«Неужто Гришку за косичку ухватил?!» — мелькнула радостная мысль, ибо в прошлый раз, как помнил, он с трудом нашел утопленника по мундиру. Петр мертвой хваткой уцепился за волосы и моментально устремился к поверхности.
К свету! Тому благодатному свету, что дает жизнь всему живому.
— Ух-х! — Петр с шумом выдохнул воздух, разевая рот, как вытащенная на берег рыба. Холод стал потихоньку исчезать, по жилам весело заструилась кровь, в груди потеплело.
— Вот твой любовничек, Като, — радостно возвестил Петр и уже двумя руками потянул утопленника за волосы. Однако вместо ожидаемой тяжести его пальцы вытолкнули из глубины что-то легкое. И тут же из-под воды показалась голова, но какая-то маленькая, явно не орловская, и покрытая к тому же длинными белокурыми волосами.
— Что за чушь?!
Слова сами слетели с онемевшего языка. Петр оторопело смотрел на приподнимающуюся макушку, уже осознав, что это может быть кто угодно, но никак не Григорий Орлов.
— Спасибо тебе, мой милый! Ты спас меня… и своего ребенка…
Слова вначале поразили Петра стремительным ударом кинжала, а потом словно кувалдой ударили в лоб. Петр мог бы поклясться чем угодно, что узнал этот голос — столь же завлекательный, как и ненавистный.
— Ты… Сука… Откуда…
Петр остекленевшими глазами оторопело уставился на Ольгу Жеребцову, что обнаженной русалкой вынырнула из промозглой глубины. И почувствовал, как его сердце почти перестало стучать в груди, а кровь стала превращаться в ледяное крошево.
— А-а-а!!!
В диком страхе Петр отшатнулся от женщины, рухнул в воду и тут же обо что-то ударился…
— У-у-у!!!
Перед глазами возникла привычная картинка — белокурая русалка загадочно прищурила глаза, как бы с усмешкой взирая на русского императора. И даже почудился ее тихий, еле уловимый голосок: «Ну что, хочешь поплавать со мной?!»
— Так это только кошмар! — с облегчением выдохнул император и снова взглянул в похотливые глаза хвостатой женщины, вздрогнул, чувствуя, как на голове встали волосы дыбом, — ему показалось, что изображение в ответ подмигнуло зовущим оком.
— Не дождешься, стерва! — злобно пробормотал Петр на немое предложение и, с силою скомкав простыню, принялся утирать обильный холодный пот, который полностью покрыл его тело.
— Ох, французы, ну и затейники! Бесовщину удумали, кошмары на меня нагоняют. Припомню вам это гостеприимство! Нашли моду — всякую нечисть в дом тащить и православному царю в опочивальню вешать!
Лондон
— Подлые московиты!
Премьер-министр Королевства Великобритания Уильям Питт, к фамилии которого всегда добавляли приставку «младший», дабы отличить его от отца, что тоже в свое время занимал эту ответственную должность, пребывал в прескверном настроении.
Война с русскими приняла самый дурной ход, который невозможно было представить даже в кошмарном сне. Первые яркие победы почти сразу сменились полынной горечью поражений. Весь Лондон радовался, расцветился флагами, когда в столице получили известие о блестящей победе над датчанами в Копенгагене.
Однако не прошло и семи дней, всего одной недели, как поступило сообщение, повергшее англичан в шок. Никогда еще столь многочисленная британская эскадра, несущая гордый флаг Святого Георгия на мачтах своих кораблей, не терпела столь жесточайшего разгрома.
И от кого, скажите на милость?!
— Коварные твари!
Уильям Питт сжал кулаки до хруста в бессильной злобе. Противостоять дьявольскому, бесчестному оружию московитов флот Его Величества не смог. Несколько столетий Британия владычествовала на морях, и теперь все англичане, от почтенного лорда до последнего бродяги, с пронзительной отчетливостью осознали — могущество империи находится под страшной угрозой. Вопрос уже идет о самом ее существовании, ибо разбитые союзники предали, а враги сплотились.
Любому премьер-министру такой ход событий стоил бы кресла, но не Уильяму Питту-младшему, ибо только он выступил инициатором этой борьбы с русскими, предложив нанести превентивный удар.
К великому сожалению, из-за халатности посла Уинтворта, уже понесшего заслуженное наказание за пренебрежение долгом, не удалось убить русского медведя в его берлоге и тихонько, чужими руками, поодиночке, передавить его подросших волчат, столь же опасных, как их отец.
Хуже того, теперь нет ни малейшей возможности взять даже короткую передышку, ибо русские и французы настроились воевать до последнего солдата и за два года нанесли британским и союзным им австрийским и турецким войскам ряд унизительных поражений.
Потеря Индии, этой «жемчужины» Британской империи, вызвала по всей стране единодушный взрыв общественного негодования. Палата общин настояла на том, чтобы и дальше возглавляемое Питтом правительство вело эту справедливую войну против подлых и наглых захватчиков.
Все отчетливо поняли, насколько он, Уильям Питт, был прав — не начни британцы боевые действия, то московитский царь, известный своим византийским коварством, напал бы первым, и последствия такого обычного у русских вероломства для Английского королевства были бы намного тяжелее, а ущерб значительней.
— Куда уж хуже…
Питт с тоскою посмотрел на серую туманную мглу, царящую в ночном Лондоне, несмотря на жаркий летний день. Дождь прошел, и утро обещало быть добрым.
Вот только сна не было ни в одном глазу — пришедшие вечером вести оказались крайне неприятными. И самое страшное, что Уильям Питт-младший совершенно не предполагал, откуда следует еще ожидать очередного удара…
Доггер-банка
— Вроде стреляют, ваше превосходительство!
Вице-адмирал Сенявин внимательно прислушивался, ловя звуки в сгустившемся тумане. Видимость на море была отвратительной, мили на две, и то с плавающими молочными прожилками перед глазами, а то и большими сгустками, через которые ничего не увидишь.
И ничего тут не поделать: проклятье здешних мест, богатых рыбой, именно туман. Таково все Северное море, капризное и своенравное, постоянно изменчивое, как ветреница столичного полусвета.
— Ей-богу, стреляют, Дмитрий Михайлович!
Командир линейного корабля «Петербург» капитан первого ранга Астафьев чуть ли не подпрыгивал от нервного возбуждения, напряженно вслушиваясь, как и другие русские офицеры и матросы, в молочную серость утренней дымки.
— Палят глухо, но то не ружья, ей-богу!
Снова напрягся и Сенявин — в свои сорок лет он не жаловался на плохой слух. И точно, где-то далеко впереди словно деревянной колотушкой стучали по дубовой бочке — «бух, бух». Так могут бить только пушки, причем залпами. Далековато, конечно, тем паче над морем, да еще в тумане, звук далеко расходится.
— Ей-богу, наши датчане дерутся, ваше превосходительство. Нужно союзников выручать!
Вице-адмирал нахмурился, и Астафьев осекся, поняв, что не его дело давать советы командующему. Но возбуждение, от которого слегка постукивают зубы, обычное перед схваткой, было не унять.
Все русские прекрасно знали, что именно здесь, у Доггер-банки, назначена точка рандеву идущей от берегов Шотландии русской эскадры с датско-шведским объединенным флотом под командованием вице-адмирала Ольферта Фишера.
Возможно, датчане, которые должны прийти сюда на пару дней раньше, нарвались на британскую эскадру, потому что другим военным кораблям здесь делать больше нечего. Да и нет уже у России иных врагов, кроме обложенных на своем проклятом Острове англичан!
— Да, вы правы, капитан. Это действительно стреляют пушки, причем залпами! До них миль пять, не больше!
Дмитрий Михайлович больше не колебался, памятуя старую русскую истину, накрепко вбиваемую в голову с детства: «Сам погибай, но товарища выручай».
Вице-адмирал поправил алый, как кровь, крест Святого Владимира третьей степени с мечами, дарованный ему за командование авангардом в победном Борнхольмском сражении, напряг горло и громко рявкнул, молниеносно приведя команду своего мощного 72-пушечного флагмана из застывшего состояния в здоровый матросский кипеш:
— Поднять пары! Корабль к бою подготовить!
А сам мимолетно подумал: повезло, что утро уже начало вступать в свои права. А то в этой молочной белизне можно было не только потерять мателотов, ведь в кильватере идут два десятка кораблей и транспортов, но и сесть килем на какую-нибудь песчаную банку. Глубины здесь не ахти какие, потому тут вечно снуют в большом количестве рыбаки, вытягивая из прогретого солнцем мелководья забитые серебристыми тушками сети.
Памятуя об этом и нахмурив лоб, русский адмирал недовольно буркнул себе под нос:
Памятуя об этом и нахмурив лоб, русский адмирал недовольно буркнул себе под нос:
— Не потопить бы ненароком какую-нибудь рыбацкую посудину! Вечно они под ногами путаются!
Кадис
— Мы попали в ловушку!
Вице-адмирал Пьер-Шарль де Вильнев, еще молодой сорокалетний мужчина, медленно прохаживался по шканцам и уныло поглядывал по сторонам. Сон его совершенно не брал, и он вышел на палубу, чтобы полюбоваться восходом.
Поднимающееся над кромкой горизонта солнце только начало освещать красным блеском самые края дальних гор, но при блеклых отсветах можно было хорошо разглядеть сгрудившиеся в бухте многочисленные корабли, которые, как казалось на первый взгляд, полностью заполонили отнюдь не маленькую гавань.
Союзный франко-испанский флот представлял собою весьма внушительную силу. Под французским флагом насчитывалось 23 линкора — все, что имелось у республики.
Еще два десятка кораблей баталии с немалым трудом наскребли испанцы, среди которых огромным исполином возвышался четырехдечный «Сантиссимо Тринидад», на широкие палубы которого втиснули неимоверное количество орудий — 136 пушек и карронад.
Вообще-то испанский флот, совсем недавно претендовавший на второе место в мире и попытавшийся воссоздать былое величие, довольно серьезно пострадал в последнее время — от англичан ему сильнее всех союзников досталось. Два года тому назад британцы в здешних водах внезапно и дерзко атаковали, чуть ли не на самом рейде Кадиса, очередной «серебряный караван», пришедший из Новой Кастилии. Фрегат «Мерседес» был потоплен, а три других взяты на абордаж.
Два линкора, поспешивших на помощь избиваемым соотечественникам, разделили их судьбу — на одном взорвалась крюйт-камера, и он развалился в огненной вспышке, а второй спустил флаг, не выдержав жестокого обстрела, и был уведен в качестве трофея.
Затем в сражении при Сент-Вицент старый пират Джон Джервис отправил на дно еще четыре линкора, захватив парочку, за что удостоился титула графа с одноименной приставкой.
И вот совсем недавно вице-адмирал Роберт Кальдер у мыса Финистере добился еще одной победы — потопил два корабля с красно-желтыми кастильскими флагами и один с Андреевским синим крестом, нанеся невосполнимый ущерб.
Русские хотя и продали испанцам восемь парусных линейных кораблей, но из них до портов Леона и Каталонии добралась ровно половина, остальные были перехвачены в пути британцами и потоплены, причем экипажи подверглись безжалостному избиению.
Так что стоящие на якорях 43 линкора — было абсолютно все, без остатка, что могли противопоставить «владычице морей» союзные Испания и Франция. Да еще в бухте Кадиса находилось с десяток мелких судов — фрегаты, бриги, шлюпы, но их можно было не учитывать в предстоящем линейном сражении, обещающем стать самым масштабным по числу вымпелов со времен «Непобедимой армады».
— Мы в ловушке… — еле слышно бормотал адмирал одну и ту же фразу, повторяя ее как заклинание. Даже без подзорной трубы он хорошо видел, как далеко в море белеют паруса. Английские фрегаты, словно цепные псы, внимательно сторожили гавань.
Вильнев прекрасно понимал, что для выхода союзного флота потребуется много времени и англичане успеют вызвать курсирующий между Марокко и Пиренейским полуостровом флот вице-адмирала Коллингвуда, под командованием которого находилось 27 линейных кораблей.
И пусть союзники имели полуторное превосходство по числу вымпелов, но Вильнев, как никто из моряков, знал — англичане намного сильнее, ибо не количеством пушек измеряется мощь, а умением их использовать. А вот выучке палубных команд британцы могли дать изрядную фору любому противнику, что не раз демонстрировали.
Французский адмирал с тоскою в глазах посмотрел на поднимающийся по небосводу ослепительный диск. На кораблях засвистели побудку, за спиной громко ударили склянки, отмеряя последний час «собачьей вахты», и его флагманский «Редутабль» тут же проснулся.
— Нет, мы в ловушке… — Вильнев, как какую-то священную мантру, произнес мучивший его ответ с тяжелым вздохом, будто убеждая себя, и, огорченно взмахнув рукой, направился в просторный адмиральский салон. Он совершенно не знал, что написать в ответ на присланную из Парижа депешу…
Лондон
— Сэр, к вам прибыл генерал Артур Уэлсли!
Дверь еле слышно скрипнула, и раздумья премьер-министра прервал тихий голос вышколенного секретаря, тоже проводящего вторую бессонную ночь. Однако для хозяина кабинета имя генерала послужило самым настоящим победным набатом.
— Зовите, Патрик, я его давно жду!
Уильям Питт потер лицо ладонью, стирая усталость от долгой умственной работы, и величаво встал у стола, приняв подобающую положению позу. Однако от волнительных и мучительных часов так просто было не избавиться, и губы скривились в гримасе:
— Грязные свиньи! Теперь вы очень скоро узнаете, на что способна королевская армия!
Последнее ругательство относилось отнюдь не к русским. Полученные с севера вести вот уже несколько часов тревожили всю столицу Англии. Ведь прошло чуть больше полувека со времен Якобитских восстаний, как шотландцы, известные своим нравом и подлостью, восстали в очередной раз, изменив Британской короне…
— Вы дрались с русскими в Индии, генерал. Каковы они?
Уильям Питт сразу перешел к делу после короткого обмена дежурными фразами, да и не для того он вызвал в ночной час прославленного, молодого генерала, чтобы говорить о всяких банальностях, уместных лишь при неторопливой беседе за чашкой чая.
— Это опасные враги, сэр. Я сражался с ними при Хайдарабаде. — Генерал Уэлсли вздернул подбородок, по которому протянулся глубокий шрам, свежий, с розоватой кожей. — Они расстреливали нас, сэр, со своих дьявольских картечниц. Сипаи падали сотнями!
— Надеюсь, наши солдаты выстоят под таким убийственным огнем?
— Осмелюсь доложить, сэр, под таким градом пуль не выстоит никто. Страшно губителен их огонь. У русских новое оружие, все солдаты имеют шестизарядные барабанные винтовки, которые дают на порядок больше выстрелов, чем наши штуцера. Мы победим московитов, если будем иметь точно такое же оружие.
— К сожалению, генерал, нам придется воевать тем, что мы имеем. И действовать нужно решительно и быстро. Русские высадили десант в Эдинбурге неделю тому назад, к ним примкнули восставшие хайлендеры…
Питт говорил глухо, но каждое его слово словно падало тяжелым камнем, и, добавляя нервозности, в кабинете громко пробили часы, отмеряя еще один прожитый королевством тяжелый час.
— Восстание в Шотландии, как и в Ирландии, нужно подавить немедленно, генерал, не считаясь с потерями! Промедление для нас смерти подобно, ибо высадка на Остров назначена через месяц!
— Я готов, сэр!
Артур Уэлсли вытянулся, выдвинув вперед волевой подбородок, Питт посмотрел на него с нескрываемым уважением. Именно такие, не знающие страха и сомнений джентльмены и создали империю.
— Принимайте командование над всеми войсками, находящимися на севере. Залейте горы кровью по самые вершины! Не дайте восстанию разрастись! Ибо мы получим удар в спину, когда русские с французами попытаются высадиться на Остров. Хотя я искренне надеюсь, что флот Его Величества не позволит им сделать этого!
— Кто их знает, этих моряков… — после короткой паузы пробурчал в ответ генерал. В его словах отчетливо просквозила неприязнь, которую испытывают армейские вояки к флотским. Но тут же его лицо затвердело, и Артур Уэлсли с непреклонной убежденностью добавил:
— Однако, сэр, если нашим врагам удастся повторить подвиг Вильгельма Завоевателя, то мы их сбросим своими штыками в море!
— Надеюсь, до этого не дойдет! — негромко произнес Питт. — И скопище лоханок, которое они собрали по ту сторону канала, постигнет судьба «Непобедимой армады»!
— Я тоже надеюсь на это, сэр! — Теперь в голосе не было неприязни, а лишь твердая убежденность в правоте.
— Когда вы сможете выехать, генерал?
— Завтра с утра, сэр! У меня отличные лошади!
— Берите все войска, генерал! И не теряйте времени…
Доггер-банка
— Ничего, мы им еще покажем…
В словах видавшего виды старого морского волка вице-адмирала Ольферта Фишера прозвучала нешуточная, еле сдерживаемая ярость, а блеклые уставшие глаза вспыхнули огнем ненависти.
Два года назад огромная британская эскадра вероломно напала на Копенгаген, потопив на рейде пять датских линкоров и разнеся из своих пушек столицу.
Адмирал хорошо помнил ту ожесточенность датских моряков, с которой они сражались против коварного врага. Но, как правильно говорят русские, сила солому ломит. В той бойне погибли все датские линкоры, ибо три совершенно изувеченных корабля, оставшихся на плаву, пришлось разобрать. Прошло два дня, и старый моряк хорошо познал другую русскую поговорку: «Как аукнется, так и откликнется».