– С десяти, – не моргнув глазом, заявил Стас. – Как только исполняется, ему сразу выдают квартиру, швейную машинку и жену.
Это сообщение вызвало еще большее оживление.
– Вы женаты?
– Я? Э-э-э… Нет, я холостяк. Правда же, Костя? – Язык его слегка заплетался. – Была одна, Швачкина Ольга из четвертого «Б»… Только я решил подумать. Ладно, я устал. – Он ладонью остановил желающих что-то спросить, которых становилось все больше. – Остальные вопросы – потом.
Он уселся на место, откинулся на спинку кресла и моментально заснул. Армахет проклятый. Отдувайся теперь за него.
Но отдуваться не пришлось. Один из присутствующих что-то горячо затараторил. Оказывается, злоупотребляя гипносном, люди давно уже разучились засыпать самостоятельно, и Стасова способность привела всех в восторг и умиление.
Кубатай, не выпуская кинжала, подхватил Стаса на руки и понес из зала. Выглядел он не то как телохранитель юного миллиардера, не то как маньяк-убийца. Я помахал рукой гостям и в сопровождении Смолянина пошел следом.
Вскоре мы оказались в просторной квадратной комнате без мебели, стены которой плавно меняли цвет и слегка светились. У входа я заметил нечто вроде пульта управления.
Смолянин ткнул в какую-то кнопку, и чуть правее центра комнаты, в полуметре от пола, замерцало овальное облачко. На него-то Кубатай и уложил Стаса. Тот, сладко посапывая во сне, перевернулся на бок. Херувимчик пьяный.
Смолянин объяснил мне, как пользоваться пультом, и мы остались в спальне одни. Теперь я знал, на какую кнопку надо нажать для создания второй гравикровати, на какую – чтобы получить сеанс массажа, какая включает музыку, а какая – гипносон.
Но этой кнопкой я пользоваться не стал. Хотя мне и не спалось. Я все думал о папе, о маме, о кошках… Даже Вальку Мельника вспомнил с симпатией.
Как же это нас угораздило вляпаться в такую историю?..
Глава третья,
в которой мы собирались ехать на охоту, а вместо этого попали на семинар кулинаров
Я проснулся оттого, что очень захотел пить. Пару минут повозившись с пультом, я открыл дверь. Осторожно выглянул, есть ли кто в коридоре. Идти по чужому дому в одних трусах было неудобно, а одеваться – лень.
То, что я увидел, меня озадачило. Слева и справа от двери на маленьких неудобных стульчиках сидели молодые ребята в желтой форме хронопатрульньгх. Оба, похоже, дремали, но в руках крепко сжимали оружие, похожее сразу и на автомат Калашникова, и на наш пылесос «Шмель».
Нас охраняли. Но от кого?
Стоять дальше, высунув в дверь голову, было глупо, и я кашлянул. Вышло это у меня хорошо, потому что в горле пересохло и я здорово охрип. Кашель получился гулкий и раскатистый. Охранники подскочили на своих стульях и направили на меня автоматы-пылесосы.
Я струхнул. Надо было что-то делать, пока они не начали палить с перепугу. Жалко улыбнувшись, я сказал:
– Ква-ква!
Охранники мрачно квакнули в ответ и чуть-чуть опустили стволы автоматов.
– Пить, – попросил я. – Ребята, я пить хочу!
Желтые мундиры смотрели на меня, как японец на чукчу. Вроде и похож, а говорит что попало.
– Water, – начал я снова. – Вода! Куц![15]
Ни фига.
– Drink. Пить. Ап-куц.[16]
Они меня не понимали.
– Что ж делать, у меня этот, как его… сушняк, – в отчаянии начал я.
– Суш-няк? – радостно заулыбались охранники. И разом вытянули из-за спины – там у них на форме были нашиты карманы – прозрачные фляги.
Я растерянно взял их и скрылся в нашей комнате. Похоже, слово «сушняк» было одним из немногих русских слов, вошедших во всеземной язык.
Стас ворочался на своем «облачке» и что-то мычал во сне.
– Вставай, алкоголик! – сказал я и вручил полупроснувшемуся брату бутылку. Сам уселся на пол и стал скручивать колпачок.
– Голова… – простонал Стас.
– Пить надо меньше, – наставительно сказал я и глотнул из бутылки. С некоторым испугом – вдруг там пиво или еще какая гадость? Но там оказался странный газированный напиток, солоновато-сладкий на вкус. Мне сейчас было не до вкусовых тонкостей. Я выхлебал бутылку и развалился на полу. Жажда прошла мгновенно. Язык к горлу больше не прилипал.
– Это… это… не оно? – с подозрением спросил Стас, глядя на желтоватую пузырящуюся жидкость.
– Что «не оно»?
– Не… не то, что вчера?..
– Нет, не шампанское.
Стас сел, держась руками за голову. Посидел так, потом стал тихонечко пить из бутылки.
– Называется «Сушняк», – наставительно сказал я. – Специально для малолетних алкоголиков. Снимает все последствия…
– Хорошо! – ожившим голосом сказал брат.
– Но есть побочный эффект, – вкрадчиво сказал я, – когда вырастешь, детей не будет.
Стас поперхнулся.
– Это нечестно! – завопил он, отставляя бутылку.
– Ты же вчера сказал, что холостяком будешь. Какая тебе разница?
– Я сказал? – Он снова обхватил голову руками.
Наверное, я еще долго бы над ним издевался, но тут дверь открылась и вошел Смолянин. Бинтика вокруг головы у него уже не было, уши торчали по-прежнему.
– Ква-ква! – приветствовал он нас. – Отсыхаете, малолетки?
– Ква, – поздоровались мы. А Смолянин, взглянув на пустые бутылки, покачал головой:
– Осторожней, детям нельзя этого много пить. А то вырастете и… ну, в общем, будут проблемы.
– Мы знаем, – вяло сказал Стас. Теперь уже я, поперхнувшись от страха, спросил:
– Какие проблемы?
– Волосы не будут перекрашиваться, – тихо, словно говорил какую-то гадость, которую и произносить-то не хочется, сказал Смолянин. Он ткнул рукой стену, и перед ним засветилось облачко-кресло. Бухнувшись туда, Смолянин задумчиво посмотрел на Стаса.
– Мужик, ты правда убежденный холостяк?
Стас глянул на меня. Я пожал плечами.
– Ну, может, я еще передумаю, – промямлил он.
Глаза у Смолянина загорелись.
– Передумывай, парень! Такую жену тебе найдем, все позавидуют!
Стас покраснел как рак. Я-то знаю, что он девчонок ужасно стесняется и даже не заговаривает с ними первый. Смешок я подавил, но Смолянин все же что-то услышал. У него даже уши слегка повернулись в мою сторону – вот честно, не вру!
– Старшему, конечно, еще лучше жену найдем, – успокоил он меня. – Уже есть две кандидатуры – дочь Ережепа и племянница Кубатая. Хочешь, завтра и свадьбу сыграем. Или свадьбы. – Он умоляюще посмотрел на Стаса.
– Мы так быстро не женимся, – отбрил Стас. – И жен себе ищем сами.
– Но только среди персонала Департамента, – предупредил Смолянин. – Ввиду вашей особой секретности.
– Смолянин, зачем так торопиться? – спросил я. – Что вам наши жены сдались?
Переводчик вздохнул:
– Не буду лепить горбатого, парни. Мы не знаем, что с вами делать.
– А че делать-то? – запетушился Стас. – Сами себе дело найдем!
– Боимся мы, – грустно сказал Смолянин. – Вдруг вы опять машину времени сделаете и в прошлое убежите. Или рассекретите что-нибудь. А так – жены бы за вами присматривали, развлекали… У нас бы стали работать. Домами дружить бы стали…
Смолянин вздохнул и опустил голову. Без всякой связи сказал:
– Спал сегодня отвратно… Всю ночь Кубатай мешал. Уложил меня спать, а сам ходил, семечки грыз, компьютером шумел… А лег – храпеть начал.
– Вы что, вместе живете? – спросил я.
– Да, уже два дня. Он древнерусский решил выучить и со мной вместе поселился. Думает, язык легко изучить! Одна операция по расширению ушей, чтоб звуки лучше запоминать, полмесяца занимает. А потом стимуляция мозга, так что вся голова шишками покрывается. И труд, труд, труд.
Смолянин опять вздохнул и безнадежно попросил:
– Вы уж женитесь по-доброму, кенты. А то Кубатай меня угробит. Он же настырный, как все осетины.
– Он осетин? – удивился я.
– Ага, – Смолянин оживился. – Два года назад выяснил…
И он поведал нам удивительную историю. Оказывается, за последние пятьсот лет все народы на Земле перемешались. Из-за каких-то там эпидемий, войн, просто из-за того, что государств не стало… Ну и когда люди опомнились, оказалось, что никто своей национальности не знает. В лучшем случае слышал, что прабабка была на четверть турчанка или еще что-нибудь подобное. И у людей появилась мода докапываться до своей национальности. Тратилось на это много сил и средств, но получалось не у всех. Генерал-сержант Кубатай тоже долго не знал, кто он. Пробовал записаться в евреи, но его не приняли. Обманули, сказали, что лимит исчерпан. Пошел было в русские, но те обиделись, что он сначала к евреям ходил, да еще выяснилось, что водку пить не любит. Все ему уже сочувствовать начали, но Кубатай упорно рылся в архивах. И однажды на медкомиссии, когда выяснилось, что у него отличное ночное зрение, понял истину. Ведь осетины, как известно, в темноте отлично видят, не зря же в стихотворении сказано:
С тех пор Кубатай стал официально признанным осетином.
– Здорово! – сказал Стас, который уважал упорство в достижении цели. – А ты, Смолянин, кто?
Смолянин обиделся.
– Как и вы, ребята, русский… У меня письменное свидетельство есть, – сухо добавил он.
– Какое? – спросил я. И Смолянин не удержался – наверное, любил эту историю.
– Письмо я отыскал, – начал он свой рассказ. – От прапрадеда к прадеду. Там написано… – Смолянин откашлялся и начал декламировать:
– «Дорогой сынок Ваня! Очень рад, что тебя приняли в Московский университет. Ты, как настоящий русский, должен учиться в России, а не на Украине…»
Мы с братом кивнули – действительно, свидетельство стопроцентное. Но Смолянин продолжал:
– «Мама, хоть и хает клятых москалей, тоже рада. А дедушка на радостях купил тебе новую ермолку, очень красивую и недорогую. Только не езжай в ней к тестю в Шымкент, надень пока старую. До свидания, твой папа Кшиштоф».
Мы, пораженные, молчали. А Смолянин продолжал:
– Вообще-то наша, русская, национальность одна из самых популярных. Говорят, у нас этническая аура клевая. Но в то же время все боятся, да я и сам боюсь. Станешь слишком русским, на остров потянет. А на острове… – Тут он прикрыл рот ладонью, словно сказал что-то лишнее.
– Что на острове? – спросил Стас. – И Ережеп про остров что-то говорил.
Смолянин отнял ладонь от губ:
– Нет, ребятишки, это не я должен рассказывать. Начальство спросите.
Но больше мы об этом таинственном острове так ничего и не слышали. А Смолянин перевел разговор на прежнюю тему:
– Так что женитесь, малолетки. За вас любая девица с радостью пойдет – как-никак чистая национальность.
– Какая ж она чистая, у нас мама узбечка, – возразил Стас. Про то, что папа – наполовину украинец, он даже и упоминать не стал.
– Ничего, это еще интереснее, – завопил Смолянин. – Две чистые национальности!
– Подумаем, – уклонился я от ответа. – А что сегодня делать будем?
Смолянин увял.
– Можно лечь в гипносон, – начал он. – Или в шашки поиграть…
Мы скривились.
– Давайте в парк выйдем и будем шампанское пить! – предложил Смолянин.
Стас побледнел.
– Ну на охоту смотаемся! – в отчаянии прошептал переводчик.
– На охоту? – У Стаса загорелись глаза, да и я обрадовался. Все лучше, чем сидеть в четырех стенах.
А Смолянин начал развивать идею.
– Возьмем муми-бластеры, – доставая из кармана маленький, словно игрушечный, пистолетик, сказал он. – Очень хорошая штука: стреляешь, и зверь сразу готов к употреблению. И мясо храниться может вечно, не портится.
Мы с сомнением посмотрели на пистолет, но спорить не стали.
– Поедем вчетвером, с Кубатаем, на его прыгоходе. У него хороший прыгоход, две тысячи кочек в час делает.
– Чего?
– Кочек. Это наша мера скорости. Прыгоходы прыгают по бетонным площадкам, которые называют кочками. Две тысячи кочек – это двести километров в час.
– Подумаешь, скорость, – заворчал Стас. Но тихонько, для порядка.
– А на кого будем охотиться? – поинтересовался я. И подумал, что в какого-нибудь зайца или птичку я еще могу выстрелить, а вот оленя будет жалко…
– На тараколли, – жизнерадостно сказал Смолянин. И пояснил: – Общество защиты животных запрещает охотиться на млекопитающих, птиц и земноводных. Только на насекомых. Поэтому были выведены методом генной инженерии гигантские тараканы – тараколли. Очень хитрые, быстрые, ловкие звери. И вкусные.
– Мы… не будем… охотиться… – разделяя паузой каждое слово, сказал Стас. – Мы… вспомнили. Мы… пацифисты.
Смолянин схватился за голову. И простонал:
– Что ж тогда делать? Как вас развлекать, а?
Мы угрюмо молчали. И тут в распахнувшуюся дверь вошел генерал-сержант Кубатай. Он был по-прежнему зелено-белый, только на поясе прибавился еще один нож. Небольшой такой, нестрашный, вроде столового. Мы приветственно поквакали, затем у Кубатая со Смолянином завязался долгий разговор. Под конец переводчик просветлел лицом, уши у него слегка задергались.
– Клево, пацаны, – заорал он. – Кубатай предлагает нам отправиться на семинар кулинаров-профессионалов! Это… Это… Пальчики оближете!
Мы со Стасом дружно кивнули. Вчерашний банкет успел оставить самые приятные воспоминания, и поездка к настоящим кулинарам была предложена вовремя.
Пока мы шли по коридорам Департамента к стоянке прыгоходов, Смолянин шепотом рассказывал, что Кубатай когда-то был подающим надежды кулинаром, но потом по неизвестным причинам ушел работать в Департамент Защиты Реальности. Однако связи со старыми друзьями не теряет, ездит на все дегустации и, по слухам, ночами работает над изготовлением нового сладкого блюда – из халвы, шербета и чурека.
В самом приподнятом настроении мы погрузились в прыгоход, стоявший перед огромным, метров пятьсот в длину и этажей сорок в высоту, зданием Департамента. Возле обнесенной забором стоянки прыгоходов виднелась странная бетонная площадка высотой с двухэтажный дом, на которую вела широкая лестница. К нашему удивлению, прыгоход стал медленно, переваливаясь с бока на бок, карабкаться по лестнице. Кубатай и Смолянин, сидевшие перед пультом управления, покряхтывали, словно тащили прыгоход на себе. Мы сидели во втором ряду, за ними. На третьем, за нашими спинами, молча примостились два охранника в желтых комбинезонах.
Наконец-то прыгоход забрался на бетонную площадку и встал прямо, лишь слегка переминаясь с ноги на ногу, как курица, готовящаяся снести яйцо. Кубатай ткнул в какую-то кнопку на пульте, достал из кармана горсть семечек и принялся их задумчиво грызть. Я с удивлением заметил, что семечки лежат у него на ладони какими-то длинными цепочками. Словно были приклеены друг к другу. Потом я понял – семечки синтетические, а в ленту склеены, чтобы можно было щелкать быстрее. Но спросить я не успел, потому что внезапно включился гипносон.
Очнулся я, когда прыгоход начал по лесенке спускаться с бетонной площадки – видимо, она и была той самой кочкой, по которым они прыгали. Вокруг уже не было никакого парка с громадиной Департамента. Голая равнина, на которой дул холодный даже сквозь стекло ветер и лишь редко-редко стояли в больших горшках слегка заиндевелые пальмы. А небольшое зданьице с вывеской «Приют усталого желудка» окружало такое море прыгоходов, что становилось ясно: под землей тут еще с десяток этажей.
Минут через пять мы заняли места в центре небольшого уютного зала. На возвышении был стол, за которым сидели три человека. В зале, на креслах, разместилось еще около сотни.
Мы со Стасом с любопытством озирались. На нас никто особого внимания не обращал, кроме сидящего за нами рыжего веснушчатого пацана. Тому явно было интересно, на каком языке мы говорим. А Кубатай, непрерывно раскланивающийся с окружающими и посылающий дамам воздушные поцелуйчики, рассказывал, да так быстро, что Смолянин еле успевал переводить:
– В правом углу зала сидят действительные члены семинара – кулинары-профессионалы. В левом углу – кулинары-любители и любители покулинарить. В середине – любопытствующие… – Тут Кубатай запнулся, но сразу же нашелся: – И близкие друзья кулинаров.
Председательствующий – пожилой импозантный мужчина с седоватым ежиком на голове – встал и постучал ложечкой по стоящей перед ним серебряной кастрюльке. Шум мгновенно стих.
– Это главный кулинар Земли, Бормотан, – тихо шепнул нам Смолянин и облизнулся. – Я однажды ел блины его приготовления…
Но когда кулинары начали говорить, Смолянин прекратил воспоминания и стал переводить, да так ловко и быстро, что мы его вскоре и замечать перестали.
– Думаю, ждать больше не будем, начнем обсуждение нового блюда, – зорко оглядывая зал, сказал Бормотан. – Измайлай, сядьте, пожалуйста, вы же еще не знаете, что мы будем кушать!
Привставший было мужчина картинно развел руками и сказал:
– А я и знать не хочу! Я запах чую!
Зал захихикал. Привычно так захихикал, словно ничего другого, кроме острот, от Измайлая и ждать было нечего.
– Я продолжу, с вашего разрешения, – кротко сказал Бормотан, и Измайлай моментально притих. – Кушать мы сегодня будем творение уважаемого Витманца – кальмара, запеченного в глине. Не шумите, хватит на всех, кальмар гигантский. Затем всеми нами любимый Толяро предлагает попробовать его новые освежающие пастилки. Кальмара сейчас подадут. А я пока скажу пару слов о положении кулинарии в настоящее время.
– Разрешите высказаться! – Из первого ряда вдруг привстал огромный мужчина. Настоящий повар, на мой взгляд. На нем был белый фартук с вышитым кальмаром, а на поясе – огромный нож. – Разрешите сказать! Здесь, в наших рядах, присутствует директор ресторана «Рыба в кляре». Тот самый, что три года назад посмел солить грибной суп моего изготовления. С тех пор он скрывался от меня… но настал миг. После заседания я поговорю с ним по-мужски!