странная. Влетела ночью, без предупреждения, как будто волки за тобой бегут. Мать перепугала. Ты что?
Наташе стало стыдно. Она вдруг поняла, что уже давно не задумывалась о том, что она делает. С момента разговора с Гвоздевым она словно находилась в странном и тяжелом сне. Просто бежала, не помня себя. Не думая ни о том, что переполошит приемных родителей, ни о том, как она им объяснит свое внезапное появление.
– Надоела мне Москва эта. Не могу я там, – сказала Наташа, потупившись и ожидая выговора. Ведь настоящий спортсмен никогда не сдается и поднимается столько же раз, сколько упал. Но вместо этого она услышала:
– Ну, раз решила, что не надо, значит, не надо. Пойдем, поешь с дороги, – сказал спокойно Тобуроков, беря девушку за плечи.
Наташа переоделась в комнате в свою деревенскую одежду. Все было таким родным, но в то же время очень непривычным. Она сейчас понимала, насколько другой была ее жизнь в Москве. И что сама она успела измениться. И было ощущение, что ее душа не здесь. Но и не в московском общежитии. И не с Гвоздевым. И не с Беркутом. А где? Может, она еще летит над облаками среди самолетов? Летит, думая, что дальше делать и куда вернуться – в Москву или в Чаадаевку?
Погруженная в свои мысли, Наташа вышла к старикам. Егор Иванович ел жареную картошку с олениной, Мария Николаевна поставила перед девушкой такую же тарелку. Простую, белую, всю в серых трещинках со сколом на краю. Наташа никогда раньше не обращала внимания на эти домашние тарелки. Она поела немного картошки и сказала, что хочет спать.
– Волнуюсь я, Егор, – шептала ночью Мария Николаевна, как обычно думая, что Наташа уже спит.
– Ну, поволнуйся, Марья, вы, бабы, любите, – сказал Тобуроков, поворачиваясь на другой бок.
Вообще-то, старик думал, что подобное бегство Наташи от московских проблем произойдет гораздо раньше. И в очередной раз восхитился выдержкой своей воспитанницы. «Но есть, конечно, еще над чем работать. Пусть отдохнет, расслабится, а там посмотрим, выясним – и пусть возвращается. Стержень в девке есть, и, может, и правда выйдет из нее великая спортсменка. А характер жизнь смягчит. Всех пообтесала и ее подправит», – размышлял старик, привыкший всегда иметь план действий.
Глава сорок восьмая
Вот уже полчаса Виталий Гвоздев сидел неподвижно на собственной кровати и активно размышлял. Если бы не работавший радиоприемник, можно было бы услышать, как натужно скрипят извилины в его голове. Он никак не мог решить, что делать дальше. Остаться в Москве, тренировать студентов или проявить мужество и во что бы то ни стало помочь Наташе преодолеть все проблемы. Да, Виталий совсем не гордился тем, что ушел, хлопнув дверью, и оставил Наталью одну. Однако продолжать разговор на повышенных тонах с ней тоже было бессмысленно.
– Сегодня двадцатое марта, в Москву постепенно приходит хорошая погода, и мы радуемся замечательному весеннему солнышку! – бодро объявил радиоприемник.
– Три дня уже прошло! – воскликнул сам себе Виталий. Ему казалось, что с момента разговора с Наташей прошло часов пять, не больше.
И все-таки он должен с ней еще раз объясниться. Предложить помощь, в конце концов и у него есть знакомые, друзья, которые не оставят в беде.
Решительно схватив свою куртку, Виталий направился в общежитие. Миновав удивленную бабу Зою, Гвоздев мигом влетел наверх по лестнице и в нерешительности остановился у дверей Наташиной комнаты. Подумав еще секунды три, Виталий постучал. Ответа не было. Тогда Гвоздев с силой надавил на ручку – заперто.
– Наташа, открой, пожалуйста! – отчетливо сказал Виталий. Однако, приложив ухо к двери, он понял, что в комнате никого нет: слишком тихо было внутри. Спускаясь по лестнице, Гвоздеву пришла в голову тревожная мысль: все-таки прошло уже три дня, к ней могли и оперативники нагрянуть! Нужно срочно это выяснить.
Баба Зоя сидела на своем привычном месте и отгадывала кроссворд.
– Баб Зой, – крикнул Виталий, – к вам тут полиция, случайно, не приходила недавно?
– Бог с тобой! – испуганно ответила баба Зоя. – Нет, и не надо нам!
– Хорошо, – облегченно выдохнул Гвоздев, – а Наташа Тобурокова давно проходила?
– Да вот, дня три назад уж как, – усмехнулась бабушка, – опоздал ты, милок, немного.
– Что? Как это – «дня три назад»? – опешил Виталий. – А куда же она…
– Не знаю. Чего не знаю, того не знаю. Может, домой уехала, ключик-то вот, оставила.
Растерянный тренер вышел на улицу. Что же теперь делать? Где искать Наташу? А если опера ее раньше найдут? В голове мелькнула догадка – если домой, значит, в Новосибирск вернулась! Она ведь оттуда приехала! Окрыленный этой слабой надеждой, Виталий помчался домой. Обзвонив несколько знакомых, удалось выяснить лишь номер Новосибирской СДЮШОР, где когда-то училась Наташа.
– Валерьянов у аппарата! – прозвучал хриплый мужской голос на том конце провода.
– Алло! Алло! Виктор Степанович?
– Кто спрашивает?
– Мы с вами не знакомы, меня зовут Виталий Гвоздев, я нынешний тренер Натальи Тобуроковой.
– Серьезно? Наташи? Коллега, поздравляю вас, вся страна гремит о вашей совместной победе!
– Спасибо, но сейчас не об этом! Есть проблема, – голос Виталия дрожал. Он очень боялся, что связь сорвется.
– Чем же я могу помочь? – волнение передалось и Валерьянову.
– Наташа пропала! – закричал в трубку Гвоздев. – Алло! Вы слышите! Наташа пропала! Она, случайно, вам не звонила?
На том конце провода Виталий услышал тяжелый вздох.
– Что же вы, молодой человек… – начал было Валерьянов, но, осекшись, спросил спокойным тоном: – Расскажите, что именно случилось?
И Виталий, запинаясь и опуская криминальные моменты, рассказал о том, как они с Наташей поругались, о том, как он дорожит этой девушкой, о том, что у него есть серьезный соперник, из-за которого у новой чемпионки России могут быть проблемы. В довершение всего Виталий спросил, куда же все-таки могла пойти Наташа.
Все это время Валерьянов внимательно слушал. Он не понаслышке знал, как Москва меняет людей, и в том, что Наташа сбежала, не видел ничего необычного. Маститый тренер рассказал Гвоздеву о том, как маленькую Наташу вытащил из горелых обломков в лесу охотник Тобуроков, о том, какое трудное время ей довелось пережить в сибирском детдоме, и о том, как сложно ей было осваиваться в его, Валерьянова, школе. В довершение всего Виктор Степанович сообщил Гвоздеву, что Наташа нынче наверняка вернулась к своему приемному отцу, Егору Ивановичу Тобурокову, в деревню Чаадаевку, что в Новосибирской области. Валерьянов пожелал удачи Виталию в поисках и попросил обязательно позвонить ему, когда девушка отыщется.
Глава сорок девятая
Спала Наташа плохо. Душа по-прежнему была не на месте. Привыкшая уже к московскому ритму жизни и изнуряющему графику, девушка никак не могла осознать, что больше некуда спешить. Она по привычке вскочила в пять и стала собираться. «А куда?» – спросила у отражения в зеркале, осознав, что натягивает московский спортивный костюм. Наташа зло отбросила его в угол комнаты и опустилась на кровать.
– Да что со мной?
Прислушавшись к себе и поняв, что больше не заснет, она оделась и пошла в сарай. Старый добрый оружейный шкаф, казавшийся таким волшебным еще позапрошлым летом, теперь был просто шкафом с ружьями. Она даже подумала, что шкаф с винтовками в московской спортшколе смотрелся куда круче. Наташа открыла дверцы и достала мелкокалиберную винтовку, из которой подстрелила свою первую белку. Руки помнили вес и форму, отполированное временем дерево приклада, холод стали. Она села за стол и стала упрямо разбирать оружие. Процедура не вызывала вообще никаких чувств, но девушка упрямо разобрала, почистила, смазала и собрала обратно. На душе было тихо, холодно и пусто. Ничего не отзывалось внутри.
Наташа посмотрела в окно. В тусклом свете фонаря крупными хлопьями валил снег. Она вспомнила вчерашний сон и снова заволновалась. Что-то было не так внутри. Но что, она не могла никак понять. Наташа не была склонна к самоанализу, она привыкла не обращать внимания на мешающие мысли и чувства, и раньше у нее всегда это получалось. Пошла на пробежку или на охоту – и все само выветрилось из головы. «Пойду на охоту», – решила девушка.
С винтовкой на плече она вышла из сарая. В своей комнате нашла походный рюкзак, уложила его и отправилась на кухню за едой. Стоя у открытого холодильника, она прикидывала, на сколько дней ей хватит того, что есть. Хотелось уйти в лес надолго, дней на пять или на неделю. Но продуктов было негусто. Похоже, придется сначала сходить в сельпо. Но открывается-то магазин в десять утра. А сейчас часы показывали половину седьмого. Необходимость чем-то занять себя еще на целых три с половиной часа вызвала в Наташе глухое раздражение.
«В Москве бы все купила в любое время, не то что в этой глуши», – зло подумала она. И в следующую минуту ей стало стыдно. Надо выбирать: или родина, или магазины. И Наташе снова показалось, что она все сделала правильно.
Три с половиной часа до открытия магазина она потратила на свое любимое в прошлой жизни занятие – стрельбу по банкам и картошке, только положила их далеко-далеко, так что мишени превратились в едва различимые точки. Усталость и волнение давали себя знать. Она часто промахивалась. От этого раздражалась. В голову все настойчивее лезли тревожные мысли и воспоминания.
Лежа посреди двора на коврике, она вдруг вспомнила Беркута. Как он красиво ухаживал за ней, дарил цветы, какой праздник устроил в честь победы на чемпионате. «Так и победу он устроил», – возразил было внутренний голос. «Как будто я сама не победила бы!» – подумала в ответ Наташа. Не в этот раз, так в следующий. Упорства ей хватило бы. Первое место на международных соревнованиях было просто вопросом времени. А Беркут хотел как лучше, он любил ее. Хотел подарить сказку. Щеки защипало на морозе. Наташа поняла, что из глаз катятся слезы.
Выбор продуктов в местном магазине по сравнению с московскими был, конечно, более чем скромный. «Хватит сравнивать, – одернула себя девушка. – Вернулась так вернулась, успокойся». Она купила гречку, тушенку, макароны. С набитой сумкой повернулась к выходу и наткнулась на высокого молодого человека.
– Тобурокова! – раздалось сверху.
Подняв глаза, Наташа увидела Васю. Он сильно располнел, стал какой-то помятый, некрасивый.
– А ты чего тут? Ты ж в Москве.
– Как видишь, не в Москве, – буркнула Наташа и добавила, вспомнив, что забыла поздороваться: – Привет.
Но Васю уже давно не сбивала с толку ее резкость.
– Ну, как там? Круто? – Василий, как на грех, жаждал подробностей.
– Круто, Вася! – сказала Наташа и, похлопав его по плечу, направилась к выходу.
Василий в который уже раз проводил ее взглядом и пожал плечами.
– Пока!
В ответ Наташа, не оборачиваясь, лишь подняла вверх свободную руку.
Сначала она хотела сразу пойти в лес, но потом вспомнила о своей старой традиции завтракать на опушке и решила, что выдвинется завтра утром. Остаток дня она слонялась по деревне, по дому, заходила в сарай. Там долго сидела в углу и молча наблюдала, как возится со своей винтовкой старик Тобуроков. Егор Иванович исподволь наблюдал за Наташей. Он прекрасно видел, что ее что-то гнетет, но свято верил, что расспросы придумали глупые бабы, что человек должен сам все рассказать, когда сочтет нужным. И ждал.