Он почувствовал слабый аромат духов. Волосы у Маши — длинные, пышные. Завиваются на кончиках. Кажется, она — естественная блондинка, хотя сейчас есть такие краски для волос, что и не определишь, свой цвет волос у женщины или нет.
— Ты где-то здесь живешь? — пробормотал он.
Что ты делаешь? Зачем тебе это? Попрощался и вали своей дорогой.
— По Мира, 5.
Оказывается, всего через два пятиэтажных дома от него. Как это он ее раньше не видел? Впрочем, он тут не особо бывал в последнее время. Кроме того, она болела несколько недель, и собаку, наверное, выводил кто-нибудь из родителей. Ну, а прежде, конечно, Маша была еще совсем ребенком, он не мог на нее внимание обратить.
— Мы, считай, с тобой соседи. И давно ты, Маша, здесь живешь?
— С рождения. И в садик здесь ходила. В Четырнадцатый.
Андрей кивнул. Он по-прежнему не мог сказать ей «до свидания» и отправиться домой. Не в силах был поступить именно так, хотя понимал, что Маша тоже смущается, наверное, не ожидала, что разговор с учителем затянется дольше банального приветствия.
Это ж надо! Прилип и не хочет отлипать. Прямо, как кокер-спаниель от него самого. Хотелось смотреть и слушать ее, ощущать запах этих незнакомых духов. Что это с ним? Весна обрушила на него всю свою мощь, собрав ее в одном-единственном ударе?
— Тоша, перестань, — вновь потребовала Маша от своего пса, видя, что тот вовсе не собирается распрощаться с ее учителем. — Перестань, слышишь?
— Ты часто собаку выгуливаешь? — вырвалось у Андрея.
— Утром — нет, днем часто. Иногда вечером. В общем, вечером тоже часто.
Андрей силился спросить, во сколько вечером. И все-таки удержался. Это было бы уже слишком. Получалось, что он хочет знать время, когда она сегодня вечером будет на этом месте. Только ни это! Он что, свидание ей назначает? После того, что ему сегодня Борисовна высказала? Если нет, тогда зачем ему знать, во сколько вечером Маша выгуливает собаку?
Что-то внутри, неохотно сдаваясь, шепнуло, что всегда можно подгадать со временем выгула собак.
— Ну, что, Маша. Я пойду? Вы меня с Тошей отпускаете?
Кажется, она покраснела. Совсем немного, но покраснела.
— Да, конечно, Андрей Анатольевич, извините за Тошу.
— Все нормально, не извиняйся. Приятно было с тобой поговорить. До свидания.
— Всего доброго.
4.— Это Руслан, — сказала Андрею мать и передала трубку.
Андрей подождал, пока мать покинет комнату, вздохнул, будто разом хотел освободиться от всей мысленной сумятицы, что наполняла его голову, приложил трубку к правому уху.
— Привет, Руслик.
— Привет. Ты ко мне сегодня приходишь? Или как?
Пауза.
Андрей не знал, что сказать. Прийти к Руслану он, конечно, хотел. Но в этом случае ему не останется времени, чтобы попытаться встретить Машу. Андрей понимал, что задумал глупость, но перебороть себя не мог. При этом что-то назойливо вопрошало: вдруг это вовсе не глупость?
— Ну, что ты там? — спросил Руслан. — Думаешь, как будто в шахматы играешь.
Андрей вздохнул. Это ж надо, выдался денек! И директор вызывала, и Ковалевская в очередной раз нервы пощипала, и еще свидание самому себе устроить хочется. Нашел время! И с кем? Со школьницей! Нет, это все-таки глупость, что бы там не нашептывал внутренний голос.
— Андрюха, чего молчишь? — в голосе друга послышалось недовольство. — Не можешь, так и скажи. Я — не девочка, которая обидится на всю жизнь.
— Я-то могу. И хочу. Просто понимаешь, сейчас такая каша в голове, ты даже не представляешь. Не хочу тебе мозги пудрить своими проблемами.
Пауза.
— Опять та брюнетка фокус выкинула?
— Да, и это тоже.
— Что еще?
— Директор вызывала.
— Что уже случилось?
Андрей вкратце рассказал. И про разговор с Ковалевской на лестнице тоже.
— Самая настоящая сука, — почти равнодушно закончил он. — Никак не угомонится. Видно, ты был прав, просто не надо с ней вообще говорить. Делать вид, что ее нет.
Руслан молчал.
— Эй, — позвал Андрей. — Ты еще здесь?
— Да здесь я, здесь, — пробормотал Руслан и добавил, неимоверно растянув. — Хреново.
— Ладно, забудь. Извини, что вываливаю на тебя свои…
— Знаешь, Андрюха, — не дал ему договорить Руслан. — Мне тоже кажется, что эти слухи распустила твоя брюнетка.
— Да?
— Да. Кому ж еще? Судя по тому, что ты рассказал, девочка оборзевшая. И потому нечего удивляться. Кому-нибудь сказала, та, которой она сказала, еще кому-нибудь сказала, и — понеслось. Людишки, знаешь ли, любят чужие косточки поперемалывать.
Логично, подумал Андрей. В общем, он примерно так и предполагал.
— И что мне делать? Пойти к Борисовне и все это рассказать? Или оставить все, как есть?
Руслан вздохнул. Точь-в-точь, как пару минут назад Андрей.
— К Борисовне идти смысла нет. У нее уже будет предвзятое мнение. Если б ты сразу все это ей рассказал… Ладно. Не бери в голову, ты ведь не преступление совершил, которое кто-то видел. Ничего страшного не случилось, хотя и неприятно, конечно. Но с брюнеткой оставить все, как есть, не обязательно.
— То есть? Ты же сам мне советовал, игнорировать ее. Что я ей сделаю?
— Я вот только что подумал. Есть один способ. Может, угомонится. И к директору вести не надо. Сходи к ее родителям.
— К родителям?
— Почему нет? У каждого есть слабина. И, скорее всего, у нее такое слабое место — родители. Такое бывает: выпендривается девчонка на уроках и на улице, но дома — шелковая, по струнке ходит. И боится папы-мамы до коликов в животике.
Действительно, подумал Андрей. И как ему раньше это в голову не пришло?
— Встретишься с родителями, скажи, что она вызывающе себя ведет на твоих уроках, но ты не хочешь поднимать скандал, вести ее к директору. Не говори, как она тебе что-то там предлагала, не поверят, только против себя настроишь. И то, что по имени тебя называла, тоже не говори. Вполне достаточно будет, если скажешь, что мешает вести уроки, и ты очень просишь ее родителей повлиять на свою дочь. Пусть, мол, просто тихо сидит на уроках. Подействует, вот увидишь.
Пауза. Андрей переваривал услышанное.
— Ну, как? — спросил Руслан.
— Отлично, Руслик.
В трубке послышался смешок.
— Ты и сам мог до этого додуматься. Причем давно. Ладно, ты ко мне сегодня придешь?
— Руслик, давай все-таки в другой раз.
5.Андрей топтался на углу ее дома уже больше часа и совсем потерял надежду, когда подумал, что собаку в любом случае должны вывести на улицу. Не Маша, так кто-то из ее родных. И, если он увидит светло-коричневого кокер-спаниеля с незнакомым человеком, значит, «случайно» встретиться с Машей сегодня не получится.
Оставалось надеяться, что в этом доме лишь один пес такого окраса.
Время перевалило за девять вечера, когда из предпоследнего подъезда вышла Маша. Она осмотрелась, нагнулась к собаке и спустила ее с поводка.
Андрей отступил за угол дома, чтобы девушка не заметила, что он стоял на одном месте. Он пойдет следом, и тогда они столкнутся второй раз за этот день.
Маша пошла в сторону Андрея. Он не рассчитывал, что она захочет обойти дом с этой стороны, и растерялся, но отступать и прятаться дальше, было как-то несерьезно. Андрей двинулся навстречу.
И «позволил» ей первой увидеть его.
— О, Андрей Анатольевич! — в голосе звучало удивление и… радость?
Как только она заговорила, Тоша бросился к Андрею, счастливо вертя своим коротким хвостиком, тыркаясь носом ему в ноги.
— Привет, — Андрей также изобразил легкое удивление. — Привет еще раз.
— Вы… гуляете?
— Ну… вот иду от знакомых. Заодно воздухом дышу. Потеплело уже, вечера хорошие.
— Да, вечером на улице хорошо.
Уже давно стемнело, и редкие уличные фонари мало что меняли, но множество горящих окон позволяли перед домом видеть малейшие черты лица. Андрей не думал, что их с Машей кто-то увидит, но решил, что в темноте за домом будет чувствовать себя свободнее.
— Тоше с другой стороны лучше? Ты его туда вела?
— Да, Андрей Анатольевич. С этой стороны и машины ездят. Тоша один раз чуть не попал под колеса.
— Тогда пошли?
В этот раз и он, и, кажется, она тоже чувствовали себя раскованней. Ему не пришлось делать вид, что он не спешит, и потому не прочь пройтись с ней. Или выискивать тему, которую он может обсудить с ней, как учитель с ученицей. Они просто общались, и Андрей даже удивился, насколько легко идет разговор.
Она была развитой девушкой, без подростковых ужимок, и Андрею казалось, что он разговаривает с взрослым человеком. Даже когда она говорила что-то, что можно было относить к комплиментам, это получалось у нее естественно.
Например, она сказала, что его рассказ про Мадагаскар очень ее заинтриговал, и она как-то сходила в библиотеку, найти что-нибудь про эту страну. Ему было это приятно слышать, и еще приятнее оказалось то, что она не стала спрашивать, расскажет ли он что-нибудь подобное на следующих уроках. Будто знала, какая возникла ситуация.
На какой-то момент Андрей даже забыл, что девушка, идущая рядом, его ученица. Вспомнив, ощутил себя, как человек, в которого плеснули холодной водой. Снова появились вопросы: что он делает, зачем ему это, и как можно рассчитывать на какие-то отношения с несовершеннолетней?
Он уже чувствовал, как к нему снова подкрадывается напряжение, что непременно сделает разговор менее легким, когда Маша взглянула на часы и тихо ойкнула.
— Андрей Анатольевич, извините, мне, наверное, пора.
Он тоже глянул на часы. Десять вечера.
— Я выгуливаю Тошу уже пятьдесят минут, мои забеспокоятся, — сказала она, как бы в оправдание. — Обычно я с собакой больше получаса не хожу.
— Да, да, конечно. Иди.
Возникла пауза. Девушка остановилась, словно не решалась вот так просто уйти.
Андрей колебался недолго.
— Ты завтра Тошу выгуливаешь?
— Да, наверное.
— Ну, тогда я не удивлюсь, если мы с тобой снова случайно встретимся, — и быстро добавил. — Я тоже люблю прогуляться перед сном. Жаль вот у матери собаки нет.
Уже когда она скрылась за углом дома, Андрей вдруг вспомнил, что завтра обязательно увидит ее еще в школе. У него ведь урок с ее классом.
ГЛАВА 9
1.Андрей слушал ученика, вызванного к доске, изредка поглядывая на Ковалевскую. Взгляд он не задерживал, чтобы избежать зрительного контакта. Впрочем, брюнетка, кажется, и не пыталась его установить.
Она сидела какая-то вялая, сонная что ли. Перегуляла прошедшей ночью? Или, в самом деле, даже у нее бывают неважные дни?
Когда в начале урока, войдя в класс, он уловил на ее лице ехидную самоуверенную ухмылку, он мысленно спросил ее, как она будет ухмыляться после того, как он навестит ее родителей? Не произойдут ли с мимикой на ее мордашке поразительные перемены?
Сейчас, спустя полчаса ее столь необычного умиротворенного поведения, он даже начал сомневаться, стоит ли вообще выполнять задуманное? Может, она сама «устала» от собственных укусов?
Подобным сомнениям способствовало его общее состояние, благодушное и приподнятое. Перед 11 «А» он вел историю в 11 «Б» классе. И ему пришлось приложить усилия, чтобы сосредоточиться на работе, вести себя так, чтобы ученики ничего не заметили.
Они с Машей раз десять встретились взглядом, и девушка все время отводила глаза. Но не так, как будто не хотела, чтобы он смотрел на нее, скорее, она опасалась, что это заметит кто-нибудь из одноклассников. Во всяком случае, так ему показалось. Ему становилось неловко, но он не мог заставить себя вовсе не смотреть на нее. Кажется, девушка тоже волновалась, и у него возникло ощущение общей тайны.
Позже, во время перерыва, он говорил себе, что между ними ничего нет, всего лишь встретились вечером, пусть и не случайно, прогулялись, поговорили. В самом деле, почему учителю нельзя вот так неофициально пообщаться со своим учеником, даже если он противоположного пола? Андрей это понимал, но необычная вибрация внутри нашептывала, что дело совсем ни в этом.
И был еще один момент, неожиданно приятный, связанный с Машей Нетак.
Сегодня он мало думал о вчерашнем разговоре с директором. Зная себя, свою дотошность в подобных щепетильных вопросах, Андрей лишь удивлялся. Вчера, возвращаясь из школы домой, до того, как он встретился с Машей, Андрей даже не предполагал, как на следующее утро придет на работу. Как вообще сможет выполнять свои обязанности. Конечно, он бы пересилил себя, внешне вел бы себя, как и прежде, но каждое свободное мгновение он бы терзался и терзался.
Но этого не произошло. И все благодаря Маше. Она отвлекла часть его мыслей, невольно заставив его забыть о собственных неприятностях. Вернее, не забыть, скорее, ослабить их влияние. Он все помнил, но ощущения оказались притуплены.
Он сам себе поражался, но признавал, что ситуация его устраивает. И это притом, что отношений с Машей еще никаких не было, и неизвестно будут ли они вообще.
Благодаря этому даже ситуация с Ковалевской потеряла свою остроту. Казалось, Андрей после длительных ерзаний на жесткой кровати, наконец, отыскал положение, при котором стало тепло и уютно, и теперь ему хотелось лишь тишины, неподвижности, и любое движение означало потерю этого состояния. И сама Ковалевская как будто почувствовала близкую опасность с его стороны и потому негласно попросила неопределенной продолжительности тайм-аут.
Когда отвечающий закончил, Андрей на пару секунд задумался. Не молчит ли Ковалевская потому, что не было пока никаких зацепок? Если так, значит, на следующем уроке зацепки обязательно отыщутся? Получалось, откладывать поход к ее родителям все же неразумно.
Андрей незаметно качнул головой. Что если он даже насчет сегодняшнего урока ошибся? Вот поставит парню низкую оценку, и Ковалевская тут же проявит «заботу» о своем однокласснике. Поставь Андрей ту оценку, что ученик заслужил, Ковалевская, возможно, промолчит, хотя может и заявить, что учитель мог поставить высший бал. Но на это отвечающий точно не тянул.
Андрей вдруг осознал, что колеблется, идти ли к родителям Ковалевской, и потому подсознательно стремился к очередному столкновению. И в данный момент ученик, стоявший у доски, превращался в нечто вроде разменной монеты, но он ведь здесь точно ни при чем.
— Садись, Коля, — предложил парню Андрей.
И едва сдержал улыбку: он не огласит оценку, просто поставит ее в журнал. В принципе это его право.
Когда Андрей поднял голову, он заметил, что Ковалевская хочет что-то сказать. Прежде чем она заговорила, он решил, что она спросит, что он поставил в журнал. Конечно, он ответит, что не обязан перед ней отчитываться, и — скандальчик готов.
Оказалось, он ошибся в причине, хотя не ошибся в следствии.
— Можно мне выйти из класса? — пробормотала брюнетка, недовольно, почти сердито, словно Андрей сам должен был предложить ей это без напоминания.
Ни тебе «пожалуйста», ни тебе имени-отчества.
— Выйти? — переспросил Андрей.
— Да. Я неважно себя чувствую.
— Что случилось? Что-то серьезное?
Не то чтобы он был против того, чтобы отпустить ее, всего лишь проявил обычное участие к ученице. В конце концов, он стремился к тому, чтобы относиться ко всем одинаково.
— Я вам должна рассказывать подробности? Просто сказала: неважно чувствую. Если не верите, ваше право.
Он хотел прервать ее, но она не позволила, успела добавить:
— Если у меня будут критические дни, я вам что, вслух перед всем классом должна сказать?
Послышалось несколько коротких смешков, впрочем, тут же растаявших. Повисла неловкая тягучая тишина. Нет, она все-таки снова ущипнула его, хотя он готовился к этому, настраивался.
— Можешь идти, — сухо произнес Андрей.
Брюнетка прошла на выход, конечно, не поблагодарив учителя, и даже хлопнула дверью.
Тем лучше, подумал он, тем лучше. Теперь у него не осталось никаких сомнений.
2.Андрей оглядел ничем не примечательный девятиэтажный дом, серый, как и дома по соседству, и вошел в нужный подъезд.
Почему-то идти туда не хотелось. Что-то внутри противилось, и он посчитал, что это говорит его натура, не желающая кому-то на кого-то жаловаться. Пусть даже отчасти это и входило в его обязанности учителя.
Когда час назад Андрей звонил на квартиру Ковалевских, он беспокоился, что трубку возьмет Яна. В этом случае он опасался, что вообще не услышит ее родителей. Девочка, что и говорить, резкая, находчивая, с быстрой мысленной реакцией. Скажет, что никого нет, и что тогда делать? Еще через полчаса звонить? Так она и телефон отключить может. И он не знал, насколько у него хватит запала.
Еще Андрей опасался, что она заранее подготовит почву, чтобы все его слова не дали нужных ему всходов. В конце концов, он не директор и не классный руководитель. Так, досадная единичная помеха на пути к хорошему аттестату.
К счастью, трубку взяла мать Яны. Андрей едва не ошибся, так были похожи голоса матери и дочери. В последнее мгновение он спросил, попал ли он к Ковалевским, и когда на противоположном конце подтвердили это, Андрей уловил в голосе взрослость, которой не было у Яны.
Он представился, сказал, по какой причине звонит. Возникла пауза, затем мать Яны спросила:
— Это так необходимо? Поговорить о моей дочери?
Андрей поморщился, сглотнул.
— Да.
— Это срочно? В смысле, нужно прямо сейчас?
— Хорошо бы, конечно, не откладывать. Или вы сегодня очень заняты?
Она не ответила, лишь спросила, устраивает ли его прийти к ней через час? Он сказал, что это очень удобно. На том телефонный разговор завершился.
Теперь, прокручивая разговор в голове, Андрею он нравился все меньше и меньше. Слишком сухо говорила с ним женщина. Ни капельки живого интереса, никакого волнения, хотя речь шла о ее дочери. Казалось, она сделала ему одолжение, что согласилась встретиться и выслушать. Ни странно ли? Один из учителей звонит ей, говоря, что хочет поговорить о ее дочери, а женщина абсолютно равнодушна?