— А "колхозник"? С ним что?
— А ничего! — Разяп развёл руками. — Исчез. Испарился, мля! Как будто и не было его с ними совсем. Никаких следов! Мразь это засланная была! Целенаправленно группу уничтожили. Вот так, Андрюха!
Потом мы поминали ребят. И было плевать на то, что напьёмся, что за стол Разяпа сели уже "хорошевскими",уж слишком погано было на душе! А потом, из-за соседнего стола, от группы офицеров донеслось что-то о деньгах, поставках, рынке, о обнаглевших офицерах с передовой, требующих что-то… Разяп дёрнулся, а я успокоил его: мол, нехер на крыс тыловых нервы тратить! Те тоже что-то сказали и… понеслось! Помню Разяп упал, затем я кого-то вырубил и, зачем-то, по полу таскал… В себя пришёл в камере на гауптвахте. Стыдно было только за то, что попал туда пьяным. А за набитое хлебало тыловика – ни капли! А когда за нами Мартынов приехал, вот тогда стыдобища была! Он ТАК тогда на нас смотрел, объявляя неделю домашнего ареста… Лучше бы в морду дал, ей-Богу! Целую неделю изучал дома Уставы и документы, регламентирующие службу. И всё это под присмотром моей "охраны-конвоя". Ещё и зачёты им сдавал! А в свободное от изучения документов время, общался с двумя следователями, приезжавшими почти каждый день… Честно говоря думал, что на этом и закончилась моя служба. Уже смирился с мыслью, что-либо усадят в камеру, в том же Свердловске, либо вообще… А в итоге даже в звании не понизили, только выговор влепили, в приказе…
А Мартынов, вздохнув махнул рукой.
— Садитесь уж, балбесы! Понимаю вас, ребята, но ведь думать-то нужно! Ладно! Проехали. Теперь по работе…
Весь следующий месяц слился в один бумажный хоровод. Только теперь я осознал, что раньше бумаг было мало, вернее очень мало. С утра и до позднего вечера, я сидел, зарывшись в справки и отчёты, временами полностью теряя связь с действительностью. И за этот месяц я осознал, какие сокровища переведены в нашу группу! Каким-то непонятным мне способом, женщины вычленяли из огромного потока бумаг только те, которые могли представлять хоть какой-то интерес для нас. Особенно ценным сотрудником оказалась Надежда Ивановна. Не знаю. Что её настораживало в обычных на вид письмах и документах, но когда начинал вникать в её записки, приложенные к ним… Мрак! За этот месяц мы вышли на след минимум трёх подозрительных групп людей в разных частях страны, и на двух откровенных вредителей. И это не считая множества болтунов, которые, как всем известно, находка для шпионов. Один раз даже к Лаврентию Павловичу вызывали с докладом, после него как Мартынов, так и вернувшийся в наркомат Меркулов, были довольные, как обожравшиеся удавы. Результатом стало увеличение группы ещё на четырёх сотрудниц и увеличение объёма документов. А сегодня ко мне попал интересный документ, настолько, что я малость растерялся.
Речь в нём шла о спецмероприятих, проводимых в районе Оленёкского залива в Якутии. С огромным удивлением узнал, что именно в этот район планируют переселить "спецконтингент" с территории Северного Кавказа и, в дальнейшем, крымских татар. Вспомнилось, как лихо я выдавал предложения о переселении народов и… стало как-то не по себе. Одно дело – теоретизировать на такую тему, и совсем другое – столкнуться с осуществлением. Пусть и не таким, как ты предлагал, но… Видимо Иосиф Виссарионович очень серьёзно отнёсся к информации о будущем и решил максимально изменить его, убрав саму возможность возникновения событий, произошедших в моём мире. Да и хрен с ними! Что хотели, то и получат! Пусть для государства теперь тюленей добывают, если они там водятся. А двенадцатого сентября меня опять огорошили…
— Да вашу ж мать! Ну сколько можно! — я потянулся за очередным пакетом. — Ну неужели нельзя поездом до Свердловска добираться! Ну на фига опять самолётом?!
Слушая мои маты вперемешку с неаппетитными звуками, сопровождающий меня Бах хихикал и давал идиотские советы, типа: попробовать дышать попой, покачивать головой в такт болтанке и тому подобное. Юморист, мля! Я подыхаю, а ему смешно, гаду! И в морду не дашь. Не потому, что званием он намного выше, просто он сам кому угодно пятак начистит! Успокаивало только то, что лететь осталось минут сорок, не больше.
Лётчики не подвели, и через час, я завалился в пожелтевшую траву около взлётной полосы и посылал всех, кто пытался вернуть меня в мир, далеко и ещё дальше. Правда, после последнего посыла я получил серьёзный пинок прямо в копчик и подлетел, как молодой солдат от рёва старшины. Развернулся, что бы врезать "шутнику" и… сдулся. Насчёт врезать Баху, я уже думал, поэтому пришлось смириться и идти загружаться в машину.
*************************************************************************************
— Здорово, Андрюха! Здравствуйте, товарищ генерал! — Максимов встретил нас прямо у машины. — Заждались мы вас. Сначала отдохнуть, или…
Пока Максимов "тарахтел", я с удивлением оглядывался. Прошло-то всего-ничего времени, а многое на территории посёлка, где мы жили в прошлый раз, изменилось. Добавилось несколько домов и каких-то то ли цехов, то ли ангаров. Пока я оглядывался, у машины добавилось людей.
— Андрей Викторович! Вам не кажется, что вы слишком торопитесь? Товарищ генерал, товарищ майор, пройдёмте к командиру части, — плечистый капитан, с шикарным, бархатистым баритоном вытянулся перед нами. — Товарищ Максимов как всегда спешит!
Капитан улыбнулся и добавил.
— Гражданский, что возьмёшь…
Интерлюдия,1 октября 1943 г., Москва, НКВД СССР, кабинет Л. П. Берия.
— Итак, товарищи, подведём некоторые итоги, — нарком мягко хлопнул ладонью по лежащей перед ним папке. — Всеволод Николаевич?
Меркулов, мельком взглянув на понятные только ему пометки в своём блокноте, почти незаметно вздохнул.
— Нам так и не удалось установить лиц, проявивших интерес к Стасову. В качестве меры безопасности, я направил Стасова в Свердловск, сведя риск его захвата либо уничтожения к минимуму.
— Виктор Семёнович. Что вы скажете? — Берия взглянул на Абакумова.
— Ничего определённого, Лаврентий Павлович. С высокой долей вероятности можно говорить о том, что это немцы. Скорее всего, из военной разведки. Но реальных подтверждений этому у меня нет.
— Понятно, — Берия снял пенсне и помассировал пальцами переносицу. — Ничего не знаем, никого не нашли… Плохо, товарищи, очень плохо! Мне нужны факты и взятые агенты, а не "высокая доля вероятности"!…
Интерлюдия, национальный парк "Завидово", Государственная резиденция "Русь", декабрь 2011.
— Почему я только сейчас вижу ЭТО? — аккуратно положив на стол папку, премьер поднял взгляд на сидящего напротив мужчину.
— Мать вашу! — вдруг взорвался он. — Ты понимаешь, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?! Какова цена ЭТОЙ информации?!! Совсем охренели, б ь?! Сидя в кабинетах работать разучились?!
С видимым усилием премьер заставил себя говорить спокойно:
— Хорошо. Слушай внимательно. Через неделю. На моём столе должен лежать полный отчёт по делу и список лиц, причастных к нему. Особенно меня интересует, почему я узнал об этом только теперь. Отчёт должен быть ПОЛНЫМ. Иди…
Дождавшись, пока мужчина покинет кабинет, премьер вновь открыл папку и с каким-то странным чувством вновь взял в руки красное удостоверение сотрудника Главного управления ГБ НКВД СССР…..
Глава 11
— Знаешь, тёзка, всё никак не пойму, что тебе не нравится? Можешь объяснить? Только вот без… — Максимов поставил бутылку на стол и покрутил ладонью у виска. — Сформулируй нормально свою мысль. В конце концов, ты офицер госбезопасности, тем более аналитической службы! Ты должен уметь ясно и понятно выражать свои мысли, а ты уже час мне какую-то пургу несёшь!
— Какую пургу?! — я аж подскочил из-за стола.
— Да ты спокойно, спокойно, — тёзка усмехнулся. — Ты вообще сегодня какой-то странный. С самого совещания. Давай вмажем и рассказывай, что происходит.
Выпив свою порцию водки и закусив кусочком слегка подтаявшего сала, я усмехнулся.
— А с чего ты взял, что я странный и что что-то происходит?
— Ну не держи меня за дурака! — Максимов искренне обиделся. — Я что, по-твоему совсем тупой? Приехал-то ты нормальным, если не считать зелёной морды. А за последнюю неделю стал хрен знает на кого похож! Кислый, серый какой-то! И несёшь всякую чушь. Ну? Расскажешь или как?
— Да чёрт с тобой! — уже я махнул рукой. — Наливай и слушай! Вот скажи… Многое изменилось в истории войны, благодаря нашему "попаданчеству"? Многое. В лучшую сторону? А хрен его знает, дорогой товарищ! С одной стороны да. А я бояться начал. Понимаешь?! Бояться! Особенно здесь. Когда стали обсуждать образцы одежды, соответствующие нашему миру и времени! И хочу, чтобы наши сделали проход в тот мир, и боюсь этого! До ужаса боюсь! Сам не зная толком чего. В Москве, когда работал с огромным потоком документов, не было особой возможности сесть и спокойно всё обмозговать, а сейчас эта возможность появилась. Например… — я махнул очередные полстакана и вместо закуски закурил, — например возьмём Власова. Не стал он предателем. И вторая армия в окружение не попала. Хорошо? Отлично! Но… Ты знаешь, сколько русских сейчас воюют на стороне немцев? Три дивизии, Андрей! Три! И это те, которые непосредственно на фронте! А казачьи части? А национальные эсэсовские формирования? Точно знаю, что в НАШЕЙ истории было намного меньше таких тварей. Немцы сейчас занимают меньшую территорию Союза, чем в нашей истории, но и бои идут тяжелее! В своё время считал Жукова чуть ли не исчадием ада, мясником. А на деле? Нет Жукова, и что? Рокоссовского одного не хватает, а другие-то все хуже! Жуков мог раком любых генералов поставить, ни себя ни других не жалел… Эх-х!
Я снова потянулся к бутылке. Ну как объяснить, как высказать свои чувства?! Иррациональный какой-то страх у меня. Непонятный! Да ещё сны эти…
— Какие сны? — Максимов с интересом уставился на меня отставив стакан. Я что, вслух это сказал?
— Давай уж, рассказывай, не тяни, — он хлопнул ладонью по столу. — Что за сны?
— Олеська моя снится, — я аж зажмурился, так мне тоскливо стало. — Как живая… Ты знаешь… Я ведь с дня похорон на кладбище больше не приходил. Боюсь крышу сорвёт. И с родней Олесиной больше не виделся. Не могу им в глаза смотреть. Ведь из-за меня её не стало… И с другими женщинами… Не могу и всё! Разговариваю, шучу, а как только подумаю о постели, перед лицом она встаёт. А вот сниться только сейчас начала. Стоит на поляне, среди ромашек, грустно так улыбается и молчит. Улыбается и молчит. А у меня будто кляп во рту. Даже промычать не могу ничего!
— Да-а-а! Никогда бы не подумал, что ты классический интеллигэнт внутри! — вдруг сзади раздался голос Баха. Пока я "изливал душу" Максимову, он, оказывается, стоял в дверях. — Душевные терзания, нравственные муки! Тьфу! Ну что уставился, как полорогий на изделие плотника? Разнюнился, твою мать! Ты мужик или как? Ты офицер в конце концов! Боится он! Сны ему снятся!
Сказать, что я был удивлён поведением генерала, это ничего не сказать! Таким я его даже во время практики в спецлагере не видел. Обычно невозмутимое лицо Баха кривилось в какой-то злобно-презрительной гримасе. Он не кричал, а словно выплёвывал в меня слово за словом.
— Сны ему снятся! Да сейчас каждому второму такое снится! Жёны, мужья, родители и дети погибшие! Кукситься он вздумал! А жить так, чтобы быть достойным памяти своих близких не пробовал? Так попробуй! Изменений боишься? В худшую сторону говоришь? А сколько жизней спасло то, что Ленинград немцы не смогли окружить? Не думал? А нужно думать! О числе предателей беспокоишься. Как офицер органов беспокойся о том, чтобы выявить их и к ответу призвать! А ты? Стасов, Стасов. Не стыдно? О! Вижу, что стыдно. Пойми ты, дурья башка, чтобы жизнь стала лучше, нужно бороться за это, а не самокопанием заниматься! Давайте, убирайте это всё со стола. Поговорим кое о чём. А вы, Максимов, сообразите чайку. Покрепче только!
Усевшись на место Максимова, который начал шустро убирать со стола остатки "пиршества", генерал хмуро посмотрел на меня, потом почему-то отвёл глаза в сторону и тихо сказал.
— Завтра съездим в Свердловск, в церковь. И не спорь! За упокой свечу поставишь. Наши поймут…
Следующие десять минут, пока Максимов не принёс чайник с кружками, мы сидели молча, думая каждый о своём. Странно. Ничего особенного он мне не сказал, а стало одновременно и стыдно и легко. Странно даже.
Сделав несколько глотков крепчайшего чая, принесённого тёзкой, я наконец спросил.
— Товарищ генерал, а о чём разговор будет?
— Всё о том же, Андрей. О вашем мире. Понимаете какая штука, ребятушки, — Бах тяжело вздохнул. — Теперь уже можно про это говорить… В общем… не осталось у нас надежды, получить какую-либо информацию от вашего земляка из ФСИН. Потеряли врачи надежду на это. Слишком серьёзные травмы у него оказались. По сути, он растение теперь. Конечно, может и чудо произойти. Может и восстановится мужик… когда-нибудь. А информация о спецслужбах вашего мира нам необходима. Самая разная. Поэтому готовьтесь опять с врачами общаться максимально плотно. А потом… потом видно будет. И ещё. С сегодняшнего дня – никакого спиртного. И оружие всегда при себе держи. Вот так, товарищ майор государственной безопасности. Вот так…
********************************************************************************************
— Ну как, полегчало? — вопрос генерала вырвал меня из странного состояния спокойного опустошения, в котором я находился с момента посещения церкви Всех Святых. Мы уже подъезжали к КПП посёлка, когда Бах прервал молчание.
— Не знаю, товарищ генерал. Наверное да, — я посмотрел в серьёзные глаза генерала. Почему-то я даже мысленно не мог называть его по имени, только по прозвищу или по званию. — Товарищ генерал. А за это…
— Ничего не будет, я же уже говорил. Не беспокойся, — он махнул рукой, — правительство решило, что если церковь может помочь людям справиться с трудностями, то пусть она будет. Да и… ты же читал бумаги по комиссарам, крестившимся перед атакой? Да и сам… Молился в окопах? Помогало? Вот и ответ на твой вопрос. А что будет дальше – увидим. А пока… Ты понял, почему оружие держать при себе?
— А что не понять-то, — я дёрнул плечом. — Опять шевеления?
— Опять. Поэтому сообщаю тебе пренеприятнейшее известие. С сегодняшнего дня, даже по территории закрытых объектов, передвигаешься только в сопровождении охраны. В возможные эксцессы здесь я особо не верю, но лучше перебдеть. Честно говоря, была мысль просто запереть тебя в хорошо охраняемом бомбоубежище, особенно в свете твоего морального состояния.
— А что состояние? Я только последние дни….
— Ты хоть сам себе не ври! — прервал меня "Бах". — Последние дни… Последние месяцы! Вот это вернее будет, и правдивее. Самое последнее дело, это врать самому себе. Тебе же много раз говорили: в случае какого-либо изменения в своём психологическом состоянии относительно нормы – сразу сообщать руководству. Говорили? А ты?
— А что я? Что такое вообще норма для меня? Провалился на кучу лет назад, очутился в другом теле, в другом мире! Встретил любимую женщину и потерял её вместе с не родившимся ребёнком. Какая она, моя норма?
— Та самая, в которой ты был совсем недавно и находишься сейчас! — было заметно, что генерал разозлился. — Сейчас ты тот самый парень, который честно заработал своё прозвище у ОСНАЗовцев, а не то плаксивое существо, каким был ещё вчера! Даже Зильберман предлагал тебя на лечение отправить, дурака такого!
Вот тут я охренел! Я вскинулся, хотел что-то вякнуть и… сдулся. Почему-то именно теперь я осознал, что действительно превращался в чёрт знает что. И на Яшку обиды не было. Теперь-то я понимал, что он пытался растормошить меня, да и Мартынов…
— Осознал? Молодец. И запомни, душевные терзанья забудь! Начнёшь опять – погоны снимем и в комфортабельную камеру! Больше на эту тему разговоров не будет. Всё, готовь удостоверение, подъезжаем.
А через полчаса, мы уже сидели в небольшом зале местного клуба, глядя как сотрудники и сотрудницы "кровавой гебни" демонстрировали нам с генералом наряды, напоминающие одежду моего мира. Тёзка тоже присутствовал и с нескрываемой улыбкой наблюдал за происходящим. М-да. Одежда-то похожа, даже очень. А вот КАК они её носят… Мрак!
— А что вы так улыбаетесь, товарищи? — пожилой армянин Ваник Мгерович Овсепян, отвечавший за пошив одежды по нашим, гм, рассказам, обиженно уставился на нас. — Вы же сами утверждали все эскизы!
Бах и остановившиеся на сцене сотрудники также ожидали ответа.
— С одеждой всё нормально, Ваник Мгерович, — я постарался удержать улыбку. — Очень похожа. Окажись я в ней ТАМ, никто бы и внимания не обратил. Тут другая проблема…. Не что, а КАК носят. Товарищ генерал, вы позволите мне самому продемонстрировать?
Зайдя с Овсепяном за кулисы, я невольно потёр руки в предвкушении. Нашили одежды довольно много, выбрать было из чего. Честно говоря, форма уже жутко надоела, а гражданская одежда этих лет… Широченные брюки, мешковатые, такие же широченные пиджаки. Галстуки, размером с доброе полотенце. Мрак! Единственное достоинство у всего этого – натуральные материалы, никакой синтетики. Порывшись на столах, на которых всё было разложено и попутно поспорив с "кутюрье" о своём выборе, я отправился за ширму.
— Вот, товарищи. Примерно так и выглядит среднестатистический горожанин в тех местах, — я развёл руки медленно повернулся вокруг себя. — Видите разницу? Когда я говорил, что на одежду не особенно обращают внимания, лишь бы она была чистой и не откровенно старомодной, это всё же не значило, одеваться так, как оделись вы. Нет! Если вы хотите привлечь к себе внимание, то пожалуйста. Одевайте топик, джинсы с берцами и вперёд! Только не удивляйтесь товарищи, что кое-кого примут за… хм, лицо нетрадиционной сексуальной ориентации, за педераста, чтобы всем понятно было.
Я с улыбкой покосился на молодого парня, который под громкое ржание всех присутствующих ломанулся со сцены, на ходу сдёргивая с себя шёлковый топик нежно-голубого цвета. Видимо он просто перепутал его с мужской футболкой-безрукавкой.
— И ещё. Если на одежде есть замки и пуговицы, это не значит, что их нужно все застёгивать, в том числе верхнюю пуговичку у рубашки. Да. Даже с галстуком, тогда узел галстука немного ослабляют. Кстати, — я подошёл к одной из "моделей". — Ещё такой момент присутствует. Значки, тем более комсомольские или ГТО. Ни в коем случае! Сразу бросятся в глаза! ТАМ значки, тем более не такие, носит ограниченное число людей, в основном молодёжь неформальная. Немаловажна и косметика: помада, тени и тому подобные вещи. Женщина без косметики как минимум запомнится, а следовательно… — я развёл руками.