К электричке он вновь возвращался через лес. Ему очень понравился вкус воды в роднике.
9
— Болеет кто? — спросил водитель, когда они уже подъезжали к больнице. Николай кивнул, не вдаваясь в объяснения. Больница казалась спящей. Никаких милицейских машин, суетящихся людей. Он почувствовал робкую надежду — двойник мог еще здесь не появляться.
Расплатившись из скудного запаса российских купюр — он еще толком не менял доллары на рубли, Шедченко вылез из потрепанной «Тойоты». Помог сестре, выбирающейся из широкой двери так неуклюже, как способны лишь люди, для которых такси — недоступная роскошь.
— Коленька, почему ты так спешишь?
В голосе Тани был страх. Понятно, для нее все мысли сейчас были о Сашке…
— Не знаю. Правда, не знаю. Идем.
Они не сразу нашли двери приемного покоя, спрятавшиеся за углом здания. Шедченко долго жал кнопку, слыша как внутри здания отзывается звонок. Наконец послышались шаги. Шедченко слегка посторонился, так, чтобы в глазок был виден не только он, но и сестра.
— Что вам надо? — настороженно поинтересовались из-за двери. Николай не удивился. Врачи видели, что скорая помощь не подъезжала, а визиты ищущих дозу наркоманов случались обычно под утро.
— Девушка, у меня здесь сын лежит, — неожиданно плаксиво, моляще, сказала сестра. — Саша Шедченко… он очень тяжелый. Брат из Киева приехал, позвольте мы пройдем… пожалуйста…
Последовала короткая пауза. Когда через минуту дверь все же открылась, за ней оказалась уже не только медсестра, но и врач — плотный, крепкий мужчина. Он внимательно посмотрел на Шедченко и переключился на Таню.
— Когда поступил ваш сын?
— В понедельник, вечером… он в первой хирургии…
— Вы за три дня не выучили, когда часы посещений? Восьми утра еще нет…
— Слушай, — Шедченко шагнул в проем, оттесняя врача. — Парень очень плох. Позвольте мне хоть взглянуть на него.
— Вы же военный человек, — невозмутимо отозвался врач. — Должны понимать, что такое дисциплина и порядок. Или это только для рядового состава?
— Вас как звать?
— Рудольф. Или вам нужна фамилия — знать, на кого жаловаться?
— Нет. Рудольф, я вас прошу. Уже не очень рано, дежурного врача мы не разбудим. Разрешите нам пройти.
Врач молчал.
— Я понимаю, что вам не положено нас пропускать. Но я прошу — отнеситесь по-человечески. Я не спал ночь. Сейчас я должен был стоять на полигоне и делать свою карьеру. Вместо этого я стою здесь и прошу вас.
— Это ваш племянник? — спросил Рудольф.
— Да. Единственный.
— Проходите, — врач посторонился. Они вошли, и порог словно мгновенно перенес их из мира в мир. Стойкий больничный запах, невыносимо давящий, запах лекарств и боли…
— Если хотите, я оставлю вам документы, — предложил Шедченко.
— Не надо. Разденьтесь здесь.
Шедченко помог раздеться Тане, повесил свое пальто. Врач задумчиво смотрел на него.
— Полковник?
— Да. Украинской армии.
— Я вижу, форма не наша… Лида, проводи их в отделение.
— Спасибо, — коротко сказал Шедченко.
— Не за что. Но если в следующий раз вы явитесь еще раньше, я вас не пущу.
— Понимаю. Спасибо вам, доктор.
Вслед за медсестрой они поднялись на второй этаж. Та что-то тихо выговаривала Татьяне, Шедченко слышал, как сестра робко оправдывается, но в разговор не вступал. Ему было слегка не по себе. Он соврал, воспользовался больным Сашкой как пропуском, беспокоясь не только и не столько о нем.
Фактически он беспокоился о самом себе…
Дверь в отделение была открыта. Лида, цокая каблучками, подошла к ординаторской, осторожно постучала. Ей открыли сразу — словно ждали за дверью. Шедченко замер, глядя на девушку в белом халате.
Это и есть та «копия» которую хотел убить его двойник?
Симпатичная, молодая, с мягким лицом, про таких еще говорят «со светлым лицом»…
— Анна Павловна, простите пожалуйста, но вот… — медсестра кивнула на них. — Ломились так, что пришлось впустить. Это родственники больного Шедченко.
Анна и Николай смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь.
ОНА ВИДЕЛА МЕНЯ… ЕГО…
— Не надо волноваться, — тихо сказала Анна. — С вашим племянником все в порядке. Состояние значительно улучшилось.
За спиной Шедченко облегченно всхлипнула Таня.
— Откуда вы знаете, что он — мой племянник? — спросил Николай.
— Догадалась. Лида, спасибо, иди…
Медсестра, неодобрительно посмотрев на нее, пошла обратно. Похоже, она надеялась, что несвоевременных посетителей остановят на «второй линии обороны».
— Вы хотите посмотреть на Александра? Он, вероятно, еще спит.
— Мы тихонько, — жалобно сказала Татьяна. — Анна Павловна, пожалуйста…
— Пойдемте.
Шедченко, как зачарованный, последовал за ними.
Сашку он узнал не сразу. Как ни странно, племянник не производил впечатления молодого оболтуса, которое уже намертво отложилось в сознании. Может быть, из-за короткой, аккуратной стрижки и спокойного взгляда — он не спал.
Его собственный сын выглядел куда более подходящим кандидатом для рокеровских гонок по ночному городу, завершившихся крутым поворотом и взорвавшимся бензобаком.
— Привет, мам, — сказал Сашка. И кивнул Николаю.
СЛОВНО ОНИ УЖЕ ВИДЕЛИСЬ…
— Сашенька, дядя приехал, — садясь на краешек постели сказала Таня.
— Я знаю, — с легким недоумением Александр посмотрел на мать, потом на Шедченко.
Николай перевел взгляд на Анну.
— Где он?
— Кто?
— Не надо придуриваться. Вы знаете, о ком я.
— Здесь больше не было ни единого человека, — врач победоносно улыбнулась ему. — Что вы хотите?
А ЧТО ОН, СОБСТВЕННО, ХОЧЕТ? ОН САМ ОТКАЗАЛСЯ ИДТИ В БОЛЬНИЦУ С ДВОЙНИКОМ. ОН СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР. ДОЛОЙ МИСТИКУ И СОМНЕНИЯ. ЖИЗНЬ ТАКОВА, КАКОВА ОНА ЕСТЬ… И БОЛЕЕ НИКАКОВА…
Шедченко прошел по палате. Посмотрел в окно — словно что-то внутри подталкивало его.
В глубине больничного двора он увидел маленькое одноэтажное здание, увенчанное кирпичной трубой метров пяти в высоту. Из трубы шел густой дым.
— Что у вас там?
Врач даже не подошла к окну.
— Морг.
— С крематорием?
Татьяна испуганно смотрела на него.
— После ампутаций, — сухо сказала Анна, — остается биологический материал, подлежащий уничтожению.
Шедченко стало подташнивать. Он повернулся к врачу — и та увидела в его глазах что-то такое, что заставило ее отступить.
— Я бы не советовала вам продолжать эти разговоры, — быстро сказала Анна. — Состояние вашего племянника утром резко улучшилось. Но это нестойкое улучшение, и не стоит его разрушать.
Николай подошел к ней вплотную. Прошептал одними губами:
— Вы убили его.
— У него был выбор. Как и у тебя сейчас.
— Кто вы?
— Мария.
— КТО ВЫ?
— Мир. Свет. Любовь.
— Это ложь.
— Не тебе решать, что ложь, а что правда. Без него — ты ничто. Но отныне ты свободен, и можешь сделать выбор. Стань на нашу сторону. Помогай нам. И ты войдешь в мир, который будет завтра. Ты не нужен этому миру — но ты поможешь ему прийти, заслужишь прощение и покой…
— Коля! — выкрикнула Татьяна. Шедченко вздрогнул, отворачиваясь от Марии.
Сестра и племянник смотрели на него. Непонимающе и со страхом.
МИР, СВЕТ, ЛЮБОВЬ…
— Сашка, я должен уехать на пару дней, — сказал он, касаясь его руки. — Держись, мужик.
— Дядька, ты сам-то здоров? — Сашка задумчиво смотрел на Шедченко.
— Уже нет, — спокойно ответил он. Достал из кармана бумажник, молча отсчитал пять зеленых сотенных. — Таня, держи. Вам пригодится.
— Ты…
— Мне надо ненадолго уехать.
Он не стал говорить ни «прощай», ни «до свидания», ибо не мог сделать выбор между словами.
— Я вас убедила? — спросила та, кто выбрала имя «Мария».
— Вы напомнили мне, что существует выбор.
— Прототипы не ведут собственных игр. Они способны лишь помогать пришедшим.
— Я понимаю.
Шедченко отступил в коридор — провожаемый растерянным, непонимающим взглядом сестры, легким взмахом руки Сашки и укоризненной печалью в глазах Марии. Уже в коридоре он посмотрел на дверь ординаторской. И увидел еще одну женщину в белом халате — словно отражение Марии. Только в ее взгляде было слишком много тоски.
— Ты сглупила, девочка, — прошептал он. Анна — настоящая Анна, словно окаменела, подобралась:
— Это сделала я!
Шедченко удержался. Довольно легко. Сейчас он понимал, почему его двойник погиб.
— В нем было больше любви, чем в вас обеих. Он не мог убить женщину.
— Значит, не сможешь и ты.
— Я найду того, кто сможет.
Он побежал по лестнице — грузный стареющий мужчина в чужой военной форме. Попадавшиеся навстречу люди — персонал шел на работу, прижимались к стенам.
Он побежал по лестнице — грузный стареющий мужчина в чужой военной форме. Попадавшиеся навстречу люди — персонал шел на работу, прижимались к стенам.
И все же в одном Мария была права. Шедченко помнил имена — и теперь у него был выбор.
10
Валентин Веснин не ложился этой ночью. Молчаливый замкнутый паренек, двадцатипятилетний специалист по трехмерной графике, популярный в узких кругах создатель рекламных клипов все равно не смог бы уснуть.
Кирилл Корсаков так ничего ему и не сказал. Впрочем, у Валентина уже не было ни малейшего желания его расспрашивать. Он накормил Кирилла — мальчишка явно был голоден, однако ел равнодушно и медленно, словно выполняя скучную, но необходимую работу. Перестелил свою кровать — Кирилл все так же равнодушно кивнул, вяло поинтересовался:
— А ты где будешь спать?
— У меня работы много.
— Ясно, — Кирилл задергал руками, стягивая свитер. — Валя…
— Что?
— Ты не думай, будто сошел с ума. Тот, кто звонил, это тоже я. Только другой.
— Тебя когда разбудить? — помолчав спросил Веснин.
— В семь. Или, если я опять позвоню.
Валентин кивнул, поворачиваясь к монитору. Пентиум «стодвадцатый» меланхолично гонял готовый ролик. Веснин остановил картинку, помедлил, вслушиваясь, как Кирилл забирается под одеяло. Затих, потом пробормотал:
— Извини, что впутываю тебя. Я просто устал очень. Я завтра уйду.
СЛОВНО ЗАКЛИНАНИЕ — «Я ЗАВТРА УЙДУ»…
Минут пятнадцать Веснин сидел, не шевелясь. Потом вышел из «три-д-студио», помедлил мгновение и включил терминал.
Телефон в прихожей тонко задребезжал, вторя набирающему номер модему. Веснин вздрогнул, покосившись на кровать, но Корсаков не проснулся.
Он подключился к Интернету с первой попытки, секунду поколебался, соображая, где можно получить информацию быстрее всего. Было несколько хостов, где постоянно болтались свежие городские новости. Но сейчас ему не хотелось пробираться через горы ненужных сплетен. Валентин переключился на «столичные разговоры» — постоянную конференцию, работающую в реальном времени. Глянул в информационное окошко — сейчас на линии болталось семнадцать человек. Разговор шел о политике, о предстоящих выборах, о тех ляпах, которые допустили те или иные кандидаты. Разговор был жарким — в конференции сейчас вертелись два коммуниста, стойко отбивающиеся от идейных противников.
Веснин поправил очки, пробежался пальцами по клавиатуре.
«Привет. Простите, я вошел с вопросом. Кто-нибудь может рассказать подробнее о сегодняшнем происшествии?»
Он щелкнул клавишей «мыши», отправляя вопрос в сеть. Расчет был простым — странные происшествия не случаются одни. И, наверняка, несколько человек, прижатые в угол в беседе, будут рады сменить тему…
«Привет. Ты о взорвавшемся доме?»
«Привет, ты о чем?»
«Мы о другом говорим…»
Веснин снова коснулся клавиш.
«И о доме тоже. Вроде бы, здесь не только о политике можно спорить — достала…»
Пауза. Сеть реагировала неторопливо, подчиняясь не только инерции разговора — к счастью, уже многим надоевшего, но и скорости работы модемов, сбоям сигналов на старых АТСках…
«Что там говорить-то? Газ рванул, десяток людей сгорел. Храмы восстанавливать деньги есть, за коммуникациями следить — хрен…»
Ага, это он оттянул на себя «коммуниста»…
«Обычный денек, ничего особенного. На Курском детишки бомжа бензином облили, и… В одном доме газ рванул, подъезда как ни бывало. Психопат какой-то шлепнул женщину и пытался застрелить ее сына. Хороший денек».
Веснин вздрогнул. Руки сами легли на клавир.
«Какую женщину?»
«Телевизор смотри иногда. Не помню, где-то в центре. Корсакова, если фамилию не путаю».
«Чему удивляться? Пацан, наверное, наркоман. Задолжал, пришли разбираться, тут мать подвернулась…»
Валентин смотрел на Кирилла. Тот спал, зарывшись лицом в подушку.
НАРКОМАН… КАК ЖЕ. КИРИЛЛ ДАЖЕ НЕ КУРИТ… ЗНАЧИТ, ЛЮДМИЛА БОРИСОВНА…
Он посмотрел на экран. Поймал взглядом проползающие строчки:
«То же самое было и при коммунистах. Просто молчали…»
«Там жил какой-то старпер. Небось открыл газ, а поджечь забыл…»
Веснин прервал связь. Пусть сеть обсасывает детали без него. Он узнал главное… почему Кирилл пришел к нему.
Его действительно кто-то преследовал! Зачем?
Валентин на цыпочках прошел в прихожую. Глянул в глазок на пустую площадку. Коснулся замков, словно выполняя какой-то ритуал.
Кирилл Корсаков, в меру самостоятельный, но абсолютно домашний подросток, потерял мать и ухитрился стать объектом чьей-то охоты. Но что не лезло ни в какие рамки — по ходу дела он раздвоился.
Веснин прикрыл дверь в комнату и пошел на кухню. Кофе и тазепам — странное сочетание, но сейчас ему хотелось именно такого набора.
Кирилл проснулся с совершенно четким знанием, где он находится. Может быть, из-за тихого гула компьютера, не смолкавшего всю ночь… или постоянных хождений Веснина, вовсе не таких бесшумных, как тот надеялся. Наверное, сон был очень неглубоким, но все же он чувствовал себя отдохнувшим.
— Кирилл… — Веснин, скрючившийся на стуле у компьютера, смотрел на него. Глаза Валентины были красными, воспаленными.
ОН ЗНАЕТ…
— Мне очень жаль, Кирилл. Поверь…
Он всхлипнул, мгновенно переходя из сонливой одури во вчерашнюю безысходность. Веснин неуклюже присел рядом, положил руку ему на плечо.
— Кирилл, поверь, у тебя много друзей. Мы поможем.
— Мне никто… не может помочь…
— Кирилл, это страшное горе, но сейчас надо подумать о тебе. Понимаешь?
Мальчишка кивнул. Как ни страшно это было, но он действительно понимал. Сейчас речь шла о его жизни.
— Кто тебя преследует? За что?
— Я не знаю.
— Ты влип в какую-то историю?
— Д-да. Но я не могу рассказывать.
— Кирилл, в такой ситуации надо обращаться в милицию.
— Нет! — мальчишка вздрогнул. — Тогда мне точно — конец.
— Кирилл, я твой друг…
Рука Валентина была неестественно напряженной. Кирилл повел плечом, и тот поспешно снял ладонь.
— Именно поэтому не спрашивай.
— Кирилл, помочь — это, в первую очередь, понять.
— Я умыться хочу.
— Кирилл, не уходи от ответа. Я в два раза тебя старше, и кое-что понимаю в жизни.
— Иногда надо не понять, а поверить, — Кирилл посмотрел ему в глаза сквозь неумолимо текущие слезы. — Ты можешь мне поверить?
— Да.
— Тогда поверь, что лучше тебе ничего не знать.
Веснин запнулся. Он попал в западню собственных слов — самую безвыходную из всех ловушек.
— Тебе дать зубную щетку?
— Дай… — Кирилл потянулся за джинсами, стал торопливо одеваться.
— Ты по-прежнему хочешь уйти?
Кирилл заколебался.
— Не знаю… я подожду, может быть позвонит Виз…
— Виз?
— Может быть, я позвоню сюда.
В глазах Веснина на мгновение зажегся безумный огонек.
— Слушай, я могу поверить во что угодно. Даже в то, что КНБ провело эксперимент над тобой, и ты раздвоился.
— Глупость какая, — застегивая рубашку сказал Кирилл. — Ты мне обещал зубную щетку дать.
Валентин покорно поднялся.
11
Дума занималась сегодня обычной работой — переливанием из пустого в порожнее. Обсуждались какие-то мизерные западные кредиты — на что их употребить, в какие отрасли сделать вливание: в сельское хозяйство или на работу комитета по этому самому сельскому хозяйству.
По твердому мнению Визиря, единственным плодотворным выходом здесь было бы явление Христа, способного накормить семью хлебами четыре тысячи голодных, не считая, конечно, женщин и детей. С полчаса он сидел, проглядывая утренний информационный листок, подготовленный референтом, временами вслушиваясь в бред выступавших. Потом тихонько выбрался из зала заседаний и спустился в буфет.
Здесь завтракали с десяток депутатов и столько же журналистов. На него поглядывали, когда Визирь взял чашечку кофе и отошел к свободному столику.
— Можно?
Визирь поднял глаза на подошедшего с чашкой мужчину.
— Здравствуй, Альберт. Садись, дорогой.
— Устал от прений?
— Это не для печати, — Визирь улыбнулся главному редактору «Истины».
— Скажу, что устал, завтра же в газете пропечатаете. Мол, выбрали слабаков — даже слушать у них сил нет.
Альберт Данилович развел руками.
— На то и четвертая власть, Рашид Гулямович. Президента вы не боитесь, так, может, хоть мы сгодимся?
— На то и волк в поле… Наверное.
Визирь мелкими глоточками цедил кофе. Плохой кофе, что ни говори.
— И что вы все нас терзаете-то… волки пера, — буркнул он. — В «ВолГаз» опять вцепились.