Грэйн довольно-таки неуклюже попыталась ее утешить:
— Ну, бомбу бросили под колеса. А потом по старинке, из пистолетов! Я думаю, они и зарезать могли бы в случае чего…
— Конечно, зарезать — это совсем другое дело! — согласилась шуриа и засмеялась. — Думаешь, стоит дать в газету объявление «Убедительно прошу травить хорошим сильным ядом. По эстетическим соображениям»? Я тут подумала — давай сначала познакомимся с невестой Раммана, а потом… Потом мы сделаем так, чтобы меня не убили ненароком. Хороший план?
— Отличный. — Ролфийка улыбнулась и кивнула: — Только вряд ли злодеи станут согласовывать с нами свои деяния. Но в любом случае, кто бы это ни был, прежде чем добраться до тебя, им придется расправиться со мной. А это теперь не так просто, как раньше.
И так крепко обхватила свою маленькую змейку, словно опять собралась похитить ее. И утащить далеко-далеко.
Джэйфф Элир
Судья Бэрисс промаялся от насморка всю ночь, а потому с раннего утра пребывал в злобе и гневе. Досталось всем: дорогой супруге, обоим сыновьям, их женам, внукам, прислуге, кухарке, а также комнатной собачке, которой обычно прощалось абсолютно все, включая кучки в домашних туфлях. А уж когда задыхающийся, опухший служитель закона явился во дворец правосудия, шмыгая красным зудящим носом, то раздражительность его достигла крайнего предела, за которым начиналось откровенное самодурство. Ко всему прочему, как это бывает в самом начале простуды, судью постоянно знобило, следовательно, затягивать заседание в холодном сыром зале он не собирался.
— Что у нас сегодня? — спросил он у секретаря, брезгливо покосившись на стопку из пяти папок.
— Дело номер 157 бис. Республика Идбер против госпожи Силви…
— Хватит! Начинаем заседание!
Давно не чищенный камин в дальнем конце зала давал в основном не тепло, а вонь, голос у обвиняемой в краже оказался удивительно визгливым, адвокат невнятно мямлил что-то по бумажке, тихо скулила на задней лавке родственница преступницы, противно скрипело в руке секретаря перо — весь мир сговорился, чтобы довести судью Бэрисса до припадка ярости. Стоит ли удивляться, отчего девка, укравшая на три фера, получила три года каторжных работ?
«Хо-хо! — скажет потом коллега — уважаемый судья Зарр. — По году за фер? Новое слово в юриспруденции? А?»
Следом туда же, на каторгу, только на пять лет отправился неудачливый козокрад. Судью больше всего разгневал факт содержания в городской черте целого козьего стада, половину коего умудрился свести со двора и сожрать злодей. Хозяйке съеденных коз строгий законник впаял штраф в пользу казны. Так, для равновесия.
Дальше — хуже. Проститутка-детоубийца рыдала и ожидаемо кляла последними словами мужскую похоть, отравитель, отправивший к праотцам целое семейство из семи человек, традиционно изображал невинность, а насморк судьи час от часу только усугублялся, вследствие чего наказание от дела к делу ужесточалось. Последнюю папку его честь открыл с четким намерением отправить некоего… э… Элира Джэйффа прямиком под лезвие главоусекательной машины, где самое место всем наглым грабителям банков.
Слушая слово обвинения, судья ушам своим не поверил и волей-неволей повнимательнее вгляделся в злодея. Виданное ли дело, чтобы один человек столько всего натворил? Впрочем… Морда у парня была препохабнейшая, и зенки прямо-таки по-шуриански лживые, обкромсанные грязные патлы дыбом стоят. Тьфу! Гадость какая!
Догадка поразила Его честь в самое сердце, пришлось даже за лорнет взяться.
— Ну-ка, ну-ка… Ба! Неужели чистокровный шуриа?
— Он самый, — без смущения подтвердил преступник.
— Фирсвитский? Из какого клана? Или шантийский? — строго спросил судья, уже мысленно составляя меморандум для министра юстиции. Его высокоблагородие господин Мэлис будет счастлив получить еще одно доказательство своей правоты. С тех пор как Идбер начал отплясывать дрингу под ролфийскую волынку, тут со дня на день вот уже двадцать лет ждали, когда Священный Князь начнет завозить расплодившихся без Проклятья шуриа целыми кораблями.
Ползучий гад криво ухмыльнулся.
— Джезимский.
Ага! Что и требовалось доказать! Джезимом, насколько помнилось судье, звался континент еще до завоевания ролфи. Все яснее ясного!
Снисходить до беседы с грабителем Его честь не стал.
— Обвинение, продолжайте!
— Ограбление «Президентского Ссудного банка» было совершено в ночное время, с применением угроз и насилия в отношении охранников путем нанесения побоев и лишение свободы посредством связывания конечностей…
В иное время судью Бэрисса обязательно заинтересовали бы подробности извлечения ключей от сейфа у банковского управляющего, но одного взгляда на бурую от кровоподтеков морду Элира достало, чтобы воображение нарисовало эту красочную сцену. А еще довольно убогая фантазия законника (богатая ему ни к чему) подбросила ему видение грядущего, где такие вот смуглые брюнеты бродят по всему Идберу вдоль и поперек и кладут глаз на чужую частную собственность. А потом кладут оную в карман.
«Одна ласточка весну, конечно, не делает, но ползучий гад отнюдь не ласточка, — думалось судье. — Не зря говорят, что там, где видишь одного таракана, их на самом деле уже целая сотня».
На Элира совсем не зря нацепили кандалы. Знаем мы этих ползучих! Ускользнут, если не опутать их цепями с головы до ног.
— Отягощающим вину обстоятельством является совершенное смертоубийство двух человек — Эрвэлина Райха и Фарика Исви…
«По которым тоже давно плакала веревка. Ну что ж, сбережем казне пятнадцать фэров, выделяемых на отправление казни».
Нос у Его чести окончательно заложило, поэтому вердикт «Виновен» он вынес гнусавым мерзким голосом, который обязан был стать для преступника небольшим дополнением к наказанию.
— Приговариваю тебя, Элир Джэйфф из Джезима, к смертной казни, которая произведена будет посредством отсечения головы на машине, для оных действий предназначенной.
Шуриа, до сего момента умело прикидывавшийся равнодушным, пришел в ажитацию.
— Как усекновением? Когда?
«Эк ты разволновался, змей подколодный!»
— Не перебивайте, подсудимый! — рыкнул конвоир. — Как только до вас очередь дойдет, так и сразу. Сегодня или завтра. Не сомневайтесь.
Судья согласно кивнул. Мол, даже не сомневайтесь, дорогой шурианский друг, мы тут серьезно относимся к наказаниям.
В окружной тюрьме, откуда привезли грабителя банков, имелся знаменитый агрегат, превративший высокое палаческое искусство в умение нажимать на рычаг, отпускающий лезвие. Экономные конфедераты сразу оценили синтафское изобретение. Вместо получивших отставку палачей с их обязанностями вполне справлялись заключенные в тюрьму за долги. Опять же, какая-никакая, а экономия казенных пуль и пороха!
— Вы не имеете права казнить подданного Священного Князя! — тут же заявил осужденный, причем так громко, что у бедолаги-секретаря перо из рук выпало.
— Вот как? Вы только сейчас вспомнили, господин Элир?
— Меня по голове ударили, ваша честь. Не помнил — не помнил, и — раз! И вспомнил. Если вы сообщите обо мне ролфийскому послу…
— Вот еще! С какой это стати? — хрюкнул Бэрисс.
Все он понимал. Идбер два десятка лет живет и дышит только так, как угодно Его Священной Особе. Заявление шурианского разбойника резко меняло дело. К сожалению.
— По закону!
Терпение судьи, жестоко подточенное насморком, рухнуло, словно трехсотлетний дуб от удара молнии.
— Ха! По закону ты, мерзопакостный гад, через полчаса станешь духом. Полюбуешься заодно на себя со стороны. Жаль, что отменен закон, по которому голову грабителя на кол насаживали и выставляли за городские стены. Нынче у нас человечность и профилактика заразных хворей, а то бы я каждый день ездил любоваться твоей башкой.
Шуриа оскалился и зашипел в ответ.
— Приведите приговор в исполнение, — заорал окончательно вышедший из себя Бэрисс. — Незамедлительно! Прямо сейчас!
Осужденного сшибли с ног и уволокли прочь.
— Никак невозможно, Ваша честь… — робко молвил секретарь, в чьи обязанности входило блюсти правила отправления казней вне зависимости от настроений судьи. — Осмелюсь напомнить, но существует циркуляр о строжайшей очередности за номером семьсот сорок…
— Заткнитесь, Валь! Просто закрой рот и помолчи ровно пять минут.
Все это время стены суда тряслись от трубного сморкания судьи.
* * *Муки душевные, они, как известно, гораздо болезненнее, чем страдания тела. К тому же на шуриа все заживает, как на… шуриа. Как ни ныло у Джэйффа простреленное плечо, но по ночам не спалось совсем по другой причине. Позорно рилиндару быть схваченным какими-то паршивыми ищейками, стыдно очутиться в тюрьме скованным по рукам и ногам и непростительно при опасности лишиться головы сразу же взывать к имени Вилдайра Эмриса. Шуриа просит защиты у ролфийской короны! Позорище и посмешище. Духи, населяющие веймсскую Окружную тюрьму, без устали потешались над пленным рилиндаром, пользуясь редким случаем уязвить злым словом живого, пока еще живого шуриа. До остальных-то ведь не докричишься, а видящие незримый тонкий мир дети Шиларджи — редкие гости в конфедератских темницах.
Особо настойчив оказался дух разбойника-полукровки, обитающего в этих стенах с первого дня.
«Ага! Попался! Попался! Так тебе и надо, змей!» — верещал тот, подпрыгивая на месте и гримасничая.
Костюмчик на призраке выдавал в нем пирата двухсотлетней давности, когда море Кэринси кишмя кишело лихими охотниками до чужого добра. У Джэйффа тоже когда-то имелся почти такой же парчовый камзольчик, только менее облезлый. Эх, было время!
«Это ты попался, удавленный пес. А насчет меня еще Мать Шиларджи надвое сказала. Пока голова не в корзине — все может измениться», — не сдавался Элир.
«Надо же, какой ты жизнелюбец! А машинка-то работает отменно. Чик! И присоединишься к нашей веселой компании», — посулил дух.
«Вот еще!»
Главоусекательный агрегат и в самом деле не стоял без дела. Джэйфф имел возможность наблюдать за всеми подробностями отправления идберранского правосудия собственными глазами, поражаясь попутно столь полному отсутствию фантазии у изобретателей пресловутого механизма и пользователей. Какая тоска! Казнь — это же событие! Где барабанный бой, где ужасающего вида палач, где кровь и мрачное торжество справедливости? Разве смерть не заслуживает уважения? И какое право имеют люди превращать грозное действо в унылую повинность?
Из суда его вернули уже не в камеру, а прямиком в «зверинец» — клетку с решеткой, выходящей на внутренний двор тюрьмы, где исполнялся приговор. На счастье неудачливого грабителя банков, «зверинец» был переполнен. Узникам пришлось стоять, прижавшись друг другу, как сельди в бочке — ни присесть, ни тем паче прилечь. К вечеру многие вслух жалели, что оказались в конце очереди. Кроме Джэйффа. Тот пребывал в полнейшем отчаянии.
«Что — страшно стало? — нашептывал зловредный призрак повешенного пирата. — Рилиндару жалко буйной головушки?»
«Угу. Страшно обидно», — признался Элир.
Столько лет сражаться с ролфи, ни разу не попасться карательным отрядам, выжить на Шанте, дождаться освобождения от Проклятья и в итоге попасться на вульгарном грабеже. Хорошо! Пусть так. Раз попался, значит, сам виноват. Но добро б казнили хоть по-человечески — красиво и драматично. Так нет же! Вместо высокого эшафота, вместо жестокой и величественной смерти на костре, как сделали бы с ним ролфи после не менее жестоких пыток, приходится стоять в очереди на экзекуцию, точно в бакалейной лавке за маслом, толкаясь локтями. Тьфу! Позор! И не будь Джэйфф скован цепями по рукам и ногам, видит Шиларджи, руки бы на себя наложил от стыда. За ночь он успел многажды в лицах представить, как его волокут по дворику, словно напакостившую псину, мешком бросают на ложе и очередной многолетний обитатель долговой ямы равнодушно жмет на рычаг. И нет в помине толпы ликующих и проклинающих зевак, никто не бросит гнилым яблоком и не плюнет вслед, герольд не сорвется на брань. И лихие сотоварищи не отомстят за твою смерть, прекрасно зная, что твой дух обязательно увидит, как умирают еще недавно ликовавшие враги, как горят их дома.
Как, скажите на милость, присоединиться к сонму шурианских душ с таким постыдным последним мигом? Засмеют ведь.
Встречая утренний «змеиный» час, Джэйфф почти плакал от жалости к себе. И даже призраки казненных злодеев ему искренне сочувствовали — печально ухали, гремели прозрачными цепями и грозили кулаками в сторону палаческой машины. Ну, горе у человека, его последней радости лишили подлые конфедератские торгаши — красиво сдохнуть достойной последнего рилиндара смертью. Обидно, да?
Умфрэйд эрна Хайнри
«Еще одно трижды проклятое утро. Хоть бы Локка скогтила эти гребаные колокола!»
Ее превосходительство госпожа полковник эрна Хайнри, волей Е.С.О. Вилдайра Эмриса уполномоченная посланница Верховного Кабинета в Республике Идбер, первый заместитель его высокопревосходительства посла по вопросам интеграции и умиротворения, Гончая Собственной Канцелярии, и прочая, и прочая, а попросту говоря — глава идберранского сектора, атташе и резидент в одном лице, мрачно растирала правый висок. В чуткие ролфийские уши, несмотря на плотно закрытые окна, назойливо ввинчивались утренние голоса Вэймса: ржание лошадей и стук копыт, крики разносчиков и вопли чаек, дальний залп, возвестивший о прибытии в гавань очередного судна, рев фабричного гудка, а пуще всего — перезвон знаменитых вэймских колоколов на звонницах многочисленных молелен. Идберранцы всегда слыли наипрактичнейшими из конфедератов. Даже когда неаппетитная сущность Предвечного, божества, которому столько веков поклонялись на материке, стала очевидна, граждане Идбера предпочли не ссориться ни с одним из небожителей. И попросту принялись почитать сразу всех возможных обитателей небесных чертогов. Даже шурианских духов умудрились включить в этот безумный пантеон, надо же! В любой другой стране такая широта верований обернулась бы религиозной войной, но только не в Идбере. Истинным божеством идберранцев, как и прежде, оставался полновесный золотой оули, для прочих же высших существ обитатели Вэймса, так и быть, делали исключение. Под высокими сводами Всеобщего Храма, будто в портовой гостинице, поселили всех: ролфийские рунные камни мирно соседствовали с диллайнскими алтарями, и даже шурианских духов идберранские гражданские тивы попытались изобразить и пристроили рядышком. Надо ли говорить, что при таком обилии божеств и прочих объектов поклонения жители Вэймса усердно справляли все религиозные праздники? Так вот они справляли. Воистину, в столице Идбера ни один из богов не оставался обиженным. Колокола Вэймса исправно прославляли всех.
«Еще один повод просить о переводе, — угрюмо подумала эрна Хайнри, когда проклятый звон наконец-то прекратился и ролфийка смогла отнять руку от виска и дотянуться до чашки с остывшей кадфой. — Видит Локка, я уже не такая молодая девочка, чтобы…»
— О-ох… — уже вслух выдохнула она, в два глотка осушив чашку. Налила себе еще, а потом еще.
Опустошив весь кувшинчик, госпожа полковница поднесла к глазам ладонь и удовлетворенно отметила, что пальцы больше не дрожат. Ну вот, теперь можно приниматься за дела.
— Эйдри! — гаркнула эрна Умфрэйд, тщательно проверив, достаточно ли плотно обхватывает голову неизменный шелковый платок. Конечно, секретарь служит ее превосходительству уже без малого два пятилетия, но это не повод пугать его видом бугристого черепа госпожи полковницы. Старые ожоги и старые шрамы — не самое приятное зрелище для того, кто только что позавтракал. — Входите! Начинаем!
Вошел секретарь с кожаной папкой под мышкой и тщательно разыгранной невозмутимостью на лице. Эрна Хайнри фыркнула насмешливо, но почти беззвучно. Да-да, опухшее отечное лицо поутру никого не красит, а тем паче — женщину, но что ж поделаешь, если в начальницы капитану Эйдри досталась этакая страхолюдина? С другой стороны, отслужив в помощниках у Паленой Суки Хайнри, любой молодой офицер приобретал с годами такую дубленую шкуру, что мало нашлось бы под тремя лунами начальников, способных ее прокусить. Во всем надо видеть лучшее. Всегда. Этому немудреному девизу госпожа полковница следовала уже… сразу и не вспомнишь, сколько лет. Пожалуй, с тех пор, как лишилась левой кисти. А может, когда заработала роскошный шрам через всю морду? Вот, например, волосы… После того как ожоги зарубцевались, голова эрны Хайнри приобрела отчетливое сходство с луковицей, зато теперь можно особенно не беспокоиться о сохранности скальпа — все равно никто не польстится!
Эрну Эйдри служить при особе ее превосходительства оставалось всего ничего, какой-то неполный год, и резидентша прилагала все усилия, дабы уходящий на повышение помощник не унес с собой ненароком ни крупицы нежности в воспоминаниях о Паленой Суке. Репутация — вещь хрупкая, стоит разок улыбнуться — и тщательно выпестованный образ полетит совам под хвост. Хотя, если вспомнить, какой жутью веет от кривой гримасы, заменяющей эрне Умфрэйд улыбку, может, улыбаться как раз и стоит. Почаще.
— Эйдри, признавайтесь, вы сразу сожрали или сперва все-таки трахнули эту девку, которая считается моей массажисткой? — сварливо осведомилась полковница. — Где она шлялась сегодня ночью? Отправилась на панель подзаработать и вас с собой прихватила? Мне пришлось звонить дважды, прежде чем вы соизволили отозваться!
— Виноват, ваше превосходительство! — Эйдри щелкнул каблуками и склонил голову. — Барышня отпросилась к родственникам. Какое-то семейное празднество — поминки, а может, свадьба, я не вникал. Сегодня же она будет возвращена. Этого больше не повторится.
— Надеюсь. Начнем с новостей. Итак?
— Кхм… — секретарь прочистил горло и раскрыл папку. — Сообщение от эрна Оринэйра из Индары…
Новости не впечатляли. По чести сказать, новости создавали впечатление, будто бы вся Конфедерация, от Идбера до Хродвина, притихла и пребывает в полнейшей благости. Заговорщики и реваншисты, словно сговорившись, преисполнились миролюбия, террористы не провели за прошедшую неделю ни единой акции, о повстанцах — ничего, и даже небольшая группа ролфийских эмигрантов — тайное общество «Детей Кинэйда», на которых эрна Хайнри возлагала столько надежд, — отметилась всего лишь очередным сбором денег по подписке. Единственным стоящим известием стало сообщение о прибытии в Индару беглой леди Конри, за перемещениями и связями которой сотрудники Канцелярии вели пристальное наблюдение.