— Ко мне Маланин забрел, сказал: «Это я, Вова». Просит тебя зайти.
Хрустов зло хмыкнул, подумал, глядя в пол, и кивнул.
Когда мы с ним прошли в мою комнату, губернатор стоял.
— Лёвочка, — начал он, — друг мой. Ты помнишь, ты с девчонкой спал в квартире для гостей, я тебя не заложил… и когда ты пьяный ругал советскую власть, я не написал никуда, хотя был обязан… и неизвестно, как бы твоя жизнь сложилась…
— Лучше бы написал, — брезгливо дернул щекой Хрустов.
— Брось, не хорохорься… Один начальник, например, предлагал тебя сдать в психушку… сказать, кто?
— Дело прошлое.
— Боишься? Как хочешь. Теперь к делу. Я знаю, я всё знаю, ты не согласен с приватизацией ГЭС. И я не согласен. Ты на стороне рабочих, строителей. И я на их стороне, потому что они граждане моей области. Они меня избирали. Вот я и прошу тебя на нашем вечернем заседании выступить. Ты, может быть, сам недооцениваешь себя. В этой компании твое слово может очень много значить. Васильев, прости, не знаю ваших прежних отношений, очень высокого о тебе мнения. Пока летели, все расспрашивал. Скажи два слова за обойденный народ, когда продолжим разговор. — Маланин отчески улыбнулся белыми, неестественно красивыми зубами. — Если по каким-то причинам я тебе не нравлюсь, если в юности был, может быть, менее принципиальным, чем ты… это же не должно влиять на борьбу за справедливость, так? Мы не можем жить по принципу: нравится — не нравится, согласись? «Если не мой друг, ни за что не поддержу, даже если он прав».
— Нет, конечно, — хмуро ответил Хрустов. — Ладно.
— Я рад, — схватил его за руки Маланин. — Я ведь могу тебя назначить здесь своим советником. Официально. Чтобы ты не бедствовал.
Хрустов страшно смутился, замотал головой.
— Нет… я нормально живу…
— Я ведь не в шкурном смысле, — Маланин пригнулся, заглянул в глаза Льву Николаевичу. — Главное, чтобы ты с еще большей уверенностью защищал наши позиции. Ведь что сделал Утконос? Всё подгреб под себя. И тут уж не важно, родня вы с ним или нет. Для тебя же правда превыше всего? Согласен, что неправильно поступили все эти чубайсята, ведь так?
— Но постой… я не об этом! — заволновался хрупкий Хрустов. Он что-то хотел сказать, но потерял мысль. Маланин давил на него правильными в общем словами. — Как же сегодня-то быть, спасать?..
— А-а, ты про это?! Обойдется, не в первый раз!.. — И губернатор, кивнув в знак ободрения мне, неспешно выплыл из комнаты.
Хрустов оторопело смотрел ему вослед.
— Надо с Сережей переговорить. И с Алексеем.
— Я думаю, Маланин пошел как раз к ним, — сказал я. — А у меня, Лёва, такая идея. Вот он обходит всех… надо нам ему поулыбаться, а самим сойтись и сочинить общее заявление. А потом зачитать ему.
— А что там написать? Мол, не дадим ради ваших политических амбиций хапать федеральную собственность? А чем лучше, когда половина акций у частных лиц, а рабочие брошены?
— Я не знаю. Просто чувствую, нужно сделать ответный мощный психологический удар. И тогда можно будет с ним говорить как бы на равных.
— Ты не дурак, — уныло согласился Хрустов. — А я в эти дни никак не могу сосредоточиться. — Он не договаривал, но я понимал: свадьба… родство с Туровским… а тут еще избили сына, обидели юную жену…
Лев Николаевич кивнул мне, и мы вышли в коридор.
39Мы нашли их по голосам. Они оказались в комнате напротив — то ли Алексей Петрович зашел к Сергею Васильевичу, то ли наоборот. Они шепотом кричали друг на друга. Увидев, что явился Хрустов (я же для них был как прозрачная и не особенно мешающая тень), Никонов яростно махнул рукой:
— Закрой с этой стороны! И стой тут!
И продолжал, взяв за плечи Бойцова, низкорослого, крепкого, на вид полусонного, с нависшими веками:
— Ты в этих прекрасных странах забыл про Россию… какая она… Страна привыкла к халяве! И хоть какую демократию объявляй, мы с неба ждем бесплатного золотого дождя! Но желательно — именно над нашей деревней или хотя бы над нашим районом! Вот у нас, на Дальнем востоке, леса горели… рядом с моей ГЭС, кстати. Я приехал в Болтаевку, говорю: тушить надо, вот-вот Каргино загорится, это в полусотне кэмэ, там ваши братья-строители, будут автобусы, приглашаю всех, кто смел, завтра в девять утра. И что ты думаешь — пришло трое, да и к тому же главный вопрос: сколько заплатят? Когда Каргино сгорело, губернатор выделил деньги на восстановление сотни домов. И тут же сама Болтаевка запылала… скорее всего сами и подпалили… пусть нам тоже канадские домики ставят!
Бойцов хмуро, как-то даже отстранясь, смотрел на Никонова. Движением плеч скинул с себя руки Сергея Васильевича.
— Ты зачем мне это говоришь? Я что, там телевидение не слушал, газет не читал? Да и здесь уже второй год!
— Так за кого ты? Тут три варианта… губернатор, Ищук и я.
— А ты-то тут с какого припеку?
— Не догадываешься? Я у Валеры бумажки уже купил. Он вообще хочет отойти в сторону. В лучше случае, числиться, как английская королева. Я и у коллектива подберу по мелочи. Мы Вовке Маланину ГЭС не отдадим.
— Ух ты, какой азарт.
— Я понимаю, льготы своим, кто строил ГЭС… верно, Лёва? А тут целый регион, как колесо на шею!
— Ты за справедливость.
— Да!
— Но за странную справедливость. В отдельном микрорайоне. Вира на одном берегу, Красное село на другом. Строили люди и оттуда, и отсюда. Но поскольку Красное относится к другому району, там должны платить за свет два раза больше?!
— С Красным можно отдельно разобраться.
— А с другими поселками вокруг ГЭС… с ними кто разберется?!
— Базара нет, можно разобраться! — махал руками Никонов. — Списки, небось, сохранились, кто строил нашу матушку… Вот и им устроить льготы. А остальные пусть платят, как положено. Так сказать, адресная политика. Пусть наши старики доживут свои годы, пожиная, так сказать, плоды.
Бойцов невозмутимо переждал слова Сергея Васильевича.
— Послушай, а бетонщиков надо считать? А тех, кто варил нам в Саракане железо? А шоферов? Да вся область строила! И не только эта область! А Красноярский край? А новосибирцы?
И оба споривших повернулись к Хрустову. Лев Николаевич вцепился пальцами в бородку, кусал губы. Я понимал, он испытывает чувство раздвоенности: вроде бы и Алексей Петрович прав, и Сергей Васильевич тоже прав, но главное же не в этом. Что сегодня-то делать??? И зачем сюда полетели? Или уже решено: будет жуткий паводок, МЧС не зря всё лето готовило народ. И эти начальники думают про день, когда всё кончится.
— Лёша, ты за кого? — спросил, наконец, запинаясь, Хрустов.
Бойцов пожал плечами.
— Да он ни за кого! — завопил Никонов. — Смотрит, как Будда, с небес, усмехается. Ему орден дали, сам президент после Индии его принял! Такие контрольные функции вложил в руки. Позвони он сейчас в Москву — и сместят на фиг Вовку-морковку.
— Во-первых, орден дали и тебе, — спокойно отвечал Бойцов. — Во-вторых, ни за что не смещают. Скоро выборы, он сам по себе сгорит.
— Не сгорит. Если народ поднимет — не сгорит. Вон, Лёвке уже сулит место своего наблюдателя. Так, Лёвка?
Хрустов страшно смутился. А я удивился: откуда Сергей Васильевич знает? Подслушивал? Вряд ли. Видимо, Маланин сам и доложил. Прием, который применяют следователи: «Твой товарищ уже сдался… зачем ты-то упрямишься?»
— Я… я ему ничего не обещаю, — пробормотал Лев Николаевич. — Мало ли чего ему хочется.
— Может, и тебе, Алексей, что-нибудь пообещал? — Вдруг Никонов повернулся к Бойцову. — Бензоколонки в Саракане… завод цемента…
Алексей Петрович не стал и отвечать, только глаза в раздражении закрыл.
— Ну, извини… — тут же пошел на попятный Никонов. И комически поглядывая на дверь, расхохотался. — Мне-то он, знаешь, что посулил? Говорит, не надумал в родные края возвращаться?
— И что ты ответил? — удивился Хрустов. — Это было бы здорово.
— Да подожди ты! — Сергей Васильевич отдернулся, как от удара током. — Когда я был редиска, фофан?! Жаль, Ивана Петровича нет… я через столько прошел… меня не купишь! — И шепотом. — Если поддержу, пообещал дачу в Саянах. Где-то неподалеку, в этом раю. Говорит, и дизель даст, чтобы ток гнать, и котел, чтобы отопление… вокруг кабаны дикие бегают… брусники море…
— А вообще-то… если бы вернулся… — с надеждой пробормотал Хрустов. — Мне одиноко здесь, Сережа!
— А мне там не одиноко?! Но кто-то же должен! Ну вас на хер!.. — выругался Сергей Васильевич и, шагнув в угол комнаты, сел на тумбочку. И с минуту молчал. — У меня мама тут в Сибири похоронена, тетушки есть, я бы с радостью вертанулся. Но, видно, там на бетон и хлопнусь при очередном сердечном кризе.
— А зачем тогда тебе там акции? — тихо спросил Бойцов. — Я думал, ты сюда переедешь.
— А чтоб чужие нашу радость не увели!!! — заорал высоким голосом, почти фальцетом, Никонов. Лиц его побагровело. — Понял?! Нет, ты понял?! Мы вместе купим и… Ты же сам не собираешься сюда?
— А почему нет? — невозмутимо отвечал Алексей Петрович. — Везде можно жить. А тут — чем тебе не Шамбала…
В дверь постучали, и поскольку никто из нас не откликнулся, никто и не вошел.
— Наверное, Утконос, — пробормотал Хрустов. — Что он таким трусом стал?.. Послушайте. Я всё думаю про водоводы… про ремонт колодца… У вас есть такие деньги?
Никонов и Бойцов переглянулись.
— Прямо вот сейчас — нет, конечно, — ответил Алексей Петрович.
— А Маланин найдет такие деньги?
— Если объединится с Ищуком, может найти. И насчет акций я уверен — не продаст ни одну. Так что, господа романтики, надо что-то другое придумать. — Бойцов повесил пиджак на спинку стула и лег на кровать. И кивнул Хрустову. — Ложись рядом, полежи.
А мы — Никонов и я — остались стоять.
— Нет, позовем и Валеру! — Никонов сильно постучал кулаком по стене справа от окна. — Я не понимаю, почему РАО ЕЭС до сих пор…
В дверь заглянул Туровский.
— Еще рано, — сказал он, глядя на часы. — Или есть информация?
— Есть, — зло бросил Сергей Васильевич. — Заходи. Я не понимаю, почему Москва, почему Чубайс тянет резину… почему нужно искать спонсоров… у фирмы невероятные доходы…
Туровский кисло улыбнулся.
— Денег никогда не бывает много. Надо внедряться в Грузию… в Армению… в Китай… А тут… что тут? Ну, сметет — проглотим и дальше будет жить.
— Не каркай, — Никонов сел на койку рядом с Хрустовым. — Я узнавал… у Маланина в бюджете ноль. Он обихаживает Тараса… если тот через своего зятя олигарха хапнет ГЭС, то на бесплатной энергии, конечно, наварит денег много… тут ему Маланин может поблажки сочинить… да и у власти останется…
Туровский сел на стул и опустил красноухую голову с утиным носом.
— Знаете, — тихо сказал он. — У меня в мозгах пламя. Я скоро с ума сойду. Даже если забыть об опасной ситуации… ГЭС стареет. Слишком долго строили. Нет, у меня нет серьезных проблем с генераторами, трансформаторами. Они все-таки пока надежны. Другое дело — АСУ, компьютеры. Все устарело, как телега. Жизнь компьютера, сами знаете, пять-шесть лет. Систему управления станции надо менять срочно.
— Может быть сбой, — кивнул Никонов.
— Насчет водоброса… — продолжал Туровский. — Можно решить за счет заемного капитала. Наши банки, наконец, начинают работать с «длинными» деньгами, могу взять кредит на десять лет. За это время смешно не рассчитаться при нашей дешевой энергии. На внешнем рынке будем продавать по максимуму — и это все равно дешевле, чем у других ГЭС.
— Это если мы не погибнем, — уточнил Никонов, садясь рывком на кровати, как ванька-встанька.
— И если Маланин не заблокирует мои попытки взять деньги у банков. Губернатор может всё… через правоохранительные инстанции, через суды… По поводу основного иска… — Туровский печально усмехнулся, достал трубку. Долго прикуривал от зажигалки. — Сказать прямо, спор не имеет юридической перспективы, мы, несомненно, в суде выиграем. Но Владимир ведет себя не очень прилично — уже сейчас использует административный ресурс. Каждую неделю — то налоговая… то СЭС… то счетная палата… все эти бесконечные проверки мешают работать, да и пугают людей. Того и гляди собровцев пришлет, всех на пол положит. Я считаю, так поступать непорядочно, чью-то правоту или неправоту может доказать только суд.
Старые друзья молча дослушали его усталую, неторопливую речь.
— И конечно, все это имеет смысл, если нас боженька пощадит… — Валерий Ильич глянул на часы. — Живем на авось, как и раньше. Каждый выплывает, как может. Поэтому страшно рад, что вы приехали. На миру и смерть красна.
— Ничего, поборемся! — сказал Никонов. — Чужаков не пустим. Демагогам укажем их место.
Туровский потер себе уши.
— Сейчас позовут. Я считаю, зря стариков привезли. Альберт Алексеевич, кажется, валерьянку пьет, я проходил мимо двери.
— Да брось, нашего Васильева полетом на «мухе» не свалишь! — подмигнул Никонов. — Уж какие мы пережили ужасы…
— Но почему, ребята, — уже второй раз спросил Бойцов, — почему нам тогда было все равно легко, радостно… а сегодня… Или вся жизнь молодая наша была обманкой?
Вдали невнятно прогремел гром или показалось? Наверно, все же будет гроза. Придется здесь ночевать.
40В комнату, где мы собрались для разговора, вдруг заглянул с бегающими глазами губернатор Маланин:
— Пардон! Господа, маленькая неприятность! Григорию Иванычу худо… обсуждение отложим на час-два.
— Может, врача вызвать? — встрепенулся Туровский. — Вертолеты же у вас на связи.
Маланин сделал успокоивающий жест рукой.
— Мой секьюрити кончил «мед», знает. А пока — без паники, отдохните. Дед отлежится, укол ему сделали. — И уже от дверей — негромко пропел. — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…»
Когда он, очень довольный собой (всем распорядился!) ушел, Бойцов усмехнулся.
— А ведь был такой лопух. Или притворялся? И как раз «из такого сора растут стихи, не ведая стыда?» Пойду по полянке поброжу.
— Я с тобой, — отозвался Хрустов. — Надо бы только нашим женщинам позвонить?
Никонов протянул ему сотовый телефон.
— От меня привет.
Хрустов торопясь потыкал в кнопки, приствил к уху, но телефон молчал. Сергей Васильевич глянул на крохотный экран с непонятными тире.
— А, тут же нет охвата… надо спутниковый… у губернатора.
— Поди, догони его!.. — взмолился Хрустов. — Сережа! У меня Галя что-то сильно плакала, когда уезжали. И про сына бы узнать.
Никонов кивнул и вышел.
— А мне звонить некому, — тихо сказал, глядя в окно, Алексей Петрович.
— Как же ты Олю потерял?! — поразился Лев Николаевич. — Она же чудесная.
— Была.
— Значит, ты ее не любил… всю жизнь холодный, как камень. Только в стихах…
— Да как сказать, Лёва. Любил! И она любила. Когда, помнишь, ты меня на вокзале встретил, а я уезжал… единственная девчонка была у меня знакомая — это она. Но она была влюблена по уши в него.
Алексей Петрович кивнул на Валерию Ильича.
Туровский мрачно вскинулся.
— Да перестаньте! Мало ли, кто когда кого любил…
— А ты помолчи! Змей Горыныч! — вдруг рявкнул Хрустов. — От имени наших девчонок за одну Марину я должен бы тебя убить, как комара ботинком.
Туровский показал зубы.
— А ты что, их адвокат или евнух?
Хрустов бросился к старому другу и врагу, схватил за грудки, поднял с стула.
— Пп-продажная шмакодявка!.. Здесь, среди своих, я могу…
— Лёвка! — укоризненно протянул Бойцов. От его легкого толчка в плечо Хрустов отлетел к подоконнику. — Прекрати! Был пацан и остался… Я ее любил. Но бывают мужчины красивее нас. И богаче. — Алексей Петрович снова лег спиной на постель, закрыл глаза. — А как познакомились… Я закаливался, ну, вроде как морж, с Сашкой Иннокентьевым в ледяной воде купались. Однажды идет, увидела. И решила тоже. Пару раз окунулась, я ее отговорил… тоненькая, слабая… но отчаянная, да. Она мне тогда и рассказала, где ее мама живет. Когда с твоей Танькой у меня ничего не получилось, я уехал учиться в ВКШ, мне Майнашев дал рекомендацию… потом МГИМО… А за границу тогда можно было ехать только женатому… Про нее вспомнил… Написал письмо, второе, третье — и уже не ждал ответа… вдруг ответила, что замужем. Я с горя быстро женился… Нет, Наталья была хорошая девчонка, вы ее не знаете… она утонула, купаясь в море… И вот, снова вспомнил про Олю… уже от тоски великой… Она мне обрадовалась… она тогда уже развелась, была свободна… — И слегка кривляясь, в нос, Бойцов закончил. — Но недолгим было счастье эвенка.
Вошел размашистыми шагами Никонов, подал Льву Николаевичу тяжелую трубку с выдвижной антенной.
— Набираешь, как обычно.
Хрустов, торопливо тыкая в кнопки, пару раз ошибся, попал в Абакан, наконец, радостно замигал друзьям:
— Алло? Это я, Лёва. Кто? Нет, это я говорю — Лёва… — Он засмеялся, пояснил друзьям. — Такое эхо получается, будто сам с собой говоришь…Танечка, ты?.. А где Галя? Мы в порядке. Пока тихо, никакой грозы. А Галя где? На кухне? Что?.. Как в больнице?.. Почему??? — И послушал с минуту, растерянно передал трубку Никонову. — Она у сына. Говорит, Илюхе лучше. А Инну он отправил в Москву. В больнице жить рядом с ним не разрешают, а дома одна она боится.
Тем временем Сергей Васильев дослушал то, что сказала его жена.
— Но главное — все нормально? Галке привет. Держитесь. Прилетим — наведем порядок. — И отключив телефон, пояснил Алексею Петровичу. — Нет порядка в стране. За границей, конечно, порядок.
— Да перестань ты мне по эту заграницу! — воскликнул Бойцов, поднялся и вышел вон из комнаты.
Никонов недоуменно посмотрел ему вслед. Туровский махнул рукой.
— Уже второй раз… — сквозь слезы хрипел Хрустов. — Первый раз чуть глаз не вышибли палкой.