Вскипятив чайник, я слопала свою порцию печенья и конфет и вышла на свежий воздух. Соседи-туристы, видно, еще спали, потому что было тихо и безлюдно. Я направилась в сторону речки. Как и положено в таких местах, на берегу сидели рыбаки – двое. А в тумане, неподалеку от берега, маячила лодка.
– Всем привет, – сказала я тихо. Рыбаки не любят шума, наивно полагая, что именно поэтому у них и не клюет.
Мужчины обернулись и с интересом посмотрели на меня. Одному из них было лет тридцать, второй выглядел постарше лет на десять.
– Привет, – кивнул тот, что помоложе, – это вы вчера приехали?
– Ага, меня Аней зовут.
– Егор, – охотно представился парень.
– Степан, – буркнул мужчина постарше.
Мне было как-то неловко называть его по имени – слишком хмурый взгляд, сутулые плечи, редкая седина...
– А по отчеству? – поинтересовалась я.
Он ухмыльнулся и сказал:
– Зови Степаном.
– Хорошо, – пожала я плечами, – как рыба? Ловится? А то наша кампания уже одной ногой за чертой под названием «Великий Голод».
– Плохо рыбешка клюет, да и в основном только мелочь попадается, – ворчливо сказал Егор.
– Чувствую, придется нам сесть на вынужденную диету.
– Ничего, прорветесь, скоро магазин приедет. Кстати, кто из вас вчера мою сестру шуганул? – хохотнул Егор.
– Значит, эта вертихвостка – твоя сестрица? – спросила я.
– Ага, – кивнул парень, – навязали мне ее родители. Болтается по улицам, нигде не учится, не работает, вот и пришлось брать с собой, замотала она меня уже.
Чувствую, нас она замотает тоже.
– А как ее зовут?
– Вероника... девке двадцать четыре года, а ничего делать не хочет, вот только замуж рвется.
Альжбетке не понравится, что ее конкурентка по красоте моложе ее на шесть лет.
– Твоя сестрица у нас вчера жениха себе присмотрела, – сказала я, – вот только занят он уже.
– Веронику это не остановит, ох, и намаетесь вы с ней.
Мне показалось, что Егор посмотрел на меня с искренним сочувствием. Вот только проблем с пухнущими от безделья разгильдяйками мне не хватало! У меня голова кругом от маман, от бриллиантов, от Осикова, да от всего на свете, а тут еще такой подарочек. Хотя, если я устроюсь горничной в роскошный особняк, то Вероника не успеет стать моей новой проблемой. Пусть девчонки с ней крутятся.
– Разберемся, – сказала я, поглядывая на мрачного Степана. Один из поплавков запрыгал, и он резко дернул удочку – уже через секунду в воздухе болталась маленькая полосатая рыбешка.
– Это кто? – поинтересовалась я.
– Окунек, – ответил Степан, – шкуры больше, чем мяса.
– А парень этот богатый? – поинтересовался Егор.
– Какой парень? – не поняла я. Все мысли были сейчас заняты рыбешкой.
– Ну, тот, на которого моя сестра запала.
– Да нет, я бы не сказала.
Уточнять, что раньше Славка выпиливал гробы, а теперь занялся тумбочками, я не стала.
– Тогда, может, еще отстанет, Веронике богатых подавай.
– Вот молодежь пошла! – возмутилась я и укоризненно посмотрела на Егора.
– Анька! – раздался Солькин голос.
О! Наша учительница ботаники проснулась и наверняка хочет есть.
– Меня зовут, пойду решать бытовые проблемы, а вам удачной рыбалки.
– Спасибо, – кивнул Степан и с напряжением стал смотреть на поплавок. Настоящий рыбак! Хладнокровен и сосредоточен!
– Если Вероничка придет, вы с ней будьте построже, – попросил Егор.
– Не волнуйся, перевоспитаем! – убегая, крикнула я. Собственно, этим займутся девчонки.
Солька стояла недалеко от дома, ежилась от холода и грызла печенье.
– Это что, – спросила она, – и есть наш завтрак?
– Да, и попрошу без жалоб.
– А это кто? – спросила Солька, кивая на реку.
– Два туриста. Постарше, тот, что в куртке – Степан, а молодой – Егор, это его сестрица вчера приходила, Вероничкой зовут, – выдала я информацию. Солька сразу поджала губы. – Замуж ей очень хочется, и на твоего Славку виды имеет.
– Ух! – только и смогла сказать Солька, потрясая в воздухе кулаком.
Понять ее можно: кому же понравится, когда вокруг твоего молодого человека вьется молоденькая красотка, да еще ничуть не стесняется своих порывов и планов.
– Сколько времени-то? – спросила я, глядя, как подруга запихивает за щеку конфету.
– Восемь, твоя маман так храпит...
– Как бы ее переселить в отдельный домик, – задумалась я.
– Размечталась, – вздохнула Солька. – А что, еды нормальной нет?
– Мало, будем экономить. Я часов в девять уйду, останешься за старшую, смотри, чтобы Осиков был на глазах, а то он тут дров наломает, и маму мою лучше из вида не выпускай.
– Хорошо, а ты куда?
– На работу устраиваться, надо уже подбираться к нашим бриллиантам, а то так и просидим тут...
– Ты что, серьезно решила?
– Другого выхода не вижу, хорошо, если возьмут, а если нет, то даже думать не хочу, что делать дальше.
– Тебя возьмут, – приободрила меня Солька, – ты только не говори ничего лишнего, потерпи хотя бы пару дней.
Я посмотрела на Сольку весьма хмуро.
– Только пусть попробуют не взять! – зло произнесла я.
Глава 7
О том, как я иду устраиваться на работу и лишний раз убеждаюсь в том, что жизнь прекрасна
– Альжбетка, что у тебя есть приличного? – поинтересовалась я. Прислонилась к дверному косяку и нахмурилась – наверняка сейчас придется перемерить кучу барахла.
– В каком смысле?
– Из одежды, не могу же я на собеседование идти в джинсах с дыркой на коленке.
Альжбетку мы уже посвятили во все наши планы, так что лишних вопросов она задавать не собиралась.
– У меня есть две юбки и платье, – щедро предложила Альжбетка.
– Показывай юбки, – потребовала я.
Альжбетка достала два маленьких кусочка материи и протянула мне.
– Это что? – спросила я, и брови мои поползли вверх. – Носовые платки?
– Нет, это две мои самые любимые юбочки.
– А на чем они вообще держатся?
Я крутила в руках эти изделия, не понимая даже, где у них перед, а где зад. Я, конечно, покупаю изредка модные вещи и даже пару раз надевала короткий топик, но... Короче, за Альжбеткой мне не угнаться.
– На бедрах держатся, – со знанием дела вмешалась Солька, – у нас девчонки в старших классах только так и ходят.
– Кошмар, – выдохнула я, возвращая Альжбетке ее богатство, – давай платье.
Она недовольно хмыкнула (наверное, обиделась за свои юбчонки) и достала вполне приличное черное платье. Хорошо, что я пониже ростом, за счет этого юбка удачно прикрыла мои ноги – еще на привале я зацепилась коленом за противный сучок, и теперь на джинсах зияла дыра, а на коленке заживала рана, так что сверкать этим на собеседовании мне не хотелось.
– Я в нем пойду, – решительно сказала я, слегка закатывая рукава.
– Только осторожно, – взмолилась Альжбетка, – оно у меня на все случаи жизни.
– Универсальное, что ли? – ехидно спросила Солька.
– Да, и нечего смеяться, оно, между прочим, стоит две тысячи долларов.
– Сколько? – воскликнули мы с Солькой.
Вообще-то, теперь у нас деньги были, и весьма приличную сумму на всякий случай я взяла с собой, но все же платье за такие деньги никак не укладывалось у меня в голове. То есть я знаю, что на свете есть платья и подороже, но, пожалуй, это первое за такую цену, которое я не только подержала в руках, но еще и надела.
– Выклянчила у кого-то? – спросила Солька.
– Вовсе нет, мои поклонники сами меня балуют, – фыркнула Альжбетка.
– Не сомневаюсь, – скептически сжав губы, сказала Солька.
Кто еще может идти устраиваться на работу на место горничной в платье за две тысячи долларов – только я!
– Хорошо, что оно у тебя не новое, – сказала я, поглядывая на себя в зеркало, – хоть не выглядит на такие деньги.
– Что? – обиделась сразу Альжбетка. – Ничего ты не понимаешь в платьях, я его всего раз пять надевала.
Я вздохнула и сказала:
– Присядем на дорожку.
– Присядем, – кивнула Солька.
Мы дружно расположились на кроватях, вздохнули и переглянулись.
– Ты не волнуйся, – приободрила меня Солька, – все будет хорошо, я тут за всем пригляжу.
– Мы вместе приглядим, – поправила ее Альжбетка.
Я посмотрела на свои кроссовки и спросила:
– А хрустальных башмачков у тебя нет?
Альжбетка стала рыться в своей огромной сумке и через минуту достала черные туфли. Как ни странно, каблук был вполне приемлемый – невысокий и устойчивый.
– А хрустальных башмачков у тебя нет?
Альжбетка стала рыться в своей огромной сумке и через минуту достала черные туфли. Как ни странно, каблук был вполне приемлемый – невысокий и устойчивый.
– Они мне велики, – сказала я, любуясь на свою ногу с повисшей на ней туфлей.
– Я сейчас газеты напихаю в мысок, – засуетилась сердобольная Солька.
Вот так, в платье за две тысячи долларов и в туфлях, набитых газетой, я направилась в сторону нашего будущего богатства. По дороге я продумывала линию поведения, но запуталась в мыслях уже на полпути и решила, что просто поплыву по течению. Подойдя к забору, я достала объявление и решительно позвонила три раза. Калитку, которая больше напоминала пуленепробиваемую дверь, открыла мне шустрая маленькая женщина.
– По объявлению? – спросила она, оглядывая меня с ног до головы.
Я протянула бумажку и, решив пока не открывать рот, просто кивнула.
– Иди за мной, с дорожки не сворачивай, тут все посажено не для того, чтобы топтать.
Вполне гостеприимно, а вам как кажется?
Я отправилась вслед за бойкой Дюймовочкой. Собственно, как можно сойти с дорожки, я так и не поняла, потому что она была выложена по бокам аккуратненькими бетонными плитками. Участок был уже облагорожен, но все же бросалось в глаза, что работы время от времени возобновляются. Я покосилась в сторону интересующего меня охотничьего домика и прибавила шаг – у меня будет эта работа, во что бы то ни стало будет!
– Ноги вытирай, вот когда сама тут полы намоешь, тогда и поймешь, что это за труд.
Я послушно потеребила туфлями лежащую на полу тряпку. Газета, напоминая о своем присутствии, больно уткнулась в мой большой палец.
– Чего стоишь, проходи на кухню.
– А где она? – мягко поинтересовалась я. Эх, если бы не бриллианты, я бы вела себя совсем по-другому, Дюймовочка уже лежала бы на полу в предобморочном состоянии и просила пощады.
– Перед твоим носом, – женщина ткнула пальцем в сторону коричневой двери.
Я огляделась по сторонам: большая гостиная, дверь под лестницей, дверь рядом с кухней, красиво выложенный паркет, две огромные пальмы, песочный диван, стопка нераспакованых коробок, телевизор, весьма оригинальные шторы...
– Чего стоишь, иди!
Это ради больших денег, это ради бриллиантов, это ради девчонок и ради собственного дела... Внушение помогло и, дернув золотую ручку, я вошла в кухню.
Кухня впечатляла! У меня такого размера комната. Кругом было чисто, модно, и к тому же вкусно пахло. Хорошо, я буду здесь работать, уговорили.
– Звать тебя как? – смахивая со стола пыль, которой не было, спросила Противная Особа.
– Аня.
Это был тот случай, когда меня мое имя не подвело, вряд ли бы этой грымзе понравилось, если бы я сказала – Альжбетта.
Особа еще раз оглядела меня с головы до пят, скривилась и сказала:
– Ну, хорошо, надевай передник – и за работу.
Я пожала плечами, подошла к стене, взяла один из белых фартуков, быстренько натянула его на себя и ехидно спросила:
– Достаточно ли я теперь хороша, чтобы пополнить ряды прислуги в этом доме?
Особа топнула ногой и затрясла в воздухе пальцем:
– Я не потерплю тут подобных штучек!
Да она еще и нервная к тому же...
– А давайте вы тоже представитесь, – предложила я, – это, возможно, нас сблизит, все же в одной сфере работать будем, коллеги, так сказать.
– Сравнила себя со мной, – фыркнула в ответ Особа, – я здесь всем управляю, я у хозяйки уже десять лет служу! А называть меня будешь Екатериной Петровной, поняла? Глушакова Екатерина Петровна – мое полное имя.
Что же тут непонятного.
– А кто проживает в доме? – поинтересовалась я, беря со стола загорелое яблоко. Есть же хочется, а тут фруктов целая гора на столе.
Екатерина Петровна мой голодный выпад не одобрила, отобрала яблоко и положила на место.
– Заработай сначала, – сказала она, – а уж потом свои ручонки к добру хозяйскому тянуть будешь.
Виртуальным топором я сделала зарубку в голове – припомню я это тебе, Дюймовка старая, ох, припомню!
– В доме народу обитает немного: хозяин с хозяйкой, я и садовник наш, он в пристройке живет. Тебе комнату тоже выделят, выходной – воскресенье, все остальное время будешь работать от зари до зари, поняла?
– И что входит в мои обязанности? – поинтересовалась я, косясь на яблоко.
Екатерина Петровна отодвинула от меня тарелку подальше и сказала:
– Что скажу, то и будешь делать, и хозяева что потребуют, выполняй без лишних разговоров, а то вылетишь отсюда быстренько.
– Горю желанием приступить к работе, – мрачно улыбнулась я, – с чего начать? Где, так сказать, я могу продемонстрировать свой энтузиазм и стремление оправдать то доверие, которое вы возложили на мои хрупкие плечи, взяв меня на работу?
– Что? – переспросила Екатерина Петровна.
Понятно, длинные предложения она не усваивает.
– Я спрашиваю: постирать, погладить что-нибудь нужно?
– Хозяин поздно приехал и болен к тому же, сейчас завтрак ему понесешь.
– В постель? – уточнила я. – А чем он в таком случае болен, это не заразно?
Екатерина Петровна опять фыркнула.
– У вас, молодых вертихвосток, только одно на уме! Отнесешь завтрак и газеты, а уж в постели он там или нет, я не знаю.
– А хозяйка против не будет? Они что, раздельно спят?
Что я могу поделать, если подобное вызывает у меня живейший интерес, ну не удержалась, с кем не бывает. Екатерина Петровна побагровела и направилась к плите. Через минуту на сковородке журчал омлет, убивая меня своими ароматами. Желудок, недолго думая, зажурчал ему в ответ. Я взяла яблоко и решительно откусила. Екатерина Петровна дернулась, молниеносно обернулась, но было поздно: мои ровненькие зубки, обремененные только одной пломбой, словно кухонный комбайн, измельчали данный фрукт в пюре. Ха-ха!
Омлет издал звук, который переводится как – я готов, съешь меня. Это обезоружило престарелую Дюймовочку, и она была вынуждена заняться не мной, а сковородкой. Вообще-то, Екатерине Петровне на вид можно дать лет сорок восемь, но я специально в мыслях накинула ей еще пятнадцать: так мне было приятнее о ней думать.
На сервировочном подносе, словно по волшебству, появились чашка с обжигающим ароматным чаем, горка печенья на блюдце и только что приготовленный омлет. Екатерина Петровна щедро посыпала его обжаренными грибами, и я быстро попыталась сообразить, сколько грибов можно съесть по дороге, чтобы это не сильно бросалось в глаза.
– Неси на второй этаж, да осторожно.
– Я-то отнесу, но не могли бы вы мне поконкретнее объяснить маршрут?
Демонстративно закатив глаза, видно, тем самым пытаясь обозначить мою непробиваемую тупость, Екатерина Петровна все же снизошла до объяснения.
– Поднимешься наверх и направо, крайняя дверь из светлого дерева.
– О, спасибо!
Разве она не душка? Премилое создание.
Я с удовольствием вышла из кухни и осмотрелась – никого не было. Поставив осторожно поднос на одну из коробок, я стащила два печенья и задумалась над грибами... нет, не буду, я же на вечной диете...
Мне не терпелось оказаться на втором этаже и посмотреть обстановочку, еще хотелось познакомиться с моими непосредственными работодателями, интересно, что за толстосумы проживают в этом доме... Она, наверное, какая-нибудь красотка, а он холеный мужчина преклонных лет... Так я размышляла, поднимаясь по лестнице.
Второй этаж начинался с просторного холла. У стены стоял яркий диванчик, а на противоположной стене висел плоский серебристый телевизор.
– Неплохо, – одобрила я, глядя на эту громадину.
Нужную мне дверь я увидела сразу, но не торопилась дергать за ручку. Надеясь, что омлет протянет еще какое-то время и не остынет окончательно, я поочередно подошла к трем другим дверям и, прижавшись ухом, прислушалась. Везде было тихо. Ничего интересного.
Я направилась выполнять поручение Екатерины Петровны. Постучала в дверь – тишина, я постучала еще раз...
– Да, – услышала мужской голос, а далее раздался хриплый кашель. Болеет бедняга.
Надеюсь, он одет? Я украсила лицо доброй, очаровательной улыбкой (иногда мне это удается) и толкнула дверь бедром. Своим бесподобным бедром!
У вас бывает так, что кажется, будто мир сошел с ума? У меня бывает, еще мне иногда снятся странные сны, и еще у меня иногда такое чувство, будто моя судьба – точно паутина на высокой траве: утром она покрыта капельками росы, я тяну за ниточку, и она поддается и начинает медленно распускаться... Я стою и сматываю мягкий пушистый комочек, сама сматываю, без чьего бы то ни было участия... о чем это я... отвлеклась...