– Так… Пойдемте в мой кабинет. У меня есть минут пятнадцать…
В кабинете Валерьянов жестом пригласил гостей присесть, а сам остался стоять, опираясь на подоконник.
– И что вы хотели?
– Я воспитанницу привез. Хочет биатлону учиться. На лыжах бегать сам учил, стрелять тоже. Она уже и белкам шкурки не портит совсем, – не без гордости отрапортовал Тобуроков.
– Ну, это, конечно, похвально, – заметил Валерьянов. – Только что ж вы так поздно спохватились?
– А что, уже поздно? – вдруг со страхом в голосе переспросила Наташа.
Валерьянов кивнул.
– Группы уже набраны, мест нет. Конечно, в исключительных случаях бывает… – тренер снова критически взглянул на Наташу.
Девочка-подросток в потертом великоватом свитере, с полушубком на коленях и нелепой ушанкой в руках рядом со странным дедушкой впечатления на Валерьянова не производила.
– Так она же все умеет, – вступился Тобуроков.
– Она умеет кататься на лыжах и стрелять из ружья, – поправил Валерьянов. – И то, я лично этого не видел. А для серьезных занятий спортом этого мало. Она же нигде не тренировалась раньше. Как я ее вот так, с улицы, могу взять, да еще и в середине года? Когда все группы полные? Совсем без опыта…
– Есть у меня опыт, – пробормотала Наташа.
– Это не тот опыт, понимаешь? У меня тут спортсмены, которые тренировались годами. Мы делаем из них будущих олимпийцев. Ты представляешь, какой для этого должен быть уровень? Это не с горки съехать и в банку попасть. Или в белку. Это серьезный спорт. Мы занимаемся с уже опытными спортсменами, которые знают, что они могут и что такое биатлон. Изнутри знают. А любителями, уж простите, мы себе не можем позволить заниматься. Мы не районная спортшкола, мы готовим олимпийский резерв.
Щеки у Наташи горели. Тобуроков из длинной тирады тренера вынес только одно – что Наташе будет сложно.
– Так что, не возьмете? – прямо переспросил он.
– Не могу, – покачал головой Валерьянов. – Для любителей у нас места нет.
Пришло время козыря из рукава. Тобуроков вытащил из-за пазухи бережно сложенное рекомендательное письмо Исинбаева, которое он для сохранности еще и завернул в целлофановый пакет.
– Хм, Александр Иванович? – пробормотал тренер, читая письмо. – Хм. Хорошо стреляет… Ну ему я верю, да… Он прекрасный стрелок, от Бога. Но… У нас биатлон, у нас лыжи… Давайте вот как поступим. Просьбу Исинбаева я не выполнить не могу, он меня сделал спортсменом, на ноги поставил… Приходите первого сентября, я вас стопроцентно приму. Вот у меня список, я вас туда впишу самой первой.
Он полез в стол, вытащил потрепанную тетрадку, открыл ее и указал на список фамилий – кандидаты на поступление в группу на следующий учебный год.
Наташа сидела, опустив голову, и чувствовала, как горят ее щеки. Какой позор! Все надежды рушились. Ее главная мечта – заниматься биатлоном – оказалась уничтоженной. Только потому, что ее не хотели тренировать.
Тобуроков, видя, что дела плохи, решил попробовать спасти ситуацию.
– А тех, кто опытный, взяли бы? – спросил он.
– В зависимости от конкретного случая, – пожал плечами Валерьянов.
– Так посмотрите, как моя девочка умеет! – предложил старик. – Она всех ваших опытных уделает на раз-два!
Валерьянов задумался. Эта парочка явно не собиралась уходить с пустыми руками. Тренер махнул рукой.
– Ладно, идите на стадион. Через час как раз восьмой класс придет – вот и посоревнуетесь. Я, правда, в чудеса не верю, но ради эксперимента можно попробовать. Чтобы Александр Иваныч потом не говорил, что я его забыл. Лыжи внизу возьмете, у бабы Зои. Посмотрим вашего ворошиловского стрелка.
Тобуроков неуклюже поблагодарил, а Наташа так и не сказала ни слова. Они развернулись и вышли из тренерской.
«Чего только не увидишь, – усмехнулся про себя Валерьянов. – Надеюсь, это их отпугнет. Ну, или если не уедут, поставлю против этой молчальницы своих чемпионок, и пусть уже отвяжутся, наконец. Да и девчонки разомнутся».
Наташа же внутренне ликовала. Ей дали шанс! Если она сможет показать себя как можно лучше, то будет учиться здесь! Станет чемпионкой!
– Спасибо, – коротко поблагодарила она Тобурокова.
– Уж ты не подведи, – отозвался он.
Тобуроков видел, насколько важно Наташе исполнить свою мечту, и как мог старался помочь ей.
Глава пятнадцатая
Через час Наташа с лыжами стояла у корпуса перед началом биатлонной трассы.
– А, вот и вы, – немного удивленно встретил их Валерьянов. – Ну, заходите, коли пришли. Раздевалка там, – указал он Наташе. – Сейчас пробежишь кружок вместе с моими ученицами. Без стрельбы, только лыжи, – добавил он.
Пока Наташа пошла готовиться, Валерьянов подозвал к себе двух лучших учениц.
– Ну что, орлицы. Тут новобранка пришла, хочет свое умение показать. Говорит, уделает вас как Тузик грелку. Охотница, внучка промысловика, в лесу выросла. А я думаю, надо проверить. А то вы обленились, бока наели. Может, кого-то и отчислить надо. Проверим?
Воспитанницы Валерьянова кивнули и переглянулись, зло улыбнувшись.
Наконец, Наташа с лыжами и палками под мышками вышла из раздевалки, и все трое пошли к старту.
– Что смеешься, Петухова? – крикнул ей вслед тренер. – Зазвездилась? Ну посмотрим, как эта медвежья ученица тебя сделает.
– Мы и не таких на лыжне ломали, – ответила красивая брюнетка с сильными, яркими чертами лица громко, так чтобы Наташа услышала.
Девочки болтали между собой, обсуждали погоду, предстоящую гонку, общих знакомых. До неулыбчивой новенькой им вроде бы не было дела – ну, взяли еще одну блатную (кто-то видел, как Тобуроков о чем-то просил их тренера), наверняка ненадолго, не выдержит, тем более что и на лыжах стоит как-то странно, не спортивно. Другое дело – звезда школы, да и всего города – Петухова. Нос задрала, в окружении подружек – как будто не на старте, а на пьедестале. «Ну ничего, вот после гонки посмотрим», – Наташа, державшаяся особняком, ощутила прилив злости к этой веселой, уверенной в себе девушке. В груди Наташи теснилось множество чувств: от зависти к ее модному лыжному костюму до обиды за взгляд тренера Валерьянова, когда он смотрел на нее и на Егора Ивановича.
Теперь из раздумий девочку вывел уже сухой, словно упавшая в чаще ветка, призыв «На старт!».
– Внимание… – Валерьянов поднял руку с секундомером.
Когда прозвучал «марш!», Наташе было уже не до обид – вместе с другими девочками она рванула вперед по искрящемуся на солнце снегу, не думая ни о чем, кроме скорости. Нужно было пробежать круг по трассе, около десяти километров. «Всего-то!» – подумала вначале Наташа, но ее уверенность в силах растаяла стремительно, как только обе соперницы сразу вырвались далеко вперед. Скорость, тем более на большие дистанции, никогда не была ее коньком, и теперь девушка убедилась в том, что напрасно она уделяла так мало внимания лыжам.
«Лучше бы мне дали, наконец, винтовку, – с отчаянием и злостью подумала Наташа. – Уж тут-то я бы их!..»
Финиш, как назло, приближался очень медленно. Но Наташа была не из тех, кто пасует перед трудностями и опускает руки. Хотя соперницы уже вырвались далеко вперед, о поражении было говорить еще рано: все-таки десять километров – дистанция серьезная. «Главное, не расслабляться и не сбавлять темп», – решила девушка, справедливо рассудив, что ее соперницы не смогут всю дистанцию бежать так же быстро, как на старте. Техника, конечно, у будущих олимпийских чемпионок, может быть, и не чета Наташиной, но вот спортивная форма у нее точно не хуже, а то и лучше. С самого детства только свежим лесным воздухом дышала, продукты все свои, деревенские, да и «тренировки» Тобуроков ей устраивал серьезные: бывало, полдня без привала проходили на лыжах в поисках дичи.
С такими мыслями она пробежала примерно километр – точки на горизонте не удалялись, но и больше не становились – держат темп воспитанницы Валерьянова. «Быстрее, быстрее, – мысленно подгоняла себя Наташа, – раз-два, раз-два». Ее щеки горели, изо рта при каждом выдохе вылетало целое облако пара, все ее тело – такое по-детски угловатое и ничем не примечательное в обычной жизни – на лыжне превращалось в идеально отлаженный механизм, каждая часть которого точно знает свое дело. Смотреть на нее было одно удовольствие: легкие, быстрые движения ног, ритмичные взмахи рук, чуть согнутое вперед туловище, а главное – глаза, кажущиеся неправдоподобно большими и яркими на маленьком, совсем детском лице. Тобуроков, бывало, на охоте и про зверя забывал – заглядывался на свою воспитанницу и улыбался себе в бороду.
Но сейчас Наташиных глаз охотник бы не узнал – какое-то новое, очень взрослое выражение появилось в них и передалось на весь облик лыжницы. И это не укрылось от зоркого глаза опытного тренера, когда Наташа, все еще отстающая от основной группы, промчалась мимо стоявшего с секундомером Валерьянова. «Неплохо-неплохо», – подумал он, переступая с ноги на ногу, а вслух сказал стоявшему рядом Тобурокову:
– Ну вот, сами видите – не тянет.
Старик ничего не ответил – только побелели костяшки пальцев, которыми он сжимал возле груди шапку-ушанку. И его злость, словно телепатически, передалась приемной дочери.
«Ну уж нет, не дождутся, – закусив губу, подумала Наташа, – какой угодно приду – но не последней».
Она уже почти ничего не видела перед собой, сосредоточив все силы на беге, как вдруг что-то темное закрыло ей солнце. Это была спина бегущей впереди девочки!
«Получилось, – мысленно кричала на весь стадион Наташа, – у меня получилось!»
Обогнать соперницу оказалось делом простым – та уже сильно устала, это было заметно по ее тяжелому, неровному дыханию.
– Лыжню… – прошипела Наташа и, не дожидаясь, пока лыжница отойдет в сторону, ловко обогнула ее по дуге и устремилась вперед. Перспектива «размочить счет» буквально открыла второе дыхание, и уже через пару минут солнце закрыла следующая спина.
Но обогнать следующую конкурентку с такой же легкостью не получилось: услышав тяжелое дыхание приближающейся соперницы, бегущая впереди Наташи девочка (а бежала она второй) ускорила темп – ведь она была одной из лучших учениц Валерьянова и привыкла делить пьедестал лишь со своей «злейшей подругой», которая в этот раз, удачно стартовав, уверенно удерживала первое место. Но Наташа всего этого не знала – перед ней была лишь лыжня, соперница и перспектива навсегда остаться в деревне, если не получится еще поднажать. А поднажать не получалось: как ни старалась девочка, догнать бегущую впереди спортсменку у нее не получалось.
Дело решил свисток Валерьянова.
– Все, финиш! – крикнул он, напоминая разгоряченным борьбой и забывшим считать круги девчонкам. Наташа, пытаясь восстановить дыхание и выглядеть не такой уставшей, как была на самом деле, подкатилась к тренеру. Все ее лицо выражало единственный вопрос: «Ну как?»
Валерьянов отвечать не спешил.
– Иди в раздевалку, – строго сказал он, – а потом зайди ко мне в кабинет.
– Не мучай девку, – сказал вдруг молчавший все это время Тобуроков. – Берешь ее или нет?
Валерьянов строго и внимательно посмотрел на Наташу.
– Техники нет. А злости хоть отбавляй. Я такой же был. Но я-то понятно, у меня отец в Афганистане погиб. Я с детства один. Улица, детская комната милиции и так далее… А тебе-то с чего злиться?..
Наташины глаза наполнились слезами. Ей вдруг подумалось, что стоит ей сказать, что она выросла без отца и без матери, как сердце тренера дрогнет, и он сразу возьмет ее в школу… Но как будто кто-то шепнул: не надо. Как бы то ни было, но выросла она не одна, и пусть приемные, но родители у нее были, и дали они ей много, куда больше, чем иным детям – настоящие папа и мама. Нечестно будет сказать, что она – сирота, при Егоре Ивановиче. Нечестно. И она смолчала, сглатывая давящий шар в горле, а потом повернулась спиной к тренеру, чтобы он не видел ее слез. Сняла лыжи, взяла их в одну руку, а палки в другую, вроде бы незаметно вытерев глаза. Повернулась к Валерьянову.
– Можно ключ от лыжехранилища?
Он молча положил ключ ей в руку.
– Злая ты. Куда злее, чем я. Для спортсмена это хорошо, а вот для человека, а тем более для девочки – плохо. Намаюсь я с тобой, ой намаюсь…
Глава шестнадцатая
Наташа все никак не решалась посмотреть Егору Ивановичу в глаза. Уже почти час они сидели в столовой, не притронувшись к еде. Суп остыл и покрылся желтыми кружками жира, похожими на мишени. А Егор Иванович, казалось, ничего не видел. И дело не в орлином зрении, которое, увы, потихоньку портилось. Сердце старика сжималось от одной мысли о расставании с девчонкой. Он привык к ее своенравности, самостоятельности, твердости. Лес да школа – все, что она видела в своей короткой, но такой уже горькой жизни. Как уживется с городскими? Не будет ли чувствовать себя еще более одинокой, чем среди деревьев и белок? Крутой характер у Наташи – для спорта хорошо. А чтобы жить среди людей, обычных, с мамами и папами, выросших в городах, – не очень.
В столовую шумной гурьбой ворвались вчерашние Наташины соперницы.
– Да вы только посмотрите, – громко воскликнула одна из них. – Кто это у нас тут нарисовался!
– Деревня, – подхватила вторая.
– Они, похоже, ложками пользоваться не умеют! – указывая на полные тарелки, продолжала первая. – Леший с кикиморой!
Подруги залились звонким смехом. Наташа вспыхнула и вскочила со стула, но Егор Иванович схватил ее за руку и дернул вниз.
– Сядь, – тихо, но твердо сказал он.
– Как же так, дядя Егор? Почему…
– Дуры они. А тебе дурой быть нельзя. Вот и не становись с ними в один ряд. Нам, лесным… с такими всегда тяжело, но… Мы их всегда били и бить будем. Вот они и злятся.
Юные спортсменки не успокаивались.
– Видали вы, как она ходит? Косолапит, как медведь! Ну все, смотри, она уже сейчас заплачет! Дедушке пожалуется! Деееедушка!
Егор Иванович не торопясь встал, кивнул Наташе – мол, собирайся, и обратился к обидчицам:
– Наша порода не плаксивая. А вот тебе, внучка, на лыжне поплакать придется.
Не дожидаясь реакции будущих однокашниц Наташи, они вышли из столовой.
– Я все равно не понимаю почему… Зачем молчать? Я бы победила…
– Победила бы. Ты и побеждай, дочка, побеждай. Да только не так. Ты их на трассе побеждай. Быстрее будь, точнее будь. А то, что злишься на них, – так это хорошо даже. Это тебе поможет в биатлоне твоем. Больше хотеть будешь их обойти. И победа слаще будет.
Наташа согласилась со стариком. Прав ведь, и возразить нечему.
Этот неприятный эпизод в столовой на самом деле очень помог обоим. Сломал стену молчания, которую они так тщательно выстраивали за липким столом. Разрушил нечаянную отчужденность. Наташа внезапно по-детски обняла Егора Ивановича. Прижалась, как в тот день, когда он ее из печи достал. Ей вдруг страшно стало его отпускать.
«Сдался мне этот биатлон? А вдруг он уйдет из моей жизни, как отец ушел. Вдруг я его больше никогда не увижу? Он уже немолодой. Зачем я их бросаю, больше ведь у меня никого, во всем мире, на всем белом свете!»
Из Наташиных глаз предательски лились слезы и никак не собирались останавливаться. И вся она тряслась от беззвучных рыданий. Этого она себе прежде не позволяла никогда.
– Полно, полно! – нетвердым голосом произнес старик. – Будет тебе реветь. Что ты, плакса какая, что ли? Ну, хватит уже. – Егор Иванович сам едва держался. Не хватало еще им реветь в этом коридоре белужьим дуэтом.
– Ладно, Наталья. Долгие проводы – лишние слезы. И все эти, разговоры там… Бывай, дочка.
Он развернулся и быстро пошагал к выходу. Дочкой он назвал ее впервые.
Глава семнадцатая
То, что произошло дальше, совсем не напоминало торжественные репортажи из Олимпийской деревни. У Наташи в голове была только одна ассоциация: детский дом. Да, чище, да, дружелюбнее… но снова совсем одна, снова насмешки и издевки других девчонок и мальчишек, только уже куда более взрослых, а значит, и шутки становятся более злыми, изощренными и беспощадными. Снова учителям не будет никакого дела до одинокой девчонки, как и никому, никому в этом холодном и сером мире, где есть место только снегу и соснам.
Воспитательница – улыбчивая полная женщина, представившаяся Зинаидой Степановной, водила девушку по общежитию, показывая, где находится библиотека, столовая, читальный зал, общая душевая, игровая комната, а Наташа не видела ни телевизора, ни настольных игр, а только зеленые стены, истертые полы, веревки, на которых висела одежда, и лица, выглядывающие из открытых дверей, когда они шли по коридору.
– Девочки тут хорошие, – улыбалась Зинаида Степановна, – вы все обязательно подружитесь. Если тебя Валерьянов решил в середине учебного года взять, значит, ты спортсменка сильная, а таких у нас всегда уважают. У нас, по секрету скажу, лучшая спортивная школа во всей Сибири, а Виктор Степаныч Валерьянов – один из лучших тренеров в России. И биатлет сильнейший! – она показала на большое фото молодого Валерьянова, увешанного медалями и с хищной улыбкой поднимающего над головой кубок.
– Его и в Москву звали, и в Германию, а он же местный, с Бугров, так тут и остался. Он, представляешь, двух чемпионов России воспитал и одну чемпионку мира!
Но Наташа ничего не слышала, ее лицо снова каменело, превращаясь в ту самую злую и равнодушную маску, с которой ее взял из детского дома Тобуроков.
В голове крутились те самые армейские законы, которые позволяли выжить среди бескрайних сибирских лесов, потрескавшихся стен и озлобленных одиноких, никому не нужных детей без прошлого и будущего. Наташа совсем забыла, что это не детский дом, а общежитие лучшей в городе спортивной школы, и что девушки и парни здесь из нормальных семьей, и они в основной массе добрые и честные ребята.
– Вот тут будет твоя комната, угловая. Ты фамилию на дверь потом приклей, видишь, как другие девочки сделали.