— Убили ее?
— Нет, что вы! — Лиза счастливо улыбнулась, словно только что своими руками спасла жизнь медведице и ее мохнатому потомству. — Кто ж ее с детишками тронет? Порычала она сердито, а потом ушла. А медвежата впереди нее, как мячики, катятся. Мать их лапой подгоняет, а они огрызаются.
Потешные, спасу нет!
— Лиза, — очень строго спросил Алексей, — с кем вы там бываете? Надеюсь, это вполне приличная компания?
— Не изображайте из себя строгую тетушку! — рассмеялась она. — Вам это совсем не идет. А компания и вправду приличная. Много молодежи, но встречаются люди среднего возраста. Учителя гимназии, студенты, гимназисты… Бывают политические, они зачастую держатся своим кружком, но среди них тоже есть славные личности.
— И все эти личности лазают по скалам?
— В их кругу принято говорить «ходить». И они действительно не ходят, а бегают по скалам, представьте себе, в самых обыкновенных калошах. Привяжут тесемочками к ногам, чтобы те не сваливались, и носятся себе вверх-вниз, словно по мостовой. Камни там шершавые, хорошо держат подошву с тонкой насечкой. Если вы пожелаете съездить со мной в Черное Городище, лично убедитесь, какое живописное зрелище представляют эти восходители. Жилетки в узорах, фески, кушаки аршин этак в пятнадцать, они их используют для поддержки. Но скалолазы крайне редко пользуются помощью своих товарищей, разве что в исключительных случаях. Некоторые все скалы могут пройти с завязанными глазами. А тем, кто сумел это проделать, вручают в награду феску. У каждой группы они своего цвета. У волковских — красные, у беркутов — голубые, у каратаевских — желтые. И обряды тоже свои. Тем, кто первый раз поднялся на Братьев, причитается десять ударов калошей по мягкому месту. Даже барышням не делают исключения.
— Господи, Лиза! — Алексей снова забыл, что взял на себя роль кучера, и лошади остановились около очередной лужайки с сочной травой. — Что я слышу? Как я понимаю, вы тоже вошли в число этих барышень?
— А почему бы и нет? — посмотрела на него с обидой девушка. — Чем я хуже других? На Братьев с завязанными глазами я пока не поднималась, но думаю проделать это в ближайшем будущем.
— Федор Михайлович и Анастасия Васильевна знают о ваших подвигах?
Лиза покраснела, замялась и ответила, не поднимая глаз:
— Скажем так, я не вдавалась в подробности…
— Что и требовалась доказать! — воскликнул с торжеством Алексей. — Но теперь это вам не пройдет. Отныне только я буду сопровождать вас в Городище. И не дай бог, если вы куда-то полезете с завязанными глазами! Я самолично отхожу вас калошей по известному месту.
— Вы склонны посадить меня на цепь или взять на поводок? — тихо спросила Лиза и покраснела еще сильнее. — Вы, сударь мой, забываетесь! Я вас приглашала в спутники, а не в няньки. Но теперь вижу, что ошиблась! — Она вскочила на ноги и сердитым тоном приказала:
— Остановите коляску!
Я сойду!
— Не глупите! — отрезал Алексей. — Я дело говорю!
Вы по-детски опрометчиво суете свою голову в очередную авантюру, поэтому я буду сопровождать вас до тех пор, пока не удостоверюсь, что вы общаетесь с достойными людьми в этом Городище, и не узнаю, насколько безопасны ваши…
Но тут новое событие отвлекло его от спора с Лизой.
Алексей замолчал, не закончив фразу, и проводил взглядом высокую молодую женщину, по виду домашнюю учительницу или воспитательницу. Она вела за руку маленького, лет четырех-пяти, мальчика в матросском костюмчике, а другой катила по тротуару пустую легкую детскую коляску из лозы. Мальчик быстро перебирал ножками, но все-таки едва успевал за женщиной. А она не особо обращала на него внимание. Чрезмерно бледное лицо, расширенные глаза… Она почти бежала по тротуару и при этом то и дело нервно оглядывалась по сторонам.
Так бывает, когда человек только что избежал смертельной опасности или заблудился в незнакомом месте. Всего мгновения Алексею хватило, чтобы понять: воспитательница чем-то изрядно напугана. Волосы ее под темной шляпкой растрепались, пелерина, одетая поверх коричневого платья с белым воротничком, съехала набок…
Лиза тотчас отметила взгляд, который Алексей устремил на молодую женщину, и истолковала его по-своему.
— Ловелас! — прошипела она язвительно. — Жалкий волокита!
— Постойте! — произнес с досадой Алексей и придержал ее за руку. — Разве вы не видите, что с женщиной что-то случилось?
— Я заметила. Случилось, что она очень красивая барышня! — весьма сухо констатировала Лиза и попыталась высвободить свою ладонь, впрочем, безуспешно. — Отпустите!
Кому сказала? Отпустите! — выкрикнула она в ярости, заметив, что Алексей по-прежнему не сводит глаз с гувернантки с ребенком. Они уже миновали их пролетку и двигались по направлению к скверу, заросшему хилыми тополями и вязами. За ними скрывались известные в городе доходные дома купца Бахманова, в которых прозябали мелкие торговцы, чиновники низших разрядов, студенты и прочий люд со скудным достатком и ничтожными запросами.
— Судя по всему, она из приличного дома, — произнес сквозь зубы Алексей, продолжая удерживать Лизу. — Но что ей нужно в этом гадючнике?
— Да она скорее всего заблудилась! — проворчала Лиза и наконец-то выдернула свою ладонь из удерживающих ее поистине железных пальцев. Алексей настолько увлекся наблюдением, что совершенно забыл, что сжимает не «смит-вессон», а нежную женскую ручку.
— Странно, почему она не посадит ребенка в коляску? — опять удивился Алексей. — Мальчик явно устал, а она словно не замечает этого. Может, это чужой ребенок?
— Ага, скажите еще, что девица его украла и сейчас пытается уйти проходными дворами от погони, — съязвила Лиза, но уже по привычке, потому что поведение незнакомки ее тоже насторожило. Ребенок принялся хныкать и теребить женщину за юбку, но она отнеслась к этому по-прежнему равнодушно. Правда, остановилась на углу квартала и начала вертеть головой в разные стороны, словно пыталась отыскать кого-то взглядом.
— Точно заблудилась, — пробурчала мрачно Лиза, — надо к ней подъехать и спросить, не нужна ли ей помощь.
Но Алексей никак не успел отреагировать на ее слова. Неожиданно из-за угла вывернула пароконная телега, с верхом нагруженная хворостом. Она вывалила так резко, что тут же перегородила проезжую часть. Алексей вынужден был натянуть поводья и придержать лошадей, чтобы не влететь в повозку. К счастью, они ехали не слишком быстро, и все обошлось. Но кучер следующего за ними тяжелого рыдвана решил проскочить перекресток на большой скорости и не сумел удержать лошадей. Правда, в последнюю минуту ему удалось отвернуть в сторону, но было поздно. Тяжелый рыдван оказался менее маневрен, чем коляска Лизы, и зацепил телегу задним колесом. Лошади рванули, и оба колеса, рыдвана и телеги, покатились вдоль улицы на радость местной сомнительно выглядевшей публике, и более всего уличным мальчишкам, вмиг слетевшимся на происшествие и отметившим столь замечательное событие гиканьем и свистом.
Из-за создавшейся на проезжей части кучи-малы Алексей не видел, что происходит на тротуаре. Он выпрямился в полный рост и тут заметил, что можно попытаться проехать по тротуару с противоположной стороны улицы, потому что завороженные редким зрелищем зеваки переместились на мостовую. Великий поэт как-то заметил: «Смешались в кучу кони, люди…» И хотя эти строки живописуют грандиозное сражение, но они вполне соотносились с тем, что творилось на покрытом булыжником «ристалище». Правда, «залпы тысячи орудий» целиком замещали луженые глотки возницы и кучера.
Оба засучили рукава, и словесные баталии на потеху зрителям вот-вот должны были перерасти в рукопашную схватку.
Алексей осторожно направил экипаж в объезд, одновременно с этим пытаясь разглядеть, куда подевалась женщина с ребенком. В какой-то момент он слишком увлекся и чуть не столкнулся с легкой пролеткой, настигшей и пытавшейся обойти их на большей скорости. Алексей каким-то чудом успел завернуть на тротуар. Краем глаза он заметил двух пассажиров на сиденье и рослого возницу на облучке. Но тут ему пришлось проделать несколько нехитрых манипуляций с хлыстом и поводьями, чтобы не сбить пожарный кран на краю тротуара, и это на какой-то миг отвлекло его от созерцания происходящих событий. Задетый задним колесом пожарный кран благополучно приказал долго жить. В небо ударила тугая струя воды. И тут одновременно с истошными свистками невесть откуда возникшего городового раздался дикий женский крик, визг, и голос Лизы, перекрывший, казалось, все звуки:
— Смотрите! Смотрите! Они схватили ребенка!
Но Алексей и сам уже заметил пассажира из только что обогнавшей их коляски. Придерживая одной рукой шляпу, а в другой сжимая револьвер, громила в черном плаще и маске гигантскими прыжками мчался по тротуару. Мальчика в матросском костюмчике он держал под мышкой, и ножки того болтались, как у тряпичной куклы.
Женщина поднималась с тротуара. Оторванный рукав платья болтался на нескольких нитках, на щеке виднелась внушительная ссадина. Подхватив юбки и прихрамывая, она устремилась следом за похитителем. Но тот оказался резвее. Догнав коляску, он, как куклу, перекинул ребенка на руки второму пассажиру и на ходу заскочил в экипаж.
— Лиза! К женщине! — выкрикнул Алексей и прошелся по лошадям плетью. — Гони! — крикнул он что было силы.
И лошади понеслись вслед за мчавшимися, точно метеор, рысаками похитителей.
Он даже не проверил, успела ли Лиза выскочить из экипажа. Стоя, продолжал нахлестывать лошадей, зная, что в этой ситуации Лиза с полуслова поймет приказ и артачиться не станет.
Конные экипажи едва успевали отворачивать в сторону от бешено летящих друг за другом колясок. Не было времени опустить кожаный верх, и он изрядно тормозил движение. Но Алексей не мог позволить себе отвлечься даже на секунду и молил только об одном: чтобы на мостовую не вздумал выскочить ребенок или вывалиться какой-нибудь растяпа. Однако прохожие, заслышав бешеное ржание и грохот колес по булыжному покрытию, в панике разбегались в разные стороны и жались к стенам домов.
Обезумевшие от беспрестанных ударов плетью лошади могли в любой момент выскочить на тротуар. Руки Алексея занемели, но тут его пролетка поравнялась с экипажем похитителей. Он перехватил поводья левой рукой, а правой выдернул из-за пояса револьвер.
— Стой! Стрелять буду! — выкрикнул он во всю силу легких и, не дожидаясь ответных действий, выстрелил в воздух.
Мгновенно из преследуемой коляски высунулась рука с длинноствольным пистолетом. Ударил выстрел. Пуля пролетела над головой правой лошади и, не задев Алексея, пробила дыру в кожаном верхе экипажа.
Лошади дико заржали, рванули в сторону и все же выскочили на тротуар. Многострадальное заднее колесо вновь задело, теперь уже за чугунный столбик коновязи. Рывок! И оно, дребезжа и виляя, покатилось по булыжникам… Алексея выбросило на мостовую. В запале он не почувствовал боли от удара. Вскочил на ноги и увидел только завалившийся на бок экипаж и колесо, которое, ударившись о росшее на обочине дерево, тоже свалилось на землю. А коляска с похитителями исчезла, словно сгинула в преисподней.
— О дьявол! — с досадой выругался Алексей, разглядывая то, что осталось от блестящего и недавно приобретенного выезда Анастасии Васильевны. Он понимал, что супруга его начальника вряд ли потребует возмещения расходов на восстановление коляски. Но тем не менее придется ее ремонтировать. И это непременно влетит ему в копеечку… Алексей представить себе не мог, что будет оправдываться перед хозяйкой и объяснять ей причину аварии. Натворил дел — будь добр, исправляй их собственными силами. Этот завет Тартищева выполнялся в сыскной полиции едва ли не более свято, чем все, вместе взятые, заповеди богоугодной жизни.
Поляков с тоской разглядывал искореженный задок и изорванный в клочья кожаный тент экипажа. Тотчас его окружила толпа жаждущих зрелищ горожан: сочувствующих, негодующих, но большей частью обрадованных неожиданному развлечению. Сквозь толпу, бесцеремонно ее расталкивая и отчаянно ругаясь, пробился толстый городовой в летнем полотняном мундире. Остановившись рядом с Алексеем, он снял фуражку, вытер вспотевшую, бритую под ноль голову платком и, отдуваясь, приказал сиплым басом:
— Потрудитесь, сударь, пройти со мной в участок!
Алексей достал из кармана карточку агента и молча сунул ее под нос местному блюстителю порядка. Тот мгновенно утратил свой воинственный пыл.
— Извиняюсь, вашскобродие! — приложил руку к козырьку фуражки городовой. — Не признал-с! — И тотчас принялся теснить ротозеев с мостовой на тротуар.
Алексей приказал ему уняться и препроводить развалины экипажа в ближайшую каретную мастерскую. Сам же направился пешком в обратную сторону. Его нарядный летний сюртук представлял теперь еще более печальное зрелище, чем тот, который пострадал в Каинске. Один башмак просил каши, а шляпа слетела с головы во время погони. Лицо украшали синяки и разводы грязи. Со стороны это могло показаться забавным, но одного взгляда на мрачное лицо молодого сыщика хватало, чтобы понять: шутки с ним плохи, и в ответ на издевательские выкрики можно вполне схлопотать по физиономии…
Глава 3
Не обращая внимания на любопытные и сочувствующие взгляды прохожих, Алексей, слегка прихрамывая, добрался наконец до перекрестка, рядом с которым разыгралась трагедия. Толпа зевак и тут разрослась до неимоверных размеров.
Страдальческие вздохи кумушек перемежались с взволнованными мужскими голосами: здесь охотно выстраивали свои версии похищения, просчитывали варианты поведения злоумышленников и мотивы преступления.
— Ребеночка украли, изверги проклятые! — делилась с приятельницей новостями рябая толстощекая баба, по виду кухарка какого-нибудь чиновника тринадцатого разряда, а то и вовсе писаря или помощника делопроизводителя.
— Цыгане постарались, непременно цыгане! — Седенький, с цыплячьей грудью старичок в старой фетровой шляпе возбужденно хватал за руки своего соседа, рыжего, с толстой веснушчатой физиономией офеню, который напрочь забыл о своем коробе и с разинутым ртом наблюдал за тем, что происходит на тротуаре, не замечая, что какой-то голодранец запустил руку в его товар.
— Нет, то армяне! Оне детей воруют и туркам продают! — наконец изрек офеня и тут же, заметив вора, отвесил ему оплеуху, отчего тот покатился по камням, подвывая от боли.
— Какие армяне? — встрял в разговор мужик в поддевке и в картузе с лаковым козырьком. — Жиды это! Непременно жиды! Они свою мацу на православной крови замешивают! — Он смачно сплюнул на тротуар и бросил в рот добрую жменю семечек подсолнуха.
Не особо вежливо расталкивая зевак, Алексей пробился сквозь толпу к Лизе. Она прижимала к себе незнакомку, а та рыдала не своим голосом и все пыталась вырваться из Лизиных рук и бежать вслед за скрывшимся экипажем с похитителями. Волосы ее совсем растрепались, шляпка валялась на тротуаре, испачканная в грязи детская коляска лежала в сточной канаве вверх колесами…
Лиза заметила Алексея и помахала ему рукой.
— Сюда! Быстрее! — И когда он подошел, представила ему продолжавшую рыдать девушку:
— Это мадемуазель Елена Коломейцева, воспитательница Темы, младшего сына председателя губернской судебной палаты Гейслера.
— Председателя?! Гейслера?! — Алексей едва сдержался, чтобы не выругаться в присутствии барышень. Что за новое наказание свалилось на его голову! Он представил на мгновение реакцию Тартищева на случившееся. Федор Михайлович и так не слишком ладил с Гейслером. Трения между ними возникали перманентно и не всегда разрешались мирно.
Похищение среди дня ребенка, причем сына столь важного чиновника, было невиданным для Североеланска событием, Одно из двух: судье решили по-крупному отомстить или содрать с него приличный куш в обмен на жизнь малыша.
— Как вы здесь очутились? — спросил он воспитательницу. — Дом губернского судьи за добрый десяток кварталов от этого места.
Девушка вновь залилась слезами и в изнеможении повисла на руках у Лизы.
— Лена недавно в городе. Она отправилась с Темой на прогулку в парк и заблудилась, — пояснила Лиза и с осуждением посмотрела на Алексея, словно он задал не вполне уместный вопрос, а спросил нечто крамольное.
Алексей хотел сказать, что у человека имеется язык для того, чтобы узнать дорогу, а для дальних прогулок в приличных семействах принято нанимать извозчика или снаряжать собственный экипаж. Но увидел бледное лицо девушки и решил все неприятные вопросы задать чуть позже.
Однако она, похоже, справилась с первым приступом отчаяния и срывающимся от слез голосом ответила:
— Тема попросил покатать его на лошадках. Знаете, такие деревянные, расписные, на детской карусели. В прошлое воскресенье нас возили в парк, и ему там очень понравилось.
И мне показалось, что я запомнила дорогу и без труда доберусь туда пешком.
— Простите! — перебил ее Алексей. — Вы можете описать внешность похитителей?
— Я ничего не успела разглядеть. — Воспитательница побледнела. — Но зачем Тему украли?
— Я бы сам хотел это узнать! — сказал Алексей не слишком приветливо. Девушка выглядела сущим ангелом, хотя и заплаканным, но по прежнему опыту он знал, что порой за невинным обликом скрывается настоящее исчадие ада, и все же не стал делать скоропалительные выводы. Просто более пристально оглядел ее с ног до головы. И, видно, промелькнуло» его глазах нечто такое, отчего Лиза тотчас помрачнела и, обратившись к гувернантке без прежней симпатии, довольно резко заметила:
— Вам, милочка, доверили присматривать за ребенком, а вы, простите меня за откровенность, повели себя как последняя дура! Это преступление — быть такой легкомысленной и беспечной особой!