После ухода Дубельта Николай I долго вертел в руках комсомольский билет старшего лейтенанта Кривошеева и с интересом рассматривал гильзу и пулю, принесенные как доказательство применения нового оружия.
Он встал из-за стола, подошел к окну и некоторое время молча наблюдал за сменой гвардейского караула, охраняющего его резиденцию в Царском Селе.
— Что же вы такое принесли, вестники грядущего? Душа терзается в ожидании тяжких испытаний…
— …И вот мне присвоили звание подполковника и попросили отправиться к вам, своему знакомому, которому обязан жизнью.
— Понятно. Высшее руководство империи хочет доказательств нашего происхождения. Хорошо, такой вариант я предусмотрел.
Выйдя на пару минут, я вернулся и передал новоявленному подполковнику конверт, где рукой генерала Осташева были расписаны основные вехи будущей Крымской войны, результаты, причины, анализ последствий.
— Надеюсь, для начала и этого хватит.
— Что там?
— Анализ будущей войны, которая начнется в этом году и будет с треском проиграна Россией.
Взгляд Стеблова посуровел.
— Это правда?
— Да.
Этого ему хватило. Тут он замялся, как бы собираясь спросить что-то неприличное.
— Скажите, Александр Павлович, а что такое «Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи»?
Я не выдержал и заржал, и со стороны это выглядело несколько некультурно и оскорбительно, но тут собрались серьезные люди, и они промолчали.
— Не обижайтесь, Игорь Генрихович, это так, нервное. Просто я ожидал от вас несколько иных вопросов. Ну ладно, объясню.
И уже другим тоном, более жестким, продолжил:
— В 1917 году Российская империя, ослабленная войной, развалилась, император, Николай Второй, отрекся от престола. В стране произошла революция и началась гражданская война, закончившаяся победой тех самых коммунистов-ленинцев и гибелью не менее двенадцати миллионов людей. Дворянство, духовенство, купечество, офицерский корпус были практически уничтожены. В восемнадцатом отрекшийся император вместе с семьей был зверски убит. На замену православию были выдвинуты другие идеологические конструкции. Вот как раз «Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи» является молодежной организацией.
Стеблов был поражен и раздавлен. На него было грустно смотреть. Он поднял глаза и попытался найти у меня на лице хотя бы мельчайшие признаки розыгрыша, но глянув на спокойного генерала, он понял, что это все правда. Тут он наконец-то понял, как я смог убедить генерала сделать себя его приемным сыном.
— Так вот про какой груз вы говорили…
— Да нет, это еще не все.
Он опять затравленно глянул на меня.
— Что еще?
— Давайте я не буду вас перегружать ненужной информацией. Я понимаю, что для вас это тяжело слышать, но для меня это далекая история.
Он удивленно поднял брови. Тут наконец-то он задал вопрос, которого я ждал.
— А из какого вы года?
— Две тысячи одиннадцатый. Так что сами поймите, для меня это было практически сто лет назад.
— А ваши спутники?
— Мои спутники… Они из 1941 года. Тогда как раз началась Вторая мировая война, и напали теперь не французы, а пруссаки. Вот они оттуда и пришли. Молодой человек — старший лейтенант артиллерии Кривошеев, а девушка — санинструктор Станкевич.
— А что такое санинструктор?..
И тут я вспомнил анекдот, когда Петька спросил Василия Ивановича, что такое демагогия. И легендарный военачальник революции ответил: «Видишь ли, Петр…»
В общем, Стеблов тем вечером меня немного подзадолбал, и я ему это сказал почти открытым текстом. Но он не обиделся. Судя по рассказу Еремея, подполковник так и не лег спать и всю ночь что-то писал.
Утром за завтраком он коротко проговорил:
— Господин генерал, Александр Павлович, вы вчера сообщили слишком много важного, и я должен немедля это все донести до государя императора…
— Согласен, только чуть подождите. Сейчас привезут ваших сопровождающих.
Стеблов удивленно поднял брови, а я, чуть усмехнувшись, прокомментировал:
— Генерал Дубельт приставил к вам охрану, а я, грешным делом, подумал, что масоны за вами слежку пустили. Сейчас освободим, накормим, вернем лошадей.
Мужики оказались понятливыми, не сильно обижались на наезд, но во взглядах, кидаемых на нас, благодарности не было. Они промолчали, быстро перекусили и отправились вслед за Стебловым, который рвался быстро доставить полученные сведения в столицу.
* * *После того памятного дня прошло около недели. Всё это время я была как на иголках, из рук всё валится, книгу сядешь читать, так и букв не видишь, родители спрашивают о чём-то за обедом, так и отвечаю невпопад. Варенька приехала намедни, тоже заметила, рассеянной назвала и поинтересовалась со смехом, уж не влюбилась ли я? Вот ещё, влюбилась, ерунда какая! Вареньке, конечно, не призналась и ничего про графа не сказала, а сама вечером, когда разъехались гости, только о Саше и думала, помногу раз вспоминая во всех подробностях нашу встречу. И даже два раза поплакала, вспоминая горькую историю Александра. Теперь каждый вечер в своей молитве прошу Боженьку за Александра Павловича и сыночка его.
День на шестой не выдержала и с утра, сказав маменьке, что иду совершать утренний моцион, поспешила в дальний уголок парка, где меня поджидала верная Глаша с платьем простолюдинки и лукошком, полным грибов. Вместе прошли около версты по тропинке в сторону дороги, где мы расстались с Александром прошлый раз. Велев Глаше ждать, далее отправилась одна. А вдруг не встречу сегодня? А ну как не побежит граф? Да мало ли дел каких важных? У мужчин всегда столько дел, вот взять, например, моего папеньку… И спросить не забыть, как-нибудь осторожно, зачем его сиятельство бегает ежеутренне? Моцион, что ли, такой заграничный? И о чём это я думаю, тьфу, глупости какие! И сердце-то бьётся, как перепёлочка в клетке, так выскочить и норовит! Ой, а вот и Саша! Заметил меня, подбежал, улыбается. Неужто видеть рад!
— Ну, здравствуй, красавица, Мария Игорева дочь!
— Здравствуйте, ваше сия… Александр Павлович. — Зарделась вся, аж сама почувствовала.
— Пойдём, присядем в тенёчке. Ты, я смотрю, и грибов набрать успела.
— Так с утра и успела. — Ой, а врать-то как стыдно.
— Рано встаёшь, Машенька.
— Так мы с измальства привычные, с петухами встаём.
— Ага. Ясно. А чем же ты, Маша, у князя Тихвинского занимаешься? — говорит и всё время смотрит на меня, в упор прямо, и не смеётся вроде, но улыбку как бы прячет все время. — Ну, то, что не в коровнике или птичнике каком — понятно. Прислуга, наверно, при князе, верно?
Ой, а я то, дурочка, совсем не подумала, что вот так спросить могут, и сказать что, не знаю.
— Так, я, да… в прислуге у барыни, белошвейка я. — Сквозь землю провалиться готова!
— Говорят, дочь барыни вашей, молодая княжна — красавица, глаз не отвести.
— Так люди зря говорить не будут. — Господи, что я болтаю.
— Да уж, зря говорить не будут… А что вообще говорят? Я ведь человек здесь новый, в имении отцовском сижу, за новостями не слежу, да и не знаю никого, не ближних, недальних соседей. — И лукошко у меня принял, на землю поставил.
Так и проговорили с Александром час целый. Я и про Гловатских рассказала и про Силантьевых, про Михееву и про дочку её пучеглазую, как в прошлом году она на именинах его сиятельства из кареты выходила и в лужу плюхнулась, запнувшись, вот смеху-то было. Граф тоже посмеялся, назвал меня хорошей рассказчицей и предложил раз в три дня встречаться вот на этом самом месте и на прощание в лоб поцеловал. Уж не помню, как и до дома дошла! Лоб так и горел, как железом калёным приложили.
Так и встречались мы с Александром раз в три дня. Говорили обо всём, граф меня обещал на повозке своей самобеглой покатать, но попозже, потому как сейчас «автомобиль на консервации». И ещё подарочек мне сделал — бутылочку стеклянную со стеклянной же крышечкой притёртой, а внутри вроде масла мутного, постного, тягучее и пахнет цветами. Сказал, что это «шампунь» и хватит мне голову мыть щёлоками да травами разными. В тот же вечер баню натопить велела, попробовать подарочек Сашин. Какая же всё-таки чудесная вещь этот «шампунь», а как он пахнет! И розами, и фиалками, и всеми цветами сразу! Пену взбила и сидела так, пока она совсем не опала. А следующий раз уже я отдарилась — вышивку свою Александру подарила, что закончила на неделе, белошвейкой ведь назвалась, поверить должен. Благодарил, бережно сложил и спрятал, обещал в спальне своей повесить и сказал, что ему никто ещё таких милых подарков не делал. И опять в лоб меня поцеловал! А на прощанье руку мою в ладони свои взял и крепко так сжал, аж сердечко зашлось! Умру, думала. И потом всю ночь Саша снился, как целует меня в щёки и в губы. Ой, мамочки, стыдного как! На заутренней молилась горячо, греховное замаливала.
Так и пролетели несколько недель, я и жила-то только от встречи до встречи с Александром, считая часы до очередного свидания. «Свидания»! Даже наедине с собой боюсь произнести это слово. А тут ещё Наум Игнатьевич чуть меня не поймал переодетой, окликнул издали, мол, подойди-ка сюда, девица, кто такая, еле успела в кусты порскнуть. Весь день потом дядька Игнат хмурый ходил и на всех девиц строго глядел, узнать, видно, хотел, кто эта строптивица, что управляющего не послушала. Глаше наказала то платье приметное сжечь, не откладывая, а мне другое подобрать. Страшно-то как, а вдруг поймают, божечки мои!!!
И тут как-то неожиданно всё галопом понеслось. За неполных три недели со мной столько событий разных приключилось — и страшных, жуть каких страшных, и таких, что ни с кем доселе и не случавшихся.
А началось всё со слухов, что в уезде завелась разбойничья шайка, кареты почтовые грабят, людей убивают без жалости и даже нескольких полицейских, что их схватить хотели. Страсти-то какие! В гости к Вареньке поехала, подружке моей сердечной, так она ещё больше страху нагнала, мол, схватили тех разбойников, жандармы аж из Тулы приезжали, и что в поимке участвовал молодой Осташев. Я прямо там чуть не умерла! Как же Саша? А вдруг его ранили? И помочь-то ничем не могу! Расплакалась от отчаянья, Вареньке пришлось меня успокаивать и водой отпаивать. Как домой добирались, и не помню, как в тумане всё. По приезду Глаше наказала разузнать, у себя ли в имении граф, мы ведь уже дней десять не виделись, совсем Саша свой утренний моцион забросил. Уже и смеркаться начало, прибежала горничная, запыхавшись, говорит, видели графа в имении, жив-здоров его сиятельство. Я так и знала, что всё будет хорошо, помогли молитвы Матери Божьей Марии, сберегла она Сашеньку, отвела руку злодейскую!
Наутро и встретилась с Александром на лесной дороге. Улыбается так же, ничуть не изменился.
— Здравствуйте, ваше сиятельство, княжна Мария Игоревна. Ну вот и свиделись.
Внутри так и захолонуло всё! Он знает! Ноги сами подкосились, так и опустилась на траву.
— Что? Какая княжна? Александр Павлович, так вы… Господи, стыдно-то как! Так вы с самого начала всё про меня знали? — Я аж задохнулась.
— Знал, ваше сиятельство, знал, Машенька. Если позволите так вас называть. — Присел рядом и внимательно на меня посмотрел.
— Да, конечно, Александр Павлович, — говорю, а щёки пылают.
— Но тогда позвольте, на правах, так сказать, старого знакомого, дать совет. Если в следующий раз вам захочется поиграть в разведчицу-подпольщицу, вы уж примите меры к более тщательной маскировке. Вы понимаете, о чём я говорю?
— Не совсем, Александр Павлович. А что такое «маскировка»? — Если про «разведчицу-подпольщицу» можно понять из контекста, это примерно такая же дура, что я изображала все эти дни, то «маскировка» совершеннейшая абракадабра.
— Я поясню. Вот вы, Маша, переоделись крестьянкой. Платье, платок — вполне. Даже ваши туфельки, пусть старые и разбитые, соответствовали образу. Куплены или подарены давным-давно, вам от старших сестёр остались, к примеру. А лицо? — с улыбкой смотрит на меня.
— А что с моим лицом? — Я в ужасе прижала руки к щекам.
— Нет, не пугайтесь, с вашим лицом всё в порядке, — Саша весело засмеялся. — Очень красивое и милое личико. — Я опять вся зарделась. — Просто, где вы видели незагорелых крестьянок с белоснежной кожей в такую жару? По легенде, вы белошвейка, но от простого, обычного крестьянского труда вас ведь не освобождали? Руки то же самое. Ноготок бы сломали, просто маникюр не делали бы месяц-полтора. Причёсаны тщательно очень, а вот выбившаяся из-под платка прядка волос с застрявшей травинкой-соломинкой, была бы такой мелкой, но характерной деталью. Про вашу речь ничего не могу сказать, давно не был в России и в языковых оборотах и нюансах не силён. Сам не совсем правильно строю предложения. Каюсь и исправляюсь, — улыбнулся Саша.
— Не получилось из меня этой вашей «разведчицы-подпольщицы», значит?
— Не расстраивайтесь, Маша. У вас ещё всё впереди. Давайте я вас провожу, — руку протянул, встать помогая.
Мы шли рука об руку по дороге, то и дело останавливаясь. Александр рассказал много интересных и страшных вещей, про врагов, которые желают только вреда России, про коварных англичан и других европейцев, про масонов-иезуитов, запрещённых высочайшим указом. Про то, что он — граф Осташев, не просто приехал навестить батюшку, а со специальным заданием, ужасно секретным, из самого Санкт-Петербурга, по поручению Его Императорского Величества. И последние события в губернии только подтверждали его слова. Оказывается, он с отрядом верных государю офицеров обезвредил целую шайку «шпионов-иностранцев», под видом разбойников убивавших настоящих русских патриотов.
— Мария Игоревна! Вы, как российская подданная и верная дочь своего Отечества, можете оказать неоценимую помощь в борьбе с недругами. Я, честно признаться, очень рассчитываю на вашу помощь!
— Александр… Павлович! Конечно, я согласна! Можете полностью мной располагать! Вот только… стрелять я совсем не умею.
Александр несколько секунд молча смотрел на меня, а потом расхохотался.
— Ну что вы, Машенька! Ни в кого стрелять и не надо. Наша служба это не только и не столько погони с перестрелками, а скорее рутинная и скучная работа, — и добавил загадочное: — Парабеллум я вам точно не дам!
— А что же я буду делать? Я ведь совсем ничего не умею.
— Мария! Один мудрец сказал — каждый человек может принести пользу, будучи употреблён на своём месте. Вот и вы на своём месте, то есть в привычном образе княгини Тихвинской, окажете мне и государю неоценимую помощь в поиске врагов империи. Задача одновременно и простая и весьма сложная. Ведите обычную светскую жизнь, посещайте различные балы, приёмы, рауты, своих подруг, в общем, как говорится, займите активную жизненную позицию. И слушайте, очень внимательно слушайте! Прежде всего нас интересуют люди, недавно появившиеся в губернии, чьи-либо родственники, знакомые до этого времени никому не известные или заезжие иностранцы, кто-либо внезапно разбогатевший. Если о ком-то из этих людей услышите, ни в коем случае не проявляйте активного интереса, это может насторожить настоящих врагов или стать темой для пересудов, мол, княжна Тихвинская интересуется определённым господином, что по цепочке может дойти до известной личности. Конечно, большинство людей это обычные, честные господа, никак не замаранные в подрывной деятельности, но тем и интересна эта работа. Вы всё поняли, Маша?
— Да, я поняла, Александр Павлович. Вот не знаю, справлюсь ли?
— Справитесь, обязательно справитесь, Машенька! Я верю в вас, — граф улыбнулся.
— Спасибо, я буду очень стараться… Саша, — первый раз назвала так Александра, аж сама задохнулась от волнения.
— Ну всё, вам пора, Мария Игоревна! О нашем разговоре и вашем задании — никому, ни подругам, ни папе с мамой, и даже в молитвах своих не упоминайте! И помните, никаких писем и записок — только наши личные встречи. — Саша наклонился и поцеловал мне ручку.
И вот опять он скрылся за поворотом, а я осталась на дороге, но только на этот раз меня переполняли чувства: и восторг, и радость, и немножко страха. Я не подведу, обязательно, выполню поручение Александра. Пусть это и не принесёт большой пользы Отечеству, но зато у меня будет прекрасный повод в открытую, без этого маскарада, встречаться с графом. Фу, нельзя так думать, нехорошо… но так хочется и так приятно!
Глава 12
Пришло время и мне вмешаться в непрерывные совещания и споры царского генерала и красного командира. Со стороны — была еще та парочка, хотя, несмотря на такую разницу и в возрасте и в идеологическом воспитании, они нашли общий язык и постоянно выдвигали вполне неплохие идеи. Но тут был вопрос: чего мы реально хотим добиться, какой ценой и какие у нас для этого есть возможности?
Шапкозакидательские настроения пришлось в некоторой степени урезать и заняться корректировкой наших планов. Пока я занимался системой безопасности, они умудрились построить виртуальный промышленный комплекс и уже сотнями клепали гаубицы, пушки, минометы, пулеметы и по полям Крыма в мыслях уже гоняли целые корпуса БТ-7 местного разлива, поддерживаемые с неба эскадрильями бомбардировщиков. Немного посмеявшись, мы втроем уже приступили к реальному планированию. Через некоторое время я, убедив, что выиграть эту войну при нынешнем состоянии российской экономики не удастся, представил свое видение ситуации.
Основной задачей будет не повальное оснащение армии новым вооружением, а создание одного-двух компактных мобильных отрядов, укомплектованных казнозарядными скорострельными орудиями, а лучше гаубицами, подразделением охраны, вооруженного новым стрелковым оружием, корректировщиками и средствами связи, в задачу которых будет входить нанесение внезапных артиллерийских ударов с закрытых позиций и причинение противнику максимального ущерба, причем не сколько физического, сколько морального. По сути дела, это была та же тактика гвардейских минометов «Катюша» времен Великой Отечественной войны применительно к нынешнему времени. Конечно, такая организация огневого воздействия на противника потребует большого количества боеприпасов, но тут придется заняться организацией многочисленных скрытых складов на полуострове, причем все это придется делать в режиме строгой секретности, учитывая, что те же крымские татары помогали продуктами и разведсведениями турецким войскам, входившим в состав оккупационного экспедиционного корпуса во время Крымской войны.