— Я с тобой, — сказал Ларри. «Мало ли что», — хотел добавить он, но благоразумно прикусил язык. Чего зря пугать Клару.
— И я, — встрепенулся Артур.
Честно говоря, он просто решил воспользоваться предлогом и добраться наконец до своей комнаты, где лежали вожделенные цветные карандаши. Не видать ему покоя, пока он не нарисует эти чертовы маки, зато потом сразу отпустит, и можно будет заняться другими делами, например, зайти в интернет и еще пару часов побродить по сайтам интересующих его учебных заведений, понять, что требуется для поступления, и сколько у него осталось времени на подготовку. По идее, только об этом и надо сейчас думать, а не о дурацком эскизе, который вряд ли когда-нибудь пригодится, но тут уж ничего не поделаешь, сперва эскиз, потом все остальное. Артур хорошо знал это свое дурацкое свойство и в глубине души ужасно им гордился, полагая такую одержимость отличительным свойством всякого настоящего художника.
* * *— И эти пропали, — раздраженно заметила Клара несколько минут спустя. — Что они там делают? Пьянствуют, запершись в кладовой, пока мы тут мерзнем?
— Пошли в дом, — предложила Майра. — Фейерверк, вроде, закончился.
И в этот момент небо словно бы раскололось пополам — такой оглушительный грохот сопровождал появление в небе гигантской бабочки, составленной из множества разноцветных огней. Какое-то время она трепыхалась, изменяя цвет и форму крыльев, но постепенно побледнела и с обреченным шипением рассыпалась, запорошив пурпурным пеплом далекий горизонт.
— Я не знаю и знать не хочу, для кого было то дурацкое сердце, — сухо сказала Клара. — Потому что для меня была вот эта бабочка. Теперь все более-менее понятно.
— Бабочка — для меня! — вмешалась одна из лисичек. — Потому что у меня есть карнавальный костюм бабочки, красные крылышки и шапочка с усиками. Для меня!
— Как скажешь, дорогая, — равнодушно согласилась Клара. — Пусть будет для тебя.
— Ты сердишься? — мягко спросила Майра. — И что тебе понятно? Бабочка — это плохо? Почему?
— У меня, видишь ли, фобия, — Клара перешла на шепот. — Ненавижу этих крылатых тварей, даже на картинке видеть не могу. И Бринкин прекрасно это знает.
Майра открыла было рот, чтобы сказать: «Наверное он просто хотел показать тебе, что все наши страхи столь же недолговечны, как эта бабочка — сверкнула, громыхнула и погасла, нет ее, и больше не будет», — но решила, что лучше промолчать. И пошла в дом.
Как и предполагала Клара, мужчины — Ларри и Джонатан — действительно были в кладовой. Но вместо того, чтобы пьянствовать, внимательно разглядывали дверь черного хода, ведущую в сад.
— Что-то случилось? — с порога спросила Майра.
— Мы не можем найти Джи Кея, — Джонатан развел руками. — Очень уж хорошо он спрятался.
— Или просто вышел из дома, — пожала плечами Клара. — Например, через эту дверь. Или из гостиной на веранду, а оттуда — в сад. Или из любого окна, он же лазает как обезьяна, вы не знали? Вариантов много.
— Конечно, ты права, — как-то чересчур поспешно согласился Ларри.
— Только одна проблема, — почти виновато вставил Джонатан. — Все окна заперты изнутри, мы уже смотрели. И дверь на веранду — тоже, на задвижку. И даже эта — на крючок. Не очень понятно, как он мог выйти.
— Ну хоть какая-то интрига, — вздохнула Клара. — Пойду, пожалуй, сварю кофе на всех. А девочкам — какао… Не нужно мне помогать, Майра. Прости, дорогая, я просто хочу собраться с мыслями, а для этого лучше побыть одной.
По гостиной с воплями носились маленькие лисички. Посреди этого хаоса восседал Артур с ноутбуком на коленях и такой довольной физиономией, что Майра на него почти рассердилась.
— Ты вообще в курсе, что твой отец пропал? — спросила она.
Артур улыбнулся еще шире.
— Пропал? Кто угодно, только не отец. Не такой он человек. Это все равно что сказать, будто луна пропала, заметив, что ее нет на небе. А она никуда не пропала, просто нам ее не видно, потому что новолуние, или затмение, или еще что-нибудь. Но луна-то при этом по-прежнему где-то есть и чувствует себя превосходно. А нам следует брать с нее пример. И не дергаться по пустякам.
— Так ты знаешь, где Джи Кей? — Майра перешла на заговорщический шепот.
— Понятия не имею. Но в чем я совершено уверен, так это в том, что он в полном порядке.
— Пожалуй, ты прав, — подумав, согласилась Майра. — Я тоже не могу представить Джи Кея в беде. Кстати, девочки совершенно уверены, что он в Волшебной Стране, представляешь? Он им, оказывается, заливал, что туда собирается. И обещал послать весточку в виде синего дракона. И ведь прислал. Ты же видел тот фейерверк?
— А, ну так это, наверное, специально для них спектакль, — почти беззвучно сказал Артур. — Тогда он не объявится, пока вы не уедете домой. А завтра зайдет к вам в гости с подарками, расскажет девчонкам, как гостил у фей, так и будет, попомни мои слова, — и он снова уткнулся в компьютер.
* * *Он, конечно же, все продумал заранее. Просторная куртка и спортивные штаны, грязные, как помыслы одинокого педофила, давным-давно лежали в кладовой, среди промасленной ветоши и прочего хлама, натащенного сюда несколькими поколениями садовников и шоферов. Все это мистер Бринкин быстро надел прямо поверх брюк и рубашки — лохмотья они и есть лохмотья, никто не ждет, что тряпье будет элегантно облегать фигуру. Не разуваясь, сунул ноги в огромные тряпичные бахилы на резиновой подошве, которые еще в прошлом году выменял на полбутылки виски у какого-то бродяги в придорожной закусочной, за пять, что ли, сотен миль от дома. Там же, в груде тряпья, отыскал дурацкую шапку с козырьком, способную изменить до неузнаваемости даже самое примечательное лицо. Критически оглядел свое отражение в дверном стекле, остался доволен и дружески ему подмигнул.
— Привет, Джингл-Ко, — сказал мистер Бринкин своему зазеркальному двойнику. — Как же я по тебе скучал!
— Хорош копаться, — ответил он себе высоким, ломким, почти мальчишеским голосом. — Пошли уже отсюда, пока не застукали.
Джингл-Ко открыл дверь черного хода, установил крючок в вертикальной позиции, вышел в сад и коротким, резким, многократно отрепетированным движением захлопнул дверь, одновременно с силой ударив ладонью по косяку. Стук слился с грохотом фейерверка. Крючок послушно упал в петлю. Джингл-Ко удовлетворенно кивнул и неторопливо направился к задней калитке. Дождя давно не было, так что наследить он не боялся, а в возможность появления полицейских с собаками не слишком верил. «Во всяком случае, не сегодня, — думал он. — И не завтра. С моей репутацией можно хоть на год исчезнуть, все будут думать, что это в порядке вещей. И, к тому же, такое облегчение!»
Когда он вышел за ограду, в небе над его головой как раз полыхал синим пламенем дракон, специально, за двойную плату заказанный у пиротехников, на радость лисичкам Ливингстон.
Теперь бывший мистер Джи Кей Бринкин выглядел как безобидный бродяга, слишком грязный, чтобы пробуждать милосердие, слишком жалкий, чтобы вызывать агрессию. И все же был предельно осторожен, выбирался из пригорода тщательно продуманным маршрутом, по самым темным закоулкам и чужим задворкам, прятался от немногочисленных прохожих за мусорными мешками и братски обнимался с огородными пугалами. При первой же возможности свернул с дороги в лес, и уже под утро добрался до сгоревшего чуть ли не полвека назад охотничьего домика, в уцелевшем погребе которого заблаговременно припрятал рюкзак с одеждой, спальный мешок, небольшой запас продовольствия и двести долларов мелкими купюрами. На дорогу этого должно было хватить с лихвой, а больше ничего и не требовалось. Даже черные английские сигареты с золотым ободком были теперь без надобности: в отличие от мистера Бринкина, Джингл-Ко не курил.
* * *Полтора часа спустя Майра, Джонатан и девочки все-таки поехали домой, Артур взял под мышку ноутбук и отправился в свою комнату, а Клара и Ларри остались в гостиной.
— Ты, пожалуйста, не расстраивайся, — осторожно сказал Ларри. — Уверен, с ним все в полном порядке. Не понимаю, как он вышел из дома, но ты же знаешь Джи Кея.
— Я не расстраиваюсь, я сержусь. Все это выглядит как совершенно ослепительное свинство. Как-то слишком, даже для Бринкина. Перебор. Еще эта гнусная бабочка…
— Какая бабочка?
— Последний фейерверк. А, ты не видел. Неважно.
— Послушай меня внимательно, Клара, — после некоторых колебаний произнес адвокат. — Джи Кей, конечно, меня придушит, если выяснит, что я тебе все разболтал, но мне кажется, ты должна знать.
— Какую еще пакость он затеял? Подготовил бумаги для развода? Придумал, как оставить меня без гроша?
— Вовсе нет. Скорее наоборот. В течение последних месяцев Джи Кей проделал ряд довольно странных, на мой взгляд, операций. Не буду углубляться в подробности, суть в том, что он аккуратно, не привлекая к себе внимания, избавлялся от своего бизнеса. Большую часть освободившихся средств он перевел на твои счета. Кое-что досталось Артуру, сегодня перед обедом я как раз вводил мальчика в курс дела. Кое-что он отложил для племянниц, в подарок к совершеннолетию. Но все это незначительные пустяки по сравнению с твоим нынешним состоянием. Ты удивлена? Я, честно говоря, тоже. Не знаю что и думать.
— Зато я прекрасно знаю, что думать, — внезапно осипшим голосом сказала Клара. — Понятия не имею, как он выбрался из дома и куда потом делся, но мы его больше не увидим, Ларри, помяни мое слово. Никогда.
— Уверен, ты ошибаешься, — возразил адвокат. Однако особой уверенности в его тоне не было.
— Давай-ка лучше выпьем, — вздохнула Клара. — За Джи Кея, чтобы ему пусто было. Очень благородно с его стороны: сперва осточертеть мне как следует и только потом исчезнуть. Настоящий рыцарь. Я его недооценивала.
— В любом случае, если завтра он не объявится, придется сообщить в полицию, — сказал Ларри, принимая из ее рук бокал. — А то хороши мы будем, человек пропал, а мы не чешемся…
— Да уж, придется, пожалуй. Хотя Джи Кей этого бы не одобрил.
* * *Вмешательство полиции, как и следовало ожидать, не принесло ничего, кроме дополнительных волнений. Следователь с первого взгляда невзлюбил откровенно равнодушную к судьбе мужа Клару, ее малахольного братца, смазливую ирландскую невестку, долговязого сына в недопустимо розовых джинсах и, в особенности, «мутную рыбу» адвоката. Он был совершенно уверен, что эта подозрительная компания, сговорившись, прикончила беднягу Бринкина, но не мог предъявить начальству ни мертвого тела, ни даже мало-мальски внятных мотивов предполагаемого преступления. Ситуацию спасла открытка с видом ночного Парижа, отправленная, впрочем, судя по штемпелю, из Рио-де-Жанейро, примерно через сутки после исчезновения мистера Бринкина. Надпись на открытке гласила: «Мне хорошо, чего и вам желаю». Экспертиза подтвердила, что почерк принадлежит пропавшему, после чего сконфуженный следователь с нескрываемым облегчением отправил дело на полку — до выяснения новых обстоятельств.
Вообще-то Ларри Кроу прекрасно знал, что именно в Рио у Бринкина полно деловых партнеров и просто приятелей; любой из них мог бы отправить заранее подписанную открытку в указанный день, но адвокат благоразумно оставил эту информацию при себе. Ситуация, когда человека, который хочет скрыться, ищут люди, отнюдь не жаждущие его отыскать, представлялась Ларри совершенно абсурдной. Он не желал в этом участвовать.
* * *Питейные заведения, известные как немаловажная часть современной городской культуры под обобщающим названием «бар на городской окраине», делятся на несколько категорий. Есть бары, в которые просто заходят, полагая их чем-то вроде продолжения собственной гостиной. Бывают бары, куда заглядывают специально за новыми впечатлениями и знакомствами. Некоторые бары посещают, чтобы почувствовать себя героями; их не следует путать с заведениями, куда отправляются нерешительные самоубийцы, в тайной надежде на быструю, легкую смерть. А есть бары, куда начинают ходить, только окончательно махнув на себя рукой. Атмосфера там, как нетрудно догадаться, самая умиротворяющая.
Бар «Дом койота», расположенный на окраине городка Нью-Хуанито, в семи милях от мексиканской границы, по всем признакам, принадлежал к последней категории. Столы и стулья были уже недостаточно хороши, чтобы их можно было предложить в качестве временной обстановки каким-нибудь несчастным погорельцам, но еще не настолько стары, чтобы заинтересовать археологов. Оконные стекла были выбиты так давно, что даже старожилы не могли припомнить, что послужило причиной катастрофы: смерч, перестрелка, или просто пылкая ссора влюбленных. Одноразовые картонные тарелки мыть, конечно, никто не порывался, с них просто стряхивали крошки и снова пускали в дело. Единственный целый, без единой трещины стакан был личной собственностью владельца и хранился под замком на тот случай, если Жирному Джеку придет охота посетить самое безнадежное из своих предприятий. Последний раз это случилось лет пять назад; все остальное время в «Доме койота» безраздельно хозяйничал Белый Хакон. Мать его была шведкой, отец — не то вождем шошонов, не то прямым потомком последнего ацтекского жреца, не то просто бездомным мексиканским бродягой. Хакону нравились все версии, и он с удовольствием их чередовал, а иногда сообщал интересующимся одновременно. Интересующихся, впрочем, находилось немного — гораздо меньше, чем постоянных клиентов, для подсчета поголовья которых вполне можно было обойтись пальцами на руках.
От своих шведских предков Хакон унаследовал бледно-голубые глаза и когда-то рыжие, а теперь соломенно-желтые волосы; индейский вождь, мексиканский бродяга и ацтекский жрец наделили его темно-красной кожей и надменым профилем, уродливым, как иллюстрации к майанским кодексам. Возраст его был одной из немногих неразрешимых загадок, возбуждавших любопытство жителей Нью-Хуанито. Городские патриархи утверждали, будто его мать-шведка умерла от старости еще в ту пору, когда их бабки готовились к свадьбам, остальные делали вид, будто не верят в эту чушь, но про себя думали: всякое бывает, кто его разберет, этого белоглазого, пришел невесть откуда, поселился в хижине давным-давно умершей сумасшедшей старухи, такой же белоглазой, как он сам, и вот, с тех пор прошло уже тридцать с лишним лет, а Хакон все тот же, стоит за стойкой в «Доме койота», улыбается, вроде, приветливо, а все-таки лучше с ним не связываться, все это знают.
В тот день Белый Хакон, как всегда, нес вахту в «Доме койота». Дело шло к полудню, и посетителей в баре не было. В этом время суток их и быть не могло. Поэтому за прилавком Хакон стоял на голове и развлекался созерцанием изумрудных, алых и черных языков пламени, плясавших под его опущенными веками. Это зрелище никогда ему не надоедало.
Услышав скрип расшатанной половицы у входа, бармен неторопливо изменил положение в пространстве, с достоинством выпрямился, положил кулаки на стойку, подбородок — на кулаки и адресовал посетителю самую приветливую из своих фирменных улыбок, ту самую, от которой шарахались не только пьяные подростки, но и видавшие виды пожилые водители грузовиков.
Но посетитель только широко улыбнулся в ответ.
Человек, переступивший порог «Дома Койота», был, можно сказать, негативной копией мистера Бринкина. Солнце до черноты опалило его бледную кожу и выбелило каштановые волосы. Еще светлее была многодневная щетина, без пяти минут борода, которая, удивительным образом, делала своего владельца не старше, как это обычно случается с бородачами, а гораздо моложе.
— А, — сказал Белый Хакон. — Да это же Джингл-Ко. Где тебя носило?
— Я выполнил твое задание, Хакон, — объявил гость. — Все сделал и, как видишь, вернулся.
— Задание? — флегматично спросил бармен. — Какое задание? Я посылал тебя за консервированной фасолью? Или просил увести корову у Люси Лей? Или отправил сторожить камни в Долине Смерти, чтобы не расползались куда попало? Что-то я запамятовал. Давно дело было. Лет двадцать назад.
— Двадцать два года, — уточнил Джингл-Ко. — Ровно двадцать два, день в день. Помнишь, я сказал, что хочу у тебя учиться, а ты сказал, что это не такое простое решение, как может показаться, потому что тогда придется все бросить и идти до конца, а я сказал, не вопрос, было бы что бросать, а ты сказал, вот именно, для того, чтобы все бросить, надо хоть что-то иметь, а пока несерьезный разговор, а я сказал — ну и ладно, подумаешь, вот увидишь, заработаю кучу денег, построю дом, заведу семью, а потом все брошу и приду к тебе, а ты сказал, вот тогда и поговорим, а я…
— Все, хватит. Остановись. Ну и зануда ты, Джингл-Ко, — ухмыльнулся бармен, доставая из-под стойки грязный картонный стакан. — Хочешь колы?
Все получилось
— Сейчас вылетит птичка, — говорит дядя Яша.
Ида еще не знает, что он дядя Яша. Но теперь будет знать. «Дядяша», вот как его зовут. Всех как-нибудь зовут. Например, Иду зовут «Ида» и еще «Солнышко» и «Заинька», и «Сладенький», и «Нашадевочка».
Иде вчера исполнился год. И поэтому сегодня ее нарядили как принцессу и отвели к фотографу, чтобы «на память». Что такое «день рождения», «принцесса», «фотограф» и, тем более, что такое «память», Ида тоже не знает. Зато она отлично знает, что такое «птичка». «Птичка» — это голубое и желтое, маленькое, пищит и щелкает, прыгает и летает, в руки брать нельзя, смотреть можно. Птичка живет дома, в комнате у бабушки. Называется «Лори и Джерри», а еще «попугай», «попугайчики». Птичка — это хорошо.