Что я несу? – ужаснулась Лада. Кажется, я пьяная.
– Что ж, давайте за Ваню!
– А я люблю военных, красивых, здоровенных! – вдруг неожиданно даже для себя пропела Лада.
– Лада! – фыркнул генерал.
– Я, знаете ли, окосела малёха!
– Боже мой! Но, должен заметить, вам это страшно идет. Знаете, я однажды был на киносъемках у одного своего приятеля… Что-то из старинной жизни… И все артистки там были затянуты в корсеты, а после съемок сняли их, расслабились и вздохнули свободно…
– По-вашему, я обычно затянута в корсет?
– По крайней мере мне так показалось. А сейчас вздохнули свободно.
– Есть такой момент. А вы проницательный, товарищ генерал. Не ожидала.
– А вы думали, все военные дуболомы?
– Да нет. Все военные душки, – пьяным смехом залилась Лада. – Знаете, Иван Тимофеевич, вы мне страшно нравитесь, вы такой… словом, такой, как надо, но… я, скорее всего, не смогу в вас влюбиться.
– Это почему, интересно знать?
– Понимаете, я всю жизнь, если влюбляюсь, то, как говорится, сразу, с первого взгляда, мой папа это называл «со всей дури»…
– Так это же прекрасно, Лада!
– Почему?
– Много счастья вам принесли эти ваши влюбленности со всей дури?
– Как выяснилось, ни фига!
– А вы выходите за меня замуж со всей дури!
– Что?
– Замуж! Со всей дури? А?
– Замуж?
– Ну да…
– Зачем?
– Чтобы не быть одной, и сами говорите, я вам нравлюсь. А я-то как раз влюбился в вас со всей дури!
– Иван Тимофеевич, вы что, серьезно?
– Более чем!
– Надо же… А как к этому отнесется ваша мама?
– Мама? Она будет счастлива. К тому же после того, что вы сотворили с Лидой, она на вас молиться готова. А уж Лидка точно с ума сойдет от счастья! Решайтесь, Лада, надо иногда в жизни сделать такой сумасшедший шаг… Вы прыгали с парашютом?
– Нет, что вы, я боюсь высоты!
– Но замуж-то не так страшно, правда? Зато со всей дури!
Его голубые глаза вовсе не смеялись, а смотрели серьезно и… нежно. У Лады вдруг заныло сердце. А может, и вправду?
– Ну что? Согласна?
– Я… я не знаю…
– Не знаешь? Значит, согласна. Тогда поехали!
– Куда?
– Ко мне. С мамой знакомиться!
– Да ни за что! Я же пьяная!
– Это единственная причина?
– Ну да… кажется.
– Все равно поехали. На дачу!
– На дачу?
– Или к тебе?
– А мы разве пили на брудершафт?
– Здрасте! Замуж – и на «вы»? Не пойдет! Выпить мы уже выпили, осталось только поцеловаться.
И он властно притянул ее к себе и поцеловал в губы, невзирая на присутствие других посетителей. И Лада вдруг обмякла, прижалась к нему, обняла за шею. Он был такой надежный, сильный, каменная стена… Но я же не люблю его, мелькнуло в ее затуманенном мозгу. Он сжал ее изо всех сил. Ничего, стерпится – слюбится… Со всей дури!
Лада проснулась и в первый момент ничего не поняла. Бревенчатые стены, красно-коричневая печка-голландка. И тут она все вспомнила. Обнаружила, что под одеялом на ней ничего нет, а рядом с диваном стоят какие-то шлепанцы. Ничего себе… Мы вчера дали жару! А генерал хорош! Мон женераль. Я вчера сказала, что буду звать его «мон женераль»… И тут он вошел в комнату. Казалось, он помолодел на десять лет.
– Проснулась, генеральша? Какая ты красивая, генеральша!
Ой, как страшно, подумала она. Во что я влипла… Он ведь теперь меня не отпустит. А я разве хочу от него убежать? Мне же с ним хорошо.
– Ты чего так на меня смотришь? Думаешь, небось, ой, что я наделала со всей дури?
– Нет! Я думаю, а тут есть душ?
– Конечно! Дом вполне цивилизованный.
Он подошел, схватил ее на руки и понес куда-то.
– Это ты меня на руках носишь?
– Ношу. Потому что люблю.
– Вот так прямо и любишь?
– Вот так прямо и люблю. Умеешь с газовой колонкой обращаться?
– Нет.
– Не беда, научишься, а сейчас я сам все сделаю.
Он поставил ее в ванну, включил колонку. Та громко загудела.
– Через минуту будет горячая вода. Ну вот! Мойся, полотенце вот тут, халат я принесу. Я пошел готовить завтрак!
Ну надо же… На руках носит. Да о таком можно только мечтать. Она намылилась и с наслаждением включила душ. Генеральша… С ума сойти! Вот Пашка обрадуется, вспомнила она. Это же он все придумал. А что скажет мама? И вообще все? Многие наверняка вспомнят «Гамлета»: «Нет месяца, и целы башмаки, в которых гроб отца сопровождала…» Ну, во-первых, прошло уже четыре месяца, а во-вторых, насчет экзотических любовниц папаши Гамлета у Шекспира нет ни слова. И к тому же плевать я хотела на чужое мнение. И пока что мне нравится звание генеральши. А там посмотрим. Только не нужно никаких штампов в паспорте. По крайней мере пока. А то мало ли… Она вылезла из ванны, вытерлась, надела махровый халат генерала, пахнущий отличным парфюмом. А тапок не было. Ну да, меня же сюда доставили на руках, засмеялась Лада.
– Эй, генерал!
Он появился тут же.
– Что прикажет моя генеральша?
– Тапки хорошо бы…
– Зачем?
Он опять подхватил ее на руки. Она поцеловала его в идеально выбритую щеку.
– Ладка!
Он принес ее в кухню, усадил на стул и пошел за тапками.
– Ой, Ваня, а икра? Она там стухла!
– Обижаешь! Уже давно в холодильнике, и я успел смотаться за свежим хлебом.
– А масло у тебя есть?
– Да. И я сам сделаю тебе бутерброды.
– Мечта! Кофе, свежий хлеб с маслом и с икрой!
– Как приятно, что ты не сказала, что не ешь ни хлеба, ни масла.
– Ну, еще не хватало! И потом, мы столько калорий за ночь сожгли!
Его лицо вдруг стало серьезным.
– Тебе было хорошо со мной?
– А ты сам не понял? Очень. Просто очень.
– И ты будешь моей женой?
– Буду, если мы не станем затевать никаких свадеб.
– Ты не хочешь свадьбу?
– Не хочу! Давай пока так поживем. Мы же это… со всей дури… А вдруг не получится?
– Согласен. Это разумно. Хоть у меня и снесло крышу. Но как ты скажешь… Да, я позвонил маме и сказал, что привезу свою невесту познакомиться с ней. Лида тоже будет.
– И на какой час назначено мероприятие?
– На три часа. Мама нас ждет к обеду.
– А что мама?
– Страшно всполошилась.
– Ты сказал, кто я такая?
– Сказал, чтобы предубеждения не было. Мама обрадовалась… А Лидка пришла в восторг.
– Да, мон женераль, ты круто берешься!
– А когда ты представишь меня своей семье?
– Мама сейчас лечится в Марианских Лазнях. Я пока не буду ей ничего сообщать, а то она там разволнуется. С сестрой я сейчас в ссоре. Ну, а Пашку ты знаешь. Да, и еще, я не хочу, чтобы все это попало в соцсети.
– Ну, я уж точно такой фигней не занимаюсь.
– А Лида?
– Спросит разрешения. Сама не станет. А где ты хочешь жить? Предлагаю на первых порах жить здесь.
– Ну, а как добираться на работу? Вообще-то у меня есть квартира, но я продаю ее…
– Можем жить у меня. С мамой. Там три комнаты. Мама будет вести хозяйство…
– Нет, давай мы сначала познакомимся. А то вдруг я твоей маме не понравлюсь… – сказала Лада, а про себя подумала: или она мне.
– Главное, что ты уже понравилась мне.
– Нет, мон женераль, жить лучше отдельно. Надо просто поскорее продать и купить квартиру.
– А почему ты ее продаешь?
– Потому что она слишком о многом напоминает. И к тому же в соседнем доме живет моя бывшая свекровь.
– Понял. Послушай, давай все-таки, пока новой квартиры нет, поживем у меня. Ты поладишь с мамой, я уверен. Мама чудная женщина. Ну, не хмурься. Вот увидишь, сегодня познакомишься с ней, и все твои страхи улетучатся. К тому же мама замечательно готовит. И тебе не надо будет стоять у плиты.
– И ты не станешь требовать, чтобы я бросила работу?
– Да с какой стати? Работай на здоровье, тем более что твоя работа приносит людям столько пользы. – Говоря все это, он делал бутерброды – мазал маслом и икрой большие аппетитные ломти белого хлеба, от которого шел невероятно вкусный запах. Потом резал бутерброды на небольшие кусочки и с нежностью вкладывал эти кусочки ей в рот.
– Вкусно?
Она кивнула с полным ртом. Ей было сейчас так хорошо, что хотелось плакать. Неужели этот человек – моя судьба? Неужели он и вправду меня любит?
– Какая дивная икра, сроду такой не ела. Просто песня!
– А я никогда не испытывал такого… И никогда ни одной женщине не говорил, что люблю. Ты первая…
– А жене?
– Нет. Я был молодой, глупый. Очень горячий, но… Может, потому она и ушла от меня, что не говорил. Вам же, девочкам, это нужно.
– Так ты мне это говоришь потому, что понял, что нам, девочкам, это нужно?
– Выключи дуру, любимая! И запомни – я слов на ветер не бросаю.
– Ты вообще крутой мужик, генерал, да?
– Ну, в общем и целом да!
– И на тебя можно положиться?
– Железно!
– Железно!
– Ух ты! Здорово!
– А вот твоя родня может счесть, что я для тебя стар.
– Знаешь, я очень люблю свою родню, но я взрослый, самостоятельный и самодостаточный человек…
– Понял.
У него зазвонил телефон. Он извинился и вышел из кухни.
Черт побери, кажется, я счастлива. И дышу свободно – броня исчезла. Да! Брони больше нет! Ванечка мой!
И когда он вернулся, она потянулась к нему, обняла, поцеловала… Он задохнулся.
– Что, девчуха моя?
– Ванечка! – Она погладила его по щеке. – Знаешь, я последние месяцы жила как будто в какой-то броне и мне в ней было трудно дышать… А вот сейчас ты вышел, и я вдруг осознала, что дышу полной грудью и никакой брони больше нет… Понимаешь?
– Кажется, да.
– Ванечка, давай уже поедем в город?
– А что так? У нас времени еще много.
– Я хочу заехать домой.
– Зачем?
– Переодеться, красоту навести… Чтобы твоя мама не подумала, что ты нашел себе какую-то лахудру.
– О! Это уважительная причина, – засмеялся он. – Желание дамы – закон!
В машине он спросил:
– А когда возвращается твоя мама?
– Через пять дней.
– Самолетом?
– Да. В Шереметьево прилетит.
– Если я смогу, мы ее встретим вместе.
– Здорово было бы! Только ты надень форму!
– Думаешь, без формы не проканаю?
– Нет, но в форме это будет наповал!
– Ну, тебе виднее. И мам наших тоже надо будет познакомить.
– Да. Придется.
– А кто твоя мама?
– Мама? Она педагог по вокалу в Гнесинке.
– Да? А моя мама просто офицерская жена.
– Ну и что?
– Да ничего. А сестра твоя кто?
– Ксюха? Она редактор в издательстве.
– А из-за чего вы поссорились?
– Из-за Пашки. Он познакомил меня со своей девушкой…
– Раньше, чем мать? И она обиделась?
– Все не так! Ксюха жаждет женить его на этой девушке, а Пашка не хочет. Мне она ужасно не понравилась…
– А, понял! Ты поломала задумку сестры, и она на тебя сердится?
– Вот теперь в точку!
– Пашка отличный малый!
– Это правда.
Лада хотела было сказать, что это Пашка придумал их встречу и даже роман, но промолчала. Поменьше надо болтать. Целей будешь.
…Войдя в квартиру Ладиной матери, Иван Тимофеевич подумал: а ведь они с моей мамой могут не найти общего языка, что Лада, что ее мать.
Здесь было столько книг, столько нот, старинный кабинетный рояль, по стенам фотографии и картины. Старая московская интеллигенция.
Но тут в комнату вошла Лада, и он обо всем забыл. До чего же хороша, зараза, подумал он. И моя! Самое главное – моя! И гори оно все синим пламенем! На ней было облегающее платье цвета морской волны и какое-то причудливое ожерелье, серо-зеленые глаза блестели. Все как будто бы скромно, но глаз не оторвать.
– Ну как я тебе? – кокетливо спросила она.
– Я просто ничего не вижу. Ослеп! Поехали?
– Поехали! Только надо, наверное, купить твоей маме цветов.
– Нет, мама срезанные цветы не признает!
– Ну, хотя бы коробку конфет?
– Это можно.
Часть четвертая
Генеральша
Я трушу? С чего бы? Вроде никогда не была трусихой. Но ведь важно, как у меня сложится с семьей моего генерала. Я же понимаю – надо настроить себя на то, что мне все понравятся. Дочь его мне уже нравится. И мама должна понравиться. Он явно обожает мать. Я должна войти в квартиру с улыбкой. Да нет, пусть лучше эта женщина увидит, что я волнуюсь… Она должна это понять. Да смешно это всё! Ну не понравлюсь я генеральской мамаше, что, он меня бросит? Чепуха! Но лучше все же понравиться. Для всех лучше и спокойнее. Платье на мне более чем скромное. Я искоса глянула на своего мужчину. Ох, хорош! Я, кажется, уже здорово влюблена… Кто бы мог подумать!
– Что, девчуха, трусишь? – улыбнулся он.
Мне так понравилось это слово – «девчуха»!
– Есть маленько.
– Не боись! Я тебя в обиду никому не дам! Знаешь, я когда сегодня проснулся, первая мысль была – я счастлив! Поверь, у меня никогда таких мыслей не было. Никогда! По крайней мере в связи с женщинами. Эта часть жизни у меня прошла как-то бездарно. Но понял я это, только когда увидел тебя. Это было как озарение. А ты что-нибудь тогда почувствовала?
– Да нет. Я поняла, что понравилась тебе. И еще подумала, что сроду не видала таких красавцев генералов. А вот когда ты вчера окликнул меня из машины… Господи, неужели это было только вчера, Ваня?
– Факт. Вчера. А уже роднее и ближе тебя никого нет.
– И мне так кажется.
– Любовь…
– А ты романтик, мон женераль!
– Да, наверное. Только прошу тебя, не надо при маме…
– Называть тебя «мон женераль»?
– Умная девочка!
– Я даже генералом тебя при ней звать не стану. А наедине буду!
– Наедине хоть горшком… Хотя больше всего ночью мне понравилось «Ванька-встанька», – нежно шепнул он мне на ухо. – А вот мы и приехали.
Генерал жил на Юго-Западе, в знаменитых «красных домах» на улице Строителей.
– Пошли! Не волнуйся!
Мы поднялись на четвертый этаж. Он достал ключи, но тут дверь распахнулась и на площадку выскочила Лида.
– Ой, какие люди!
И она бросилась меня целовать!
– Ладочка Владимировна, я так рада! Папочка, какой ты молодец! Да я о такой жене для тебя и мечтать не могла! Заходите, заходите. Бабушка, иди скорее!
Тут в коридор выскочила маленькая девчушка, пухленькая, хорошенькая, как на рекламной картинке.
– Деда! Деда пришел!
Ваня подхватил ее на руки.
– Привет, Анютка! Только я нынче не деда, а жених! Беги, приведи бабулю!
– Бабуля пироги пекёт!
– Печёт! – поправила Лида.
Генерал снял с меня пальто и на мгновение прижал к себе.
– Ванечка, – раздался женский голос, – веди Ладочку на кухню, я не могу отойти сейчас…
Он взял меня за плечи и повел. Из кухни доносились очень аппетитные запахи.
– Как у вас вкусно пахнет! – вырвалось у меня. – Здравствуйте, Надежда Мартыновна.
– Ох, Ладочка, простите, боюсь от плиты отойти. Здравствуйте, моя дорогая!
Она мне понравилась. В молодости явно была красивой. Сын пошел в нее.
– О, теперь я вижу, в кого пошел Иван Тимофеевич.
– Да в меня он только лицом, а фигура-то отцовская. Взял от родителей самое лучшее, – засмеялась она. – Ой, а вы какая молоденькая, сколько ж вам годков-то?
– Тридцать два.
– А и не скажешь, думала, вообще лет двадцать пять.
– Надежда Мартыновна, может, помощь какая-то нужна?
– Да нет, минут через десять и за стол сядем. Да если б я вчера знала, все уж давно готово было бы…
– А вчера, мама, мы и сами еще ничего не знали, – рассмеялся Иван Тимофеевич. – То есть я-то знал, а вот согласится ли Лада…
– А вы, Ладочка, просто волшебница! Лидушку нашу как… Да и Ваня, я гляжу, лет на десять помолодел. Кабы не седина, так вообще бы молодой парень…
– Надежда Мартыновна, а Ваня… он какой масти был? Блондин?
– Да нет, темно-русый. Девки штабелями падали…
– Надо думать!
– Все, я пошел руки мыть!
Когда он ушел, Надежда Мартыновна шепотом спросила:
– Любишь его?
– Люблю, – без запинки ответила я.
– Люби его. Не пожалеешь. Теперь таких нет.
– Это я уже поняла и оценила.
…В квартире было очень чисто, но до такой степени провинциально и безвкусно, что я только диву давалась. Так в глубоко советские времена обставлялись квартиры в каком-нибудь гарнизоне. Иван в моем представлении совершенно сюда не вписывался. Хотя сам он наверняка ничего в этом не понимал. Просто вырос в такой обстановке. И плевать на это хотел. Но меня такая обстановка, если я тут поселюсь, неизбежно будет раздражать. Ну не смогу я спокойно смотреть на сервиз «Мадонна», выставленный в серванте. Хотя какое-то время можно и потерпеть, тем более что люди уж очень теплые.
– Как у вас все вкусно! – искренне восхищалась я.
– А ты, детка, готовить умеешь?
– Умею.
– И пироги печешь?
– Пеку. Только не из дрожжевого теста. Не получается оно у меня. Да и муж их не любил.
– А вы что, в разводе?
– Нет, мама, – сказал Иван, – муж Лады погиб, на машине разбился.
– Ой, прости, я не знала… А вы заявление уже подали?
– Нет, мы пока решили так пожить, – ответил Иван.
– Да как же так? Почему?
– Притереться надо. Чтобы потом…
– Нет! Мне это не нравится! Что это такое? Ваню вон часто в Кремль на приемы приглашают. А просто какую-то девушку с ним в Кремль не пустят.
– А в самом деле! – воскликнул Иван.
– Знаете, я как-то меньше всего мечтаю о кремлевских приемах. Ходил Ваня туда один, пусть и дальше ходит. А я такие тусовки не люблю.
– Ишь ты какая, кремлевские тусовки она не любит… Что, и вообще регистрироваться не будете?
– Пока нет. А вот если приживемся…
– А жить где собираетесь?
– Квартиру снимем, – решительно ответил мой генерал. Хотя об этом у нас речи не было.