— Так вам знаком этот юный господин. Карп Лукич? — Иван поднял мальчишку за шиворот и поставил на ноги, затем залез ему за пазуху, вытащил смятый пакет и показал купцу:
— И этот конверт тоже узнаете?
— Узнаю, — ответил тот угрюмо и отвел взгляд. — Только, если можно… — Он махнул рукой. — Не надо его забирать в полицию. Я хорошо знаю его матушку, весьма достойная женщина. Одна сына воспитывает, может, где и недоглядела. Я с ней сам поговорю, она его выдерет как Сидорову козу.
— Не надо матушке сообщать, — вновь заревел бывший Черный Ворон. — У нее сердце больное!
— Ах ты, мерзавец! — рассердился Иван и весьма ощутимо встряхнул мальчишку за плечо. — Ты когда это письмо поганое сочинял, об ее сердце подумал? Или тебя кто постарше надоумил подобным промыслом заняться?
— Нет, никто меня не надоумил. — Гимназист перестал плакать и преданно посмотрел в глаза Вавилову. — Простите, дяденька, больше в жизнь такими делами не займусь, вот вам крест! — И перекрестился.
— Ишь ты, еще божится, паскудник! — недовольно проворчал Полиндеев. — А матушке, матушке сраму сколько!
Я б на ее месте немедленно разложил бы тебя на лавке да всыпал бы полсотни горяченьких, чтобы неповадно было честных людей запугивать.
— Скажи-ка, Ярослав, — обратился к гимназисту Алексеи — куда ты хотел тысячу рублей потратить? Ведь это великие для тебя деньги! В карты, вернее всего, ты не играешь, по ресторанам не слоняешься, в гимназии с этим строго, по себе знаю, зачем тогда тебе деньги понадобились?
— В Америку хотели уехать, в северные штаты, за свободу негров сражаться. Надька сказала… — Внезапно он поперхнулся и с неприкрытым ужасом уставился на Полиндеева.
Тот снял котелок, вытер вспотевший лоб платком и двинулся на трясущегося от страха гимназиста, пока не припер его животом к дереву.
— Надька сказала? — выкрикнул он яростно. — Чего она тебе сказала? Родного папашу обчистить велела? Говори, ты за этим в наш дом приходил, мерзавец?
— Нет, нет, что вы! Богом клянусь! — Гимназист пытался прикрыться от купца ладонями, а когда тот замахнулся на него тростью, присел и заверещал пронзительно, словно раненый заяц.
Алексею снова пришлось оттаскивать Полиндеева от паренька. Вавилов подхватил Карпа Лукича под локоть и повел его к коляске, уговаривая успокоиться и предоставить полиции заниматься юным вымогателем.
Алексей же продолжал допрашивать Ярослава.
— Рассказывай все как на духу, — предложил он вконец испуганному мальчишке. — Будешь запираться, получишь себе на шею новые неприятности. Уверяю тебя, чистосердечное признание — первейшее средство смягчить наказание.
— Я все скажу. — Гимназист шмыгнул носом и вытер его Обшлагом рукава форменной тужурки. — Ничего скрывать не буду, только Надьку не трогайте. — И он испуганно покосился в сторону коляски. Полиндеев уже взгромоздился на ее сиденье и с самым угрюмым видом наблюдал за происходящим на лужайке. Задействованные в захвате агенты устроились кружком на траве и курили, что-то весело обсуждая. — Папаша ее захлещет за такие проделки, — проговорил Ярослав и виновато посмотрел на Алексея. — Это я ей рассказал про войну в североамериканских штатах. Она сразу загорелась, карту нашла, узнала, что сначала нужно до Москвы добраться, затем до Одессы, а там, говорит, на любой из кораблей можно устроиться, что в чужие страны плавают, лишь бы деньги были.
— Это Надежда решила, что вам тысячи хватит, чтобы до Америки добраться?
— Нет, она, наоборот, сказала, что тысячи маловато будет. Только мы побоялись сразу много требовать. Я несколько раз у матушки помаленьку с выручки брал, рублей пятнадцать всего, но она заметила и отлупила меня. Надька свою копилку разбила, пятьдесят целковых приложила к нашему общему капиталу, да бабушка ей на именины золотой империал[7] подарила. Но она через неделю хотела заставить папашу таким же манером еще три тысячи рублей заплатить. — Мальчишка передал маску Алексею. — Ее Надька сама сшила, а плащ изготовила из старой занавески.
— Ничего себе! Вошла во вкус девица! — Иван подошел незаметно и все это время стоял за спиной Алексея. — Далеко пойдет, если сейчас не остановить! — И обратился уже к гимназисту:
— Получается, на самом деле у вас не ты атаман, а эта юная барышня?
Мальчишка виновато шмыгнул носом.
— Получается. Она и драться умеет. В прошлом месяце так кулаком меня в нос звезданула, что целую неделю не нос был, а форменная гуля.
— Как ты считаешь, Иван, следует нам проехать к Полиндеевым или нет? — спросил Алексей, обращаясь к Вавилову. — Что-то мне подсказывает, надо в первую очередь вздернуть за шиворот эту юную леди с разбойными задатками.
— Вот видишь, наши подозрения полностью подтвердились. Заговор созрел в семейном гнезде! — произнес Иван с самым строгим видом. И прикрикнул на гимназиста:
— А ну встать! И бегом к коляске.
Полиндеев послушно дожидался их на опушке небольшого соснового бора и радостно оживился, когда увидел полицейских сыщиков. Зажатый ими с двух сторон гимназист вышагивал с самым удрученным видом. И ноги его заплетались в траве точь-в-точь как у самого Карпа Лукича за час до случившихся событий на поляне у Рыжего озера.
Когда Иван сообщил купцу о намерении посетить его дом и побеседовать с младшей дочерью. Карп Лукич побагровел лицом, но ничего не сказал, лишь обреченно махнул рукой, а в глазах у него вновь появилось затравленное выражение. Бывшего Ворона увезли в арестантской карете домой на суд и расправу к собственной матушке, а сыщики устроились друг против друга в коляске спиртозаводчика.
Первое время Карп Лукич помалкивал, лишь изредка шевелил губами: непонятно, то ли молился, то ли, наоборот, поносил кого-то последними словами. Но то, о чем он думал в это время, вылилось вдруг во взволнованный монолог, который Полиндеев, как записной трагик дешевого провинциального театра, приготовил напоследок, за четверть версты до собственного дома.
— Ишь, щенок паршивый, сколько кровушки мне попортил, — произнес он сердито, проводив взглядом арестантскую карету, которая обогнала их на одном из поворотов дороги, ведущей к Североеланску. — Уж как я порадуюсь, когда матушка всыплет ему по первое число. — И, подняв вверх указательный палец, изрек назидательно, но с трагическим надрывом в голосе:
— А всему причиной — книги! От них все мерзости и послабления в вере! Откуда мог Ярослав узнать о такой наглости — почтенному человеку угрожать, смертельно его запугивать? От матушки? Ни в коем разе! От друзей-приятелей? Так тем и вовсе откуда это дело знать, коли из хороших семейств, испокон веку в достатке живут. Но всегда найдется белая ворона, которой хочется жить лучше всех, но чтоб особых трудов при этом не затратить. — Полиндеев открыл табакерку, затолкал в обе ноздри по щепоти крепчайшего табака, оглушительно чихнул и после этого пришел в более спокойное состояние. Его лицо приобрело благостное выражение, хотя в речи заметно проскальзывало недовольство:
— Я ведь и Вере, и Надьке, почитай, постоянно твержу: не сушите зря мозгов, бросайте эти книжки к чертовой матери! Коли родились дурами, так дурами и помрете, умней от своей грамоты не станете! Да с ними разве сладишь? Ты им слово, а они тебе дюжину в ответ, да так все складно и ладно у них получается, что вмиг тебя заговорят, сам забудешь, о чем речь шла. Никакого прока от такой учебы! Начитаются этих самых… как их?.. романов, а там, того гляди, замуж не по-людски пойдут, а сбегут с кем-нибудь из приказчиков. — Он тяжело вздохнул и скривился, как от зубной боли. — Вишь, Надежда моя что удумала? На пару с этим мерзавцем бежать? Непременно устрою ей выволочку, чтобы навеки забыла и про книжки свои поганые, и про кавалеров сопливых!
И на этой жизнеутверждающей ноте коляска свернула к двухэтажному особняку, где Карп Лукич Полиндеев проживал со своим беспокойным семейством.
Глава 8
— Батюшка! Карп Лукич! Живой ли? — бросилась им навстречу высокая молодая женщина.
Она никак не вязалась с образом толстой курносой купчихи, который Алексей успел создать в своем воображении. Екатерина Савельевна Полиндеева была стройна, красива, с роскошными темными волосами, уложенными в высокую прическу.
«Однако, — мелькнуло в голове Алексея, — отхватил купчик себе супругу, явно не по своему статусу и вернее всего из обедневших дворян».
— Живой, живой и здоровый! — Карп Лукич обнял жену за плечи и ласково заглянул ей в глаза. — Места небось себе не находила, думала, привезут меня закоченелого? Только не родился тот мерзавец, кто сумел бы купца Полиндеева вокруг пальца… — Карп Лукич покосился на сыщиков, молча взиравших из-за его спины на воссоединившееся семейство, и фразу не закончил.
— Господи, Карп Лукич, о чем ты говоришь? — Екатерина Савельевна сложила молитвенно руки на груди. — Мы ни минуты не сомневались, что в полиции тебе помогут. — И она с любопытством посмотрела на гостей.
— Господи, Карп Лукич, о чем ты говоришь? — Екатерина Савельевна сложила молитвенно руки на груди. — Мы ни минуты не сомневались, что в полиции тебе помогут. — И она с любопытством посмотрела на гостей.
Полиндеев заметил ее взгляд и, подхватив Ивана и Алексея под локти, представил хозяйке:
— Познакомься, голубушка, два наших самых замечательных сыщика — Иван Александрыч Вавилов и Алексей Дмитрич Поляков. Вмиг злоумышленника вычислили и так дело обставили, что я и глазом не успел моргнуть, как его за руку схватили.
— О боже! — Екатерина Савельевна всплеснула руками. — Надеюсь, он не стрелял в тебя?
— Что вы, дорогая Екатерина Савельевна, — Иван учтиво шаркнул ножкой и приложился губами к ручке купчихи, — не в наших правилах допускать, чтобы в безвинных людей стреляли. Мы лучше сами под пули ляжем, но чтобы подставить кого? Ни-ни, у нас с этим строго!
«Ну, понесло по кочкам», — усмехнулся про себя Алексей и в свою очередь поцеловал руку хозяйке. Она у Екатерины Савельевны была маленькой и изящной, с длинными сильными пальцами. И он подумал, что она наверняка хорошо играет на фортепиано и поет при этом романсы низким грудным голосом.
— Проходите, гости дорогие, проходите в столовую, — Карп Лукич протянул приглашающе руку, — как раз к ужину поспели. — Он весело подмигнул жене. — За успех можно и по рюмочке-другой пропустить. Вино у меня знатное, а кому в охотку, так тому и водочки подать не возбраняется.
— Спасибо за приглашение, — Алексей придержал шагнувшего было к дверям столовой Вавилова за плечо, — ужин от нас не убежит, но мы с Иваном Александровичем хотели бы поначалу исполнить то, зачем приехали.
— Ну да, — купец помрачнел, — непременно надо исполнить. — И посмотрел на Екатерину Савельевну. — Голубушка, приведи сюда Надежду. Господа начальники желают с ней поговорить.
— Наденьку? — побледнела купчиха. — С какой стати?
— Ас такой! — побагровел в свою очередь Полиндеев. — Не успел я сказать, а ты не спросила, кто под именем Ворона скрывался!
— Кто? — прошептала испуганно Екатерина Савельевна. — Неужто из наших знакомых?
— Знакомее некуда, — совсем сердито ответил Карп Лукич и погрозил кому-то невидимому кулаком. — Ярослав это, нашей Надьки ближайший друг. Говорил я тебе, что его визиты до добра не доведут? Говорил или нет?
— Говорил, — и вовсе едва слышно, одними губами ответила Екатерина Савельевна, — но все же под приглядом? Никаких вольностей. Такой вежливый молодой человек, гимназист. И с маменькой его мы хорошо знакомы.
— То-то и оно, что знакомы! — вздохнул Карп Лукич. — Забрал я свое заявление из полиции. Пусть Клавдия Макаровна с этим разбойником сама разбирается, а она баба боевая, на расправу скорая.
— Ну а Наденька, Наденька тут при чем? — Екатерина Савельевна немного успокоилась, но ее красивое лицо все еще оставалось бледным, а большие синие, с густыми ресницами глаза смотрели на сыщиков с тревогой.
— А при том, что была главной заводилой, — ответил с недовольным видом купец. — Родного отца придумала ограбить. — Он воздел руки к небу. — Господи! Объясни, откуда такая неблагодарность? Ведь младшая, самая любимая! Пальцем сроду не тронул, а теперь что же, за розги браться, когда Девке вот-вот четырнадцать стукнет?
— Что-то не то говоришь, батюшка. — Екатерина Савельевна вновь обрела присутствие духа, губы ее искривились. — Ярославу недолго и напраслину на других возвести, чтобы себя обелить. Сам посуди, зачем Насте тысяча рублей?
— А вот это мы сейчас и выясним, — очень вежливо вклинился в их разговор Алексей. — Проводите нас, Карп Лукич, куда-нибудь в спокойное место, чтобы мы могли побеседовать с вашей дочерью.
— Да, да, — засуетился купец, — сей момент. Пожалуйте в мой кабинет. — И робко поинтересовался:
— А я могу присутствовать при разговоре?
— Ради бога! — ответил Алексей. — Кто-то из родителей должен обязательно присутствовать, чтобы к нам после не было претензий.
Екатерина Савельевна открыла было рот, но Алексей опередил ее:
— А вам я не советую. Вы непременно расплачетесь, а этого нам как раз не требуется. Не пугайтесь, зла вашей дочери мы не причиним, но побеседовать с ней все-таки стоит, чтобы предотвратить подобные эксцессы в будущем.
— Это надолго? — справилась хозяйка. — Я велю пока стол накрывать.
— Смотря насколько ваша дочь будет с нами откровенна, — подал голос Иван, — может и полчаса хватить, а может и на два часа растянуться.
Они поднялись на второй этаж. Кабинет Полиндеева был заставлен шкафами красного дерева, но что скрывалось за их застекленными дверцами, сыщики так и не сумели разобрать.
Карп Лукич велел горничной не раздвигать шторы на окнах и зажечь всего одну лампу, так что в кабинете царил полумрак.
Неизвестно, чем это было вызвано, то ли скопидомством хозяина, то ли боязнью, что кто-нибудь заглянет в окна и заметит там полицейских. Словом, мотивы своего поведения Карп Лукич не объяснил, а сыщики не стали допытываться. Они оба изрядно вымотались за этот весьма суматошный день, и Алексей только о том и мечтал, чтобы вернуться домой, принять ванну и завалиться в постель до утра.
Иван устроился за письменным столом владельца кабинета, Алексей рядом на стуле, а Карп Лукич сел в глубокое кожаное кресло напротив.
Раздался стук в дверь, и на пороге возникла девица — точное подобие Карпа Лукича Полиндеева, только моложе и в более нежном исполнении. Не дожидаясь приглашения, она продефилировала мимо отца и остановилась у стола. Заложив руки за спину, гордо выпятила грудь, задрала подбородок и с вызовом посмотрела на полицейских.
— Ну и бандерша! — пробурчал сквозь зубы Иван и покачал головой. — Куда Черному Ворону до этой особы! Форменная индюшка, а кандибоберу-то, кандибоберу выше крыши!
Алексей посмотрел на приятеля и едва заметно кивнул, полностью с ним соглашаясь. Младшая дочь купца оказалась довольно упитанной особой с широкими бедрами и высокой грудью. Коричневая гимназическая форма едва удерживала в себе не по годам развитое тело. Круглое розовощекое лицо, высокие скулы, россыпь веснушек на вздернутом к небу носике, голубые глаза в щеточке коротких рыжих ресниц… Волосы у нее были расчесаны на прямой пробор и заплетены в толстую рыжую косицу, перевязанную коричневым атласным бантом.
Девица смерила Ивана взглядом, затем перевела его на Алексея, поморщилась и, перекинув косу на грудь, принялась молча перебирать пальцами завитки волос на ее конце. Сыщики весело переглянулись. Всем своим видом младшая дочь купца выражала откровенное презрение ко всем собравшимся в кабинете и бесстрашие перед лицом грядущих неприятностей.
— Надеюсь, Карп Лукич, перед нами ваша дочь, Надежда Карповна Полиндеева, одна тысяча восемьсот семьдесят восьмого года рождения, уроженка города Североеланска? — справился вежливо Вавилов.
— Воистину так, — вздохнул спиртозаводчик. — Она самая, уроженка…
— А скажите-ка нам, уважаемая Надежда Карповна, знаком ли вам гимназист четвертого класса Ярослав Казаркин?
— Знаком, — буркнула девица. — Он наш сосед.
— И что же, как часто вы видите своего соседа. Надежда Карповна, как часто с ним встречаетесь?
— Я с ним не встречаюсь, он сам за мной бегает, проходу не дает. — Надежда дернула плечиком. — Он мне совсем неинтересен!
— Вот оно как? — удивился весело Иван. — А нам совсем другое известно. Гимназистика вы изрядно привечаете, и он почти каждый день заходит в гости, матушка ваша его чаем с вареньем угощает.
— Так то матушка, — не сдавалась Надежда, — ей каждого жалко. А мне до Ярослава и дела нет!
— Хорошо, оставим эту тему! — вступил в разговор Алексей. — Ярослава вы не привечаете, и ладно. Но ответьте на другой вопрос. Вы знали, что вашему отцу угрожают и требуют, чтобы он принес тысячу рублей в условленное место?
— Тысячу рублей! Великие деньги! — Девица презрительно дернула плечиком. — Больше шума! Папенька перепугался, словно его головы лишить хотели.
Полиндеев всплеснул руками:
— Конечно, для тебя, дочушка, тысяча рублей не деньги, потому что ты их своим горбом не заработала. С детства вы с Верой привыкли сладко есть да мягко спать, и ни одна не подумала, каким трудом отцу деньжата достаются!
— Простите, Карп Лукич, — Алексей движением руки остановил гневную тираду отца, — но вы мешаете допросу. — И вновь обратился к дочери:
— По нашим сведениям, вы откровенно лжете полиции, потому что имеете самое непосредственное отношение к подметному письму. Вы на пару с Ярославом Казаркиным продумали все до мелочей, чтобы вынудить вашего отца. Надежда Карповна, выложите тысячу рублей.
Скажите, для чего они вам понадобились?
— Это Ярька вам рассказал? Свинья! — Девица гневно фыркнула. — Трус! Так я и знала, что выдаст!
— И все-таки ответьте нам, с какой целью вы затеяли вымогательство? — Иван нахмурился. — Ваши действия, барышня, подпадают под очень суровую статью Уголовного уложения. За такие дела тюрьма светит, а не маменькины пироги с вареньем. И не запирайтесь, нам все уже известно.