Северный Часовой и другие сюжеты - Акунин Борис 18 стр.


«Капитанская дочка», на мой вкус, – первое русское художественное произведение, годное для полноценного, неснисходительного чтения. Всё, что было до того, – история литературы. Но Лермонтова как прозаика я ставлю еще выше, чем Пушкина. Потому что мальчик-гусар каким-то чудом сумел создать первого русского литературного Героя, и притом, что поразительно, не сиропного и не одномерного. В детстве я Григорием Александровичем восхищался; сейчас он кажется мне отвратительным.

Ну, про Чернышевского я уже объяснил.

Иностранные романы

С этим списком было трудно. Он вбирает в себя всю зарубежную литературу. Составляя «десятку», я решил, что не буду учитывать свой профессиональный опыт – я ведь много лет проработал в журнале «Иностранная литература» и должен был оценивать тексты не по принципу «нравится мне или не нравится», а по принципу «понравится ли это подписчикам».

Так вот, в моем top-ten’е этого нет вовсе. Только романы, которые в свое время (главным образом, в молодости) произвели самое большое впечатление лично на меня. Я не учитываю ни степень известности автора, ни общекультурную значимость произведения – только субъективный эффект.

Ну и, конечно, нужно помнить, что мировая литература необъятна, выдернуть из нее десять наименований можно лишь по принципу «русской рулетки»: жахнуло в голову – годится. На самом деле, как и с нашей классикой, список запросто мог оказаться втрое длиннее.

1. Ромен Гари. «Обещание на рассвете»

2. Роберт Пенн Уоррен. «Вся королевская рать»

3. Ги де Мопассан. «Милый друг»

4. Милан Кундера. «Невыносимая легкость бытия»

5. Стендаль. «Пармская обитель»

6. Лион Фейхтвангер. «Лисы в винограднике»

7. Кадзуо Исигуро. «Остаток дня»

8. Юкио Мисима. «Золотой Храм»

9. Джон Стейнбек. «К востоку от Эдема»

10. Эдвард Бульвер-Литтон. «Пелэм, или Приключения джентльмена»

На первое место я поставил роман Гари, потому что вообще испытываю слабость к этому автору, а «Обещание» относится к самому обаятельному (для меня) сорту художественной литературы: когда легко и даже смешно рассказывают про трагическое, и сквозь слезы смех, а сквозь смех слезы – что, собственно, вполне соответствует моему общему ощущению от жизни.

На втором месте – один из последних (а может быть, и просто последний) классических Больших Романов, мастеровитый до невозможности.

Мопассана люблю с детства, особенно «МД». С тех пор, правда, не перечитывал и не собираюсь. Вдруг разочаруюсь?

Кундера: лучший из романов нового типа, словно бы стесняющихся своей принадлежности к архаичному жанру.

«Пармская обитель» – в благодарность о чудесных часах, проведенных с растрепанным томом, скверно проиллюстрированным и оттого еще более волшебным.

«Лисы в винограднике» – ах, как же я любил толстые романы, с которыми проживаешь целую жизнь.

Исигуро. Ну, это совсем личное. Японской кисточкой, легкими касаниями, по английскому холсту. Виртуозная работа. Я написал целый оммаж этому роману с инициалами K. I. (Kazuo Ishiguro) на контртитуле – «Коронацию».

Еще более личное – Мисима. До чего же трудно было переводить эту словесную вязь, чтобы не потерять сплетение подлинной страсти с манипуляторским трюкачеством. Скучный, неприятный, болезненный роман. Если только не проникнешь сквозь скорлупу. За этот эффект и за то, чему в процессе перевода научился, и люблю.

К Стейнбеку вообще-то я не очень, но этот огромный американский-разамериканский роман почему-то здорово на меня в свое время, лет в двадцать, подействовал. Там такая интересная отрицательная героиня. Все-таки толстенные романы, по-моему, лучше всех писали наши и американцы. К сожалению, разучились. Или жанр приказал долго жить, не знаю.

Ну а Бульвер-Литтона никому не отдам. Он как фиалка в бутоньерке. Легкомысленный и психотерапевтический.

Мемуары

А теперь – фанфары! – мой самый любимый жанр: воспоминания.

Я поздно полюбил этот вид литературы. Должно быть, с того момента, когда у самого появилось, что вспоминать. Или, по крайней мере, когда начал анализировать прожитое. (Впрочем, это у меня началось, кажется, лет с четырнадцати – я уже тогда подумывал, не написать ли мемуары.)

Я не знаю ничего более захватывающего, чем талантливый или честный (а лучше и то, и другое) рассказ о собственной жизни. Если жизнь была богатой событиями – отлично. Если не особенно увлекательной, но рассказчик обладает литературным даром, – тоже годится. Ну а уж когда интересный рассказчик описывает интересную жизнь, то лучше этого нет ничего на свете.

Уложиться в десять названий мне здесь было труднее всего. Все эти книги для меня действительно best of the best. Каждая была открытием. Я их даже расставляю не по рейтингу, а просто по алфавиту.

И завидую тем, кто не читал хотя бы одну книгу из этого списка.

Нина Берберова. «Курсив мой»

Очень умная женщина, нашедшая себя после пятидесяти.

Александр Герцен. «Былое и думы»

Не знаю, кто там кого разбудил, но Герцен меня лет в двадцать – точно.

Владимир Короленко. «История моего современника»

Прозаик так себе, но мемуарист великолепный.

А человек – еще лучше.

Лилиана Лунгина. «Подстрочник»

Вообще-то это видеомемуар. Лучше смотреть, чем читать.

Надежда Мандельштам. «Воспоминания»

Пока не прочитал, стихи Мандельштама не понимал и не любил. Дурак был.

Владимир Набоков. «Другие берега»

Единственная книга, которую у него люблю. Зато сильно.

Юрий Нагибин. «Тьма в конце туннеля»

Не читал ничего честней и безжалостней по отношению к себе.

Бертран Рассел. «Автобиография»

Хочу в старости быть таким же мудрым.

Владислав ХОДАСЕВИЧ. «Некрополь»

Умный. Недобрый. Точный.

Евгений Шварц. «Мемуары»

Ну, этого просто люблю, и всё.

Надо же, только сейчас обратил внимание, что девять из десяти книг – русские. Вероятно, это естественно. Интересно читать не просто о прожитой жизни, а о жизни, связанной с твоей страной. Англичанин затесался сюда потому, что очень уж симпатичный и пишет легко, просто, хоть и философ. В каждом возрасте (а лорд Рассел прожил почти сто лет) его больше всего занимало то, что и должно занимать в данную пору жизни. Не знаю, переведена ли эта длиннющая автобиография на русский целиком. Когда-то в «Иностранке» мы печатали фрагменты. Про Россию, разумеется.

Литература трудных времен

Я имею в виду книги, написанные в советский период, когда цензурные ограничения или просто инстинкт самосохранения вынуждали авторов осторожничать, эзопничать, бунтовать на коленях, прятать в кармане фиги и т. п.

Русским писателям советского периода было очень трудно работать. Поэтому те из них, кто все же сумел создать выдающиеся произведения, вызывают у меня уважение и восхищение.

Хотя тут вот еще что.

С одной стороны, для свободы творчества состояние подцензурности ненормально. С другой стороны, внешнее давление сжимает в талантливом писателе некую пружину, которая не может полностью распрямиться, что придает тексту особенную внутреннюю силу.

Чего греха таить, наша нынешняя художественная проза заметно уступает по качеству лучшим образцам советской литературы. (Правда, имеет значение и то, что в посткоммунистические времена роль литературы и вообще писателей сильно скукожилась. Мы перестали быть властителями дум и остались только инженерами человеческих душ. Или массовиками-затейниками.)

Вот он, мой субъективный список любимой советской литературы (по алфавиту):

1. Василий Аксенов. «Жаль, что вас не было с нами»

2. Михаил Булгаков. «Белая гвардия»

3. Сергей Довлатов. «Заповедник»

4. Василий Гроссман. «Жизнь и судьба»

5. Булат Окуджава. «Путешествие дилетантов»

6. Владимир Орлов. «Альтист Данилов»

7. Юрий Трифонов. «Старик»

8. Юрий Трифонов. «Дом на набережной»

9. Юрий Трифонов. «Время и место»

10. Евгений Шварц. «Дракон»

Комментирую по порядку.

Аксеновская новелла совершенно очаровательна. Написанная в самые безвоздушные времена засилия «секретарской литературы», она напоминает мне картину другого Васи (Ложкина) про гламурную кису в маршрутке.

7. Юрий Трифонов. «Старик»

8. Юрий Трифонов. «Дом на набережной»

9. Юрий Трифонов. «Время и место»

10. Евгений Шварц. «Дракон»

Комментирую по порядку.

Аксеновская новелла совершенно очаровательна. Написанная в самые безвоздушные времена засилия «секретарской литературы», она напоминает мне картину другого Васи (Ложкина) про гламурную кису в маршрутке.

https://www.facebook.com/kudelin.alex

Когда Аксенов эмигрировал, у меня долго хранилась пластинка, где картавый автор читал это чуднуе произведение. Помню, я слушал, смотрел на фотографию усатого Василия Павловича и говорил ей: «Ах, Вася, на кого ж ты нас покинул?» Кстати говоря, избавившись от цензуры, Аксенов так упруго, талантливо и многослойно уже не писал (по-моему).

«Белая гвардия» – вообще шедевр. Прямо небесная музыка, в которой всё совершенство: и мелодия, и слова, и инструментальное сопровождение. «Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918-ый, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс». Волшебство.

Люблю эту фотографию

Довлатовский «Заповедник» – очень нерусская литература. Высшее стилистическое щегольство: минимализм, андерстейтмент. Правда, ничего советского и трудного в повести нет. Автор плевал на цензуру, печататься в совжурналах не собирался, поэтому я его сюда вставил не совсем честно. Разве что по предмету описания и ландшафту.

Говорил про себя, что средний писатель

Насчет гроссмановского романа скажу вот что. Я никогда не задумывался о его литературных достоинствах. Потому что дикое мясо советской жизни, авторская боль и авторская честность делают мастерство незаметным и неважным. Хотя оно, конечно, есть. И еще удручает непреходящая актуальность. Вроде всё переменилось, а самое скверное никуда не делось. Худший враг страны и народа по-прежнему собственное начальство. И новые Штрумы всё подписывают верноподданнические письма, выискивая себе этические оправдания…

Прекрасный фильм, по-моему

«Путешествие дилетантов»… Как же у меня в юности щемило сердце от этого чтения. Особенно от фразы «Иногда очень хочется кричать, но хорошее воспитание не позволяет». Помню, был я в те годы на творческой встрече с писателем Окуджавой. Ему нравилось ощущать себя прозаиком, ему хотелось говорить о романе. Мне тоже очень хотелось про это слушать. Он как раз начал рассказывать о прототипах – Лавинии Жадимировской и Сергее Трубецком, ужасно интересно. А из зала все слали записки: спойте то, спойте сё. Окуджава наконец разозлился и сказал: «Может, вам еще и сплясать? Это встреча с писателем». Я один в зале захлопал.

Вот такая книжка у меня была, скучного вида

«Альтиста Данилова» с тех пор не перечитывал и не буду. Потому что очень любил, а всё изменилось. Кто не читал, прочтите, пожалуйста, и расскажите, какое впечатление этот роман производит сейчас.

А вот взял и рискнул, открыл самое начало. Да нет, хорошо. Замечательный лаконизм, нерв, предвкушение чуда: «Данилов считался другом семьи Муравлевых. Он и был им. Он и теперь остается другом семьи. В Москве каждая культурная семья нынче старается иметь своего друга. О том, что он демон, кроме меня, никто не знает.

Я и сам узнал об этом не слишком давно, хотя, пожалуй, и раньше обращал внимание на некоторые странности Данилова. Но это так, между прочим».

По тому, что у меня в списке целых три Трифонова, вы уже поняли, кого я считаю главным советским писателем. «Советским» не в смысле советским, а в смысле эпохи.

Как же рано он умер…

Роман «Старик» для меня – лучшая попытка понять тайну времени. Как оно меняет цвет, вкус и запах. Как одна эпоха переходит в другую. С тех пор как тридцать с чем-то лет назад я впервые прочитал «Старика», время перекрасилось еще бог знает сколько раз. Удивительный писатель, удивительная страна.

«Дом на набережной». Это про Родину. Которая теперь навсегда будет состоять не только из Пушкина с Достоевским, но еще и из этого. Не забудешь, не выкинешь.

«Сейчас победитель дракона, президент вольного города выйдет к вам. Запомните – говорить надо стройно и вместе с тем задушевно, гуманно, демократично».

«Время и место». Наверное, самая горькая цитата в нашей и без того не слишком сладкой литературе: «Мальчик Саша вырос и состарился. Поэтому никому ничего не надо». Читаю Трифонова – и понимаю, что надо. Что всё не бесследно и всё не напрасно.

Ну, про «Дракона» мы тут уже беседовали. Жутко смешная пьеса, прямо обхохочешься. Особенно если живешь в ее третьем действии и никак из него не выберешься.

Исторические романы

Что я люблю историю, ясно из названия моего блога. У меня такое ощущение, что я с этой любовью прямо и родился.

Свое первое литературное произведение я попробовал написать в семилетнем возрасте. Это была историческая повесть. Она начиналась так: «В помещичьей усадьбе наступило утро. Борис проснулся». (Это я прочитал «Дубровского» и решил, что хочу быть писателем. Имя «Борис» в моем нынешнем псевдониме – отсюда. Правда, Борис проснется только через тридцать лет и три года.) Дальше мой текст не продвинулся, потому что я увлекся иллюстрированием будущего произведения.

Но читать я, разумеется, начал раньше, чем писать. И читал – все детские годы – исключительно исторические романы, больше меня совсем ничего не интересовало. Я даже на «Незнайку» не поднялся, а «Урфин Джюса» прочитал только потому, что его деревянные солдаты на картинках были в красивых мундирах.

Действовал я так. Записывался в библиотеку, прочитывал подряд все исторические романы, которые там имелись, не разбирая, хорошие они или плохие. Потом переходил в другую библиотеку. Я был такой очкастый мальчик, все время уткнутый носом в книжку. Даже на ходу читал, чтобы не тратить попусту время.

Не могу объяснить, почему я интересовался только романами из прошлого. Думаю, меня интриговала загадка ушедшего времени. А может быть, определенность. Это с ныне живущими непонятно, чего от них ждать. Вдруг полюбишь какого-то героя, а он бац и погиб. С историческими персонажами спокойно. Всё было давно, всё закончилось, все так или иначе умерли. Впрочем, может, это я сейчас теоретизирую, а причина была в чем-то другом.

Неважно. Этой преамбулой я хочу вам дать понять, что я – знаток и гурман исторических романов. Во всяком случае, был им в детстве, отрочестве и юности. Из тех времен и почерпнут список. (Авторы даны по алфавиту.)

1. Марк Алданов. «Чертов мост»

2. Морис Дрюон. «Проклятые короли»

3. Генрих Манн. «Молодые годы короля Генриха IV»

4. Владимир Нефф. «У королев не бывает ног»

5. Генрик Сенкевич. «Крестоносцы»

6. Алексей Толстой. «Петр Первый»

7. Юрий Тынянов. «Смерть Вазир-Мухтара»

8. Сесил Скотт Форестер. «Хорнблауэр»

9. Генри Райдер Хаггард. «Дочь Монтесумы»

10. Алексей Чапыгин. «Гулящие люди»

Если найдутся любители литературного анализа, они без труда обнаружат, что именно из этих компонентов складывается и моя собственная истбеллетристика. Да и как могло быть иначе? Мы – то, что мы едим.

По порядку.

Алданов мне ближе всего по настроению: он пишет об истории серьезно, без скидки на иные времена, иные нравы. Сам я, может, пишу иначе, потому что у меня другой жанр, авантюрный, но именно такие исторические романы мне как читателю больше всего нравятся.

Алданов еще и красивый

Серия Дрюона хороша тем, что по ней отлично запоминается история. Как я сто лет назад прочитал эту длинную и, честно говоря, местами нудную эпопею, так с тех пор намертво и запомнил, какие во Франции четырнадцатого века были короли и что в их правление происходило. Хотел бы я, чтобы мое беллетристическое сопровождение «ИРГ» давало такой же эффект.

Сжигают тамплиеров. Они проклинают королей. Красивая история

Молодой король с молодой королевой. Он умный, она дура.

Роман про молодого Генриха Наваррского – самый любимый из всех. Он отлично начинается: «Мальчик был маленький, а горы были большие» – это про маленького принца, выросшего у подножия Пиренеев. Я прочитал эту книгу лет в девять и по-прежнему, в моем нынешнем возрасте, считаю ее замечательной. «Зрелые годы», увы, уже не так хороши. (А по-нормальному должно было бы быть наоборот).

Назад Дальше