Если Ваша ярость сейчас окажется несколько слабее любопытства, остаётся некоторая вероятность, что Вы чтение моего письма продолжите. Так вот: в сравнении с Вашей неразвитой, недостаточно образованной, но крупномасштабной от природы женой – Вы всегда казались мне бездарным недоразумением. Скучнейшим следствием мёртвой, трусливой, сугубо мозговой учёности. Или так: закономерной, немного комической, издержкой высшего образования – беспроблемного для людей, живущих в ситуации непоколебимой стабильности. Мне было мучительно наблюдать, как Раиса, эта микеланджеловская сивилла, яростно стёсывает свои могучие формы, чтобы сделаться, под стать Вам, чистеньким, молочно-белым бильярдным шаром.
И вот какие сцены происходили между нею и мной – ещё до вступления её на скользкий путь супружеского благоденствия – до её выхода на этот гололёд, где она, собственно говоря, и сломала себе шею. (Жалею, что этого не произошло с ней раньше, дабы она могла избежать пути закономерной и бессознательно-целенаправленной деградации.) Да: так какие же сцены происходили между мною и ею?
А такие вот: я, глядя на неё, слушая её рассказы, то и дело вскрикивала: Рая, как Вы талантливы! Как Вы баснословно талантливы! Вам необходимо учиться!
Что она, неизменно, пропускала мимо души. Там, внутри её души, пронзая алмазными лучами околоземное пространство, обосновался Рыцарь-на-Белом– Коне.
То есть Вы.
Тогда я увеличивала громкость: Рая!! Поверьте мне!! Я отлично знаю, что говорю!! На свете найдётся, может быть, три человека, которым я сказала такие слова!!
Ноль внимания. Мечтательная улыбка девочки-женщины. Мысли о Вас, прекрасном, занебесном женихе.
Тогда я хватала её за грудки, с силой трясла – и кричала во всю мощь: Раиса!!! Услышьте меня!!! Внемлите!!! Не губите себя!!!
Ответом мне служила её – всё нарастающая – загадочная улыбка – розово-карамельная, жемчужная, сияющая раем, – улыбка, которая в ту пору ещё не была приклеенной.
Моё письмо движется к своему крещендо. Можете не дочитывать. Мне это, собственно говоря, всё равно. А ей и подавно. Пишу сугубо для себя.
Пишу вот что: один талантливый поэт сказал о другом, умершем, чей талант был ещё больше: знаете, он был не только талантлив, он ещё отличался самыми разнообразными способностями. – Способностями? – переспросили окружающие. – Это вы так-то – про гения? Способностями – к чему? – Ко всему, – было ответом. – К языкам, к автовождению, к музыке, к спорту…
Вот так же и я – про Раю. Она, от природы, была фантастически обучаемой. А учиться ей не довелось почти нигде. Не считая там и сям нахватанных курсов – нидерландского языка, бухгалтерского дела, чего-то ещё…
Да, кстати: помните эти курсы автовождения? Помните, как она, сдав экзамен с первого раза, что бывает уже само по себе нечасто, – как она, сдав экзамен в одиннадцать часов утра, – в час дня уже сидела за рулём Вашего голубого опеля, держа путь на другой конец Европы? Рядом с ней, блаженно погрузившись в сладкую праздность, развалились Вы, а на заднем сидении спокойно спал Ваш первенец, Йоост, – и Вы тоже могли спокойно спать, слушать музыку, пить пиво, читать – делать всё что угодно, потому что на этом пути к благословенному месту летних вакаций – да и на всяком ином пути – Вы имели полный набор оснований, чтобы доверить Раисе жизнь своего сына, всех последующих своих детей – и свою собственную.
Я написала, что она не боялась быть некрасивой. Из этого трудно заключить, какой же она была вообще. К внешности человека – красавца, урода ли – привыкаешь одинаково – одинаково переставая внешность замечать. И потому, для посильного приближения к истине, надлежит вспомнить самое первое впечатление.
Я увидела рослую, статную девушку. Первое, что бросилось мне в глаза, была невероятная смелость, даже лихость её голубого взгляда. Густая, ровная грива природной блондинки, была словно обрублена у самых плеч. У неё были правильные славянские черты лица – но не холодные, а жадно ловящие любую смешинку. Эта готовность расхохотаться была её природным ароматом, тоньше и пряней эксклюзивного парфюма. Казалось, сама нежная кожа её лица благоухала взрывной готовностью к веселью, к смеху…
У неё были свежие, почти детские розовые губы – и очень выразительные руки. Когда она говорила, то обязательно помогала себе всем сразу: глазами, бровями, губами, кистями рук.
Раиса была красива.
Раиса была сокрушительно, победоносно красива.
Из „объективных недостатков внешности“ у неё были, пожалуй, несколько великоватые уши – чтобы лучше Вас слышать, господин ван дер Браак, – но эти уши она легко скрывала густыми своими волосами – того редчайшего цвета, который понимающие в этом толк галлы назвали бы blanc-Limoges.
И: конечно же, у Раисы были большие ладони. Даже слишком большие. Как лопаты. Чтобы она могла хорошо работать. Чтобы она могла хорошо работать на Вас, господин ван дер Браак. Меня удивляет, что, обладая несметным количеством духовных талантов, Раиса большей частью работала всю свою недолгую жизнь именно руками.
Удивляет?
Она родилась в той части планеты, где тотально действовует презумпция виновности. Само рождение на той территории является для индивида изначальным проявлением вины – перед государством, обществом, перед любым должностным лицом – и даже перед таким же виновным, как он сам. Появление на тьму („светом“ тьма может называться только в романе Оруэлла) – так вот: появление индивида на тьму в тех обойдённых благодатью угодьях, в тех конкретных условиях истории и географии, является юридически достоверным фактом вины его, индивида, в совершении преступления – и таковым оно для индивида остаётся до конца его жизни („…а разве это жизнь?“), если индивид не может доказать обратное.
Какое дать определение этому явлению? Я считаю правомочным написать: российская презумпция виновности. Для тамошнего человека она автоматически вступает в свои неограниченные права самим фактом его рождения. Она запускает раковые метастазы во все сопредельные земли.
Но, может, точнее назвать эту презумпцию виновности – азиатская? Трудно сказать. Ведь даже наука не ведает истинных источников той или иной заразы, а что уж говорить об источниках заразного мировоззрения. К примеру, как Вы, конечно, знаете, господин ван дер Браак, люэс, то бишь сифилис, немцы и русские назвали „французской болезнью“, французы – „неаполитанским недугом“, греки – „сирийской заразой“ – и таким образом это отфутболивание длилось бы до бесконечности (являясь неоспоримым проявлением горячей любви друг к другу соседей по небесному телу), пока на зачёте по микробиологии в одном из мединститутов Северной Пальмиры (ну-ну!) наиболее полный, исчерпывающий ответ не дала наконец некая студентка из города Барановичи. Студентка изрекла: Уси хворобы йдуть с западу. Так была поставлена достойная точка в вековом споре исследователей.
А с презумпцией виновности и того сложнее. Если на невинную спирохету (а спирохета, вне похабных действий человека, и впрямь невинна) – так вот: если даже на невинную, бледную спирохету валится грязная тень жульнической человечьей идеологии, если даже бледная спирохета стенает и воет под прессом этнической любви-ненависти народов, то как уж тут и заикаться-то о понятиях, с одной стороны, глобальных, а, с другой, – и вовсе отвлечённых?
Да и так ли сейчас важно, от каких именно троглодитов зародилась на землях восточных славян презумпция виновности? Важно, что Рая, в полной мере, попала под разрушительную радиацию неуважения человека к человеку, которой на упомянутых землях атмосфера заражена тотально; важно и то, что неуважение к себе она считала скорее нормой (хотя могла громогласно декларировать обратное), – важно, что ощущение невытравимой третьесортности было у Раи в крови.
Хотя сейчас важнее всего то, что она покинула нас навсегда.
Впервые я встретила её в школе иностранных языков. Мы оказались с ней в одной группе. Там было ещё около двадцати студентов.
Раиса шла впереди всех с колоссальным отрывом. Мы все, с той или иной способностью к обучению (с очень даже высокой у некоторых), – всё равно оставались табунком жеребят, которые пытаются мчаться наперегонки с локомотивом. Зрелище трогательное, но малоинтересное – в силу предрешённости.
Её способности к языку я назову баснословными. Ещё в ту пору, до школы, когда у неё в запасе было несколько сот слов, она говорила на нидерландском совершенно без акцента. Если учесть, что нехитрые свои фразы она строила абсолютно правильно, то следует, смеха ради, заметить, что уже через два месяца после своего нахождения в стране (в это время она только-только переселилась из лагеря беженцев в достославную кирху), то есть ещё до каких бы то ни было занятий в школе, она говорила на нидерландском так – то есть с такой степенью чистоты, таким ясным пониманием самой его сути, – что голландцы принимали её за голландку. Чем она, разумеется, пользовалась (например: в разговорах по телефону с должностными лицами – похлопотать за какого-нибудь знакомого).
Раиса шла впереди всех с колоссальным отрывом. Мы все, с той или иной способностью к обучению (с очень даже высокой у некоторых), – всё равно оставались табунком жеребят, которые пытаются мчаться наперегонки с локомотивом. Зрелище трогательное, но малоинтересное – в силу предрешённости.
Её способности к языку я назову баснословными. Ещё в ту пору, до школы, когда у неё в запасе было несколько сот слов, она говорила на нидерландском совершенно без акцента. Если учесть, что нехитрые свои фразы она строила абсолютно правильно, то следует, смеха ради, заметить, что уже через два месяца после своего нахождения в стране (в это время она только-только переселилась из лагеря беженцев в достославную кирху), то есть ещё до каких бы то ни было занятий в школе, она говорила на нидерландском так – то есть с такой степенью чистоты, таким ясным пониманием самой его сути, – что голландцы принимали её за голландку. Чем она, разумеется, пользовалась (например: в разговорах по телефону с должностными лицами – похлопотать за какого-нибудь знакомого).
На уроках мы больше наблюдали за ней, чем за преподавателем. Это был непрерывный аттракцион. Заметим по ходу дела, что у неё не было типичного поведения отличницы. Её даже и отличницей-то нельзя было бы назвать. Она как-то выламывалась из бурсацкого убожества таких категорий. Она была просто гениальна. Выяснилось, что Рая не просто запоминает речь преподавателя – слово в слово – но, одновременно (если ей делалось скучно), перемножает в уме пятизначные числа.
А скучно ей было на уроках всегда. Хотя она, конечно, это не демонстрировала. Представим себе гоночную машину, которую обязали ехать на городское кладбище (со скоростью десять километров в час). У такой машины запросто может сдохнуть мотор. Чтобы этого не случилось, Раиса играла сама с собой в разные игры.
Например, в анаграмму. Притом – на нидерландском. Притом – смысл игры состоял не только в составлении новых слов, – но и в мгновенном, при первом же взгляде на слово, угадывании количества таких слов (комбинаций). И даже не только в угадывании общего количества, но и в угадывании однородных групп. Например: трёхбуквенных слов должно получиться столько-то, четырёхбуквенных – столько-то, пятибуквенных – столько-то – и так далее.
Но и это не всё. Раиса, едва взглянув на слово, могла определить, какой процент будут составлять, скажем, трёхбуквенные слова по отношению к общему количеству новых слов.
И вот при всём при том смотреть на неё было страшно.
Почему?
Её целенаправленные усилия не были направлены в сторону языка как такового. Для неё это было несерьёзно.
Её целенаправленные усилия были направлены на успешную интеграцию.
То есть, в первую очередь, на соответствие своему жениху – что, по её понятиям, значило „трогательное женское“ отставание в развитии, робкое поглядывание на жениха (а даст бог, и мужа) – да, вот так: снизу вверх, распахнутыми в восторге глазами, ноздрями, ртом.
Успешная интеграция включает в себя полнейшую обезличку. Она, собственно говоря, её и имеет в виду. Обезличка же обеспечивает адаптацию на работе – на любой работе – а значит, успех интеграции. Круг замыкается.
Рая понимала, что Вы, господин ван дер Браак, никогда не станете жить под одной крышей с женщиной „своей мечты“. Вы слишком „романтичны“, то есть, попросту говоря, капризны, чтобы совсем уж беспечально конвертировать соловьиное пение Ваших шкодливых променадов по паркам и рощицам в бульканье семейного супа.
Рая понимала, что жить Вы будете вот с какой женщиной: самой для себя удобной. А это уж никак не Наташа Ростова. Самая удобная для Вас женщина – как подсказывала Рае природная смекалка – должна была бы содержать в себе две части – и обе оптимальных: как „западная европейка“ она обязана была быть полностью обезличена, аннигилирована до функции (чтобы быть принятой на работу, на любую работу), как „русская“ она должна была быть сказочно неприхотлива, велика сердцем и работяща.
С „русской“ стороной у Раи было всё в порядке. Ей необходимо было нарастить, в соответствие с эталоном, „европейскую сторону“. И вот именно эта-то сторона наращивалась и усиленно шлифовалась Раей в школе языков. Рая быстро научилась с безупречной интонацией и правильным выражением лица говорить такие вещи: вчера погода, полагаю, была хуже, чем сегодня, но завтра, я слышала, будет лучше.
О, это огромное искусство – произносить такие фразы без содрогания!
Рая поймала на лету, что в процессе коммуникации с аборигенами негласно-легитимными являются только определённые темы. Если ты хочешь, чтобы на тебя смотрели нормальными, а не выпученными от ужаса глазами, надлежит поддерживать разговор исключительно о четырёх основных стихиях мира, которыми являются: 1. налоги; 2. автодорожные штрафы; 3. страховки; 4. котировки акций.
В этих вопросах Раисе не было равных. Ну, некий, скажем так, орнаментальный (фоновый) разговор, конечно, имел право быть – и только приветствовался. Разговор, служащий ненапряжённым задником для магистральных бесед о налогах, автодорожных штрафах и сравнительных особенностях страховок, а также о котировках акций. На мой взгляд, чай довольно хороший. Я предпочитаю чай. Мой муж, наоборот, отдаёт предпочтение кофе. О, выпечка очень вкусна. Здесь действительно очень уютно. Вы великолепно выглядите. Превосходно! Восхитительно! Фантастично! Я приехала из Киева. Да, Киев – это очень красивый город. Вы бывали когда-нибудь в Киеве? У меня есть родители и две младших сестры. У моего мужа тоже есть две сестры. Меня зовут Рая. Очень приятно! Спасибо. Ничего страшного! О да, это вкусно! Я уже наелась. У меня уже полный живот, ха-ха-ха. Попробуйте, это вкусно. Да? Ну, иногда. Ну, как сказать… Это трудный вопрос… Скорее да. Это очень дорого! В прошлом году это было намного дешевле. В Польше, говорят, это дешевле всего. Я живу здесь уже пять лет. Да. Очень. Ну что вы! Нет, я не говорю по-японски. Язык Украины называется украинский. Язык Белоруссии называется белорусский. Вы так думаете? Да-да. Нет, Санкт-Петербург – это пока не Украина. Очень приятно. Да-да, там были колоссальные скидки. Нет, не пятнадцать, а даже тридцать пять процентов, представляете? Невероятно! Да, пожалуй, спасибо. С сахаром и с молоком. Это для мужа. А мне, пожалуйста, без сахара. Да, ха-ха-ха… А вы? О да. Летом мы были в Испании. Я люблю море. Мой муж тоже любит море. А ваш муж любит море? Море, я полагаю, полезно для детей. В Испании всегда солнце. Там всегда хорошая погода. Там прекрасный климат в горах. И очень дешёвый кофе. Но, увы, не очень вкусный, ха-ха-ха… Мой муж неоднократно жаловался. Во Франции кофе лучше. Да, марки те же, но во Франции, по мнению моего мужа, они умеют его приготавливать… Да? Что вы! Мой муж потребляет очень много кофе. Нет-нет, мне нельзя… Я не хочу набирать вес, ха-ха-ха… Ах, завтра снова на работу… Нет, совсем не хочу… ха-ха-ха… А что делать? Надо! Прекрасный вечер. Увы… До следующей встречи. Чмок-чмок-чмок… И вам того же! Чмок-чмок-чмок… И вам того же! Чмок-чмок-чмок… И вам того же!.. Чмок-чмок-чмок… И вам того же! Чмок-чмок-чмок… Чмок-чмок-чмок… Чмок-чмок-чмок…
Да: весь могучий запас душевных и физических сил Раи был целенаправленно брошен на то, чтоб сделать себя никем.
Закончить школу языков – чтобы стать, наконец, никем.
Нет, раньше. Ещё с той самой кирхи – стать никем.
Ещё раньше: с лагеря для беженцев в Нидерландах.
Нет, раньше: с лагеря для беженцев в Великой Британии.
А по-настоящему у неё это стало получаться с того самого момента, как она встретила Вас, господин ван дер Браак.
Кем ты хочешь стать, девочка? – Я закончу курсы бухгалтеров! (Не отвечать: космонавтом, актрисой, художником.) – Отлично. – Кассиров! – Превосходно. – Продавщиц! – Прекрасно. Зачёт. – Парикмахерш! – Волшебно. – Железнодорожных контролёров!! (А в душе: Никем. Никем. Никем. Никем. Никем.)
Рая была очень умна.
Она мгновенно уловила наиважнейшую формулу адаптации.
И оказалась в её претворении предельно успешной!
Но почему же тогда она прожила так катастрофически мало?
Прощайте.
Браки свершаются на небесах».
Maassluis, 2007
Примечания
1
Вы находитесь не с той (с неправильной) стороны стекла (англ.).
2
Преступление и наказание (нидерл.).
3
Здесь покоится… (лат.)– надгробная надпись (Прим. автора.)
4
К сведению российских читателей: в странах Бенилюкса, даже в сравнении с другими странами Западной Европы, расстояния между населёнными пунктами очень невелики: соразмерны человеку. Следствием является то, что зачастую «бенилюксцы» работают не в том городе, в каком проживают. Ничего сложного: дорога занимает в среднем от пятнадцати до тридцати миут (прим. автора).