– Давно тебя поздравить хотел, – сказал Лёва, открыв Бродского и быстро пропуская страницы через большой палец, так что они сливались в полупрозрачный веер. Поглядел на меня робко и снова увел глаза в сторону. – …Я встретил Водонаеву, она сказала, что у вас с Захаром все хорошо, что ты сидишь с ним… и вообще.
– Что вообще? – Я закусила губу, ожидая ответа. У меня проявилось сердце. Прямо забрыкалось, как конь. Я взяла со стола книжную закладку и двумя руками установила ее на лоб наподобие козырька.
– Ну… что вы с ним плотно общаетесь. – Вообще не смотрит в мою сторону! Как будто ему стыдно за что-то! Кота увидел, пошевелил ногой, чтобы Тарас убрался, подтянул шарф на диван. Кот обиженно ушел в угол, он привык, что гости брали его на колени и гладили, а не прогоняли.
– Да? И ты думаешь – все хорошо? – Моя закладка проехала по волосам к затылку. Я прижала ее с двух сторон на макушке. Голова моя склонилась к столу под неестественным углом. Я тоже не смотрела на Лёвку. Сердце брыкалось, уши и щеки горели, а ноги вдруг стали холодными. Что он знает-то, что? Пианист несчастный! Ничего он не знает! Не видит! Не понимает!
– Конечно. Оказывается, это я мешал вашим отношениям. – Лёвка стал похлопывать книжкой по коленям.
– Ничего ты не знаешь, – сказала спокойно и холодно.
– А что я должен знать? Что? – Книжку отбросил. – Ты не рада этим отношениям? Разве? Ты же этого почти полгода добивалась! – Книжку еще дальше отодвинул, она отправилась на свое место на диван, где лежала в самом начале.
– Не рада.
– Почему?
– Потому что случился форс-мажор. – Я перевернула закладку другой стороной. Пусть хоть чуть-чуть охладит мою горячую взволнованную башку.
– Форс-мажор? Каким таким образом? Почему?
– Потому что любовь кончилась.
– Вот как! – Лев помолчал. Наконец-то на меня смотрит! Какой взгляд! Какие голубые глаза! Они пронизывают меня насквозь! – Точно? Может, ты ошибаешься?
Я горько ухмыльнулась.
– Вета. Посмотри на меня.
Смотрю в сторону.
– Вета!
На него, прикусив губу.
– Ты не любишь Захара? – удивленно, расширив глаза. – Разве так бывает? Только что любила и вдруг… нет?
– Нет.
– Может, ты ошибаешься? – снова повторил он. – Может, тебе кажется?
– Кажется, ага. – Я усмехнулась. – Хорошо, если б казалось. Увы… я его не люблю.
Лёва помолчал, пододвинул книжку к себе, погладил обложку ладонью.
– Знаешь, я и этому рад. И рад даже больше, чем тому, что вы сидите вместе.
Тарас прыгнул на диван и снова направился к Лёвиному шарфу.
– …Потому что ты знаешь, как я относился к Кислицину, – продолжал парень. – Он тебя недостоин.
– А кто меня достоин, Капитонов? – я спросила это тихо, почти прошептала. И в первый раз его по фамилии назвала. В первый раз в жизни вообще.
– Ну, не знаю. Сложно сказать. Такой же умный, как ты – по крайней мере. Ну и такой же симпатичный… Красивый, – поправился он.
– А может, такой, как ты? А?
Я сказала это и, отшвырнув закладку (она полетела на пол), вылетела из комнаты. Меня трясло.
Мне вдруг показалось, что я призналась ему в любви! Люблю его! Да, призналась! Я включила воду в кухне и стала набирать в чайник. Щелкнула его рычажком. Осталась ждать, пока чайник закипит, а внутри меня уже кипело и никак не переставало бурлить. Я стояла в кухне спиной к выходу и спиной услышала, как хлопнула входная дверь. Я вздрогнула от хлопка.
Ушел! Я его вспугнула! Зачем я задала этот вопрос? Идиотка!
Чайник вскипел. Ни для кого.
Я вернулась в комнату. Закладка аккуратно лежала на столе. Ее вежливо подняли с пола. Я опустилась на стул, схватила эту закладку и снова прижала ко лбу. Хоть какая-то прохлада. Она нагрелась мгновенно. Я положила руки на стол, крепко сцепив ладони. Закладка валялась рядом. У меня отличное зрение. Сверху на закладке, которая изображала какую-то фарфоровую фигурку из Эрмитажа, я увидела меленькие буквы. Почерк у Лёвы покрупнее. И все-таки это писал он. Просто свободного места на закладке не хватало, и он написал мелкими буковками, чтобы вся фраза поместилась.
ВЕТКА, я тебя недостоин. Лев.
Я закусила губу и сжала кулаки. Потом отчаянно застучала ими по столу. Закладка снова слетела на пол. Я ее подняла, поцеловала слова. Буквы. Которые написал он, его рука с длинными музыкальными пальцами. Черт! Зачем я ушла? Зачем мне был нужен этот чай?
Мне он не нужен! Хотела Льва угостить!
Нет! Я просто сбежала! Я призналась ему в любви и позорно сбежала в кухню! Струсила!
Я взяла Бродского, которого не стал читать Лёва. Не понравился? Может быть. А может, просто настроения не было, не всегда хочется стихи читать, это точно так же, как не всегда же хочется петь. Или музыку слушать. Я раскрыла томик и прочла первое, что попалось на глаза:
Любовь сильней разлуки, но разлука
Длинней любви…
Нет! Нет! Неужели это так? Если это так, я просто не переживу!
Не хочу разлуки. Никакой. Хотя вроде бы она невозможна, наши квартиры рядом. Но оказывается, несмотря на то что мы живем дверь к двери, разлука может быть вечной.
Я набралась храбрости и послала ему эсэмэску.
Я налила тебе чаю.
Я знала, что он не придет. Но пошла в кухню и все же налила ему чаю в самую красивую чашку.
Он не пришел. Не пришел, не ответил. Я проверяла свой телефон раз сто до сна. Пусто. Пусто от Лёвы. Пустота во всем без него.
Я не находила себе места. Понял ли Лёва, что я люблю его? А разве он мог это понять? В вопросе «может, такой, как ты?» намек есть, но нет прямого признания. Я же не спросила: «Может, ТЫ достоин меня?» Я спросила: «А может, такой, как ты?» И где здесь признание, где?
Теперь меня стало мучить сознание того, что я НЕ призналась ему, что недостаточно дала понять, что люблю его.
Почему так устроен человек? Почему он все время сомневается? С одной стороны, я хочу, чтобы он узнал – люблю его! Его и только его! С другой стороны, этого не хочу. Я боюсь! Почему-то боюсь!
А вот почему: я боюсь, что не получу ответа. Что я ему совершенно безразлична. Боюсь этого, боюсь… Какая-то я стала трусливая. И еще несчастливая. Сначала безответно любила Кислицина. Теперь без ответа – Лёву.
Может, у меня такая судьба – любить тех, кто меня не любит?
Захар пришел в школу с елочной лапкой в кармане. Да, такая маленькая лапка, три елочных пальчика. Отломил от большой ветки где-то по дороге. На истории двинул по парте в мою сторону.
– Нашел, – коротко бросил. – Тебе, колючке.
– Спасибо, – прошептала я.
Я понюхала ее, потерла хвоинки пальцами. И потом держала их у носа, а когда запах пропадал, брала хвойную веточку и снова мяла в руке. Пахло Новым годом. Чем-то обещающим. Чем-то новым. К нашему столу подошел Порфирий Петрович и протянул руку с раскрытой ладонью в мою сторону. Вздохнув, я положила в нее еловую веточку.
– Не плачь, я тебе другую найду, – прошептал Захар.
Я усмехнулась. Странные какие-то учителя. Чем я мешала историку? Тем, что нюхала ветку?
Елки носили по всему городу. Искусственные – в больших коробках, настоящие – связанными, как лесных пленниц. Да они и есть пленницы. Пленницы, которых везут умирать. Сначала вокруг них попляшут, похлопают в ладоши, похороводят, может, выпьют шампанского под тихий душистый запах, поцелуются, признаются в любви… а рядом будет увядать настоящая живая пленница. Елочка. Вот она, наша жизнь. Счастье рядом с несчастьем. Жизнь рядом со смертью. Туман в сознании елки, а потом – свалка. Все. Выросла как смогла, расцвела, как сумела… прощай. И даже прощай никто не скажет, а скажет: фу, как намусорила… теперь подметай за ней пол. Вот и вся наша людская благодарность. Я уже года три назад уговорила родителей не покупать настоящих елок. У нас искусственная, которую собирает папа тридцатого декабря. Украшаем я или мама или вдвоем, вешаем мандарины, которые я пожираю во время зимних каникул, а потом елка снова отправляется в коробку. И все довольны.
На городской площади установили большую ель, начали всверливать в ствол другие ветки, чтобы дерево получилось стройным. Зачем так делать? Ну и что, что елка немного кривобокая. Украшать, делать красивой, чтобы через месяц распилить ее и вывезти на помойку. Извращение. Почему елкам нельзя быть кривобокими? Сочувствую тебе, елочка!
Перед самым Новым годом наш класс погнали в филармонию на концерт студентов музыкального колледжа. Наверное, приучали студентов к полным залам и несмолкающим овациям. Мы проходили по площади Макарова мимо елки, которая с каждым часом становилась роскошней. Рядом с ней рабочие выпиливали из прозрачных кусков льда сказочные фигуры. Каким-то образом в них поместят разноцветные лампочки, и фигуры будут светиться изнутри. Это очень, очень красиво! Я люблю наш город в Новый год. В нем тогда так все сказочно, так душевно. И так тепло, несмотря на то что зима.
В филармонию я летела, надеясь, что там выступит Лёва. Хотя надежда была небольшой, ведь Лёва всего-навсего первокурсник. А многие одноклассники шли нехотя, просто еле-еле плелись. Полкласса просто слиняли, пользуясь тем, что громадная елка скроет их бегство своей широкой юбкой. Многих и правда скрыла, сбежали! А кто хотел сбежать и не сумел (учителя перехватили), тот демонстративно сидел в зале с наушниками и слушал свою какую-то музыку и прикрывал глаза, чтобы не видеть вышедших из моды скрипок, флейт, фортепьяно. Может, кто-то вообще спал.
Мои надежды оправдались! Сначала звучали скрипки, флейты, клавесины, и вдруг объявили нашего Лёвика. Мы громко захлопали. Все-таки Лёву наш класс принял в свой коллектив, в основном ребята к нему хорошо относились. Но только не Кислицин. Когда Лёвка вышел на сцену, Захар, долговязый, как цапля, поднялся с крайнего места в ряду, где сидел наш класс, и демонстративно удалился. Хорошо, что Лёва этого не видел, он сидел за роялем, перелистывая ноты. А я сразу вся в слух превратилась. Один раз столкнулась взглядом с Валей Агеевой. Вообще все одноклассницы смотрели на меня, наблюдая за моей реакцией. Все же знали, что я с Лёвой дружила, а потом он вдруг раз – перешел в параллельный класс. Из-за меня – ходила легенда. Да и не легенда это была, а самая настоящая правда. А потом Лёва вообще из школы ушел, это тоже быстро узнали и причину тоже свалили на меня. Ну и ладно, я к этому привыкла. Привыкла к тому, что со мной связывают все на свете плохое. А что было делать?
Когда Лёва вышел на сцену, я перестала что-либо вокруг себя замечать. Я никого не видела, да пусть себе смотрят, я была одни большие уши. Я не помнила, что он играл, я не услышала, что объявила элегантная ведущая в длинной, до полу, блестящей юбке, для меня это неважно. Музыка была искристая, как шампанское, как бенгальские огни, как свечи на елке. Словом, темпераментная! Я так гордилась, что Лёва играет такую классную музыку и что он так хорошо ее играет, что просто чудо! Когда он встал, чтобы раскланяться, я тоже встала. Пусть он меня увидит! И хлопала, подняв руки над головой. И один раз крикнула:
– Браво!
Не знаю, увидел-услышал или нет Лёва, но глазастая Аня Водонаева, конечно же, все усекла и сказала, подождав меня у входа после концерта:
– Ты думаешь, он тебя еще помнит? Да он уже всех нас позабыл! – Аня взглянула на меня пытливо-исследовательским взглядом и обрадовала: – Кстати, Ветка, недавно я видела его с девушкой. Ужасно стильной, не то что мы, школяры! Музыканты все такие…
– Какие такие? – сощурилась я на Аню.
– Ну… ты же понимаешь… Они другие – необычные, одухотворенные. Словом, не как все. – И она повторила: – Ты же понимаешь: они творцы!
– Нет, не понимаю, – надменно ответила я, пожав плечами. – Они тоже в своей столовке кушают котлеты и пьют какао с пенкой.
«Не то что мы». Да она вот что имела в виду: «Не то что ты, Ветка»! Как будто я не пойму!
– Ты хочешь его подождать? – спросила Аня, лучезарно, как всегда, улыбаясь. – Напомнить о себе? Хочешь стать живым памятником?
– Аня! – мне захотелось ее огорчить. – Аня, ты забыла, мы живем в одном доме. В одном подъезде. Не далее как вчера мы вместе учили Бродского.
А чего она так – и сама унижается, и других унижает. Может быть, я тоже не как все? Я не хочу быть как все! Я не хочу быть Лёвиным прошлым. Я хочу быть его настоящим. Мало того, я хочу быть его будущим! Да да, именно так – будущим!
– Ух ты! – воскликнула Аня. – Круто! Молодцы! Ну, тогда извини. Sorry. Флаг тебе в руки. – Кажется, она в самом деле огорчилась.
Аня побежала догонять девчонок из своего 10 «Б». Я стала ей неинтересна. Счастливый человек – кому интересен? Интересен несчастный, его можно пожалеть, ему посочувствовать. Со счастливым нечем делиться.
Лёвы я не дождалась. Да и вообще он, кажется, другим выходом воспользовался, служебным.
Пусть простит меня Аня Водонаева за неправду. Бродского мы вместе не учили. Но я так хотела вернуться в Лёвину жизнь, что желаемое выдала за действительность. Очень хотела вернуться! Понимаете, да? Но вот как это сделать? Если бы он каждый день забывал ключи от квартиры…
Вечером от Ани пришла эсэмэска:
Захар ревнует, заметила? Он вышел из зала, когда объявили Лёву.
Просто он не любит классическую музыку!
Отбила я в ответ сообщение, а потом просто набрала Анькин номер.
– А тебе понравилось, как Лёва играл?
– О да! – ответила Аня. – Он гений!
– А что он играл? Подскажи, я прослушала название.
– Хачатурян, «Танец с саблями». Вообще-то, Ветка, это оркестровое произведение, а он один исполнял. Просто супер!
Вот молодец Аня! Нравится мне эта девушка!.. Все знает!
– Композитор тоже молодец, скажи, да?
– Ну-у! Еще бы! Почти как Лёва.
После похода в филармонию наш класс назначили ответственным за проведение новогодних мероприятий. В них входили школьный концерт и дискотека. Ну и на дискаче – елка, музыка, иллюминация… Мало того, Аля Королькова была еще и режиссером концерта. В актовый зал на репетицию я заглянула случайно. Села на краешек ряда и нечаянно всю просидела. И вдруг у меня родилась прекрасная идея: пригласить Лёву участвовать в концерте! Иногда меня посещают просветленные мысли.
Концерт был обычным. Малыши читали стишки про Дедушку Мороза, Коля Белоглазов из девятого «А» пел «She can see me» под свою гитару, две шестиклассницы исполняли дуэтом песню из репертуара Maksum. Мне понравилась песенка одной восьмиклашки:
Мой маленький гном, поправь колпачок…
Она пела ее а капелла. Задумчивая такая песенка, грустная… Мой маленький гном… Мне почему-то сразу вспомнился «Маленький Принц». По настроению песня и сказка подходили друг другу. Слова в песне были красивые:
Где чай не в стаканах,
А в чашечках чайных роз.
Где веточка пихты – духи,
А подарок – ответ на вопрос.
Где много неслышного смеха
И много невидимых слез.
Где песни под звуки гитар,
Мотыльков и стрекоз…[2]
Классная эта восьмиклашка. Высокая, худенькая… в красном колпачке, позволяющем думать, что она сама тоже имеет отношение к гномам, может быть, к тому самому, маленькому… По бокам головы – два хвостика. Мелкая девчонка, а все понимает в жизни, раз взрослые песни поет. Уважаю таких.
Я еле дождалась, пока кончатся разборки всех номеров, которые, немного важничая, проводила Королькова, а потом подошла к ней.
– Мне очень понравилось! – похвалила ее и добавила: – Только знаешь, классики тут не хватает. Чуть-чуть классики твоему концерту бы не помешало!
Аля – серьезная девушка. И серьезно относится к замечаниям.
– А где же я возьму классику, Ветка?
– Пригласи Лёву Капитонова! Все-таки в нашем кассе учился.
– Точно! – воскликнула Аля. – Он отлично играл в филармонии! А он не откажется?
– Давай ему приглашение напишем, тогда точно придет! Только не забудь пригласить его и на дискотеку – в качестве поощрения!
– Ну, это – обязательно! – улыбнулась Аля, сверкнув брегетами. – Он же такой стильный и взрослый. Девчонки будут в восторге! Молодец, Ветка!
Ну вот. Для себя стараясь, еще и похвалы заслужила. Хитрая я все же девушка. Просто лиса.
– Ты, кажется, с ним в одном доме живешь? – спросила Королькова в следующую минуту. – Передашь приглашение?
– Легко! – согласилась я.
Вечером, часиков в восемь, я позвонила в 77-ю квартиру. Лёва вышел на лестничную площадку в моей любимой полосатой футболке и джинсовых шортах. Именно в таком прикиде он был, когда мы познакомились в сентябре. Ох, как же это было давно! Четыре месяца назад! Совсем другая для меня эпоха. Сейчас я даже представить не могу, что было время, когда я не знала молодого человека с пронзительно голубыми глазами.
– Лев Иванович, – начала я, и он удивленно поднял бровь, выражая недоумение официальному обращению.
– …уважаемый Лев Иванович, – сделав паузу, продолжила я. Тон у меня был торжественный, победный. Я говорила это, обнимая своего кота. С котом на груди, наверное, говорят совсем по-другому, но я же дурачилась. – Администрация и ученики тридцать первой школы приглашают вас на новогодний бал старшеклассников. А еще, Лев Иванович, как нашего бывшего ученика мы просим вас принять участие в школьном концерте, – юродствуя, я подала Лёве открытку-приглашение, вынув его почти что из кошачьих лап. Для солидности приглашение было подкреплено печатью нашей школы. Я слезно просила, чтобы секретарша Наташа поставила гербовую печать. И она сделала это вопреки всем правилам, она же знала, что от меня так просто не отделаешься.
С ума сойти, как я смогла произнести всю эту фигню. Да так гладко! Трудная же у чиновников работа – говорить таким дурным языком. Никогда не пойду в чиновники! В неделю завянешь с тоски!
– …Номер для выступления сам выберешь, – сказала я уже нормальным человеческим голосом.