Но я видел только глаза — глаза без ресниц месье Антуана. Стеклянные глаза недвижно смотрели в одну точку, он рукой в перчатке указывал в пустоту, шептал: «Ну как же… вон же они, сударь… Выстрел пушки… сигнал к нападению… Корабли Орлова легли в линию… Они движутся, плывут вдоль турецкой эскадры… Грохот… Осыпают ядрами… И получают огненные ответы. Проклятье! Дымом заволокло!.. Теперь видно! «Януарий» Орлова… сближается с кораблем капитан-паши… Не вышло… испугались сесть на мель… «Януарий» отошел назад… Кричит Орлов — велит снова сближаться. Грохот пушки… Паруса повреждены… «Януарий» несется на турецкий флагман. Все ближе… столкнулись бортами… Какой грохот! Рушатся мачты… Пошли на абордаж… Русские матросы — на корабле турок… Дым вырывается из кубрика… Турецкий корабль горит. Сейчас взлетит на воздух. Федор Орлов кричит: «Все назад!»
Матросы бросились обратно — на свой фрегат… Успели! На «Януарий» граф Сен-Жермен кричит Федору Орлову: «Нет! Нет! Прочь с корабля! Он взлетит на воздух! Шлюпки на воду!»
Успели! Шлюпки отплывают, и… И — взрыв! невиданной силы. «Януарий» взлетел на воздух… Гигантский огненный шар… Врезается в корабль капитана-паши… Грохот, светопреставление!
Месье Антуан замолчал и с обычным удивлением уставился на меня. Он вернулся на нашу грешную землю 1988 года… Наконец сказал:
— Горящая мачта с корабля капитан-паши рухнула на палубу «Януария». Искры, видимо, посыпались в пороховую камеру, открытую во время сражения… И взорвался корабль… Друг графа Федора князь Козельский не поверил Сен-Жермену, остался стоять у штурвала. Храбрец захотел увидеть гибель объятого огнем корабля капитан-паши. Решил поиграть со смертью и покинуть корабль в последнюю минуту, на четвертой шлюпке. Но там и сгорел.
Увидев взлетевший на воздух «Януарий», Алексей Орлов был уверен, что его брат погиб вместе с кораблем. Какова же была его радость вновь обнять брата… Сражение закончилось полной победой Алексея Орлова. Никогда вражеский флот не терял столько людей и кораблей… Чесменский порт был усеян обломками турецких кораблей. Обгорелые трупы на воде среди дымящихся корабельных обломков… Это было величайшее морское сражение века. Жаль, что вы всего этого не видели, — сказал месье Антуан и продолжил: — После Чесменской победы графа Сен-Жермена видели сначала в Венеции, потом в Пизе. Там он жил в великолепном мраморном дворце Алексея Орлова. Впрочем, об истории, произошедшей в Пизе, Сен-Жермен рассказал только в «Записках»!
Последняя из рода Романовых
В это время в Италии появилась загадочная красавица. Она выдавала себя за дочь императрицы Елизаветы от тайного брака с ее любовником графом Алексеем Разумовским. Если знать, что Павел I был рожден Екатериной от князя Салтыкова, сия красавица оказывалась последней из рода Романовых.
В ее руках было убедительно подделанное завещание императрицы Елизаветы, передававшей ей трон русской империи. Впоследствии ваша императрица Екатерина честила ее побродяжкой, но зря. Никто не знал истинного происхождения красавицы, но ее тогдашнее положение в свете было завидное. Ей сделал предложение князь Лимбург, и она стала невестой князя Священной Римской империи. Кстати, куда более родовитого, чем родители Екатерины. О завещании Елизаветы эта смелая дама объявила в опаснейшее для императрицы Екатерины время Пугачевского бунта. Она называла Пугачева, объявившего себя спасшимся Петром III, родным братом, писала ему приказы и забрасывала врага Екатерины султана требованиями о помощи. Вокруг нее вертелось множество поляков, ненавидевших Екатерину, пожравшую несчастную Польшу. Граф Сен-Жермен встретил нашу красавицу в Венеции. Она уже знала о дружбе Сен-Жермена с Алексеем Орловым и упросила его передать Орлову ее послание. Она писала Орлову о своих правах на русский престол и приглашала встретиться.
В это время Европа были наслышана о переворотах в России. Знали, что достаточно сотни верных гвардейцев, чтобы занять престол самой большой страны в мире. И красавица верила: тот, кто посадил на трон одну императрицу, посадит и другую. Тем более, что та отплатила ему неблагодарностью.
Сен-Жермен отказался передать письмо, пытался ее отговорить от встречи с Орловым. Но не только потому, что знал ее будущее. С ним случилось частое для смертных и необыкновенное для графа — он влюбился. Граф Сен-Жермен, соблазнивший красоток без числа, был влюблен только в двух женщин. Это были Мария-Антуанетта и наша красавица. И в обеих безответно. Он, конечно же, знал, что она самозванка, но… Она была обольстительна. Необыкновенное лицо. Оно горело лихорадочным румянцем и вдруг становилось бледным, как снег! У нее был профиль итальянки с иссиня-черной копной волос и тонким носом с горбинкой, но… вот она повернулась… глядит прямо на вас, и перед вами очаровательная веснушчатая славянка с огромными зелеными глазами русалки! У нее все время менялось лицо… Постоянным было лишь ее тонкое тело с длинными стройными ногами (она обожала мужские костюмы) и тонкими пальцами пианистки. Тело это все время жаждало любви. И ее любовь… — Здесь месье Антуан усмехнулся и сказал с какой-то беспредельной грустью: — ее нельзя забыть. Но, даже владея этим божественным горячечным телом, вы не могли никогда завоевать ее. Она… как линия горизонта… она всегда далеко от вас. Но с ней… незабываемо! Она была великолепно образованна, прекрасно играла на клавесине, замечательно рисовала. Сен-Жермен, будучи сам искусным и в музыке, и в живописи, наслаждался ее обществом.
Она продолжала просить его устроить ей встречу с Алексеем Орловым. Но он был неумолим.
Тогда, минуя Сен-Жермена, она сумела передать письмо графу Орлову. Излишне говорить, что уже вскоре красавица оказалась в Пизе, в мраморном дворце Орлова. Граф арендовал дворец, принадлежавший семье Медичи, столь хорошо знакомой Сен-Жермену.
В необъятной кровати красного дерева, принадлежавшей когда-то Лоренцо Медичи Великолепному, все и случилось.
В те дни в театре давали новую оперу Сальери. Сен-Жермен был в театре. Но, как и весь зал, не смотрел на сцену. Он глядел на ложу, где разыгрывалось представление куда блистательнее. Алексей Орлов в камзоле, усыпанном бриллиантами, и принцесса в нежно-голубом платье, с оголенными, какими-то беззащитными хрупкими девичьими руками, в бесподобном ожерелье из сапфиров. За ними, в глубине ложи, как бы в почетном карауле, выстроились русские офицеры в парадных мундирах. Сен-Жермен узнавал лица героев Чесмы. В лорнет он отчетливо видел лицо Орлова. Алексей Орлов смотрел на нее безумными, хмельными от любви глазами.
На следующий день Сен-Жермен увидел, как влюбленная парочка, обнявшись, каталась вдоль реки в роскошной коляске с золотым гербом Орлова. За коляской графа ехала другая — с театральными музыкантами, игравшими нежные мелодии модного итальянца Сальери. Замыкала поезд Любви третья коляска — с эскортом морских офицеров. Сомнений не было — она победила. Граф Орлов был страстно влюблен, впрочем, как и все мужчины, которых она решала подчинить. К ее блестящей коллекции разбитых сердец присоединилось и это могучее сердце. Она получила русский флот.
Сен-Жермен наблюдал происходящее с изумлением: обезумевший от любви Алексей Орлов не мог совершить то, что Сен-Жермен ясно видел в ее будущем…
На следующий день граф Сен-Жермен уехал в Венецию. Но вскоре ужасные слухи заставили его вернуться в Пизу. В Пизе он все и узнал! В первый и последний раз всепонимающий, всезнающий граф Сен-Жермен так обманулся. Оказалось, несколько дней назад граф Орлов предложил красавице руку и сердце. Он отвез ее на адмиральский корабль русской эскадры — торжественно венчаться. Но вернулся с корабля на берег граф Орлов один. На следующий день на рассвете русская эскадра поспешно снялась с якоря и покинула Ливорно. И более несчастной никто не видел. Она исчезла вместе с русским флотом.
Сен-Жермен отправился во дворец графа. (Всю последующую сцену он описал в «Записках».)
Во дворце шли сборы, стояли раскрытые сундуки, и слуги укладывали в них бесчисленные камзолы графа. Алексей Орлов возвращался в Россию.
Сен-Жермен нашел Орлова в кабинете, у огромного стола, заваленного бумагами. Он был пьян. Но уже не от любви. Огромный, до дна опорожненный штоф водки стоял на столе. Рядом другой — тоже пустой. Орлов сказал: «Гляди, Ваше сиятельство. Здесь ее бумаги, весь стол заняли. Кому только не писала. Султану… Королю шведскому… Королю прусскому — всем нашим врагам. — Он перебирал письма. — А это уже к ней… Польская нечисть ей пишет. Все мятежники — Огинский, Радзивилл… Но никаких доказательств о высоком рождении! Никакой бумажонки! Одна пыль в глаза… Самозванка она! Не ошибся… Но девка небывалая! Я нам с вами завидую… и всем нам, кто ее ёб. Что смотришь, граф… Венчаться со мной на корабль позвал. Там мы ее и арестовали. Теперь к матушке-императрице везут… в крепость. Очень авантюрера сия государыню волновала. Велела матушка своему рабу привезти ее! Я исполнил! Обманул я девку, Салтыков. Впрочем, какой ты Салтыков! Ты думаешь, наше имя взял и нашим стал? Шалишь! Ты рабом стать сможешь? То-то! Великое это искусство! Но ох непростое! Хотя мы все им владеем, все с рождения наделены! Все холопы… Красавица княгиня Лопухина императрицу Елизавету на бале затмила, та язык ей велела отрезать. Знай, холопка, свое место! Императрица Анна Иоанновна по щекам придворных дам била. Чуть недовольна — по морде. А они ее руку, оплеухи раздававшую, целовать спешили. А в шуты себе императрица отрядила самых родовитых. Князь Волконский, князь Голицын, граф Апраксин. И все они, потомки великих родов, согласились. И когда императрица шла с придворными мимо, потомки великих родов должны были блеять и кукарекать. И блеяли и кукарекали, а она им углем на морде усы рисовала и со смеху помирала. Князя Голицына, потомка королей Гедиминовичей, на уродке-карлице женила, шутовскую свадьбу устроила. Князя с уродиной в клетке в церковь на слоне везли, а гости из диких народностей на собаках и свиньях за ними ехали. И князь, потомок королей, от калмычки-уродины произвел на свет потомство. И могучие родственники поношение фамилии терпели, потому как мы — рабы. Так что девку любимую отвезти к матушке-царице мне очень даже нетрудно… Мы служим государям нашим не по-вашему! Вон ты рассказывал, как железную маску на опасного человека надевать придумали. А у нас императора всероссийского Иоанна Антоновича без всякой маски в тюрьме десятилетия держали и, когда надо, удавили. Мы холопы царя сегодняшнего, но для вчерашнего, безвластного, мы звери лютые. Я вот этой самой рукой свергнутого внука Петра Великого удавил. Как его горлышко жалкое хрустнуло… помню! Прощай, граф, и не поминай лихом верного раба царицына Алешку Орлова!
И, как рассказали потом Сен-Жермену, всю ночь Алексей Орлов бил зеркала… за отражением своим охотился. Так что Сен-Жермен понял — он не ошибся. Граф Алексей Орлов любил самозванку. Любил ее страстно, но… увы, по-вашему!
Предсказания
Граф Сен-Жермен продолжил ездить по Европе. Не забывая время от времени появляться во Франции.
После смерти маркизы де Помпадур к постаревшему королю пришла последняя любовь. В Версале появилась другая Жанна. Это была Жанна-возмездие, истинная карикатура на Жанну Помпадур. Такая же божественная фигура, столь же безупречный овал лица, столь же ослепительно-белая кожа, такая же копна белокурых волос, которую не удержать двумя руками… Но при этой красоте она была фантастически необразованна, глупа и с самым неудобным прошлым. Ее взял из борделя некто граф Дюбарри, пройдоха и картежник. И когда ему не везло за карточным столом, расплачивался с кредиторами ее прелестями… Я не буду пересказывать всю ее историю и как она попала на глаза королю Людовику. Но ее прошлое, столь богатое бесчисленными мужчинами, оказалось главным достоинством. Ибо вскоре Король Любви с восторгом сказал фразу, оставшуюся в анналах Галантного века: «Мне шестьдесят, я любил очень и очень многих! Но она, мое сокровище, научила меня таким любовным изыскам, о которых даже я не подозревал». Она была безмерно простодушна и безмерна развратна! И уже вскоре счастливый французский народ весело запел:
— Ах, плутовка, старого развратника заманила ловко.
Как тогда сказал Сен-Жермен: «Это и есть наказание истинных ловеласов. Их первая любовь никогда не бывает последней. Зато последняя любовь часто бывает первой. И, как правило, самой постыдной». Влюбившийся король устроил ее брак с младшим братом графа Дюбарри. Новоиспеченную графиню следовало представить ко двору. Придворные дамы дружно сказывались больными, никто не хотел представлять свету вчерашнюю шлюху.
Именно тогда и произошел таинственный эпизод, описанный в мемуарах современников.
Мария-Антуанетта, тогда еще дофина, открыто ненавидела бывшую потаскуху. Как-то ночью красотка Дюбарри с подругой шли по версальскому парку и встретили проходившую мимо дофину. Антуанетта молча прошествовала мимо, а Дюбарри сказала спутнице:
— Ты видела, как посмотрела гордячка Антуанетта! Испепелила меня взглядом. Поверь, она с удовольствием отправила бы меня на костер!
В этот момент мимо них в темноте проскользнул мужчина, который прошептал:
— Да нет, сударыня, вы умрете куда обыкновенней. Вас убьет топор… Как, впрочем, и ту, несравненную, несчастную…
Он не договорил и замолчал.
Обе испуганно обернулись и в свете луны увидели… лицо графа Сен-Жермена. Он смотрел на них с невыразимой печалью. Уже в следующее мгновение исчез в темноте.
Известно также, что в семидесятых граф вновь тайно появился в Париже, чтобы встретиться с Марией-Антуанеттой! Все та же придворная дама Антуанетты, любовница Сен-Жермена графиня д'Адемар пишет об этом в своих мемуарах: «В те дни Людовик XV заболел оспой… врачи объявили ему, что он безнадежен. Король должен был приготовиться к встрече с Богом — покаяться и получить отпущение грехов. Но для этого королю надо было отослать из дворца свой самый любимый и самый сладостный грех — красотку Дюбарри. Людовик написал ей трогательное прощальное письмо. Но уже на следующий день почувствовал себя лучше. Он тотчас захотел призвать свой грех обратно. Но красотка, боявшаяся оспы, уже укатила из дворца в свое имение.
В этот же день графиня д'Адемар провела к Антуанетте графа Сен-Жермена.
— Я много слышала о ваших способностях. И хочу у вас узнать: король выздоровеет? — спросила графа Антуанетта.
— Нет, король умрет… Очень скоро… Царствовать будете Вы, Ваше королевское Высочество.
Она испуганно посмотрела на него и как-то нерешительно сказала:
— Тогда попробуйте предсказать… нашу судьбу на троне?
Сен-Жермен долго молчал, потом сказал:
— Есть рок, Ваше Высочество… Но Господь дает нам свободу воли — возможность его преодолеть. И перед нами всегда два пути. Один предначертанный, но не неизбежный… И второй, когда усилием воли, чувствуя беду, уготованную судьбой, человек меняет предначертанную судьбу. Вам придется от многого отречься, чтобы изменить назначенный вам путь!
Месье Антуан еще что-то говорил, но я уже не слышал.
Я опять мог патетически прокричать: «Я вижу… я вижу!»
Я видел! Булыжник… перед дворцом. Люди меня окружали, но их я не видел. Я знал — это толпа придворных. Стоят перед дворцом в Версале. Глядят на окна королевской спальни… Знал, что к больному оспой королю не пускают. Боятся эпидемии.
Я видел окно спальни — за стеклом горела огромная свеча… Рядом со мной стоял кто-то, была видна рука в кружевных манжетах… Рука лежала на эфесе шпаги… Наступали сумерки… Свеча в окне горела ровным светом… Потом кто-то подошел к окну и задул свечу. Толпа заревела, и!..
Тотчас исчезла картинка, раздался голос месье Антуана. Сказал насмешливо:
— Орут: «Король умер и да здравствует король!» Новый… Несчастный… нет, несчастнейший Людовик XVI!
Граф Сен-Жермен покинул Париж той же ночью. Продолжал ездить по Европе. Наконец осел в герцогстве Шлезвиг у знаменитого покровителя алхимиков князя Карла Гессен-Кассельского. Он «не выезжал никуда из герцогства», — как пишут историки. Однако в 1783 году никуда не выезжавшего графа дважды видели в Париже. Графиня д'Адемар подробно описывает свою встречу с графом и его посещение королевского дворца. Всю дорогу в Тюильри граф молчал или односложно отвечал на вопросы графини. Она провела его в покои Антуанетты. В тот вечер Антуанетта тайно приехала из Версаля в Париж на ночной маскарад в Оперу. Безумная в жажде развлечений, ночами она теперь часто тайно покидала Версаль и в Париже танцевала до утра и до упаду. Она была в знаменитой прическе из павлиньих перьев, которую недавно ввела в моду. Парикмахер Леонар, стоя на лесенке, делал последние штрихи на головке Антуанетты. Наконец он удалился. Граф тотчас начал говорить, на этот раз без обычных своих витиеватых любезностей. Он был очень бледен, говорил медленно, будто слушая чьи-то слова и повторяя их. Он сказал, что та смертельная опасность, которая грозит королевской семье и Франции, та беда, о которой он намекал прежде, она «уже на дворе». Антуанетта слушала нетерпеливо. Торопливо поблагодарив графа за заботу, велела закладывать лошадей. Она спешила. На маскараде в Опере ее ждал любовник, шведский дворянин граф Ферзен по прозвищу «Картинка», самый красивый мужчина века.
Графиня д'Адемар вывела Сен-Жермена тайным ходом на площадь Карузель.
Она пишет в мемуарах: «Было совсем темно. Сен-Жермен постоял на площади, потом сказал: «Я больше не увижу нашей Прекрасной Дамы… Но такой же ночью, тем же тайным ходом наша бедная Антуанетта в платье служанки выйдет на эту площадь Карузель, чтобы бежать из собственного дворца… И в карете за кучера будет сидеть тот, к кому она сегодня так стремится»… Так оно и случилось! Это произошло уже после революции, во время неудачного бегства королевской семьи. В огромной карете, в которой они бежали из Парижа, за кучера сидел ее любовник, граф Ферзен… Но это все будет потом. А тогда у нас на дворе стоял 1783 год, и Людовик XVI еще правил Францией.
— В ноябре того же 1783 года, — продолжал месье Антуан, — братья Монгольфье запустили первый воздушный шар с людьми… Вы его уже видите!
…Огромный светло-голубой шар высотой метров тридцать. На шаре вызывающе-ярко, каким-то нагло-желтым цветом — монограмма Людовика XVI. Теперь шар был уже в воздухе… медленно летел над Парижем. Летел на небольшой высоте — на высоте взмывшей ввысь птицы. В корзине в серых камзолах для прогулки, в париках без шляп — двое. Один из них учтиво поклонился и помахал рукой. И тогда кто-то рядом со мной… я почему-то видел только его локоть, спину и шляпу, снял эту шляпу и ответно помахал ею в воздухе…
Шар уносил корзину… Они пролетели надо мной и медленно растворились в небе… В небе 1783 года! И я услышал голос месье Антуана:
— Граф Сен-Жермен, стоя рядом с вами, приветствовал пролетавшего над ним маркиза д'Арланда, своего друга. Великий ловелас и спортсмен маркиз д'Арланд пролетел над Парижем. Шар загорится в полете, но они погасят огонь, эти двое в корзине… Первые люди, поднявшиеся в небо…
Я плохо его слушал, я был как безумный! Я видел небо 1783 года!
Встречи после смерти
Месье Антуан продолжил свой рассказ:
— В январе следующего, 1784 года милейший художник, точнее, милейший человек, а художник он был не особенный… Жан-Батист Готье-Даготи по заказу князя Карла Гессен-Кассельского написал портрет графа Сен-Жермена. Тем не менее портрет вышел отменный. Князю Карлу портрет настолько понравился, что он заказал копию для своего брата, большого почитателя Сен-Жермена. Это тот самый портрет, который вы видите сейчас на стене.