Южная Корея настолько же открыта окружающему миру, насколько Северная Корея закрыта. Что ей, как и Китаю, Японии, Италии, Ирландии, Турции, Армении или Израилю, в огромной мере помогло построить всё то, что эта страна построила. Связи, технологии, инвестиции, а также прямое и косвенное лоббирование во всём мире превратили эту страну в одного из «Тихоокеанских тигров».
Последнее означает, что даже очень бедную страну, управляемую коррумпированной военной хунтой, можно превратить в развитое демократическое государство. Было бы желание. Ну и те факторы, которые перечислены выше. Включая время, нужное Золушке на превращение в принцессу.
Причём вопрос воссоединения двух Корей для богатого юга не менее, а скорее более важен, чем для бедного севера. Тем более что властям севера есть чего бояться: такого статуса, как сегодня, у них в объединённой Корее явно не будет. И с этой точки зрения пример объединения двух Германий неоптимистичен. Где та «Штази», где тот генералитет. О руководстве СЕПГ и не говорим.
Однако в отличие от Кипра, разделённого по этническому принципу, объединение которого на сегодня волнует в основном чиновников ООН, Корея знает, что была единой, хочет быть единой и наверняка будет единой. Это желание и есть решающий фактор, гарантирующий будущее объединение. Вопреки всему, что мешало двум корейским государствам объединиться на протяжении двух поколений и мешает в настоящее время. Что в 70-е годы и продемонстрировал Вьетнам.
Кто помнит, Сайгон в своё время был такой же столицей независимого государства, как Ханой. Однако вести серьёзную войну на два фронта не могла даже нацистская Германия, куда более милитаризованная, чем послевоенные Соединённые Штаты. В итоге в 1973-м, с началом на Ближнем Востоке Войны Йом-Кипура, Вашингтон вынужден был выбирать, какого именно союзника поддерживать. И как следствие, проиграл войну во Вьетнаме.
Израильтяне воевали сами, и им необходима была только техническая и политическая поддержка. Плюс, как честно сказал в своё время Генри Киссинджер, в США были евреи-избиратели и, что более важно, спонсоры действовавшей администрации. А интересы южновьетнамской хунты лоббировали только несколько генералов Пентагона и кое-кто из руководства ЦРУ, имевшие личные интересы в Сайгоне.
Потери американской армии во Вьетнаме были запредельны. Антивоенное движение усиливалось. Вьетнамских избирателей и лоббистов соответствующего уровня в Штатах практически не было. Итог: бегство из Южного Вьетнама американцев и их местных союзников, объединение страны и всё, что последовало потом.
Потом, как помнят все московские студенты конца 70-х — начала 80-х годов, была там ещё и попытка китайской экспансии. Благо Китай тысячу лет подряд Вьетнам завоёвывал, а вьетнамцы от него тысячу лет отбивались. С перерывами на французов и американцев.
От первых из которых в этой стране остались католические монастыри и приюты для сирот, круассаны, виноградные плантации, элитные бордели, рикши и идеальный сервис на правительственных виллах. А от вторых тоже много чего, хотя преимущественно на юге. Аэродромы, военные базы, морские порты, нефтяные разработки, джинсы, дешёвые гостиницы с девочками… Ну что ещё от американцев обычно остаётся?
Китай, который Вьетнаму от колонизаторов отбиваться помогал, хотя и не так, как СССР, на всё это не претендовал. Но изрядный кусок севера страны откусить попытался. Что у него не получилось, хотя Пекин это сильно удивило. Вьетнамцам после нескольких десятилетий бомбёжек и боёв воевать было привычно и, в общем, всё равно с кем. Так что разгромить их на узком фронте, большая часть которого пролегала в горах и джунглях, было просто нереально.
Опять-таки международные симпатии были исключительно на их стороне. Если не считать маоистских группировок и партий. Но сколько тех партий в совокупности было на планете? И сколько их могло воевать на стороне китайцев против Вьетнама? Разве что помянутые красные кхмеры. Да и то…
Соответственно, в разгар провальной для Китая вьетнамской кампании московские студенты были мобилизованы комсомольскими органами и дружными рядами пошли на демонстрацию к зданию китайского посольства с чернильницами-непроливайками и тушечницами наперевес. Были тогда ещё в стране такие предметы канцелярского обихода.
Каковые, в соответствии с данными студентам предварительными инструкциями, и полетели в несчастное посольство. Раскрасив его во все мыслимые оттенки и цвета чернил и туши, бывшие в продаже в отечественных магазинах. Преимущественно фиолетовые, синие и чёрные. С отдельными подтёками красного и зелёного, стильно и гармонично контрастировавшими с тёмным фоном.
На тот исторический момент классическая формула «русский с китайцем братья навек» в своём развитии от исходного «Сталин и Мао слушают нас» дошла как раз до состояния, когда собраться большой толпой и грохнуть о стену посольства КНР в Москве несколько сотен пузырьков с плохо смываемой жидкостью для молодёжи было самое оно.
Тем более что было это не только коллективно, но даже с одобрения начальства. Благо хунвэйбинов в СССР не было и бесчинств в отношении китайских дипломатов, кроме указанного мелкого хулиганства, никто не творил. Что есть пример для нынешней шпаны. Санкт-Петербуржских казаков. Православных активистов. И прочей самоорганизующейся гопы.
Напали на братьев-вьетнамцев, только что победивших буржуинов-империалистов, их новые враги — китайские гегемонисты, так и получи же ты в своё посольство, гегемонист, чернильницу от нашего студента. Раззудись рука, размахнись, плечо. С предварительным указанием, чтобы по окнам специально ни в коем разе не целились. Мало ли что бывает. Не дай Б-г разобьются окна — плати потом, в соответствии с конвенциями.
Ну и в итоге всё как по нотам. Н-на. Хрясь. Хлюп. В жизни своей серое бетонное здание китайского посольства в Москве, скучное до рефлекторной зевоты и эстетически привлекательное, как коробка из-под обуви, не выглядело таким красочным и сказочно прекрасным. Как индонезийский батик, ей-же-ей. Даже жалко было, когда его отмыли.
Сегодняшний Вьетнам мало-помалу наладил отношения и с Францией, и с США. Да и с Китаем, несмотря на всё то, что было между ними, по большому счёту как-то утряслось. Ну, острова Спратли — это понятно. Нефть, рыба, территориальные воды, морские пути.
Погромы вьетнамских этнических китайцев — хуацяо — тоже понятно. Там их по всей Юго-Восточной Азии громят, дай только местным какой-нибудь повод. Да и без повода громят. Однако же прокитайских красных кхмеров из Камбоджи, она же Кампучия, вьетнамцы погнали взашей.
Чем только и спасли остатки населения этой страны, за что удостоились выволочки от нобелевского лауреата премии мира президента США Джимми Картера. Того самого, который отметился в истории как самый глупый американский президент в ХХ-м веке. Что убедительно доказывают его достижения на ниве ближневосточного урегулирования и запрет иранскому шаху трогать аятоллу Хомейни.
Однако оставим в стороне Картера с его советами и наставлениями, которыми ветхий, но ничуть не поумневший и ничему не научившийся старец продолжает морочить голову всем тем, кто готов его слушать. Отметим, что объединённый Вьетнам, хоть и оставшийся социалистическим, успешно поднимает не только свою экономику, но и остаётся мотором и гарантом стабильности всего бывшего французского Индокитая. Именно он — ключ к Лаосу и Камбодже.
Нет сомнений, что если бы из этой страны в рамках внутрипартийных интриг, а также борьбы с потенциальной «пятой колонной» Китая и буржуазными пережитками не изгнали местных китайцев, сегодняшнее положение Вьетнама на мировой политической и экономической карте было бы ещё более заметным. Страны, в которых китайцев много, в этом регионе добиваются куда большего, чем те, где этого торгового и промышленного народа нет. Такая уж закономерность.
Повторим: опыт Вьетнама и Кореи — борьба с завоевателями до победы. Преодоление бедности и отсталости — если не мешает идеология. Воссоединение страны вопреки всему, что этому препятствует. Включая не только внешнюю агрессию и внутренние расколы, но и все прочие привходящие обстоятельства.
Причём если Вьетнам ещё может выступать в качестве региональной сверхдержавы, то зажатой мировыми гигантами Корее, соседей у которой тоже три, но это Китай, Россия и Япония, абсолютно негде развернуться. Просто некуда. Одна бывшая сверхдержава. Одна будущая. И одна экономическая. А ты живи между ними, как шпротина в банке.
И ведь ничего. И не объединилась страна, в отличие от Вьетнама. И социализм в той её части, где он пока есть, по сравнению с вьетнамскими идеями дедушки Хо чёрт знает какой. И ресурсов никаких нет. Кто-нибудь слышал о корейской нефти? Или газе? Но результат…
Нам бы такие результаты. Пока же торговлей в России всё больше заняты китайцы. Мелким швейным промыслом и крупным панельным домостроением — вьетнамцы. А лук, морковь и баклажаны лучше всех в стране выращивают те же корейцы. Северные. И свои.
Последние на этом не останавливаются. И с возрастающей скоростью пополняют ряды отечественных музыкантов, банкиров, медицинских работников и математиков. Не говоря о многочисленных деятелях русской культуры. Самым известным из которых является Юлий Черсанович Ким. Не зря их всё-таки называют евреями Дальнего Востока.
Индия — демократия парламента и погромов
Нет в этом мире другого крупного государства третьего мира, имидж которого был бы более благоприятным, чем у Индии. Её парламентская демократия, судебная система, государственное устройство, межнациональные отношения, автономия штатов, забота о племенах признаны международным эталоном.
Правда, произошло это во многом благодаря усилиям её бывшей метрополии, которая занималась обустройством будущего этой «жемчужины британской короны» раньше, чем всех остальных своих колоний, вместе взятых. И сделала для этого куда больше. Хотя и не без фатальных ошибок. И не без того, что в наше время принято называть преступлениями против человечности.
Помимо Великобритании, гордящейся индийским крикетом, поло и футболом едва ли не больше своих собственных, свою лепту в миф об Индии внёс СССР — ближайший союзник этой страны времён подавляющего доминирования в её внутриполитической жизни Индийского Национального Конгресса.
Пока в Дели на протяжении десятилетий правила династия Ганди-Неру, один представитель которой сменял другого, отношения с Москвой были безоблачны. Да и потом, несмотря на явный дрейф тех, кто сменил ИНК, в сторону Запада, критиковать то, что происходило в Индии, в отличие от Пакистана или Бангладеш, в России было не принято. История отношений, военные поставки, то-сё…
То же самое касалось и касается стран западного мира. Гигантский рынок вооружений, технологий и инвестиций, многомиллионная диаспора в Британии и Штатах, высочайший уровень интеграции индийской экономики в экономику мировую и то значение, которое сотрудничество с индийскими корпорациями имеет для корпораций транснациональных, не говоря уже об историческом и цивилизационном наследии, превратили современную Индию в одного из самых привлекательных партнёров Запада.
Тем более что языком межнационального общения в этой стране является не русский, как в России, путунхуа, как в Китае, или португальский, как в Бразилии, а английский. Что до ЮАР, имеющей то же преимущество, её текущие внутренние проблемы торпедируют долгосрочные перспективы развития этой страны. Как в предшествующие отмене апартеида времена мешал международный бойкот. Так что в группе стран БРИКС у Индии с точки зрения потенциала развития связей с Западом конкурентов нет.
Опять-таки она не претендует на статус великой державы, как Россия и КНР, и никак не проявляет амбиций по превращению в будущем в сверхдержаву, в отличие от того же Китая. Да и по объективным показателям никак не может на это претендовать. Иметь с Дели дело куда проще и безопаснее, чем с Москвой или Пекином.
Эта страна не строила социализм или коммунизм, хотя и экспериментировала с социалистическими идеями. Не участвовала в холодной войне и гонке вооружений — и не имеет идеологических противников в основных мировых столицах. Единственные её серьёзные исторические противники — противники региональные.
При этом противостояние Индии с Китаем и Пакистаном, в том числе в Кашмире, на Тибете и в Афганистане, в сегодняшней международной обстановке для неё скорее плюс, чем минус. Никто, кроме Индии, не в состоянии в случае необходимости сбалансировать Китай. Россия не в счёт: к ней Запад относится куда подозрительнее, чем к самому Китаю.
Что до Пакистана, поддержка его спецслужбами и политическим руководством контактов с «Аль-Каидой» и талибами не позволяет рассматривать идею союза между этой страной и западным блоком иначе чем в качестве декларации о намерениях. На самом деле Пакистан ведёт вялотекущую необъявленную войну с Западом за влияние в крайне чувствительном для Среднего Востока и Центральной Азии регионе.
Строго говоря, единственное, чего Запад всегда хотел от Индии, — дистанцирования от советской политики. Которая с распадом СССР исчезла, автоматически обеспечив всё, что от Дели требовалось. Как следствие, Индии был предоставлен режим наибольшего благоприятствования даже в таких чувствительных вопросах, как ядерный статус.
Атомная сделка с США говорит о признании Индии ядерной державой де-факто. Чего, отметим, ждать в отношении её вечного соперника Пакистана пока что не приходится. Не исключено, как подозревают власти ИРП, — из-за их сотрудничества в ядерной и военно-технической сфере с Китаем.
В качестве ёмкого рынка углеводородов Индия поддерживает отношения с Ираном и арабскими монархиями Персидского залива. Там на постоянной основе живут миллионы трудовых мигрантов — в основном индийских мусульман. Что не мешает ей строить и развивать отношения с Израилем в военно-технической сфере. Преимущественно за счёт России.
Короче говоря, не государство, а страна-пример. Образец для подражания, оплот региональной стабильности и прочая, и прочая. Если не заглядывать за красивый фасад. Поскольку там, в реальной Индии, много такого, что волосы встают дыбом. И остаются стоять.
Несмотря на исторический поход рязанского торгового гостя Афанасия Никитина за три моря. А также большого друга Советского Союза Рабиндраната Тагора. Махатму Ганди, Джавахарлала Неру, товарища Индиру Ганди, сына её Раджива Ганди и его вдову Соню Ганди.
А также стихотворение Николая Тихонова про мальчика Сами, который полюбил далекого Ленина. Он же «Ленни». Как сейчас помнится: «Этот год был очень недобрым: / Круглоухого мышастого пони / Укусила чёрная кобра, / И злой дух кричал в телефоне». Знаки препинания расставлены по памяти. Давно это было.
К сожалению, Индия Джима Корбетта с его кумаонскими людоедами и леопардом из Рудрапраяга — страна, которой давным-давно нет. Как и Индии Редьярда Киплинга. Стихи, рассказы и сказки его великолепны. Вот только в сегодняшней Индии на каждого Маугли и Рикки-Тикки-Тави найдётся десяток Шер-Ханов и сотни полторы Нагов и Нагайн. В переносном смысле.
Речь не о бюрократии, коррупции и массовом насилии над женщинами. Жуткой нищете, деградации целых областей и истощении природной среды. Антисанитарии, криминале и всём том, что составляет Индию в не меньшей мере, чем киноиндустрия Болливуда.
Равно как новые кварталы больших городов, программа «Тигр», заповедник Казиранга и многопартийная система. Армия и флот. Компьютерные технологии, статус бухгалтерии англоязычного мира и мирового производителя лекарств. Растущий средний класс и всё то прочее, чем эта страна справедливо гордится. Не о том речь.
А речь о том, что, пока одни в этой стране идут вверх, другие падают вниз. И главный вопрос, от ответа на который зависит её будущее, кого там больше. Опережает ли усиление Индии её ослабление? Или эту страну разносит в разные стороны, причём со всё возрастающей скоростью? Что кажется после того, как с ней познакомишься поближе.
Не исключено, что слова Черчилля насчёт того, что Индия — не страна и государство, а географическое понятие, реализуются на практике. Поскольку географию не изменить. Что где находится, там и находится. И находиться будет. Но стала ли эта страна страной на самом деле?
Индия пробовала влиять на Цейлон. Точнее, Шри-Ланку. Без особого успеха, хотя и не без потерь: Раджив Ганди заплатил за ланкийскую авантюру жизнью. Влияет на феодалов и монахов Сиккима, Мустанга и Бутана. Контролирует отдалённые острова в Индийском океане. При нужде может воздействовать на Непал, хотя в какой мере — это ещё большой вопрос. Но вот на Бангладеш — Восточную Бенгалию — уже нет.
Отделившаяся от Пакистана, перестав быть составной частью этого противника Индии благодаря политике Дели, сыгравшего на противоречиях между пакистанскими элитами, страна эта сама по себе представляет для Индии немалую проблему. Помимо растущей угрозы со стороны бангладешских террористов, беженцы, переселяющиеся в восточные провинции Индии, склонные к острым формам сепаратизма, чрезвычайно напрягают ситуацию в этих регионах.
Как и другие государства, возникшие в Азии на месте бывших колониальных империй, заняв огромные территории, многонациональные и поликонфессиональные, Индия пока не стала страной, всё население которой воспринимает её в качестве таковой как что-то вечное.
Как государство, чуждое для огромной массы людей, формально являющихся его гражданами, — да. Как конструкцию бюрократов из Дели, сменивших англичан, — да. Но не как единую страну. Именно поэтому в Индии территориальный и этноконфессиональный сепаратизм так распространён и живуч.