Поколение победителей - Павел Дмитриев 9 стр.


После еды пошли гулять, на расстоянии шагов в тридцать за нами, не скрываясь, следовала пара охранников, спортивных короткостриженых ребят в темно‑серых костюмах и одинаковых черных ботинках. Их вообще на территории хватало, просто в доме парни старались не показываться на глаза. Даже метрах в пятидесяти от живописной беседки, расположенной на берегу реки, для кагэбэшников была установлена специальная скамейка в тени деревьев.

Екатерина засыпала меня вопросами:

– Где мы?

– На загородной госдаче товарища Шелепина Александра Николаевича. Это один из лидеров СССР, входит в Президиум ЦК, ну, там еще куча постов разной важности.

– Хорошо… тут. – Девушка с трудом подбирала слова.

– Никита Сергеевич обещал построение коммунизма?

– Хрущев? Да, но…

– Так вот его и построили, но, как видишь, не для всех.

– А откуда ты такие названия еды знаешь?

– В моем времени не бедствовал. Отец создал небольшой, но успешный бизнес. У меня тоже своя фирма, человек двадцать сотрудников. Капиталист‑эксплуататор, по вашей терминологии, вымирающий класс. Даже брюхо начинает вырисовываться, как на плакатах. – Похлопал по своему изрядно похудевшему от картофельной диеты, но еще немаленькому животу.

– Ты в таком же доме живешь, с прислугой?

– Нет, конечно, – засмеялся я. – Это у нас уровень владельцев заводов, ну, или крупных региональных чиновников. Прокурора города или мэра, к примеру. Губернатор пороскошнее живет, так думаю. Ну а по меркам столичных депутатов Госдумы и олигархов такой домик стремноват. Думаю, этот участок где‑то в двухтысячном купил какой‑нить Касьянов или Абрамович, снес никчемную халупу и выстроил нормальный небольшой дворец.

– А ты как живешь?

– Квартиру арендую в Екатеринбурге. Неплохую, надо сказать, даже очень. Четыре комнаты, ремонт и все такое…

– Арендуешь?! – Катя озадаченно нахмурила брови. – У своего предприятия?

– В смысле? – пришла очередь удивляться мне. – Предприятие никакими квартирами не занимается, мы строим компьютерные сети… Строили.

– А! Поняла! Значит, у частника снимаешь!

– Да, в точку. Каждый месяц хозяин с протянутой рукой приходил за платой. Дармоед!

– Получается, у вас квартиры в дефиците?

– Вовсе нет, только плати, продадут тут же. Еще уговаривать будут.

– Странно… – Катя опять озадаченно замолчала. – Ты же говорил, что денег хватает, две машины, по заграницам все время ездишь…

– О, понял! – Я хлопнул себя по лбу. – При социализме был дикий перекос, квартиры чуть не бесплатно дарили, а остальное дорого.

– Это у вас там перекос! – Катя надула губки. – Толику два года назад однокомнатную дали, как ребенок родился. Совершенно бесплатно, между прочим!

– Ну вот! А у нас за такую квартиру надо три‑четыре машины отдать. Не, это новых. Таких, как видела, так целый десяток.

Следующие минут десять мы молчали, переваривали сведения. В общем‑то халявная квартира, пусть однушка, для старлея… Невозможная штука для две тысячи десятого года. Это надо в ГИБДД идти, с полосатой палкой года три разбойничать на дороге. И то не факт, что получится накопить. Скорее, сдаст кто‑нибудь из более жадных корешей, и конец карьере, если не хуже.

– Знаешь, Кать, – прервал я паузу, – однокомнатную я бы купил без особого труда. Ну максимум кредит пару лет отдавал бы.

– Зачем тогда снимаешь? – опять удивилась девушка.

– Так стремно в однушке‑то… Ну неудобно жить.

– А зачем тебе четыре комнаты? – Катя странно посмотрела мне в глаза. – Это ж сколько прибирать?

– Не нужно, – начал оправдываться я, – но искал с хорошим ремонтом, в центре, чтобы парковка была человеческая. Пришлось брать такую, но на самом деле совсем немного дороже однушки…

– Как думаешь, долго мы тут жить будем? – неожиданно перевела разговор девушка. – Платить не заставят?

– Сложно сказать, все в руках вождя партии. – Немного подумав, добавил: – Вплоть до наших жизней. Но платить все равно не будем!

– Не говори чепухи, а милиция? – Девушка попробовала возмутиться.

– Катя, пожалуйста, пойми, все очень серьезно. – Я невольно понизил голос до громкого шепота. – Партийная верхушка в СССР выше всяких условностей типа законов и тем более милиции. По одному слову хозяина этой дачи мы через пару часов можем оказаться в психушке или на дне реки.

– А… – девушка побледнела, – что делать?

– В общем‑то ничего, если серьезно, то тебя совершенно незачем даже в больницу отправлять. Кто поверит в правдивость рассказанной тобой истории?

– Толик! И Петр Степанович! Они же видели все!

– Не кричи. Брат давно под подпиской о неразглашении, если такое вообще имеет смысл применять к офицерам КГБ. Впрочем, он ничего сделать все равно не сможет. А товарищ Музыкин первый же по приказу сверху отправит его служить в Магадан. А тебя или меня… он и сейчас не узнает на улице. Кстати, совершенно правильно сделает.

– Неужели это правда?

– Да. И знаешь, – я вспомнил, о чем давно хотел сказать девушке, – думаю, тебе, как честной комсомолке, предложат следить за мной как можно тщательнее и обо всем замеченном немедленно докладывать Шелепину. Ну, или кто там будет вместо него доверенным лицом.

– Но так нельзя, я… – Девушка из бледной, минуя нормальный цвет лица, стала красной.

– Не вздумай отказываться! Даже не помышляй об этом! Вернее, насчет сближения – это как получится, сама решай. Ты девушка взрослая и очень симпатичная.

– Ты, ты… – Она задохнулась от негодования.

– Извини, пожалуйста, я тоже на взводе. Но симпатичная, даже очень. – На всякий случай шутливо пригнулся. – Только не бей по голове, это мое слабое место.

– Ладно. – Девушка приняла игру и отвесила шутливый подзатыльник. – Ты правда так думаешь?

– Тут ставки взрослые, Кать…

– Поняла, не дура. – Она улыбнулась как‑то кривовато, так что получилась гримаса.

– Ты молодец, серьезно. – Психика у девушки оказалась крепчайшая, только позавидовать. – Так вот, соглашайся, и… На самом деле все рассказывай. Единственная моя защита – это ничего не скрывать о будущем и всячески помогать любому «сильному мира сего». Увы, сейчас мы не фигуры, а пешки. Пока полезны… Ты читала «Тысячу и одну ночь»?

– Что‑то слышала, но плохо помню.

– Арабские сказки, там главная героиня Шахерезада рассказывала каждую ночь историю правителю‑мужу, чтобы он ее не казнил, как предыдущих жен. И заканчивала утром на самом интересном месте. А через тысячу и одну ночь, когда фантазия и память иссякли, привела троих детей. И у мужа не поднялась рука рубить ей голову. Жили они потом долго и счастливо.

– Понятно. – Катя задумалась. – Надеешься, у тебя так же получится?

– Выбора нет, – грустно усмехнулся я. – Вернее, он сначала был: тебя, как свидетельницу, камнем по голове и в лесу прикопать. А самому быстро‑быстро бежать за границу.

– Серьезно? – У нее аж голос задрожал.

– Нет, конечно. Шучу, шучу. Отпусти шею! Вот тебе! – Притянул Катю к себе и поцеловал в губы.

Мм! И ответила, держите меня семеро!

Минут через пять Катерина опомнилась:

– Ну вот, отстань!

Как будто я ее держал.

– Не помешаю? – Под ногами подошедшего мужчины скрипнули доски беседки.

– Добрый день, Александр Николаевич, – несмотря на крайне неудачный момент, я вскочил и постарался привести себя в подобающий вид, – в полном вашем распоряжении!

В мужчине легко прослеживалось сходство с портретом из учебника истории. Высокий и широкий лоб, скорее даже начинающаяся лысина, вытянутый овал лица, высокие брови домиком, нос картошкой, прихотливо изломанные губы. Глаза крупные, живые и внимательные. Среднего роста, в хорошей форме. Одет неброско, в совершенно классический темно‑серый костюм с белой рубашкой и нейтральным до незаметности галстуком. Впрочем, вблизи становилось заметно, что костюм хорошо пошит, и ткань на него пошла далеко не из сельского продмага.

– Екатерина, правильно? – Вождь резко, как‑то рывком приблизился. – Пожалуйста, поговори пока с Верой Борисовной, моей женой. Она полностью в курсе событий, ждет тебя. – Не вникая в реакцию девушки, повернулся ко мне: – Петр, то, что ты рассказывал товарищу Музыкину, правда?

– Безусловно, только правда. – Не стал добавлять издевательски‑киношное «и ничего кроме правды», вдруг эта американская формула и тут известна?

– Было бы интересно послушать сию историю…

Я заметил, как при этих словах у уходящей девушки губы вытянулись от едва сдерживаемого смеха. Не иначе, она вспомнила подвиги Шахерезады.

Пришлось не торопясь повторять все рассказанное ранее Петру Степановичу. Особо добавил только срочные вещи, то, что смог вспомнить о середине шестидесятых. Это безвременная смерть Королева на операционном столе при весьма, казалось бы, безобидном диагнозе, затем катастрофа, в которую попал Комаров при спуске нового космического аппарата, и гибель Гагарина в тренировочном авиаполете. Увы, для всех трех трагедий я не вспомнил даже приблизительных дат, мог сказать только, что два случая произошли раньше шестьдесят восьмого года, когда разбился первый космонавт[38].

Кроме того, удалось вспомнить, что из всего состава Президиума ЦК учитель истории особо выделяла Косыгина. Пятилетка шестьдесят пятого – семидесятого вообще называлась «золотой» или «косыгинской». Никогда более экономический рост СССР не был столь велик. Увы, после тысяча девятьсот семидесятого большинство его идей «заматывалось» в Политбюро. Тут мне осталось только сокрушаться – ну не историк я, не повезло вам, товарищ Шелепин, с попаданцем.

На этом Александр Николаевич жестом подозвал охранника и попросил принести поесть чего‑нибудь легкого. Затем опять насел на меня, заставил рассказывать о распаде СССР. Не ожидал, что это будет интересовать Шелепина больше, чем события шестидесятых. Пришлось вспоминать на ходу, склеивать нечто цельное из давно слышанного и благополучно забытого. Причем бутерброды с сыром под крепкий сладкий чай здорово помогали этому процессу.

К моменту смерти Леонида Ильича в восемьдесят втором в Политбюро (так назвали Президиум ЦК) собралась могучая группа руководителей ЦК республик – Алиев, Рашидов, Кунаев, Шеварднадзе, Щербицкий, Пельше. Это из полутора десятков членов с правом голоса, немалая сила и в ключевых комитетах. Не думаю, что они сильно радели об интересах СССР в целом, скорее перетаскивали ценности и ресурсы поближе к своим уделам. Запомнился из‑за своей абсурдности только один факт: в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году Гейдар Алиев возглавлял реформу советской школы. А потом занимался социальным развитием СССР и БАМом. Я долго удивлялся, неужели не было в ЦК КПСС никого, кто лучше разбирался в этих вопросах?

Несменяемые два десятилетия региональные вожди превратились в маленьких царей независимых государств. Они попросту отказались подчиняться новому Генеральному секретарю. Первым был Кунаев, при попытке его замены на «варяга‑русского» в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Алма‑Ата ответила откровенным бунтом со штурмом здания ЦК и человеческими жертвами. Волнения смог погасить Назарбаев, еще бы, они по его сценарию и прошли. Горбачеву пришлось, скрипя зубами, смириться с ним как с первым секретарем ЦК Казахстана[39]. Внешне все выглядело красиво, но пример подали. Москва перестала контролировать регионы, распад СССР стал реальной угрозой.

Сложившийся в Политбюро триумвират Горбачев – Лигачев – Яковлев больше походил на иллюстрацию к известной басне «Лебедь, Рак и Щука». Думаю, Яковлев после десятилетия посольской жизни в Канаде предполагал что‑то типа классической президентской республики с всенародно избранным президентом и несколькими партиями в сенате (в моей реальности так позже и получилось). Лигачев надеялся сохранить диктат КПСС, а для тотального очищения выкинуть весь шлак в «советы», там его постепенно замотать текучкой. Оба варианта были по‑своему неплохи, но…

В результате получилось что‑то среднее. Был реанимирован верховный государственный орган – Съезд народных депутатов СССР, на котором Михаила Сергеевича избрали Председателем Верховного Совета, так он занял два высших государственных поста. Позже Председателя Верховного Совета стали называть Президентом.

С другой стороны, Горбачев смог совершить чудо, буквально за несколько лет, до пленума тысяча девятьсот девяностого года, полностью перекроить состав ЦК КПСС. Списки даже сравнивать невозможно, состав обновился буквально на девяносто девять процентов. Советский Союз стоял нерушимо, и никто даже не мог подумать, что надо спасать не партию, а страну.

Однако предпринимаемые меры помогли, как попытка тушить костер бензином. По СССР покатился вал беспорядков: Чечня, Осетия, Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Таджикистан, Прибалтика… Все разваливалось, в республиках за власть боролись все так же остро. Но в формате Верховных Советов республик, без партийной риторики, это было делать проще. Новый Союзный договор, мягко говоря, буксовал, реально он был вообще никому не нужен. Наивная ставка на «разум» народа оказалась бита.

Более того, предательский удар в сердце Союза был нанесен своими. Борис Ельцин, первый секретарь Свердловского обкома, антагонист Горбачева, выкинутый из Политбюро в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, возглавил Верховный Совет РСФСР. И тут же с немалым энтузиазмом принялся душить давнего оппонента. Кстати подвернувшееся «хлопковое дело» забило последний гвоздь в гроб КПСС, после обнародования материалов начался массовый исход коммунистов из рядов партии. В их числе демонстративно шлепнул партбилетом об стол Борис. Это было начало конца.

Попытки протолкнуть новый Союзный договор, в котором СССР превращался в конфедерацию ССГ (Союз Суверенных Государств), особой поддержки не встретили. Прибалтика уже заявила о независимости, фактически то же самое сделали Грузия, Молдавия и Армения. Все шло к тому, что остальные девять республик все же объединятся и сохранят большую часть Союза. Но в последний момент взыграли амбиции элиты.

Зимой тысяча девятьсот девяносто первого года на сходке в Беловежской пуще СССР попросту разорвали между собой на независимые государства лидеры Белоруссии, России и Украины[40]. Остальных даже не спросили, по сути, сняв с бюджета и отправив в свободное плавание. Президент СССР остался без страны. Он, кстати, до сих пор скитается с лекциями по миру. Тут премию дадут, там в рекламе снимется… Не побирается, но не более того.

По моему скромному мнению (вернее, мнению матери‑историка), особой вины последнего Генерального секретаря ЦК в развале Советского Союза не было. Может быть, на его месте более жестокий и сильный лидер смог бы удержать страну от распада. Но без серьезной войны всех со всеми это было совершенно невозможно. Не думаю, что война – хороший выход, в дело под благовидным миротворческим предлогом могли вмешаться США, и тут вообще недалеко было до потери суверенитета и распила России на удобные для управления кусочки.

В общем, подвел я итог, крушение СССР было запрограммировано именно с тысяча девятьсот семидесятого по тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, корень бед – неэффективное номенклатурное управление и безумная национальная политика. Слабый Союз не нужен никому, он обуза. Все остальное – следствия. Товарный и продовольственный голод, закупки зерна в Канаде, устрашающая коррупция, вырождение элит, инфляция… Список можно продолжать бесконечно.

Рассказ произвел серьезное впечатление. Его нельзя было описать словами. Собеседник сидел молча и прямо, «как лом проглотил», но при этом его корежило до зубовного скрежета. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он неожиданно поднялся, перебил меня:

– Спасибо. Мне пора. Продолжим немного позже.

– Хотел быть полезен Родине, – я уже убедился, что высокопарный стиль тут воспринимают вполне серьезно, – но плохо представляю себе реалии разработки советских ЭВМ. Если бы получить серьезную аналитическую подборку по этой теме, думаю, попытался бы сделать какие‑то полезные выводы. Да и вообще, наверняка можно многое вспомнить, увидев знакомые по учебникам и книжкам события.

– Хорошо, я подумаю, – бросил Александр Николаевич уже на ходу. – Счастливо оставаться.

После ухода вождя поплелся в дом, искать Катю. Это не заняло много времени, домоуправительница сразу сказала: на балконе чай пьют с хозяйкой. Это новость. Вера Борисовна осталась на даче – неужели еще и ей все рассказывать? Не, пойду‑ка я лучше в спальне поваляюсь.

Задремать не успел. Раздался стук в дверь, и возбужденная Катя потащила меня показывать кино тете Вере. Ну ничего себе, уже докатились до фамильярности! Придется идти на заклание.

На балконе нас ждала интересная, хотя и немолодая дама. Волосы сзади уложены в тугой узел, впереди – немного подзавитые локоны. Лицо – правильный овал. Широкие чувственные губы с приличным слоем помады, небольшой нос, чуть узковатые глаза, от которых разбегались тонкие нити морщинок. Простое темно‑вишневое платье из трикотажа в рельефную полоску с небольшим переливом (отдаленно похожее на мелкий вельвет), брошь с темно‑синим сапфиром в тон сережкам и массивному кольцу. Крупная грудь, немного выпирающая из выреза, чуть пухловатые руки с красивыми, ухоженными ногтями.

Вежливо поздоровался, скромно потупил глаза. Но Катя не дала ни секунды передышки. Сразу потащила к портфелю с оборудованием и буквально заставила включить «Аватара». Эффект оказался вполне ожидаемый, т. е. почти три часа можно было ничего не делать, только щуриться на солнце и потихоньку дремать. Женщины пришли в полный восторг, переживали, в нужных местах чуть слезу не смахивали, надо же, такую лирику видеть в блокбастере!

После кино сдали портфель охране – и на ужин. Все заказывала Вера Борисовна, да я не сильно обращал внимание на еду: устал от бесконечных расспросов о быте и семье. Чем‑то зацепила хозяйку моя родословная, если можно так назвать три более‑менее достоверно известных поколения. Скорее всего хотела найти моих предков в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году и еще раз убедиться в достоверности истории. Пусть, все равно это сделать весьма непросто, уже не раз прикидывал, как посмотреть на своих, – и никаких подходов не нашел.

Назад Дальше