— Дарова, Мак!
— Не твоими молитвами, — голос у гнома оказался слегка шепелявый, — Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью — пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
— Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
— Тебя давно пора вздернуть.
— В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?
— Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, — гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.
— И еще как приложился! — почему-то с радостью подхватил гоблин. — Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!
— Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, — последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня — так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.
— Мистер Хавчик…
— Ты — федеральный маршал?
Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.
— Нет.
— Я так и думал, — кивнул гном. — Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, — тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.
— Понятно?
— Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, — поспешно добавил я.
— Хорошо.
Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.
— Гоблин, — я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, — сказал, что у его банды был кредит у вас.
Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.
— Это правда?
Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.
— А твое что за дело?
— Я вроде как их наследник.
Гном принялся за рюмки.
— Раз так, — каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, — то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?
— Убью чертова гоблина!
Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.
— Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!
Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом — так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…
— Народ?
— А то! — Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. — Вот! Разве плохой народ, ы?
— Под народом, Толстяк, — скучающе произнес гном, — подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.
— Знать не знаю, чего ты там подра — и так далее, — отмахнулся лапой гоблин. — Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!
Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой — Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.
— Жаль, — коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.
— Чего? — вновь переходя на человеческий, осведомился гном.
— Что я писать не выучился, — печально вздохнул Толстяк. — Наверняка ведь забуду половину.
— Ничего страшного, — гном зевнул. — Забудешь — приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.
— Ты лучше расскажи про наши бутылки, — вкрадчиво предложил гобл.
— Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, — добавил гном, — постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.
— Как ты сказал: «запросто», — фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: — Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.
Я последовал его совету, вытащив револьвер — двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, — и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.
— Да, пожалуй, аргумент из весомых. Что ж это приключилось с вашей бандой, Толстяк?
— С ними приключился я.
Мак удостоил меня взглядом сквозь очки.
— Ты, случаем, не Ваш Паникёр?
Несмотря на изрядную долю иронии в голосе гнома, мое самомнение разом поднялось на добрый десяток пунктов. Мальчишку из глуши даже в шутку редко кто сравнивает с легендарным ганфайтером.
— А что, похож?
— Нет! — резко сказал Мак, разом уронив мою самооценку обратно. — Плащ другой… и город не в руинах.
— Эй, а я знаю, где взять подходящий плащ, — встрял гоблин. — В лавке у Тощего Боба валяется один.
— Верно, — кивнул гном. — Лежит. Гробовщик снял его с типа, которого в прошлый четверг изрешетили охотники за головами.
— Это все мелочи, — пренебрежительно махнул рукой гобл. — Красное на красном все равно незаметно, а дыры от пуль можно и оставить, для улучшения вентиляции, гы-хы-хы!
— Спасибо за заботу, но я пока обойдусь своим.
— Ну как хочешь, — разочарованно вздохнул гоблин. — Мак, так чего с нашими бутылками?
— В любой момент, Толстяк. Но, — гном навел на гобла указательный палец, — если Кривоклык или Дергунчик все же объявятся здесь…
— Разве что в виде зомби, Мак. А у, — гобл хохотнул, — старины Клыка даже с этим будут ба-альшие трудности.
— Тридцать бутылок, Толстяк.
— Мистер Мак, — сказал я, — давайте кое-что проясним. Могу ли я получить эти бутылки в ином виде? Например, ужин, комната с постелью и завтрак?
— Для двоих, — быстро добавил гоблин.
— Для одного!
— Для двоих!
Бармен, облокотившись на локоть, принялся разглядывать ползущую по краю стойки муху.
— Для одного!
— Для двоих!
— Для… Черт! — не выдержал я. — Ну назови хоть одну причину, чтобы я тебя в свою комнату ночевать пустил!
— Сорок пять.
— Сорок пять причин?
— Сорок пять мексиканских долларов, — отозвался гоблин. — Я знаю, где они зашиты, а ты — не знаешь.
— Ха, — неубедительно фыркнул я. — Теперь, когда ты проболтался, найти я и сам смогу.
— Угу, — Толстяк зевнул. — Потратишь всю ночь, изрежешь на лоскутки уйму хороших вещей.
— Да я…
— Тебе как обычно? — осведомился Мак у гоблина минутой позже, явно расценив мое затянувшее молчание как безоговорочную капитуляцию.
— Ну дык.
— А мне, пожалуйста, яичницу с беконом и, — оглянувшись, я убедился, что за соседними столиками никого нет и, понизив тон до шепота, закончил, — стакан молока.
— Есть козье, — гном выглядел совершенно невозмутимо. Можно подумать, его клиенты поголовно состоят в Обществе Трезвости. — Устроит?
Я кивнул, и Мак тут же выставил на стойку стакан, до краев наполненный чем-то белым. Словно бы он знал мой ответ… еще до того, как я переступил порог салуна.
— Эй, а куда делась твоя корова? — заинтересовался гобл. — Позавчера ведь еще была живехонька!
— Дракон.
Услышав ответ гнома, я едва не выронил стакан.
— Че-е-его?! — Толстяк явно испытал схожие чувства. — Да этих тварей тут отродясь не водилось!
— Зеленая мерзкая с виду ящерица с крыльями, — бармен зачем-то посмотрел на потолок. — Три ярда в длину, не считая хвоста. Свалилась в загон и задрала корову мистера Эллисона.
— И твою?
— Нет, — мотнул бородой гном. — Мою пегую и еще пять других убили наши добрые горожане, пока пытались пристрелить метавшуюся по загону тварь.
— А-а-а, — понимающе кивнул гоблин. — Ну, тогда типа мои соболезнования… и еще два стейка.
— Угу.
Больше гном не издал ни звука, но его взгляд весьма доходчиво намекнул — заказ принят, а исполнения его нам лучше дожидаться где-нибудь не за стойкой.
— Сюды. — Гоблин тоже оказался внимательным чтецом взглядов. — Лучший столик.
— Лучший чем?
Как по мне, выбранная Толстяком конструкция выделялась разве что количеством углов да наклоном поверхности.
— Соседом, — ухмыльнувшись, гоблин ткнул большим пальцем за свое плечо. — Здоров, а?
Со спины определить расу храпевшего за соседним столом было сложно — но судя по габаритам этой самой спины, выбирать приходилось между троллем и великаном.
— Сюды. — Гоблин тоже оказался внимательным чтецом взглядов. — Лучший столик.
— Лучший чем?
Как по мне, выбранная Толстяком конструкция выделялась разве что количеством углов да наклоном поверхности.
— Соседом, — ухмыльнувшись, гоблин ткнул большим пальцем за свое плечо. — Здоров, а?
Со спины определить расу храпевшего за соседним столом было сложно — но судя по габаритам этой самой спины, выбирать приходилось между троллем и великаном.
— От входа нас хрен достанешь. В Малыше Роке… — гоблин, развернувшись, с маху врезал Малышу по хребту. Я поперхнулся молоком, Малыш Рок дернул плечом и захрапел дальше, — даже ядро завязнет.
— Это тебя хрен достанешь, — с досадой пробурчал я. С моего-то места вход в салун был виден, как и большая часть зала. Правда, в нашу сторону вроде бы никто не смотрел… но мне вдруг остро захотелось нырнуть под стол… или перезарядить, наконец, револьвер!
После недолгого верчения так-сяк, я вспомнил, как следует крутить шпенек под стволом, чтобы высвободить шомпол, и принялся выбивать гильзы. Одну, вторую… пятую…
— Твою мать! — вырвалось у меня.
— Ы? — заглянув под стол, гобл увидел гильзы. — А-а-а, вот чего. Так ты не знал, что «Громовой Кот» пятизарядный?
— А ты, выходит, знал? — огрызнулся я, чувствуя, как запоздало начинают дрожать колени. Провести несколько часов рядом с гоблином, имея в качестве страховки револьвер с пустым барабаном… да уж, шутка из разряда: кому расскажи, черта с два поверят!
— Знал.
— Тогда какого орка…
— Не был уверен, что выстрелы точно посчитал, — объяснил Толстяк. — Ты палил, Три Когтя палил, а у меня в башке после взрыва каждый ваш выстрел по три раза эхом грохотал.
Глава 2
Когда оно вошло, я как раз вкладывал в «максима» последний патрон и поэтому сначала защелкнул барабан, а лишь затем поднял голову — и едва не обмочился от ужаса.
Дверь уже закрылась, но клянусь Господом, я с легкостью разглядел бы его и без гоблинского колдовства — ведь вошедший в салун был во сто крат чернее самой Тьмы. Зловещая фигура, чье одеяние беспрерывно шевелилось, словно по салуну гулял смерч, а в провале под капюшоном горели не глаза — о нет, это были две частицы адского пламени, которые сразу же потянулись ко мне незримыми холодными щупальцами, чтобы вырвать из тела душу и утащить её в…
Все, что я успел — это поднять револьвер и выстрелить.
Я не промахнулся. Орк меня свари, я видел дыру в этих черных лохмотьях… и следующую дыру, в двери, сквозь которую был ясно виден свет из окна напротив.
Но исчадие Мрака даже не пошатнулось. Оно медленно вытянуло в мою сторону правую руку…
…и завизжало, словно ужаленная осой девчонка.
— Он в меня выстрелил!
— Он вовсе не это хотел, — сообщил почему-то из-за моей спины Толстяк. — Правда, эй-парень?
— Да?! Да?! Перемать эладийская, если в ком-то не хотят проделать дыру, в него разве палят из пушки?!
— Успокойся, Хьюи, — примирительно буркнул бармен. — Вечно ты поднимаешь вой из-за мелочей.
— Мелочей! — взвизгнуло чучело. — Он стрелял в меня!
— В тебя почти все в первый раз стреляют, — возразил гном. — На твоем месте я бы давно привык.
— Но ты не на моем чертовом месте!
— Поставь ему пива, — наклонившись к моему плечу, шепнул Толстяк. — Иначе его не заткнуть.
— Бармен! Пива… э-э… этому… э-э… вот ему, за мой счет.
Заполучив себе в, гхм, лохмотья кружку с пенным верхом, пугало разом убавило тон до едва слышного бормотания и утащилось с добычей в дальний угол.
— С тебя три доллара!
— Что-о-о!
— Пятьдесят центов за пиво и два с половиной — за дыру в двери. — Подошедший к столику гном выложил передо мной нечто прямоугольное, отлично выделанной кожи, на котором чуть выше тисненных золотом рун зеленела небрежно нацарапанная мелом — и уже полустершаяся — надпись: «Мяню».
— Прейскурант на последней странице. Читать умеешь или озвучить?
— Умею.
Я осторожно раскрыл «мяню», и в конце действительно нашел «Прейскурант на специфические услуги, как-то:
1. Отмывание крови с пола — 75 центов.
2. Отмывание крови со стены — 85 центов.
3. Отмывание крови с потолка — доллар и двадцать центов.
4. Соскребание мозгов — 3,50 за засохшие, свежие принимаются как деликатес по 1,55 за унцию.
5. Дыра в стене от дроби — 4,20.
6. Дыра пулевая — 2,50, скидка за опт начиная с десяти.
7. Дыра от ядра…
8. Взрыв динамитной шашки…»
Список был длинный — чувствовалась проявленная при его составлении гномская обстоятельность — а завершало его весьма «ободряющее» заявление о том, что «раненым предоставляется отсрочка платежа и скидки до 15 %».
— Эй, Хавчик, а чего это цены так подскочили?! — Гобл, выгнув шею, также разглядывал «прейскурант». — Месяц назад дыра от пули была всего по два двадцать.
— Инфляция, — лаконично сообщил гном.
— Чего?!
— Все дорожает.
— Ладно, — вздохнул я, — добавьте к общему счету.
Оставалось лишь надеяться, что пуля не натворила дел на противоположной стороне улицы. Кто знает, какие там расценки на дыру в стене, в портрете любимого дедушки Джо или, упаси Господь, в самом дедушке Джо.
— И, Толстяк, — тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. — Хочу попросить кое о чем.
— Ы?
— У гоблов отличный слух, верно?
— Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.
— Не мог бы ты, — я повысил голос, — предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.
— Несложная работенка, эй-парень. — Гобл сверкнул клыками. — Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!
Странно, подумал я. Мистер Небьюл, учитель воскресной школы, тоже иной раз именовал некоторых учеников этим самым уникумом, но… я покосился в угол, где скрючилась над пивом черная тень. Сходства с Тимом Перкинсом не было и в помине, равно как и с Мэгги Лав.
В любом случае от гобла я хотел добиться кое-чего другого.
— Я имел в виду: предупреждать, когда в салун войдет кто-то, выглядящий опасным, но по кому вовсе не стоит стрелять. Так понятно?
— Угы, яснее ясного, — кивнул Толстяк. — Предупреждаю.
Думаю, минут через пять я бы все же понял, что гобл не шутил — разве что издевался. Я все же не тупой. Но сейчас в моем распоряжении оказалась лишь пара секунд. Затем около нашего стола объявился лишний стул, а на нём — примерно триста фунтов костей, мышц, усов, черной кожаной куртки, многократно переломанного носа и очень скверного настроения. По многочисленным шрамам — от подбородка до макушки начисто выбритого черепа — можно было бы легко представить отдельные подробности карьеры нашего гостя. Впрочем, узнавать их я сейчас хотел, пожалуй, меньше всего. Мне вполне хватило понимания того факта, что подсевшего к нам человека явно тяготила предстоящая необходимость разговаривать — общение посредством кулаков и револьвера было для него привычнее.
— Значит, вот чего, — начал он. — Я местный шериф, звать меня Билли Шарго, и меньше всего на свете мне нужны неприятности в моем городе!
— Дарова, Билли! — тут же отозвался гобл. — С тобой мы типа знакомы, а моего нового друга зовут «Эй-парень!».
Шериф не удостоил Толстяка даже намека на взгляд. Он медленно и тщательно изучал меня — нахмурившись, то и дело моргая, и снизу вверх. Я припомнил, что именно так и с таким же выражением на лице наш станционный кассир Ларс Хенкли рассматривал банкноты, в которых подозревал фальшивку, — и это сравнение мне совершенно не понравилось.
— Меня зовут Кейн, мистер Шарго, — сказал я, — Кейн Ханко.
— Кейн, значит, — усмехнулся шериф. — Ну а где ж тогда твой брательник Авель?
Знал бы ты, сколько раз я слышал эту шутку, тоскливо подумал я. И как она мне надоела!
— Вот за этим как раз мама и отпустила меня в Пограничье. Найти брата. Только его Крисом зовут. Крис Ханко. Не доводилось о таком слышать?
— Нет.
На мой взгляд, ответ последовал слишком быстро, чтобы счесть его правдивым. Но указывать на это собеседнику было… как-то неловко.
— Жаль, — вздохнул я.
— Эй, а каков он из себя, твой брательник? — снова встрял в разговор гоблин. — В смысле морды рожи.
— Ну-у…
Это был сложный вопрос. Когда Крис отправлялся из дому «поглядеть на мир и людей» через прицел федеральной винтовки, я был еще мал и сейчас не очень-то полагался на те, детские воспоминания. Да и братец сейчас наверняка выглядел постарше. Из более же свежих изображений наличествовала газетная вырезка, извещавшая о свадьбе мистера Кристофера Ханко и мисс Элизабет Дегран. По прилагавшемуся к заметке рисунку можно было уверенно сказать, что платье невесты — белое, сюртук жениха выдержан в темных тонах, а в свадебное «сефтоновское» ландо запряжен единорог, статью очень похожий на першерона.