Возвращаясь к нашим баранам, можно резюмировать, что сам по себе прорыв фронта был решаемой задачей. Технология была более-менее отработана еще за годы Первой мировой войны. Проблемой оставалась борьба с резервами противника, развитием тактического прорыва в оперативный. Петен в записке от 8 сентября 1918 г. написал: «1) что прорыв укрепленного фронта возможен, 2) что использование прорыва прекращается с того момента, как только противник благодаря подтягиванию резервов получает возможность снова организовать беспрерывную линию огня». В неудачных, кровопролитных сражениях Первой мировой события развивались по одной и той же схеме. Пробивается фронт, но, пока это происходит, противник подтягивает резервы и останавливает выдохшиеся в ходе прорыва войска. Как же избегать этого замкнутого круга? Один из вариантов – это сковывание резервов нажимом на широком фронте. Такую форму имел Брусиловский прорыв. Недостаток очевиден: создавая несколько вспомогательных ударных группировок, мы ослабляем основную, действующую на направлении главного удара. К тому же существует риск несогласованных действий ударных группировок. Чуда не произошло, и эти недостатки в полный рост проявили себя в реальности. Успешно наступала на главном операционном направлении 8-я армия. 11-я армия, южнее ее, вследствие скудости сил достигла весьма скромных успехов. Более того, успех армии у Соколова не был использован в интересах соседней 8-й армии. 7-я армия, также наносившая вспомогательный удар, не продвинулась дальше австрийской второй позиции. Более или менее успешными были действия 9-й армии. Прессинг по всему фронту, конечно, сковывал часть сил австрийцев, но не мешал переброске войск с других фронтов и ТВД. 14 июня 1916 г. наступление на Ковель останавливают прибывшие с фронта Гинденбурга 11-я и 108-я пехотные дивизии немцев, 15 июня, как айсберг перед «Титаником», выплывает из тумана переброшенный с французского театра X армейский корпус немцев. Контратаки этих германских частей остановили продвижение 8-й армии, не имевшей резервов для развития успеха. Поэтому закончился Брусиловский прорыв так же, как остальные операции Первой мировой, мясорубкой тактического значения, «Ковельским тупиком». Тем не менее форма Брусиловского прорыва долгое время была бзиком нашего командования, что вело к распылению сил. В операции «Марс» конца ноября 1942 г., помимо основных ударов с вводом в прорыв танкового и механизированного корпусов П. Армана и М. Соломатина, были вспомогательные удары танковым корпусом М. Катукова в долине Лучесы и наступление в районе Молодой Туд. Практика войны показала, что размазывание ударной группировки плохо сказывается на ведении операции, и от метода Брусилова отказались. Наилучшим рецептом был быстрый, внезапный взлом обороны артиллерией и танками, с дальнейшими действиями в глубине порядков противника самостоятельных танковых соединений, способных расправляться с резервами, используя преимущество в маневре. Все эти элементы, примененные на практике в 1939–1945 гг., были заложены уже в планах Фуллера 1919 г. Артиллерийский же удар был общим местом. Артиллерия как важнейшее средство подавления системы огня обороняющегося противника была признана всеми странами. В своей книге «Вождение войск», давшей название полевому уставу германской армии, один из идеологов немецкой военной машины, генерал-лейтенант Фридрих фон Кохенгаузен пишет:
«Артиллерия обеспечивает танковую атаку, подавляет противотанковые средства противника, уничтожает наблюдательные пункта противника гранатой или ослепляет их дымовыми завесами, обстреливает лесные участки и населенные пункты и препятствует введению в бой резервов противника». [70– С.175] Роль артиллерии во Второй мировой войне в меньшей степени освещена в массовых изданиях, больше места уделено танкам и авиации. Но артиллерия, несомненно, оставалась во всех странах богом войны. Без нее эффективные действия танков были невозможны, авиация не могла заменить артиллерийского огня даже орудий крупного калибра. Артиллерия была самым страшным врагом обороны, способным сокрушить любые накаты блиндажей и укрытий.
Спасительные наступления. МелитопольПереоценке роли обороны способствовало также замалчивание неудачных наступательных операций Красной Армии. «Неудачных» с точки зрения тех задач, которые формулировались в приказах на их проведение. Это на самом деле никак не мешало некоторым из этих операций быть объективно удачными и результативными с точки зрения срыва планов противника. Примером такой операции является наступление Южного фронта, проведенное в последнюю неделю сентября 1941 г.
К концу сентября 1941 г. немецкое командование решило сосредоточиться на захвате Крыма, заняв линию соприкосновения с советским Южным фронтом от Днепра до Азовского моря преимущественно румынскими соединениями. В рамках этого мероприятия выводился с фронта и сменялся румынскими частями XLIX горный корпус генерала Людвига Кюблера. Однако в тот момент, когда 1-я и 4-я горно-егерские дивизии этого корпуса уже находились на марше в направлении Крыма, Южный фронт перешел в наступление и прорвал фронт румынских дивизий. Для восстановления положения пришлось развернуть XLIX горный корпус на 180 градусов и направить его на восстановление рухнувшего фронта. С теми же целями были задействованы соединения XXX армейского корпуса – 22-я и 170-я пехотные дивизии.
Объективно наступление 9-й и 18-й армий Южного фронта заставило немцев повернуть от Крыма XLIX горный корпус и бросить его на восстановление рассыпавшегося фронта румынских соединений. Горные егеря Кюблера оказались бы весьма кстати в изобилующем горным ландшафтом Крыму, но вместо этого вынуждены были надолго увязнуть в гладких, как стол, Ногайских степях. Не будет преувеличением сказать, что бросок 9-й и 18-й армий стал для Севастополя спасением и перевел бои вокруг города в фазу затяжной позиционной войны. Произошло это потому, что до прибытия Приморской армии в Крым не ворвался лишний немецкий корпус.
В заключение процитирую Дэвида М. Гланца, написавшего о советских контрударах 1941 г. такие слова: «С другой стороны, непрерывные и иррациональные, зачастую бесполезные советские наступления неощутимо разрушали боевую силу немецких войск, вызвали потери, которые побудили Гитлера изменить его стратегию и в конечном счете создали условия для поражения вермахта под Москвой. Те советские офицеры и солдаты, кто пережил их (наступлений) серьезное и дорогостоящее крещение огнем, в конечном счете использовали свое быстрое образование для нанесения ужасных потерь своим мучителям». [71– P.206]
Спасительные наступления. ЛенинградЕще одним примером, когда неудачное в смысле выполнения своих задач наступление срывало планы противника, являются действия советской 2-й ударной армии осенью 1942 г. Основной проблемой осажденного Ленинграда был недостаток сил и средств для эффективной защиты. Узкий фронт на подступах к крупному городу в целом благоприятствует обороне, но при одном условии – бесперебойном снабжении защитников всем необходимым. Ленинградский фронт был связан с «Большой землей» тоненькой ниточкой «Дороги жизни», его собственные производственные мощности были весьма ограниченны.
С точки зрения немецкого командования, Ленинград должен был быть захвачен по двум причинам. Во-первых, освобождались войска группы армий «Север», задействованные в обеспечении блокады города. В их число входят не только соединения, в течение всех 900 дней борьбы за Ленинград занимавшие довольно протяженный участок фронта от Ладожского озера до Ораниенбаума, но и войска 18-й армии немцев, противостоявшие Волховскому фронту. Вследствие постоянных попыток последнего прорвать блокаду Ленинграда стабильность обстановки в группе армий «Север» поддерживалась сравнительно большими силами, которые могли быть задействованы на других, более важных, участках советско-германского фронта. Во-вторых, захват города мог иметь большое политическое и моральное значение. Этот фактор Гитлером также не мог быть проигнорирован.
В явном виде задача захвата Ленинграда была сформулирована Гитлером в директиве № 45 от 23 июля 1942 г. группе армий «Север». В этой директиве предписывалось завершить штурм города не позднее первых чисел сентября 1942 г. Для решения этой задачи была выделена освободившаяся после завершения штурма Севастополя в июне 1942 г. 11-я армия под командованием Э. фон Манштейна. Армия состояла из управления, пяти пехотных дивизий и многочисленных артиллерийских частей. После отдыха и пополнения она была переброшена из группы армий «Юг» в группу армий «Север». Выбор именно этой армии для удара по Ленинграду вполне очевиден: войска Манштейна получили опыт в штурме крупного города в течение полугодовой битвы за Севастополь. Первоначально операция получила название «Фойерцаубер» ( «Волшебный огонь»), затем ее переименовали в «Нордлихт» ( «Северное сияние»).
В явном виде задача захвата Ленинграда была сформулирована Гитлером в директиве № 45 от 23 июля 1942 г. группе армий «Север». В этой директиве предписывалось завершить штурм города не позднее первых чисел сентября 1942 г. Для решения этой задачи была выделена освободившаяся после завершения штурма Севастополя в июне 1942 г. 11-я армия под командованием Э. фон Манштейна. Армия состояла из управления, пяти пехотных дивизий и многочисленных артиллерийских частей. После отдыха и пополнения она была переброшена из группы армий «Юг» в группу армий «Север». Выбор именно этой армии для удара по Ленинграду вполне очевиден: войска Манштейна получили опыт в штурме крупного города в течение полугодовой битвы за Севастополь. Первоначально операция получила название «Фойерцаубер» ( «Волшебный огонь»), затем ее переименовали в «Нордлихт» ( «Северное сияние»).
Но советская сторона не сидела сложа руки. В начале августа Военный совет Волховского фронта (командующий войсками фронта К.А. Мерецков, член Военного совета А.И. Запорожец, начальник штаба Г.Д. Стельмах) представил в Ставку ВГК план операции, впоследствии получившей название «Синявинской». Основную роль в ней должна была сыграть 8-я армия, в третий эшелон наступающих войск по плану включалась восстановленная 2-я ударная армия. Вскоре план операции был утвержден. Ранним утром 27 августа операция началась с двухчасовой артиллерийской подготовки.
Э. фон Манштейн впоследствии так описал произошедшее далее: «Немецкие военные транспорты, прибывавшие на Ленинградский фронт, не могли, конечно, уйти от внимания противника. Уже 27 августа противник атаковал 18-ю армию, стоявшую фронтом на восток. Необходимо было ввести в бой только что прибывшую 170-ю дивизию. В последующие дни стало ясно, что советская сторона, используя крупные силы, организовала наступление с целью прорыва блокады Ленинграда; этим наступлением противник, очевидно, хотел упредить наше наступление. 4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы. Я должен был немедленно взять на себя командование этим участком фронта и энергичными мерами восстановить положение. Действительно, в этот день противник в районе южнее Ладожского озера совершил широкий и глубокий прорыв занятого незначительными силами фронта 18-й армии. Нам было, конечно, не очень удобно брать на себя в районе 18-й армии в критический момент командование угрожаемым участком фронта. Уже на то, что на нас была возложена задача организовать наступление на Ленинград, в штабе 18-й армии смотрели отрицательно, что было вполне справедливо. Однако, несмотря на такое очевидное пренебрежение, штаб 18-й армии делал все возможное, чтобы всеми средствами облегчить нам выполнение нашего задания, особенно учитывая, что у нас в штабе не было отдела тыла. И вот вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось сражение южнее Ладожского озера. Севернее дороги, идущей из Ленинграда через Мгу на восток, противнику удалось захватить участок фронта 18-й армии шириной 8 км и продвинуться примерно на 12 км в западном направлении, до района севернее Мги. Прежде всего нужно было остановить продвижение противника имеющимися под руками силами нашей 11-й армии. В последующие дни в ходе тяжелых боев нам удалось остановить противника. После сосредоточения прибывших к этому времени остальных дивизий армии штаб мог начать решающее контрнаступление. Контрнаступление было организовано с севера и юга, из опорных пунктов уцелевшего фронта, чтобы отрезать вклинившиеся войска противника прямо у основания клина. С юга наступал 30-й ак в составе 24-й, 132-й, 170-й пехотных и 3-й горнострелковой дивизий, с севера – занимавший и ранее этот участок фронта 26-й корпус с 3 дивизиями: 121-й пехотной, 5-й и 28-й горнострелковыми дивизиями. К 21 сентября в результате тяжелых боев удалось окружить противника. В последующие дни были отражены сильные атаки противника с востока, имевшие целью деблокировать окруженную вражескую армию прорыва. Та же судьба постигла и Ленинградскую армию, предпринявшую силами 8 дивизий отвлекающее наступление через Неву и на фронте южнее Ленинграда. Вместе с тем необходимо было уничтожить находящиеся в котле между Мгой и Гайтоловом значительные силы противника. Как всегда, противник не помышлял о сдаче, несмотря на безвыходность положения и на то, что продолжение борьбы и с оперативной точки зрения не могло принести ему пользы. Напротив, он предпринимал все новые и новые попытки вырваться из «котла». Так как весь район «котла» был покрыт густым лесом (между прочим, мы никогда не организовали бы прорыва на такой местности), всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по «котлу» непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. [.-..] К 2 октября, таким образом, удалось закончить бои в «котле». Со стороны противника в этом сражении участвовала 2-я ударная армия, состоявшая не менее чем из 16 стрелковых дивизий, 9 стрелковых бригад и 5 танковых бригад. Из них в «котле» было уничтожено 1 стрелковая дивизия, 6 стрелковых бригад и 4 танковые бригады. [...] Если задача по восстановлению положения на восточном участке фронта 18-й армии и была выполнена, то все же дивизии нашей армии понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи». (Выделено мной. – А.И.) [72– С.299–302]
Слова Э. фон Манштейна о связи советского наступления с накоплением сил 11-й армии в ГА «Норд» лишены оснований. Руководивший Синявинской операцией К.А. Мерецков вспоминал: «Но, к сожалению, в то время никто из нас не знал, что немецкое командование готовило в те же дни операцию по окончательному овладению Ленинградом, перебросило для усиления своей группы армий „Север“ значительную часть войск из Крыма и дополнительно сосредоточило на подступах к блокированному городу крупные силы артиллерии и авиации, возложив общее руководство операцией на генерал-фельдмаршала Манштейна. Всего этого мы не знали и находились в неведении относительно мероприятий противника. Правда, некоторые признаки накопления сил немцами были заметны еще до начала наступления. Во второй половине августа наша воздушная разведка заметила интенсивное железнодорожное движение с юга в сторону Ленинграда. По заданию штаба фронта партизаны Ленинградской области пустили под откос несколько эшелонов с войсками и техникой врага. Однако тогда не удалось установить, что эти войска принадлежат 11-й армии Манштейна, перебрасываемой с юга. Впрочем, противник, в свою очередь, ничего не знал о подготовке нашего наступления. Следует признать, что обе стороны сумели осуществить подготовку операций скрытно, с широкими мерами маскировки и искусной дезинформацией». [73– С.301–302] Сосредоточение 11-й армии, таким образом, прошло незамеченным для советского командования, и можно уверенно утверждать, что, если бы она ударила по Ленинграду, этот удар мог стать фатальным для города-крепости. Отмечу также, что именно в районе боев 11-й армии с наступающими советскими войсками были по приказу А. Гитлера впервые на советско-германском фронте применены новейшие тяжелые танки «тигр». Они прибыли на станцию Мга 29 августа 1942 г., в тот же день первый раз без особого успеха сходили в бой. В конце сентября 1942 г. «тигры» были использованы в боях с окруженной ударной группировкой Волховского фронта, будучи приданными прибывшей под Ленинград из Крыма 170-й пехотной дивизии армии Э. фон Манштейна. Несмотря на сложные условия местности, «тигры» раз за разом шли в бой. Они, по мысли Гитлера, должны были стать средством для скорейшего уничтожения окруженцев и продолжения наступления на Ленинград. Без попытки наступления «тигры», кстати говоря, были бы использованы в наступлении на город и стали бы неприятным сюрпризом для его защитников. Захват Ленинграда был предотвращен ударом извне кольца блокады, причем не заранее спланированным в ответ на действия немцев, а лежащим в общей плоскости наступательной стратегии Красной Армии. Далее последовали грозные события в южном секторе советско-германского фронта, и фон Манштейну нашлось чем заняться, помимо Ленинграда. Зимой 1943 г. блокада Ленинграда была снята.
* * *Тезис о том, что оборона в форме сидения в окопах и блиндажах – это хорошо, а наступление в форме хождения в атаки на пулеметы – плохо, не более чем миф. К сожалению, он имеет хождение не только на уровне домохозяек и «тетенек с французского телевидения», но и среди более серьезных людей. На самом деле на уровне армии большой страны пассивные действия гибельны. Нельзя быть везде одинаково сильным, всегда найдется место, где артиллерия перемешает с землей окопы, блиндажи в три наката, и далее будет только череда окружений и тысячи пленных. Успешность действий определяет не выбор стратегии – оборона или наступление, – а прежде всего плотности войск. Есть возможность построить войска с нормальной плотностью, будет успех. При условии, конечно, что шурупы не будут забиваться молотком, то есть не будет нарушаться технология ведения боевых действий. В самой серьезной обстановке, при недостатке снабжения, стволов артиллерии и штук танков нужно вести активные действия, стремясь не отдавать инициативу в руки врага. Это говорят в один голос военачальники разных стран и эпох. Упреки советского командования в излишней наступательности совершенно беспочвенны. Советская военная теория базировалась на вечных принципах технологии войны. Неумолимых, как законы Ньютона.