Снежинки-канатоходцы садились на провода, но взглянув на сверкающую повсюду красоту, отказывались куда-либо двигаться и просто любовались городом с высоты.
Улица была голубой от света фонарей, под ними, на бледных кругах, отражались тени снежинок. Казалось, тысячи маленьких черных жучков перебегают дорогу.
На душе было так сказочно, что я не удивилась, услышав за спиной звонкий голосок:
– Пожалуйста… скажи, где эта земля – Африка?
Я обернулась и увидела маленького мальчика с золотыми волосами. Не сразу я догадалась, кто он такой. Меня беспокоило только то, что малыш один, ночью, почти раздет. Тонкий белый комбинезон и золотой, под цвет волос, шарф, разве одежда для зимних времен?
Я скинула с себя пуховик и набросила на мальчика:
– Малыш, ты простудишься!
Мальчик рассмеялся:
– Мне нисколько не холодно! – и отдал пуховик назад. – Пожалуйста, скажи, где эта земля – Африка? – повторил он.
Я присела на корточки и заглянула мальчику в глаза. Они были очень-очень доверчивыми и очень-очень грустными.
И тут я догадалась!
– Но ведь ты же… ты же улетел на свою планету! – растерянно проговорила я.
Да, это был Маленький Принц! Я помнила заклинание: «И если к вам подойдет мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы уж, конечно, догадаетесь, кто он такой»[4].
Он не дал мне договорить и звонко рассмеялся, словно ему удалось перехитрить меня. Потом посмотрел внимательно и серьезно.
– Откуда ты про меня знаешь? Ты встречалась с моим летчиком? Он тебе рассказал про меня? Скорее скажи, где он теперь, я так по нему соскучился! Он в Африке?
– Нет. – Я грустно покачала головой. – Я не встречалась с твоим летчиком. Но он тоже скучал по тебе, и когда скучать стало невмоготу, написал книгу. Теперь тебя знают и любят все на Земле.
– И ты?
Я кивнула.
Маленький Принц снова рассмеялся, и мне показалось, что все снежинки вокруг нас смеются тоже. Но скоро он умолк и спросил серьезно:
– Так где же эта земля – Африка? Там было все сухо и голо. Все желто. А здесь с неба падают маленькие звезды, которые умирают, если их поймать на ладонь. А что это за белый сверкающий песок? Это звездный песок? Он так красиво переливается. Мне нравится эта белая земля, и я хотел бы побольше узнать о ней. Но сначала я должен найти моего летчика. Где же он?
Я взяла Маленького Принца за руку. Ладошка была теплая и твердая, с мозолистыми бугорками. Наверное, на своей планетке ему приходилось много трудиться, выпалывая баобабы.
– Это не звезды, малыш. Это не песок. Это снежинки и снег. Снежинки падают из туч, что стоят сейчас над городом. Скоро они улетят дальше, и ты увидишь свою звезду, свою маленькую планету.
Я не ответила на его главный вопрос. Может, он забудет о нем? Ведь ответ слишком печальный.
Но он опять спросил. Маленький Принц всегда добивался ответов на свои вопросы. Он ничуть не изменился.
– Где же сейчас мой летчик? Если ты не знаешь, мне надо спросить другого.
– Давай сначала погуляем, малыш. А потом я тебе все расскажу.
– Хорошо, – согласился Маленький Принц. – А куда мы пойдем?
Мы пришли на городскую площадь, в центре которой сияла огнями новогодняя елка. Она была как именинница, пригласившая на праздник гостей. Гости водили вокруг нее хоровод и пели веселые песни.
– Как здесь весело! – воскликнул Маленький Принц. – Что это? Это же мой Лис! Мой Лис, которого я приручил! Но как он вырос!
Он побежал к хороводу, потянув меня за руку.
– Лис!
Лис повернулся в нашу сторону, и я увидела девочку в костюме лисицы.
– Ой! – девочка тоже увидела Маленького Принца. – Ты кто? Какой ты хорошенький! – Она достала из кармана телефон и – щелк! – сфотографировала Маленького Принца.
– Я – Маленький Принц, – сказал Маленький Принц грустно. Он очень огорчился, увидев вместо друга Лиса незнакомую девочку.
Девочка в костюме лисицы рассмеялась:
– Ты похож на Маленького Принца. Пойдем, тебе дадут приз за маскарадный костюм!
– Но я в самом деле Маленький Принц, – говорил Маленький Принц и упирался, потому что не хотел идти, но девочка не слушала и тянула его за собой.
Он вернулся ко мне с маленьким самолетом в руках. Я догадалась, почему он выбрал эту игрушку. Самолет напоминал ему летчика.
Маленький Принц так и не стал веселым.
– Я не могу веселиться, пока не знаю, что с моим другом. Ты что-то скрываешь. Лучше скажи мне все сразу, может, я помогу ему.
Бедный Маленький Принц! На его планете время как будто остановилось. Он вернулся на Землю прежним. А на Земле время бежит быстро. Вряд ли Маленький Принц застал бы в живых своего летчика, даже если бы не было Большой войны.
– …Здесь славные люди. Дарят подарки, веселятся. Я бы хотел побыть у вас подольше, но мой друг… наверное, он в беде…
– Твой друг был храбрым летчиком, ты знаешь.
– Да, он был очень храбрым. Он не боялся пустыни. Он починил самолет. Он был добрый. Почему ты так длинно говоришь? Разве от этого будет легче?
Тогда я решилась:
– Твой друг исчез. Его не нашли. Ни его, ни его самолета. Может, он улетел на какую-нибудь звезду? Может, ищет тебя? Говорят, он погиб на войне, но ведь мы с тобой этому не верим. Так?
– Так, – сказал он.
И заплакал.
– Почему же ты плачешь?
– Я больше не встречусь с ним. Я такой одинокий. Моя роза завяла. Барашек все время молчит. Я прилетел к другу.
Внезапно он оживился.
– А мой Лис? Он не исчез?
Я пожала плечами. На Земле столько лисиц. И все другие. И другие взрослые. И другие дети. А стрелочников и вовсе не стало. Все поменяло время.
Но я не стала вконец разочаровывать Маленького Принца.
Ему и так досталось.
– Гуляет твой Лис где-то в Африке.
– Знаешь что? – решительно сказал Маленький Принц. – Я пойду, поищу хоть Лиса. Он, должно быть, ждет меня, ведь я его приручил. Ты прощай, – сказал Маленький Принц.
– Прощай, – сказала я, и скоро он скрылся в белом мареве снегопада.
– Прощай Маленький Принц, – прошептала я грустно.
Мне было очень грустно: Маленький Принц не захотел, чтобы его приручила я.
…Я зажгла свечу, вставила ее в старинный медный подсвечник, подаренный бабушкой, и записала все, что случилось со мной в эту новогоднюю ночь. Обычной шариковой ручкой в обычную тетрадь. А было бы гусиное перо, я бы его с радостью схватила! Потому что нельзя писать эту волшебную историю на обычном компьютере. Ведь комп – это очень обычно. Со мной же случилось волшебство, которое разве доверишь технике?
И что же это все-таки было – на улице, в полночь, в новогоднюю ночь? Сумасшествие? Фантазия? А может, это были стихи, которые я уже не писала сто лет и которые просились наружу?
А может, все это только приснилось?
Мама разбудила меня под утро. Я спала за столом, положив голову на руки. Рядом лежала исписанная тетрадь.
Добираясь до Воркуты, я проехала пять природных зон. С каждым километром лес становился ниже, ниже, пока не исчез совсем. Заметнее всего менялись ели. Под Москвой они были широкие, настоящие высоченные шатры. По мере того как мы продвигались на Север, они становились ниже и у́же. Перед самой тундрой елочки стали похожи на девчонок-подростков – высокие, узкоплечие. Страшно неуклюжие. На одном дереве, росшем совсем рядом с железной дорогой, сидел белый медведь, обняв лапами ствол. Ветер выветрил пласт снега, и он стал похож на медведя. А потом деревьев не стало. Показалась цепочка гор. Я давай приставать к пассажирам: что за горы посреди тундры? Странно, никто не знал.
– Вы в первый раз в Воркуту? – спрашиваю свою попутчицу, женщину лет тридцати. Она вернулась из вагона-ресторана, и я ее уже успела разочек до этого про горы спросить. – Раз не знаете про горы, значит, в первый?
– Да что ты! – воскликнула она. – Я каждый год из Воркуты на юг выбираюсь. Сейчас вот еду из отпуска.
– И не знаете! – Я смотрела на нее с недоверием.
– А зачем мне знать? – молодая женщина удивилась. Она была модно одета, во всяком случае, у нее был дорогой спортивный костюм и сотовый телефончик нехилый такой.
– А куда наш поезд идет, помните?
– В Воркуту, – сказала она еще более удивленно, – ты что, издеваешься?
Я вышла в коридор. Нельзя грубить взрослым.
Моя попутчица мне сразу стала неинтересна. Да ну… Нелюбопытна, нелюбознательна, прямо как Нинка Буфетова.
Самое интересное, что и проводницы не знали названия горного хребта. Такое впечатление, что в наше время люди смотрят даже не в окна – домов, поездов, самолетов, а лишь на экраны своих мобильников.
Неужели и я буду такая, как эта равнодушная тетка в модном спортивном костюме? Да лучше сразу застрелиться!
Синие горы не давали мне покоя. Я продолжала донимать пассажиров вопросами. Наконец, меня услышала одна старая женщина. Она лежала на нижней полке через три купе от меня. Нога на ногу, в бриджах. Вены на ее ногах были старые и перекрученные, синие, как реки на картах. Мне даже страшно за нее стало – как она встанет, как шагнет? У нее были такие же синие глаза, как эти далекие горы. Они были похожи на Лёвкины, юные и живые. Они так контрастировали с ногами, со старыми венами, с морщинками на лице.
Синие горы не давали мне покоя. Я продолжала донимать пассажиров вопросами. Наконец, меня услышала одна старая женщина. Она лежала на нижней полке через три купе от меня. Нога на ногу, в бриджах. Вены на ее ногах были старые и перекрученные, синие, как реки на картах. Мне даже страшно за нее стало – как она встанет, как шагнет? У нее были такие же синие глаза, как эти далекие горы. Они были похожи на Лёвкины, юные и живые. Они так контрастировали с ногами, со старыми венами, с морщинками на лице.
– Это Урал, деточка, – сказала она, приподнявшись и посмотрев в окно через раскрытые двери купе. – Полярный Урал.
– Спасибо! А я живу за Уральскими горами, на востоке.
– Вот ведь как. Живешь за Уралом, а едешь через Москву. Потому что нет от Воркуты железнодорожной ветки на восток, только лишь на юго-запад.
– А почему нет?
– Кто ж знает. Но строят ветку потихоньку, Белкомур называется. Свяжет Белое море, Мурманск и Коми. От твоего востока до Воркуты будет легче добираться.
Как будто я каждый год собираюсь в Воркуту ездить! Хотя кто его знает! Может, мне понравится? Все на юг, а я – на север. Очень будет прикольно!
Женщина рассказала мне про пять природных зон. Грамотная тетя, наверное, профессорша какая-нибудь. Уж не равнодушная, это точно.
Вот такой хочу в старости быть, если уж доживать до нее. Таких никак не хочется называть «старухами» или «старушками». Дама лет семидесяти в расцвете сил и ума, вот как надо их называть.
Длинна дорога до шахтерского города. И выспаться успела, и почитать.
Около станции Бугры написалось наконец-то стихотворение:
Полупьяные и пьяные столбы.
С каждым часом ниже елки и березки.
Летом тут, наверное, грибы
Ростом с станционную сторожку.
За окном Великие снега,
Поезд рвет пространство на снежинки,
По ночам Великая Луна
Превращает их в мои слезинки.
«Прямо Есенин», – подумала я про себя, ухмыльнувшись. Потому что не мой это был размер, не мой настрой, не мой ритм… мне же Бродский нравится, а у него совсем по-другому стихи устроены.
А что до столбов, правда, не было среди них ни одного прямого – «трезвого». Ветер их подмял под себя. Какие тут ветра-ветрища! Просто вселенские драконы! На какой-то станции у дежурной меховая оторочка на капюшоне трепетала так, как будто решила поднять в воздух свою хозяйку… Вот-вот еще немного, и девушка с желтым флажком унесется в снежную высь.
На одной станции поезд поджидало шесть снегоходов «Буран». Господа пассажиры, это для вас такси! А пространства тут сколько! Едешь бесконечное количество часов, книжку прочтешь, а за окнами одно и то же белое безмолвие. И вдруг посреди тундры видишь аккуратные зеленые вагончики, мощные бульдозеры. Что-то разрабатывают посреди безмолвия белого. Может, золото отыскали… Нет, из окна я увидела много чего любопытного! На реках около станций снег был утыкан палками, ветками, превращая снежное пространство в подобие ежиной спины.
– Рыбаки ставят около своих лунок, – объяснил один попутчик, – а рыбы тут, девушка, навалом, какой хочешь. Даже муксун водится.
– Вкусная рыба? Ни разу не пробовала, – признаюсь я.
– О, это царь-рыба, – хвалит муксун попутчик, – самая вкусная из всех рыб. Я ел, так нечаянно палец себе откусил.
Невольно смотрю на его руки. Верхней половины указательного пальца на правой руке действительно нет. Я с недоумением смотрю на человека. Не поймешь, какого он возраста. Кажется, как папа, ему лет около сорока.
– Видишь? – в качестве доказательства он подносит обрубленный палец прямо к моим глазам.
И вдруг палец становится целым! Дяденька заразительно смеется, а я шарахаюсь в сторону.
– Испугалась?
– Ну да… Немножко… Как вы это делаете?
– Да просто палец загибаю, – и человек весело демонстрирует незамысловатый фокус.
В Воркуту поезд пришел под вечер. Я знала, что в квартире Капитоновых шаром покати. Полгода никто там не жил. Поэтому, прежде чем туда пойти, купила в магазине хлеба, воды в бутылке, сыру и яблок. И заявилась на центральную улицу, где был Лёвин дом. Конечно, улица называлась Ленина, как все главные улицы в городах нашей страны. Мало кто помнит, кто такой был этот самый таинственный Ленин, но это имя подарили улицам навечно. Дом был панельный, непрезентабельный внешне, каких тут большинство. Нашла я его легко – Лёва объяснил, каким автобусом добираться, а названия улиц и номера домов тут были написаны Гулливером, слепой прочитает. Квартирка уютная – небольшая кухня и три комнаты. Самая маленькая – Лёвкина детская. Сейчас здесь стояла старенькая тахта и колченогий стул на вытертом коврике. Еще почему-то чайник был около тахты. Прибрел, наверное, из кухни с тахтой побеседовать, скучно же: тишина полгода. Чай вскипятила на газе, в алюминиевой кастрюльке с длинной ручкой, в ней можно было даже кофе сварить. Люблю кофе по утрам. Я очень оригинальна! Завтра куплю молотого кофеечку и сварю себе непременно. Почему же завтра? Сегодня куплю! Как же здорово: целых четыре дня я буду жить в полном одиночестве в квартире, в которой пятнадцать лет своей жизни обитал гениальный пианист Лев Капитонов. Сначала ползал, открывая двери лбом, потом неуверенно топал на толстеньких ножках, а уж потом бегал, прыгал, шалил… Конечно, шалил, он же нормальный был ребенок, хотя и гений! Отсюда пошел в первый класс, здесь выводил в тетрадках первые каракули, подбирал на фоно первые нотки… А где фоно? Его продали перед отъездом за копейки… Я осматривала голые стены: они слышали звуки, рожденные его длинными пальцами. Лёва-а! Вот бы ты был рядом! Где ты?
Я налила себе чаю в чашку с отбитой ручкой, распаковала пачку сухариков, купленных в магазине. Мне вспомнилось, что когда мы шли в школу первого сентября, то говорили о сухариках: хорошо бы с ними в Воркуте чаю попить… вот и купила мечтательных сухарей. Попью чаю с сухариками, как и мечтали, только, к сожалению, без Лёвы.
И тут позвонили в двери. Ничего себе! Кто бы это мог быть?
Никому не открою. Никто не знает, что в квартире кто-то есть. Она пустая. Она пустая вот уже почти полгода. Отстаньте, почтальоны, электрики, сантехники, дистрибьюторы разных товаров. Все отстаньте. Хочу быть одна. Или с Лёвой.
Звонок все требовательнее, все звонче.
Даже не подойду!
Зазвонил мобильный. На дисплее нарисовалось: Лёва.
Я нажала на кнопку приема.
– Ветка, ты чего не открываешь? Это я.
– Что? Кто? Лёва? Лё… ва? Ты где?
– Где-где… В Воркуте… Стою под родными дверями…
От удивления я чуть не выронила трубку. Здесь? Вот здесь – за дверью – Лёва? Он что, с неба свалился? Не может быть!
– Ну, открывай, быстрее! – Я уже направлялась к дверям и слышала эти слова по телефону и одновременно – в коридоре. Внизу двери нетерпеливо застучали башмаком.
Я открыла.
На пороге стоял Лёва. Реальный, взрослый, со своим длинным шарфом.
– Лёва!
– Ветка!
Все слова куда-то пропали. Он пахнет снегом и ветром. Его потрясающих глаз не видать. В прихожей темно. Ах да, ведь можно включить свет. Я стою и не двигаюсь. Меня словно парализовало. Я опираюсь на стену. Я даже на секунду прикрыла глаза – может, я сплю и в этом случае надо продолжать спать, чтобы досмотреть этот чудный сон?
– Ветка! Рябиновая! Рябинка! Ну, ты что, а? Это же я, я! Ну, очнись!
Вспомнил! Вспомнил, что я рябиновая! Как же долго он вспоминал!
И мы обнялись.
Мы обнялись. В первый раз в жизни! Без всякого напряжения. Без раздумий – можно-нельзя, что подумают… Мы сжали друг друга в объятиях как самые родные люди, которые долго не виделись. Искренне и душевно. И стояли так целую, наверно, минуту. Вернее, я стояла как вкопанная, застывшая в его объятиях, а он топтался в прихожей и меня обнимал, обнимал, крепче, крепче.
Мир такой хороший.
Наконец, я вспомнила, что умею говорить.
– Откуда ты, Лёва?
– С неба свалился!
– Я так и подумала!
– Самолет немножко задержался. А вообще-то я намеревался тебя встречать, – сообщил он, когда мы оторвались друг от друга. – Вот бы ты удивилась! А я как представил твое удивление, так сразу бросился собирать вещи!
Вещи! За Лёвиной спиной прятался тощий рюкзачок.
– Лёв, я бы с катушек съехала, если бы открыла квартиру своим ключом, а тут – ты стоишь с шарфиком длинным!
– Так хотелось Воркуту навестить, – сказал он, понизив голос. – И… тебя. Это ничего, что я прилетел? Не помешаю тебе, Рябинка?.. Рябинка! – нежно прошептал он и снова меня обнял.
Мир очень хороший.
– Лёва! Я даже мечтать об этом не смела. Лёва! Ты такой замечательный! Ты… ты знаешь кто? – Я сняла с него шапку и надела ее на себя. – Ты – мой Маленький Принц!
Он отстранился, внимательно посмотрел на меня.
– Правда? Значит, ты моя Роза?
– Розины колючки – точно мои!
– Так ведь это прекрасно. Осталось заиметь ее бутон, растрепанные лепестки… Ну а колючки – это же главное! – Он засмеялся. – Что за роза без шипов?.. – Снял куртку, кинул ее в прихожей в угол, на мою одежку.