— А что, если это происки моих врагов, дорогая?! Что, если кто-то хотел меня подставить, а?!
— Но ты же звонил мне, а теперь отказываешься!
Едва очнувшись в больнице, она перестала говорить ему «вы». И отчество теперь не произносила вслух, иногда про себя — по привычке. Но вслух теперь звала его только Игорем и без благоговейного «выканья».
— Я не звонил! Не звонил, Володька, как ты не поймешь?! — Он подскочил тогда с коленей и принялся метаться по палате, сделавшись невероятно жалким и растерянным.
— Но я слышала твой голос! — упорно стояла она на своем.
— И что с того?! Ты не знаешь, как сейчас разводят по телефону, ловко копируя голоса? Нет? Так я расскажу!
И Черешнев начал долго и пространно рассказывать ей о каких-то знакомых и о знакомых их знакомых, пострадавших от подобного пиратства.
— Понимаешь теперь?!
— Да, возможно. Возможно, кто-то очень ловко скопировал твой голос, вызывая меня на окраину города, но…
— Что опять?
Он всплеснул руками совсем по-стариковски. И Влада впервые подумала, что он не так уж и молод — ее супруг. И седина в волосах все гуще, и мешки под глазами не успевают за день расправиться, и пальцы рук подрагивают.
— Но как тот человек, который звонил, мог знать о нашем с тобой разговоре насчет развода? Ты же буквально перед уходом проговорил, и тут же кому-то становится об этом известно. И еще… — Она очень внимательно следила за ним в этот момент, очень. — Почему Татьяна все отрицает? Она же сама принесла мне трубку, сказав, что звонишь ты. Что ты хочешь порадовать меня тем, что благополучно добрался… А следователю она сказала, что ты не звонил. А зафиксированный телефонной станцией звонок был сделан ее родственницей. Как ты это объяснишь?!
— Я-то тут при чем?! Чего ты пристала ко мне?! К ней и приставай! И вообще… — Тут он глянул на нее привычным ледяным взглядом, способным поставить на место сдвинутую землетрясением гору, не то что ее. — Выйдешь из больницы — будем всерьез думать о твоем здоровье. Что-то и впрямь не в порядке с твоей головой. Зря я, наверное, бил тебя все это время. Что-то с твоими мозгами случилось однозначно.
Черешнев потом еще не раз намекал ей на то, что она сдвинулась. Говорил с ней ласково, как с больным ребенком. Уговаривал не капризничать и согласиться на обследование. Все гладил по голове, упакованной в кокон из бинтов, пытался даже кормить с ложечки — это когда кто-то из медперсонала присутствовал в палате и мог умилиться, глядя на его неуклюжие попытки поухаживать за больной супругой.
И вдруг все изменилось. Изменилось после последнего визита следователя Калинкина. Что уж он сообщил Черешневу, осталось тайной за семью печатями, но к ней в палату супруг влетел, как ведьма на метле.
— Суки!!! — разбрызгивал он слюни, прыгая по палате, как блоха. — Ментовские жалкие суки!!! Много понимать стали!!! Ничего, найду управу.
— Что случилось, Игорь? — осмелилась она задать ему вопрос.
Все предыдущее время он был ласков с ней и заботлив. Называл милой, любимой и единственной. Суетился, окружал заботой, вот она и осмелела. Какого же было ее удивление, когда Черешнев в ответ на ее вопрос рявкнул в своей обычной манере:
— Закрой пасть, идиотка! Что случилось, что случилось!.. Не твоего куцего ума дело, поняла! Лежишь тут и лежи, пока соблаговолю тебя домой забрать. Вот навязалась на меня, кукла чертова!
Пробыл недолго и вскоре ушел, и с тех пор больше не заявлялся. А завтра уже ее выписывают. Придется ехать домой, жить там, смотреть в его налитые холодной, хорошо обузданной яростью глаза. Наблюдать за их отношениями с Татьяной. Хотя теперь, может, этот цирк уже и не имеет смысла? Теперь, когда все попытки Черешнева сотворить что-то страшное с диким треском провалились.
— Приходи ко мне в гости. Знаю, что жить там ты не захочешь. — Марина с печалью вздохнула. — Приходи, Влада. Поговорить ведь даже не с кем. И возвращаться уже тоже некуда. Идиот-то мой такую же алкашку привел. Пьют, соседи говорят, на пару теперь. Придешь?
— Да, конечно.
Влада кивнула. Она теперь не станет ни от кого прятаться. Будет делать все, что захочет. И в центр непременно сходит, прямо послезавтра и сходит. И милого Удальцова навестит. Не успел он, интересно, переехать в отремонтированную квартиру? Если и успел, он собирался навещать свой дом. И они еще непременно встретятся. Непременно…
— Следователь посоветовал на тебя, на суку, заявление в прокуратуру написать, — прошептал ей на ухо Черешнев, делая вид, что целует ее в шею. — Стой, тварь, не дергайся! В окна полбольницы высыпало. Представление станешь устраивать?! Я его тебе дома устрою!
— Только попробуй, гад! — так же тихо, но внятно прошептала Влада в ответ, улыбаясь подрагивающими губами.
— Да-а-а?! И что же ты сделаешь мне, сучка?!
На глазах умилившихся до слез врачей и медсестер, облепивших больничные окна, будто мухи, Черешнев бережно свел ее со ступенек. Осторожно, будто хрустальную, посадил на заднее сиденье машины. И только захлопнул за собой переднюю дверцу, тут же понес:
— И что ты сделать мне можешь, гадина?! Вот пригрел на груди, вот пригрел!!! Я же тебя на цепь посажу в подвале! И ни одна живая душа о тебе не вспомнит, ни одна! Бабка твоя на старости лет в любовь ударилась. А больше ты никому не нужна! Ах да, совсем забыл! У тебя же теперь покровители имеются из реабилитационного центра для глупых баб! Так мы эту богадельню вмиг прикроем, если захотим. И того парня, что живет неподалеку, можем очень серьезно прижать и создать такие неприятности… Кстати, ты знала, что он бросил свою жену из-за ногастой шалавы и супруга его, не смирившись с подлой изменой, бросилась под электричку? Нет?! Так знай, дура набитая, с кем связалась! С подлецом ты связалась, сука подзаборная!!!
Влада горько усмехнулась.
Ну, хоть с одним стало ясно. Это Черешнев устроил за ней слежку, послав по ее следу того безликого парня в клетчатой кепке. Алена была сама по себе. А парень тот работал на Черешнева. Отсюда и такой кладезь информации. Все ведь узнал! Все буквально. А про Удальцова даже больше, чем ей хотелось бы.
— Нашла себе утешение, нечего сказать! — продолжал надрываться Черешнев в праведном гневе. — Он же ходок, он повеса, а ты ему сопли в жилетку вздумала лить! Вот дура, вот дура!
Он снова и снова изрыгал из себя гадкие ругательства, восстанавливая по ходу все ее передвижения по городу в последние несколько месяцев. В голове стучало, ухало и переворачивалось. Врач не велел нервничать, говорил, что это вызовет непременные головные боли, и даже снотворного ей выписал и антидепрессантов еще. Рекомендовал попить их первое время. И еще не нервничать. А разве это возможно?!
— Игорь! Игорь!!! — Она с силой сдавила разрывающиеся от боли виски. — Я прошу тебя, замолчи!
— Что?! Не нравится слушать правду?! Глаза очень сильно режет?! На сторону намылилась?! Да что ты станешь делать без меня, идиотка? Развод ей нужен! С Удальцовым жить наладилась? Так я ему скажу, как ты с другом моим однажды порезвилась. И покажу ту самую фотографию. Пускай он посмотрит и сделает выводы… Проститутка дешевая!
— Если ты это сделаешь… Если ты это сделаешь…
Однажды она как-то заговорила с ним о разводе. Пыталась уговорить его, дать ей свободу и хоть немного денег. А Черешнев в ответ указал ей на порог и на рваные тапки за ним, в которых Татьяна развешивала белье на заднем дворе.
— Уйдешь с котомкой и в этих рваных тапках, а чтобы неповадно было…
Этим же вечером ей в кофе подсыпали какую-то дрянь. Как она отключилась, Влада не помнила. И утром чувствовала себя отвратительно. Но когда, гадко ухмыляясь, Черешнев показал ей несколько снимков, на которых она голой лежала в объятиях незнакомца, ей просто расхотелось жить.
И теперь он собирался показать эту мерзость Удальцову?!
— Если ты это сделаешь, Черешнев, я тебя убью!
Она закричала это слишком громко. И он услышал, конечно же. И вдарил по тормозам, а потом ударил ее по губам. Не очень больно, наотмашь ладонью, но Влада тут же почувствовала во рту знакомый солоноватый привкус крови.
— Ненавижу тебя, Черешнев! Ненавижу!!! — зашептала она исступленно, заплакав. — Хоть бы ты сдох! Хоть бы ты сдох поскорее!!!
И, поразительное дело, ее великолепный и чрезвычайно уверенный в себе супруг вдруг неожиданно затих. Даже вобрал голову в плечи, или это ей только показалось с заплаканных глаз?
Они вошли в дом по раздельности. Сначала она, потом он. Пока Влада разувалась у порога, осторожно наклоняясь, голова все еще кружилась немного, Черешнев швырнул сумку с ее вещами под вешалку. Буркнул что-то нечленораздельное Татьяне и тут же пошел наверх.
Ужинали они в этот день врозь. Спали так же. Он в супружеской спальне. С Татьяной или без нее, Влада не знала и даже не пыталась узнать. Облюбовав одну из гостевых спален, она почти не выходила оттуда. Дважды ей звонила Анна Ивановна и ласковым голосом принималась уговаривать все бросить к чертовой матери и перебраться все же под ее крыло. Один раз из окна второго этажа Влада увидела Удальцова. Он прошелся вдоль их забора туда-обратно, а потом исчез.
Ужинали они в этот день врозь. Спали так же. Он в супружеской спальне. С Татьяной или без нее, Влада не знала и даже не пыталась узнать. Облюбовав одну из гостевых спален, она почти не выходила оттуда. Дважды ей звонила Анна Ивановна и ласковым голосом принималась уговаривать все бросить к чертовой матери и перебраться все же под ее крыло. Один раз из окна второго этажа Влада увидела Удальцова. Он прошелся вдоль их забора туда-обратно, а потом исчез.
Она, конечно же, могла его окликнуть и выйти переговорить, да и в гости к нему пойти, ей теперь вряд ли кто смог бы запретить, но…
Но после того, что ей сообщил Черешнев, встреча с Евгением казалась ей не очень своевременной. Она непременно станет задавать вопросы. Ответы ей могут не понравиться, учитывая ее состояние. Лучше все объяснения и встречи отодвинуть на потом. Когда-нибудь потом, в лучшей ее жизни, которую она все никак не может начать и прожить затем по-человечески.
Глава 7
Начало июня будто мстило холодному маю за его промозглый холод и накатило на город такой изнуряющей жарой, что не успевшие распрямиться от стылого дождя листья вновь съежились. Резво переодевшись из плащей и сапог в шорты и сандалии, народ поначалу ликовал, но уже через пару недель сдулся и все чаще стал поглядывать на девственно чистый небосклон, надеясь обнаружить там хоть какой-то намек на возможную непогоду. Непогоды не ожидалось, разводили руками синоптики, тут же находя этому десятки причин.
Калинкина, к примеру, мало волновало, что и куда вдруг подуло не так и почему отклонилось океаническое течение. Ему тупо хотелось летнего ливня. Что начинался с темноты на горизонте, потом накатывал порывами ветра, мутузящего весь городской мусор с пылью, а следом уже крупными дождевыми каплями. Да с громом и молнией, чтобы от раскатов присесть захотелось и форточку захлопнуть. А потом еще бы хотелось выбежать на балкон, подставить голову под ливень и радоваться совершенно по-детски долгожданной прохладе.
В деревне под водосточной трубой у матери всегда стояла кадка. Сколько себя помнил Калинкин, столько помнил эту кадку. Мать набирала оттуда воды и вопреки предостережениям экологов поливала цветы, мыла этой водой волосы. И все посмеивалась его тревогам.
— Какая же с неба грязь, сынок? О чем ты? — улыбалась она, расчесывая густые, без намеков на седину волосы старомодным гребнем. — Грязь-то она под ногами да у некоторых в сердце и в душе. А с неба… Там ведь только божья благодать…
Благодати было не дождаться. Суховей злобно гулял по городу, ковыряясь в мусорных кучах и покрывая трещинами высохшую до порохового цвета землю. Дачники стенали и охали, сокрушаясь по поводу загубленного будущего урожая. На некоторые участки перестали подавать воду из-за того, что водоемы сильно обмелели.
— А я туда и не пойду больше, — верещала на весь двор тетя Шура Бабкина. — Вскопаю потом под зиму, и дело с концом. Мне вон внучка говорит, что теперь все на рынке купить можно, чего туда ездить. Прокатаю больше. А я к ней прислушиваюсь. Она же у меня умница…
Калинкин, не выдержав, ушел с балкона в жаркое нутро пропаренной за день двухкомнатной «хрущобы» на пятом этаже. Только вознамерился поужинать. Приготовил себе окрошки, сварил молодой картошки, заправив ее сметаной. Долго корячился, вытаскивая на балкон табуретки. Одна должна была служить столом, вторая стулом. Только присел, и на тебе! И тут ему покоя не дают хвалебные оды в адрес Александры Степановны!
Ох уж эта Сашенька! Ох и заноза! И не просто заноза, а гвоздь в одном месте. Лист банный, репей огородный. Ну как прицепится, как пристанет, хоть и впрямь увольняйся.
И ведь что обидно было, занозой ее считал только он один. Начальство было ею довольно. С работой порученной справлялась даже без посторонней помощи, хотя коллеги Дмитрия были готовы подставлять ей свои руки-плечи без остановки. А Илюха Халев, кажется, вовсе с катушек спрыгнул, начал ежедневно таскать ей в кабинет букетики.
Александра смущалась, краснела и лепетала что-то своим пухлым алым ртом. Что-то такое, от чего физиономия у Халева делалась глупой-преглупой, а руки принимались подрагивать, как у алкоголика.
Неужели Илюха влюбился в эту малявку, а? Неужели попался на крючок ее хитроумным выпадам?
— Илья, ты не поможешь мне разобраться с одним вопросом?..
— Халев Илья, я очень тебя прошу, забеги завтра вот по этому адресу, третий день не могу застать своего свидетеля дома!..
— Илюша, посмотри, пожалуйста, вот этот протокол, все я правильно сделала? Может, переписать нужно?..
И Илюха, как дурачок, разбирался, забегал, переписывал, а теперь вот еще и букетики принялся таскать. Сегодня утром к букетику присовокупил еще и шоколадку.
Александра отнекивалась с красным лицом, отодвигала от себя, а потом взяла и разделила ее на квадратики, не обделив даже Калинкина. Кажется, это Илюху немного задело. Он послонялся без дела по кабинету, что-то намекал ей о новой премьере. Александра подачи не приняла, уткнувшись носом в пухлую папку с каким-то «глухарем», которую ей начальство подогнало для стажировки. И Халеву пришлось убраться несолоно хлебавши. Остальные ребята тоже рассредоточились по городу, всяк по своим делам. А Калинкин вот не мог удрать, как бы ему ни хотелось. Ему вот пришлось остаться с ней с глазу на глаз в кабинете. Не из великого на то желания, боже упаси! По причине того, что накопилось много бумажной работы, которую требовалось сдавать уже в понедельник.
Приходилось сидеть и корпеть. И Александра сидела, тихонько нашептывая что-то у него за спиной и с шелестом переворачивая страницы.
Так получилось, что чая они захотели одновременно. Встали со своих мест, словно по команде, и маршевым шагом двинулись в угол к чайнику. Поняв, что она хочет того же, что и он, Калинкин из упрямства и вредности решил не уступать ей места. Ею, по-видимому, двигали те же причины, и за заварник они ухватились вместе и потянули всяк на себя.
— Отдай! — глянула она на него практически с ненавистью.
— С какой это стати? — Калинкин вцепился в заварочный чайник мертвой хваткой. — Уважение к старшим иметь надо, Александра Степановна! К старшим по возрасту и по званию!
— А вам уважение к женщинам надо иметь, Дмитрий Иванович! — выпалила она с чувством, совершенно с непотребной эротичностью шевеля при этом полными губами. — Отдайте!
— Нет.
— И я не отдам!
Они простояли минуты три точно, и Калинкин не выдержал:
— Черт с тобой, наливай первая! Только зря ты все это затеяла, скажу я тебе, дорогуша. Ничего у тебя не получится. — Дмитрий вернулся за свой стол, сел, сцепив пальцы на животе и далеко вперед вытянув длинные крепкие ноги. — Вся твоя и бабушкина хитрость не возымела на меня никакого действия.
Она замерла возле тумбочки с неестественно выпрямленной спиной. Потом медленно повернулась, глянула на него, как на дурочка, и с диким фырканьем поинтересовалась:
— Это вы о чем, не пойму?!
— Все о том же, о том же. Бабуля твоя мне тебя уже давно сватает. Потом ты с чего-то решила работать в милиции. Я не против, нет, конечно! Но почему именно в этом отделении?
— Близко расположено от моего дома, — с вызовом выпалила Александра, пристраивая ладони на тонкой талии.
— А почему в моем отделе? Чем я провинился? Тем, что тебе хочется за меня непременно замуж? Зачем тогда Илье мозги пудришь? Он же всерьез, кажется, тобой увлекся, а ты…
— А я собралась за тебя замуж, так? — Ее глаза цвета слежавшейся пыли сделались темными-темными, будто пыль эту только что прибило долгожданным дождем. — И пытаюсь вызвать в тебе ревность, флиртуя с Халевым, так? Так ты думаешь?!
— Приблизительно.
Калинкину было наплевать на ее гнев, как и на ее саму. Он вчера вечером заходил в бар неподалеку от дома и познакомился там с такой классной девчонкой. И она даже позволила ему проводить ее до дома. И показалась ему без особых претензий, хотя и выглядела на миллион долларов.
— А теперь слушай меня, ходок! Слушай и запоминай! — Она медленно пошла на него, очень симпатично переставляя аккуратные ножки в стильных туфельках на высоких каблучках. — Даже если бы на земле ты остался единственным мужчиной, я и тогда не вышла бы за тебя.
— Почему? — Зачем спросил, непонятно. Ему же все равно было, а спросил.
— Потому что ты мне противен! Что придумала за меня моя бабушка, меня мало заботит. Но ты мне никогда не нравился, никогда! Кажется, я тебе об этом уже говорила! А Илье я ничего не пудрю! Он очень славный и вполне пригодный кандидат на роль моего супруга. И сегодня мы идем с ним в кино, вот!!!
«Вот» она выпалила с визгом и ногой еще притопнула. А потом ее огромные глазищи вдруг наполнились слезами. Александра выскочила за дверь, громко хлопнув дверью, долго отсутствовала, а вернулась уже с Ильей.