…
Антон и Дана сидели в салоне, наблюдая за безжизненными ландшафтами.
— Дана, ты помнишь наши встречи в виртуалке?
— Смутно.
— Где ты жила? Я искал тебя, но не смог определить даже района, откуда осуществлялся вход в сеть.
— Антон, я не могу ответить на твой вопрос.
— Почему?
— Все как в тумане. Я не помню где жила, кем были мои родители… Ничего кроме черного леса… — Она продолжала смотреть на экраны, словно впитывала взглядом мертвый ландшафт.
— А ты? Какой ты меня запомнил?
— Странной. Такая серьезная, рассудительная…
— Словно и не девочка вовсе?… — Дана повернулась, и ее взгляд обжег Антона.
— Да, наверное, сейчас я бы мог сказать именно так. — Он не отвел своего взгляда. — А тогда ты казалась мне просто странной.
— А зачем ты пытался меня найти?
— Хотел встретиться.
— Зачем? — Настойчиво переспросила Дана.
Антон на миг растерялся.
Действительно, зачем?
Дана вновь отвернулась к экранам.
— Мы что-то потеряли, Антон. Что-то очень важное. Ты ведь тоже был странным мальчиком, верно?
Он задумался.
— Да. — Он сейчас вспоминал свои взаимоотношения со сверстниками, подвергая их бесстрастному анализу повзрослевшего рассудка. Его никогда не тянуло к девчонкам, Дана являлась единственным исключением из правила, но он всегда думал о ней, обособляя ее образ, от «остальных». Сейчас он не видел причины, почему? Что за незримая нить связывала их с первой встречи в сети?
Мысли вернулись к заданному ей вопросу.
Что он в действительности мог рассказать о себе?
Она не помнила детства, а он его не запомнил. Единственным существом, которого Антон мог назвать другом, был ИПАМ. Только сейчас, вдумавшись, Светлов понял, как сильно он отличался от своих сверстников. Слишком серьезный, спокойный, целеустремленный, — какой ребенок станет заниматься самообразованием, просиживать днями за терминалом сетевого компьютера в поисках информации, собирать ее по крохам и получать от этого если не удовольствие, то чувство морального удовлетворения.
Потом его судьба круто измелилась, но стал ли он другим, завербовавшись в колониальную пехоту?
Нет. Теперь он вдруг с запоздалым прозрением понял, почему он, Фогель и Фриенбагер сумели выжить в том аду.
Они, в отличие от других сражались жестко, расчетливо, не проявляя ни глупого героизма, ни трусости, — сейчас он с трудом вспоминал лишь бледные отзвуки эмоционального восприятия того боя.
А разве что-то изменилось после?
Он продолжал заниматься сбором интересующей только его информации, строил модель далекой прародины, спокойно, организованно, профессионально исполнял свои обязанности, ел, спал, погружаясь в «параллельность». Выходит, что кроме самых ярких событий того боя, его не волновала жизнь?
— Ты ведь не жил, правда? — Будто угадав его мысли, спросила Дана.
— Да. — Глухо ответил Антон.
— И я не жила. А потом вдруг… с меня будто содрали кожу, вывернули наизнанку, оголили все нервы… — Она говорила прерывисто, взволнованно. — Я очнулась с таким чувством, словно долго, беспробудно спала… Знаешь, что поразило меня больше всего? Запахи. Я буквально сходила с ума от разных запахов. И еще холод. — Она поежилась. — И только твой образ не позволял мне умереть там, где я очнулась.
— Знаешь, мне кажется, если спросить Курта или Клауса они тоже скажут, что не жили.
— Почему?
— Я знаю их. Разные судьбы с одинаковым смыслом. Мы похожи друг на друга, и отличаемся от Миллера или Энтони.
— Ты только сейчас это понял?
— Не, наверное, чуть раньше. Когда впервые увидел Миллера. Он показался мне абсолютно беспомощным. Бросив вызов системе, он оказался совершенно не готов к противостоянию. Он боялся.
— Чего? — Не оборачиваясь, спросила Дана.
— Смерти. Физической боли.
— А ты?
— Я? — Антон на секунду задумался. — Нет, я не боюсь. Но что-то все же случилось после сканирования памяти. Я стал опасаться, что не успею узнать правду, не отвечу себе на все заданные вопросы.
— И все?
Светлов смотрел на нее, пока Дана не повернула голову.
— Еще я боюсь потерять тебя. Отчаянно боюсь. — Глухо признался Антон.
Дана не ответила. Она чувствовала то же самое, понимала, что способна отдать за него жизнь, но не понимала — почему?
Часть 3. ИНЫЕ
Глава 9. Район «сверхсекретного объекта»…
Издали раскоп выглядел как давно заброшенный карьер: цепочка оплывших холмов обозначала зону отвалов, куда вывозился грунт, непосредственно руин пока еще видно не было, но окружающая обстановка по мере приближения «Ланцета» к загадочному городу менялась с каждым пройденным километром: повсюду датчики сенсорных систем фиксировали множество очагов энергетической активности, их становилось все больше и сигнатуры, идентифицированные бортовым компьютером по базе данных, вовсе не радовали, — вокруг кроме бесчисленных рагдов сканеры фиксировали пять хитваров, более сотни олонгов и еще несколько неопознанных крупных механоформ.
Не требовалось большого ума и глубокого знания истории колонии, чтобы взаимосвязать два явления. Чуждые формы механизмов явно концентрировались над зоной раскопок, они контролировали ее, защищали от вторжения, — видимо неосторожные действия археологической экспедиции затронули места их исторического базирования, пробудив сонмища механизмов от спячки энергосберегающего режима.
На борту «Ланцета» напряжение ожидания постоянно росло, по мере сокращения расстояния до древнего города.
Машину по-прежнему вел Фриенбагер, — только он мог в критической ситуации взять ручное управление, остальным вольно или невольно приходилось лишь наблюдать.
Светлов чувствовал, как непонятные, но необратимые изменения не просто вторгаются в рассудок, порождая смутные, полуосознанные и по большей части незнакомые образы, — в душе нарастал надрыв, слом, еще немного и его воля уже не сможет противостоять необъяснимому воздействию.
— Дана, ты чувствуешь внешнее воздействие?
— Нет.
— Странно. — Светлов посмотрел на экраны, где, как по заказу, почти у самой земли пронеслась стая рагдов, затем перевел взгляд на Миллера и Хоука.
— Вы тоже ничего не ощущаете?
Энтони скривился.
— Я ощущаю, что нам здесь не место! — Грубо ответил он.
Ясно. Этот ничего, кроме собственной злобы, не чувствует.
— Док?
— Я не могу ничего ответить, Антон. Внешнего воздействия на меня нет, разве что видеоряд жуть нагоняет.
— Клаус, что у тебя, доложи.
— Все в норме командир. Фогель немного нервничает, а так порядок. Фантом-генераторы пока справляются, рагды спокойно летают мимо, как видишь. Посмотрим на реакцию крупных механоформ. Я немного изменил курс, пройдем в километре от группы олонгов, в зоне эффективной работы их сканеров.
— Добро. — Светлов еще раз взглянул на экраны, и приказал: — Всем экипироваться.
— В смысле? — Миллер вопросительно посмотрел на Антона.
— По полной боевой. — Ответил Светлов.
— Вообще бред! — Хоук не знал, на ком сорвать свою злость. Он не понимал, зачем его притащили сюда? Чтобы дать возможность героически подохнуть?! Ради чего?!
— Энтони, я не намерен спорить с тобой. — Тон Светлова был глухим, угрожающим, ему едва хватало сил, чтобы противостоять усиливающемуся давлению на разум, а тут еще Хоук ведет себя как…
А как он ведет себя? — Мысленный вопрос вдруг больно задел за живое. — Может это со мной не все в порядке, а реакция Энтони на сонмища чуждых, агрессивных механоформ, как раз нормальна с точки зрения здравого смысла?
— Короче, Хоук, решай, или ты с нами, и выполняешь приказы, или иди в каюту, закройся там и причитай, сколько влезет. В крайнем случае, тебя спасет автоматика.
— Ага, заморозит на неопределенный срок… — Фыркнул Энтони. — Буду себе лежать, постепенно песочком засыплет, и нормально… Когда-нибудь найдут. Нет уж… Драться — значит драться.
— Тогда поступай, как решил, и не доставай меня больше. — Светлов чувствовал, что балансирует на грани срыва.
* * *Несмотря на сделанное предупреждение, Хоук все-таки не унялся.
— Ну, ответь, Антон, за каким… мы лезем в самое пекло? — В очередной раз угрюмо осведомился он, проверяя работу коммуникационного канала боевого шлема.
Светлов ответил не сразу.
Он прислушивался к внутренним ощущениям и, нужно сказать, испытывал в этот момент немалое облегчение: непонятный прессинг исчез, как только заработали электронные системы экипировки.
Значит, я не ошибся. Воздействие внешнее. Вот только вопрос: как оно пробивало защиту «Ланцета» и почему исчезло сейчас?
Значит, я не ошибся. Воздействие внешнее. Вот только вопрос: как оно пробивало защиту «Ланцета» и почему исчезло сейчас?
А что если стороннему воздействию не нужно было преодолевать экранирующие поля систем фантом-генераторов? — Светлов невольно обернулся, посмотрев на Дану.
— Что? — Спросила она, включив выделенный канал связи.[14]
— Я минуту назад спрашивал тебя о внешнем воздействии.
— Я же ответила, что не ощущала и не ощущаю никаких посторонних сил.
— У тебя не было в тот момент смутных видений? Как будто ты что-то пытаешься вспомнить, но образы выходят расплывчатые, непонятные, и тревожные?
— Да. Я и сейчас ощущаю нечто подобное.
Антон вздрогнул.
Значит, это она воздействовала на меня. Вот почему защитные поля «Ланцета» не имели возможности защитить мой рассудок…
— Дана, твой имплант подключен к кибернетической системе экипировки?
— Да.
— Включи телеметрию данных на выделенном канале. Сеанс связи — десять секунд. Потом выключаешь трансляцию.
В следующий миг он ощутил удар. По-другому назвать мгновенное ощущение обрушившегося на разум прессинга Антон не мог. Это был именно удар, тоскливый болезненный, но в тоже время созвучный каким-то потаенным частицам его собственной души.
Он шумно выдохнул и спросил:
— Дана, ты постоянно чувствуешь это?
— Ощущения то усиливаются, то совсем исчезают. Зависит от многих факторов. Прежде всего от настроения и окружающей обстановки. Пока это все, что я сумела выяснить наверняка. — С горькой усмешкой ответила она. — Больно было?
— Тоскливо.
— Как будто ищешь частичку себя и не можешь найти?
— Да…Ты в состоянии… справиться с этим?
— Нет, Антон. Я не хочу, и не буду противиться. Если эти образы — часть меня самой, почему я должна душить, отвергать их?
— Ты сойдешь с ума. Так нельзя.
— А ты не сумасшедший, Светлов? — Она впервые назвала его так, словно дистанцировалась этой фразой от Антона. — Хоук задал тебе вопрос, — ее голос дрожал от напряжения — почему ты не ответил ему? Зачем ты лезешь сюда?
— А куда мне лезть?! — Он все же сорвался, не сдержав копившейся ярости, — Меня вывернули наизнанку, прочитали память, пытались убить! КУДА ПОДАТЬСЯ НА ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ ПЛАНЕТЕ?!
— Не кричи. Я хорошо слышу.
— Извини. — Антон перевел дыхание. — Назад не поверну. Хочешь сдаться СКАДу, послужить материалом для его исследований? Тогда зачем ты просила о помощи?!..
— Антон, прошу, не злись. Я тоже сорвалась. Знаю, ты пойдешь до конца. Мы все погибнем… — В голосе Даны вдруг прозвучали нотки фатализма. — Но я буду рядом. Не сомневайся.
— Почему?
— Не знаю. Не могу ответить. Может потому, что кроме тебя нет никого. В мыслях только полуосознанный бред… и ты.
Мы потерялись. Мы все потерялись…
Светлов взглянул на Хоука, затем на Миллера.
Забрала их шлемов были подняты. Лица настолько разные, но живые, — вот кто из нас не потерялся, так это Генрих и Энтони. — подумалось Светлову. — Они точно знают, чего хотят и чего боятся…
…
— Внимание в отсеке. — Раздался по громкой связи голос Клауса. — Мы в зоне досягаемости сканирующих систем олонгов. Дистанция до города — пять километров.
— Всем загерметизировать шлемы! — Приказал Светлов, открывая оружейный отсек, где у Фриенбагера хранился приличный арсенал, включавший не только стрелковые виды вооружения, но и ручные зенитно-ракетные комплексы, переносной генератор плазмы, несколько автоматических караульных роботов и еще много незнакомых Светлову устройств.
Мы все погибнем… — Взгляд скользил по орудиям истребления, а в голове эхом отдавалась фраза Даны.
— Прошли в четырехстах метрах от олонгов. Никто даже не дернулся. Впереди вижу дороги, проложенные нашей техникой. Котлован просто огромный. Включаю трансляцию с внешних камер наблюдения.
…
Кровь стыла в жилах.
Прах тысячелетий вихрился, образуя плотные клубы пыли, стелящиеся вслед движению «Ланцета».
Вокруг, куда ни глянь, уже без посредства сканирующих комплексов четко различимы чуждые механизмы; рагды, словно перелетные птицы перед миграцией, кружили над руинами древнего города, сбиваясь в плотные стаи, им не было числа, небеса едва просматривались сквозь скопления шустрых сферических механоформ. По краю котлована, куда спускалось множество наполовину стертых временем дорог (проложенных в процессе раскопок) застыли обтекаемые, похожие на вытянутые металлокерамические капли силуэты олонгов.
Чуть ниже скоплений рагдов плавно кружили три исполинских хитвара, похожие на тысячекратно увеличенные копии скатов — обитателей океанов далекой Земли…
Светлов только сейчас, глядя на окружающую реальность, впервые почувствовал: Хоук прав, нужно быть настоящим безумцем, чтобы дерзнуть появиться здесь, надеясь лишь на собственное упрямство, да на исправную работу фантом-генераторов «Ланцета».
Они сидели в глубоких креслах, экипированные для боя и смотрели на мощь, способную одним массированным ударом стереть с лица планеты человеческий город, сравнять неприступную Цитадель с землей, не оставив даже намека на ее былое существование.
Что говорить о «Ланцете» и людях, молча наблюдавших за смертельно-красивым, нагоняющим жуть, плавным скольжением хитваров?
Они ощущали себя не более чем пылинками, лежащими на ладони великана.
Оцепление олонгов осталось позади.
Никто не проронил ни звука. Теперь на экранах, наконец, появилась сумеречная панорама остановленных два десятилетия назад раскопок.
Антон знал, что он увидит, но все равно дыхание перехватило, когда на дне огромного котлована проступили очертания искореженных конструкций: город не просто лежал в руинах, — он был разрушен до основания, но не сокрушительным ударом каких-то вооружений — его уничтожило время.
Собственно, археологической экспедиции удалось снять лишь пятидесятиметровый пласт песка и мелкой спрессованной пыли, обнажив верхнюю часть супермегаполиса, которая рухнула, подмяв под себя низлежащие уровни. Если оценивать площадь раскопок и сравнивать обнажившиеся из-под тысячелетних наслоений элементы конструкций (которые казались похожими на выступающие над поверхностью раскопа фрагменты скелета невиданного, исполинского животного), то можно было смело предположить, что в период своего расцвета город занимал всю центральную площадь материка, и усилия археологов обнажили лишь ничтожную его часть.
Было непонятно, как обветшавшие конструкции, не выдержавшие собственного веса, рухнувшие, похоронившие под собой существовавшую некогда структуру, могли соседствовать с той часть раскопа, где явно просматривалась планировка улиц? Создавалось впечатление, будто небольшой одноэтажный город был выстроен относительно недавно, прямо на руинах супермегаполиса.
Обманчивое заблуждение. То был не город, а производственная инфраструктура, вернее ее часть, опять своеобразная «вершина айсберга». Несомненно, глубже располагались автоматизированные производства, где машины воссоздавали себе подобных. Если следовать логике недавних открытий, сделанных у произраставшего на отшибе исполинского черного дерева, то несложно предположить: цеха по производству механоформ были выстроены, когда мегаполис загадочной цивилизации уже лежал в руинах, но еще не был полностью погребен под наслоениями песка.
Оставалось непонятным: кто спустя тысячи лет после гибели города-гиганта сумел воссоздать сложнейшие роботизированные комплексы, явно рассчитанные на борьбу с насекомоподобными существами, которые вознамерились колонизировать планету?
Ответ на эти вопросы следовало искать либо в глубинах погребенных под землей коммуникаций, либо в компьютерном центре отстроенного прямо на территории раскопа человеческого поселения.
Антон склонялся ко второму варианту и потому, соединившись с Клаусом, произнес:
— Держи курс на лагерь археологов. Попытаемся проникнуть в компьютерный центр «сверхсекретного объекта».
— Понял.
* * *Фантом-генераторы все-таки справились с задачей, они надежно прикрыли «Ланцет» от систем сканирования чуждых механоформ.
Пока машина двигалась по нешироким улицам промышленной зоны, Антон, глядя на знакомые места, думал: вот бы нам двадцать лет назад иметь такие системы маскировки… Мы бы эвакуировали всех, не понеся при этом потерь.
А ведь «Ланцет», по словам Фриенбагера, являлся типичной моделью вездехода, комплектующие к которым нес на борту колониальный транспорт.
Почему многие технологии были утрачены, либо злонамеренно спрятаны, законсервированы?