Вот что — заступиться за одного из учеников, к которому она вряд ли испытывает симпатию. Конечно, проблемы Вадима Ковалевскую не волнуют, этот ученик — лишь способ ущипнуть учителя.
Андрей задержал на ней взгляд. Справедливое негодование в ее глазах было абсолютно искренним. Как и переживание за своего одноклассника, словно он приходился Ковалевской родным братом. Только не показывать, что ее выпады нервируют его, подумал Андрей. Спокойствие и какой-нибудь нейтральный ответ.
— Не лучше ли предоставить решение мне? — сказал Андрей, не отводя взгляда. — Я ведь — учитель. Или кто-то думает, что я хочу специально утопить Вадима?
Конечно, она не собиралась останавливаться.
— Вы могли бы задать ему какой-нибудь дополнительный вопрос. Ну, пару вопросов, если одного не достаточно. Вы ведь знаете, Вадим в истории не силен. Надо видеть в ученике личность, а не автомат.
— Послушай, Ковалевская, не надо меня обвинять в ущемление чьей-то…
— Почему вы меня по фамилии называете, Андрей Анатольевич? Кажется, вы с самого начала называли нас всех по именам. И меня в том числе. Это, чтобы меня задеть, да?
Нашла лазейку. Заметила маленькую такую оплошность и уколола. Заодно и тему сменила. Угораздило его назвать ее по фамилии! На фоне того, что он обращается ко всем ученикам по именам, получилось действительно неважно.
Оправдываться в этой ситуации не имело смысла.
— Хорошо — Яна. Ты, Яна, обвиняешь меня в ущемлении чьей-то личности?
Андрей успел подумать, что девица сейчас надуется и заявит, что не надо ей делать одолжение, называя по имени. Мол, назвал по фамилии, продолжай так и дальше. Андрей уже понял, что она — гений по части того, чтобы все переиначить, перевернуть по-своему. Однако Ковалевская проигнорировала и обращение по имени, и непосредственно вопрос Андрея.
— Вы бы лучше не относились ко всем одинаково. Если кто-то не силен в вашем предмете, не напрягайте его лишний раз. Сами же говорили, что ваш предмет не важен, и не нужно никаких драм.
— Яна, тебе не кажется…
— Вызывайте чаще тех, кто силен. Меня, например. Почему вы меня не вызываете? Я отвечу на отлично, и вам так не интересно, что ли? Признайтесь!
Андрей пытался ее прервать, но это было нереально физически. Она говорила очень быстро и в то же время внятно, горячо, самозабвенно, точно защищала маленьких детей, которых разогнал вредный дядька, не позволивший подобрать вишни с дерева, росшего в его дворе. Чтобы ее прервать, нужно было повысить голос едва ли не до крика.
— Яна! Не перебивай меня!
Ну, вот — он не сдержался.
— Я вас не перебиваю.
— Это тебе так кажется, что не перебиваешь. На самом деле ты мне слова не даешь сказать.
— Почему вы огрызаетесь? Я, например, разговаривала культурно.
Он удержался от крика с неимоверным трудом. Вместо этого хрипло прошептал:
— Я не огрызаюсь.
На этот раз она промолчала. Но лучше бы этой паузы не было. Стерва! Знает, когда нужно промолчать. Получилось, что он оправдывается перед ней. Да и перед всем классом, что тут говорить! Он попал, нет, соскользнул туда, где его ожидала неприглядная ситуация.
И попытался выбраться.
— Ты бы могла оставить свои советы при себе? Не понимаю, кто тут ведет урок: ты или я?
— Похоже, что вы, — она усмехнулась.
— Вот именно — я.
— Вы, вы, — та же усмешка, полная снисходительного презрения.
— Тебе весело?
— Что мне плакать, Андрей Анатольевич?
— Я смотрю, ты вообще выходишь за рамки…
— Андрей Анатольевич…
— Молчи, когда я говорю!
— Почему вы меня затыкаете?
— Яна! Ты не хочешь покинуть класс?!
— Выгоняете? Если вам так будет легче — пожалуйста!
Послышались смешки, едва слышные и коротенькие — ученики боялись, конечно, что учитель увидит, кто это так реагирует.
— Мы можем и к директору с тобой пройти, как бы мне этого не хотелось.
Ковалевская пожала плечами.
— Вот так всегда. У вас что, методов больше других нет? И что мне там будет? Из школы выгонят? Я всего лишь посоветовала вам внимательней относиться к тем, кто не рожден стать историком.
Он молчал, не останавливая ее, в основном потому, что опасался, что перейдет на крик, но и отчасти потому, что ему нечего было сказать. В самом деле, поведет он ее к Кларе Борисовне, и что дальше? Заявит, что эта ученица мешает ему вести урок? Ковалевская найдет, что сказать, и у директора она превратится в паиньку, пусть даже и совершившую ошибку. Даже если Борисовна больше прислушается к новому учителю, что тогда? Вызовут родителей Ковалевской в школу?
Учителя по-настоящему бессильны перед теми, кто ничего не боится. Вся их власть основана на том, что ученики изначально смотрят на них снизу вверх. Уважают и боятся. Если же ни уважения, ни боязни нет, тогда вообще нет ничего сдерживающего. Ни спецназ же на таких учениц вызывать?!
Кроме того, Андрею самому не хотелось никаких разговоров и моралей в кабинете директора. В принципе это — слабость, если ты не можешь сам справиться с тем, кого учишь, без помощи своего начальства. И, похоже, Борисовна того же мнения.
— Так что мне делать, Андрей Анатольевич? — переспросила Ковалевская.
Он должен был что-то ответить. Вот и Ковалевская предоставила ему эту возможность. И, можно не сомневаться, без устали спросит то же самое еще три-четыре раза, если он продолжит игнорировать ее.
— Как хочешь, — буркнул он. — Дело твое. Раз такая умная, сама себе выбери наказание.
Она ничуть не растерялась.
— Хорошо, — встала из-за парты. — Тогда я покину класс. Можно? Все равно через пять минут перерыв.
Ее проводили взглядами, как национальную героиню.
Через пару минут, устав возиться в своей папке под пристальными, недовольными взглядами, Андрей произнес:
— На сегодня все. Можете идти.
5.— Как там твоя жгучая прелесть? — спросил Руслан.
Они с Андреем играли в нарды. В шахматах образовался таймаут. Руслан считал, что готов играть, если противник держится хотя бы час. Но Андрей опускался все ниже и ниже этой негласной планки. Когда же Руслан поставил ему мат через двадцать минут после начала партии, он насупился и, ничего не сказав, сложил фигурки в коробку.
И вытащил нарды.
Во время этой игры они позволяли себе одновременно и болтать.
— Что? — Андрей поднял голову. — Какая прелесть?
— Ну, брюнетка. Твоя сексуальная маньячка-выпускница.
— А-а.
Несколько последних встреч с Русланом Андрей не заговаривал про дела на работе, хотя очень хотел. Заставил себя не затрагивать этой темы.
Поменьше внимания этим проблемам, говорил он себе. Ковалевская того не стоит, чтобы подобно зеленым пацанам сидеть и обсуждать ее в компании. Ну, стерва, самомнение завышено, не боится ни учителей, ни директора, энергия такая, будто в задницу моторчик вставили. И что с того?
Похоже, Руслан спросил это неосознанно, просто потому, что как раз образовалась пауза в разговоре. Хотя, быть может, ему интересно, как там развивается жизнь девицы, чье поведение не укладывалось в рамки реальности.
— Нормально, — пробормотал Андрей.
— Да? — Руслан снова уткнулся в доску.
Спустя короткую паузу Андрей добавил:
— Что с ней сделается? Вот, наверное, взялась за меня всерьез. Обидел, понимаешь, бедненькую.
— Взялась? — переспросил Руслан и снова посмотрел на Андрея.
— Устраивает дебаты на каждом уроке, будь-то география или история. Находит малейший повод. То ей не нравится, что я кому-то два балла ставлю вместо того, чтобы по головке погладить. То зачем я рассказываю всякую ерунду про экзотические страны, хотя мог бы лишний раз основную тему повторить или, на худой конец, отпустить с урока пораньше. Короче, нервишки щиплет солидно. Умеет, умеет.
Руслан хмыкнул, и Андрею показалось, что друг не одобряет скорее его поведение.
Отчасти так и было.
— Ты ее успокоить не можешь?
— Как?
— Молча. Объясни, чтобы молчала, пока ты ей не дашь разрешение рот открыть. Не доходит — отправляй к директору.
Андрей тяжело вздохнул, откинулся на спинку дивана. Наверное, сейчас и с нардами ничего не получится, не говоря о шахматах.
— Не все так просто, — произнес он. — И дело даже не в том, что, когда мы учились, время было другое. Хотя и это имеет значение. Да, нынешним деткам позволено говорить, они и не молчат. Да, их уже не заставляют ходить по струнке и только улыбаться. Все это, конечно, так, но мне кажется, будь все по-другому, та брюнетка из 11 «А» все равно трепала бы мне нервы. Это не зависит от эпохи, что бы там не говорили. Это зависит от людей. Попались бы мне нормальные ученики, все, как на подбор, и хоть ты им оружие разреши в класс приносить, никто бы мне слова против не сказал.
— Ну, это ты загнул, — пробормотал Руслан.
— Ну, это ты загнул, — пробормотал Руслан.
— Может, и загнул, — легко согласился Андрей. — Ладно, не будем спорить. Я не о том. Я об этой девице. Она в какой-то степени уникальна. Она очень способная, умная, но…
— Стоп, стоп, стоп, — Руслан выставил руки ладонями перед собой, будто хотел упереться в Андрея. — Подожди. Ты что, ее выгораживаешь?
— Нет. Я всего лишь хочу сказать, что она сильно отличается от большинства своих одноклассников, вообще своих ровесников. Она…
— Подожди, Андрюха, подожди. Давай поконкретней. Я знаю, ты любишь отвлекаться от определенного вопроса, уходишь в сторону, любишь поболтать на общие темы. Только не обижайся.
— Не обижаюсь.
— Давай по делу. Ты говоришь, она мешает. Давай вот, ответь. Что тебе не позволяет ее угомонить?
Андрей некоторое время молчал, подбирал слова. Его все клонило в сторону, в обход этого прямого вопроса.
— Я же говорю, не все так просто. Она не пришла ко мне на урок пьяная или обкуренная. Она ведь не кричит на меня матом. Она называет меня по имени-отчеству. Не ерепениться, что ее вызвали к доске, и она не будет отвечать. Она как будто задает вопросы, что-то предлагает, ей-то и в вину поставить нечего. Ну, почти нечего. Она как бы пытается общаться с учителем, но делает это так…
— Ничего себе общается, — вставил Руслан.
— Но делает это так, что каждой своей фразой как будто меня щипает. Такое впечатление, что она по уму старше лет на десять своего возраста. И ее не пугают никакие последствия. Ну, отправлю я ее к директору. И что? Она не совершила нечто такое, что грозит ей исключением из школы. Какие-то другие меры… — Андрей усмехнулся. — Чего ей боятся? Сейчас к тому же стараются такие вот проблемы решать сообща, открыто. Если Борисовна начнет копаться, ей придеться народ опрашивать. Так все ее одноклассники встанут на ее сторону. И не потому, что она так уж права, она их, черт возьми, как будто загипнотизировала.
— Во блин, — пробормотал Руслан.
— Такое впечатление, что они ее боятся. На самом же деле она просто очень сильно влияет на людей. И одноклассники, несформированные личности, тем более, подвержены этому воздействию.
Руслан покачал головой.
— Ни черта не понял. Ты так расписал… Так все выставил, что… Не знаю, прямо какая-то Лукреция Борджиа на славянский мотив. Я так и не понял, с ней никак нельзя справиться?
— Понимаешь, она… Даже не знаю, как сказать.
Андрей запнулся. Вот только что крутилось в голове, что-то очень меткое, но слова вдруг растворились. Он силился их вспомнить, секунды уходили, но ответа не было. В процессе разговора у него ведь было объяснение тому, что такое эта брюнетка. Было! Он вдруг увидел все под неким углом, который дал прояснение. Это прояснение не решало проблему, оно позволяло повернуть в правильную сторону.
И вот сейчас, когда все смазалось, расплылось, исчезло и нужное направление.
— Руслик, что-то я… Упустил мысль, черт возьми. Упустил одну толковую мысль. Хотел тебе сказать… только что. И вот… вылетело из моей дурной головы.
Он еще пару минут силился выудить нечто из серой мглы, и Руслан терпеливо ждал.
Затем друг взмахнул рукой и пробормотал:
— Ладно, не тужься. Иначе что-нибудь другое получится. Забудь. Раз уж у вас сейчас такие детки, свободные и неприкасаемые, и ты не можешь никому оплеухи влепить, остается одно — не обращай внимания. Игнорируй. Поверь, самый действенный метод. Только докажи ей, что тебе на ее потуги начихать, она и угомонится.
Он начал убирать нарды.
Андрей хотел сказать, что у него глупейшее предчувствие, что выпады Ковалевской на уроках — далеко не все, но промолчал. Кажется, выскажешь эти мысли вслух, и предчувствие точно будет выглядеть глупейшим.
ГЛАВА 8
1.— Можно, Клара Борисовна? — Андрей остановился на пороге кабинета директора. — Вызывали?
Широкое окно кабинета выходило на Большую спортивную площадку с беговой дорожкой, баскетбольными корзинами и разметкой для волейбола. За площадкой росли яблони, оставшиеся еще с тех времен, когда там были частные дворы, позже уступившие место расползающейся школьной территории. Дальше — импровизированное футбольной поле с кривыми воротами. Все это огораживали деревянные заборы.
— Проходи, Андрей, — Борисовна оторвалась от лежащих на столе бумаг, взглянула на него. — У тебя сейчас «форточка»?
Андрей помедлил, прежде чем ответить. Через десять минут — звонок на урок. Значит, разговор не на пару слов. Раз директор спрашивает, не опоздает ли он.
— Да, «форточка», — подтвердил Андрей.
Почему-то такое вступление ему не понравилось. И не потому, что было некое предчувствие. В конце концов, просто так Борисовна никого к себе не зовет, если все идет замечательно. И лицо у нее сейчас какое-то хмурое. Недовольное.
— Присядь, — посоветовала директор.
Андрей заглушил собственный вздох. Да, похоже, предстоит разговор.
— Спасибо, Клара Борисовна, — он сел.
Женщина молчала, вращая в руках шариковую ручку. На Андрея не смотрела. Только на собственные руки. Так длилось не менее двух минут.
Андрей заерзал на стуле. К чему это молчание? Будто он школьник какой-то, честное слово.
Его движения как будто оторвали Борисовну от созерцания собственных рук, и она, наконец, посмотрела на молодого учителя.
— Андрей, — сказала она твердо, уверенно, как в начале затяжного монолога, но почему-то тут же осеклась, замялась, то ли подбирая слова, то ли чего-то смутившись.
Он попытался заглянуть ей в глаза, но тщетно.
— Да, я слушаю вас, Клара Борисовна.
— Понимаешь, я тебя позвала сюда не совсем, как директор. Дело в том… Не знаю, как лучше выразиться. Тут такое происходит. Решила, что лучше у тебя самого спросить.
Ну, сколько можно? Столько фраз, но он так и не понял, о чем речь.
— Вы что-то хотели у меня спросить, Клара Борисовна?
Он постарался, чтобы голос звучал спокойно, но что-то уже давало о себе знать. Что-то, о чем он еще не имел ни малейшего представления. В собственном голосе он уловил дрожь.
— Понимаешь, — снова сказала директор и на этот раз посмотрела на него. — Я, конечно, слухам особо не доверяю, но… Вот, думаю, надо с тобой поговорить сначала.
— Каким слухам? — просипел он.
Кажется, его лицо изменилось. Покраснело или еще чего. Во всяком случае, глаза у Борисовны сузились, словно она опасалась упустить некую важную деталь, что могло выдать его лицо, после чего вовсе отвела взгляд.
— Ходят нехорошие слухи, что ты… Что ты иногда выпиваешь по выходным и… идешь к молодежным дискотекам… Знакомишься с молоденькими девушками. В возрасте наших учениц.
Андрей открыл рот, но так ничего не сказал. Борисовна быстро глянула на него и также быстро отвела взгляд.
— Это слухи, прошу заметить. Слухи, Андрей, — сделала она ударение на этом мерзком, режущем слове. — Я понимаю, может, кто и видел тебя выпившим, так сказать, с кем не бывает, но… Вот, слухи есть. Про то, что ты, бывает, со школьницами… знакомишься.
— Клара Борисовна! — он, наконец, заговорил. — Я вообще почти не пью. Ну, вообще. Разве что на праздники, понимаете?
Он растерялся, хотел привести веселенький пример, как один друг по институту как-то заявил, что у Андрея в организме отсутствует фермент, отвечающий за расщепления алкоголя, и потому кем-кем, но алкоголиком он точно никогда не станет. Хотел, но лишь пробормотал:
— Как же я могу ходить пьяным? По улицам?
Борисовна закивала:
— Да, конечно, конечно. И я говорю. Но эти слухи… Как-то все нехорошо получается. Хотя я слухам не верю, но… неприятно.
Андрей почему-то подумал, что как раз наоборот — она верит слухам, иначе не вызвала бы его в свой кабинет. Глядя на нее, Андрей осознал, что не в выпивке дело. Совсем в другом. В молоденьких девчонках, которых он якобы снимает на дискотеках.
Он совершил ошибку, что начал с протеста по поводу алкоголя. Ни с этих наговоров про знакомства. Вот с чего ему надо было начинать. Также горячо и уверенно. Ведь именно об этом Борисовна завела речь. Подумаешь, выпил! С кем не бывает? Вот девицы, ровесницы тех, кого он учит, это действительно серьезно. И, кажется, он что-то из-за этого упустил.
— Клара Борисовна, я не знаю, кто… вам такое сказал, но это все… ложь. Ложь, поверьте. Да я и в возрасте моих учеников не сильно рвался на дискотеки. Что же говорить сейчас? Я на них сто лет не был. Музыку я и дома могу послушать. Плясать меня тоже не тянет.
Она его слушала, даже кивала, хотя в глаза не смотрела, но что-то Андрею подсказывало, что зря он старается. То ли момент упущен, то ли она заранее для себя все решила, еще до того, как он переступил порог ее кабинета. Возможно, что-то зависело от его первой реакции: начни он гневно орать и топать ногами, она бы изменила свое мнение. Но он скорее растерялся, настолько все было неожиданным, и подобная реакция вполне могла укрепить Борисовну в первоначальном мнении. Теряется — виноватый.