Но что то же самое удастся зажатому между двумя региональными мусульманскими гигантами Сингапуру, расположенному на крошечном нищем острове, населенном в равной мере индусами, малайцами и китайцами, было неожиданным для всех. Сюрприз, однако. Очень приятный для его нынешнего населения.
Скорее всего сыграл роль фактор личности в истории. Если бы Ли Куан Ю не был тем, кем был, этот процветающий высокоразвитый торгово-финансовый оазис на перекрёстке путей между Индийским и Тихим океанами так и остался бы частью Малайзии. И вряд ли в чём-то существенном отличался бы сегодня от прочих её провинций.
Но случилось то, что случилось, и сегодня мы можем уверенно говорить о том, во что способен превратить мангровое болото умный китайский мандарин, не боящийся крови. Дипломатичный, чтобы его не съели агрессивные соседи. Изворотливый. И достаточно прагматичный, чтобы к нему летели со всего мира предприниматели. Привлечённые чистотой страны, безопасностью и идеальными условиями для ведения бизнеса.
Пример, отметим, уникальный. И не в одной только Азии. Расстреливать и сажать в тюрьму ему пришлось, помимо профсоюзных лидеров или бандитов, и своих собственных друзей. Когда и если они пытались использовать своё служебное положение в личных целях. Вследствие чего в Сингапуре нет коррупции. Во всей остальной Азии она есть.
Страны, о которых идёт речь, могут быть более или менее богатыми. Управляться военными хунтами. Как Мьянма или Бангладеш. Или гражданскими правительствами с полномочиями большими, чем у любой диктатуры. Как Шри-Ланка и тот же упомянутый выше Тайвань.
Могут до конца ХХ-го века быть монархиями, как пережившая геноцид красных кхмеров Камбоджа. И Лаос. По сей день остающиеся в тени Вьетнама. Или представлять собой конгломерат территорий. Полуострова и островов, как Малайзия с её британским наследием. Или только островов, как испано-американские Филиппины и португало-голландская Индонезия.
С непременной китайской диаспорой, которую все местные аборигены ненавидят за её зажиточность, космополитизм, образованность, левацкие идеи и приверженность к капитализму (одновременно), да и вообще за то, что за их спинами всем, кто не любит китайцев, видится тень мирового китайского заговора. В данном регионе — с куда большим основанием, чем в России или США.
Хотя наличие неподалёку Большого Китая отнюдь не мешает громить и притеснять местных хуацяо всем, кому вздумается. Поскольку именно китайцы для некитайцев ЮВА — и не только ЮВА — представляют собой то самое крупное, состоятельное, политически нелояльное или подозреваемое в нелояльности космополитическое меньшинство, которое сам Б-г велел громить. Такие местные евреи.
Правда, надо отметить, под воздействием широких контактов с большим исламским миром, которые во времена глобализации развились, как никогда прежде, Джакарта и Куала-Лумпур были подробно проинформированы, что все их беды от евреев и Израиля.
Местные лидеры типа Мохаммада Махатхира в это то ли поверили, то ли сделали вид, что поверили, до такой степени, что начали произносить по этому поводу грозные речи на мировых исламских конференциях. Хотя всю жизнь душили и гнобили исключительно китайцев, отродясь никаких евреев не видели и не очень представляли, кто они такие и с чем их едят. Но как могли соответствовали старшим братьям во исламе.
С другой стороны, именно израильтян маленький и частично мусульманский Сингапур, зажатый между индонезийской военной хунтой и малайскими националистами, привлёк для формирования стратегии национальной безопасности и создания вооружённых сил. И не прогадал. Поскольку как отбиваться от крупных исламских соседей, имеющих подавляющий перевес в живой силе и технике, никто в мире лучше Израиля не знал и по сей день не знает.
Систему обороны смуглые иностранцы, говорящие на никому из местных не понятном языке, Сингапуру построили. Соседи этой страны даже не поняли, что там происходит, и не успели возмутиться. Тем более что инструктора из Израиля были из соображений конспирации представлены их подопечным в качестве латиноамериканцев.
Да они в принципе на них вполне, по местным понятиям, и походили. Не англичане. Не голландцы. Не американцы. Кто их разберёт, кто они такие? Может, бразильцы. Или из какой-нибудь другой экзотической страны по ту сторону океана. Мало ли где такие люди живут…
Пристальный взгляд на регион в целом позволяет понять, что в мешанине ислама, христианства разных толков, индуизма и язычества всех форм, от высокоцивилизованных до диких и примитивных, стержней и опор у местной государственности несколько.
Первый — древнее и средневековое прошлое. Которое у каждой местной страны есть. Легендарные правители и великие герои. Храмы и монастыри забытых религий. Затерянные в джунглях города и дворцы правителей. Завоеватели, освободители и вожди восстаний. Пророки, боги и жрецы.
Второй — культура, искусство и традиции, которыми регион богат чрезвычайно. Резьба по камню, дереву и кости. Изготовление тканей и изделий из бумаги. Театр теней и театр кукол. Национальная кухня и сельское хозяйство. Кузнечное и оружейное дело. Музыка и поэзия. Строительство кораблей.
Плюс традиционная жизнь, сосредоточенная вокруг горных террас или расчищенных в джунглях полян, прибрежных кампонгов или мегаполисов. У морского побережья, по берегам рек или в речных дельтах. В каждой стране чуть-чуть своя. Со своим особым историческим центром или центрами.
И третье, главное. Объединяющее тех, кто не вписывается в традиционные рамки королевской власти в пределах отдельно взятой страны. Кто именно был колонизатором и в рамках какой именно колониальной империи существовали все эти земли. Что в полной мере относится к Индонезии, Малайзии и Филиппинам.
При всей разнице этих государств, у каждого из которых своя история. Диктаторы, компартии и военные хунты. Меньшинства и история преследования меньшинств. Свои методы притеснения местных китайцев. Где-то в масштабах геноцида, как в Индонезии 60-х. Где-то погромов и ограничений, как в Малайзии. Где-то обычных притеснений, как на Филиппинах.
В каждой стране свои сепаратисты. Вроде филиппинского Фронта освобождения Моро, индонезийского Движения за освобождение Ачеха или ланкийских «Тигров Тамил-Илама». Свои методы притеснения религиозных и национальных движений. Чтобы помнили своё место. Свои исламские и неисламские террористы и свои причины заигрывания с ними властей.
Наконец, в каждой стране своя резня. Христиан на индонезийском Амбоне, Восточном Тиморе и Южных Филиппинах. Индуистов на Бали. Тамилов на Шри-Ланке. Даяков на Калимантане. Папуасов-язычников в Ириан-Джая. Не без взаимности со стороны местных племён.
И в каждой стране, где правительство удосуживается поисками национальной идеи, свои завихрения и заморочки по этому поводу. На этнической почве — если прокатывает. Поскольку сингальская или малайская идея ничуть не хуже бирманской, лаосской или камбоджийской.
На религиозной — в основном исламской. Вроде Бангладеш и тех же Малайзии и Индонезии. При всех заклинаниях Джакарты и Куала-Лумпура о многонациональности и равенстве религий населения. То есть всё по Оруэллу. «Все звери равны, но некоторые равнее»…
На понимании того, что если правящая элита китайцы, так и надо держаться своей бранжи — как говорили совсем в другой части света и по другому поводу герои Исаака Бабеля. Получается по-разному. Где-то малой кровью. Где-то большой. Где-то очень большой.
От религии до философии
До самого конца позапрошлого, XIX-го века огромное большинство населения планеты идентифицировало себя по линии свой-чужой, исходя из религиозной принадлежности. И многие до сих пор это делают. Ну, из какого рода или племени — тоже было и остаётся. Хотя уже поменьше.
Так как религия только до определённого момента совпадает с племенными маркерами, когда она становится по-настоящему широко распространённой и тем более мировой, границы между этносами она в значительной мере стирает. Хотя и не до конца. Такая общая историческая закономерность.
Опять-таки, как говорил Иван Васильевич в фильме Леонида Гайдая, важным было, «чьих будешь». Именно в том самом смысле, что «чей холоп». То есть чьё сало ешь, кто твой король и где твоя столица. Поскольку вера верой, а вертикаль власти вертикалью власти.
Если начальство говорит, как надо верить в Б-га с понедельника или с какого другого дня недели, то ему и карты в руки. Для особо непонятливых: у него меч, а у несогласных с его мнением голова с плеч. Как, очевидно, и родилось на свет конное поло, гольф и прочие спортивные игры с перебрасыванием чего-то круглого. Подвижные, бодрые и оптимистичные.
Но всё имеет свой конец. И королевская власть не вечна. Поскольку конституционная монархия — это уже не монархия, а так, пенсион. Для любимой бабушки-королевы, её дедушки-консорта, сына-раздолбая и внука-вертолётчика. И парламентская демократия, отметим, тоже.
Но всё имеет свой конец. И королевская власть не вечна. Поскольку конституционная монархия — это уже не монархия, а так, пенсион. Для любимой бабушки-королевы, её дедушки-консорта, сына-раздолбая и внука-вертолётчика. И парламентская демократия, отметим, тоже.
Хотя все те, кто искренне полагает себя народными избранниками, протирая задами кожаные сиденья в служебных автомобилях стран с демократическими традициями, будут возражать. Но увы. И теократия имеет свой конец. И диктатура. И вообще всё, всё, всё. А также империи и национальные государства, построенные на базе распространившихся по миру вместе с просвещением национальных идей.
Так как нет на этом свете идеального общественного строя. И населению всегда будет казаться, что это только у него правители бурбоны и прощелыги, а вот где-то там… И оно век за веком будет менять своё шило на чужое мыло. А потом опять и опять. По кругу. Так как никто, попав наверх, не остаётся идеальным.
Нет у человечества пока такой идеи, светлой, незапятнанной и чистой, которая не была бы похоронена всеми теми, кто её пытается (или делает вид, что пытается) в реальную жизнь воплотить, прямо на предварительном этапе. Что наблюдалось в истории, а также наблюдается по сей день и наблюдаться будет скорей всего во веки веков. Аминь.
Азия, однако, по крайней мере на побережье Тихого океана, дала прелюбопытнейший пример эволюции хотя бы одной неизбежной спутницы человечества: религии. Которая там превратилась — не везде и не до конца, но во многих странах — в чистую философию. А также этику, систему обрядов и вообще что-то, не требующее чрезмерного напряжения себя и окружающих.
Отчего интеллектуальная азиатчина в виде синтоизма, буддизма, конфуцианства, даосизма и прочих более или менее перевранных для переваривания широкой публикой или, напротив, правильно понятых, точно переданных, толково переведенных и грамотно откомментированных специалистами доктрин так широко распространилась в западном мире в 60-е годы ХХ-го века.
И, отметим, с тех пор интерес именно к этому типу религиозной жизни человечества в мире не снижается. Причём далеко за пределами региона, который восточные религии породил и в котором они на протяжении тысячелетий сравнительно мирно или не очень мирно сосуществовали.
Не очень, поскольку европейцы и американцы застали их, когда все споры между ними и их последователями по большому счёту были решены. Все головы срублены, все животы распороты и все колья, на которые сажали вероотступников и иноверцев, давным-давно обратились в прах. Вместе с вероотступниками и иноверцами.
То есть диво ли дивное, что и бабушка-старушка ведёт себя высокоморально, и дедушка её уже не ходок, если им не то чтобы о плотском вспоминать, а и с постели встать большой прогресс. О встрече с Б-гом надо думать. Не до глупостей. Вот и с восточными религиями так же.
Буддизм не случайно породили ордена монахов-воинов, хотя за пределами Китая мало кому известно о каких-то их монастырях, кроме Шаолиня. Войны сторонников Конфуция и даосов закончились столетия назад. Да и синто, со всей поэтичностью и изяществом этой японской религии, привлекающей к ней восторженных поклонников из числа иностранцев-гайдзинов, имеет оборотную сторону.
И сторона эта отличается редкостной жёсткостью. Недаром единственная в истории Японии попытка смены правящей династии, предпринятая монахом-конфидентом Докё в VIII-м веке, не только с треском провалилась, но и положила начало ограничениям, которые, не позволив «великому министру-монаху» стать правителем страны, поставили пределы распространению в Японии буддизма. Что в XVII-м cтолетии пригодилось сёгунам из династии Токугава для пресечения на корню японского христианства.
Однако в ХХ-м веке всё это уже было историей. Как были историей, причём древней, войны между приверженцами различных направлений иудаизма. И религиозные войны между христианами отошли в прошлое. Однако память о них европейцев и американцев была свежа. Да и сегрегация по религиозному принципу все ещё широко распространена.
Дальний Восток на этом фоне был или по крайней мере казался удивительно терпимым. И внешне, в отличие от исламского мира или Индии, раздираемых религиозными противоречиями с сопровождающими их массовыми изгнаниями населения, погромами и геноцидом, представлялся сторонним наблюдателям чуть ли не раем.
Местное население отличалось не меньшей жестокостью друг к другу и окружающим, чем жители прочих регионов планеты. Выбивало друг друга миллионами. Опустошало целые области и страны. Но без специальных отсылок к религии. Находились другие поводы и причины.
Что объяснялось отнюдь не каким-то особенным конфессиональным гуманизмом китайцев, корейцев, японцев и жителей Индокитая, включая Бирму и Вьетнам. Но широчайшей распространённостью на этой территории на протяжении тысячелетий многочисленных и зачастую противоречащих друг другу религиозных верований, включая первобытные.
Первобытные означает веру в духов предков, зверей-покровителей, духов природы и прочие экзотические конфессиональные раритеты. Которые не только сосуществовали, но и накладывались один на другой, перемешиваясь в самых причудливых формах. И тех, кто их исповедовал, было не просто много — очень много.
В мире авраамической триады древние верования оставались уделом ведьм и колдунов. И душились в зародыше, хотя в народной религии существовали и до сих пор существуют их пережитки. Еврейские мудрецы-хахамы называли их «обычаями глупости». Однако по причине отсутствия централизованных религиозно-административных институтов евреи боролись с ними вяло. В отличие от христиан и мусульман.
У христиан высшей институцией искоренения инаковерующих была католическая инквизиция. Что до ислама, зимми-единобожникам там было ещё ничего — жить было можно. Хотя и по-средневековому. Погромы, насильственные обращения и изгнания в мусульманском мире никто не отменял. Однако же всем прочим религия Последнего Пророка и вовсе ничего хорошего не гарантировала.
Отметим тут, хотя и мимоходом, подробно описанную выше Индию. Бесчисленные религиозные верования которой так же запутанны для стороннего наблюдателя, как и её этнический состав. С философией там всё всегда было очень хорошо. С религиозным фанатизмом тоже.
Большой вопрос, до какой степени религиозные зверства, совершаемые на её территории до сегодняшнего дня при параллельном эффективном функционировании в этой стране демократических институтов британского типа, являются следствием исламского завоевания. По мнению автора, ни в какой. Что бы по этому поводу ни утверждали сотни миллионов сторонников «Индии для индусов».
Так что в качестве примера сравнительно мирного сосуществования конфессиональных общин в Азии остаются только обитатели её восточной и юго-восточной частей. Почему? Б-г весть. Может быть, именно они переросли период, когда религиозные войны были актуальны.
А может, из-за присущего им несомненного прагматизма. Который проявляется ими в экономике, политике и прочих направлениях человеческой деятельности, далёких от религии. Причём настолько последовательно, что Азиатско-Тихоокеанский регион в наступившем столетии будет лидером экономического развития в мировых масштабах.
Отметим: это верно для любых местных религий, за исключением ислама. Сторонники которого в конце ХХ-го — начале ХХI-го века принесли в населенные приверженцами этой религии регионы Малайзии, Индонезии и Филиппин нетерпимость и религиозный фанатизм, характерные для Ближнего и Среднего Востока. У всех прочих там идеи войн за веру ушли в далёкое прошлое.
Значит ли это, что христианам Амбона и Филиппин, индуистам Бали, приверженцам первобытных верований Калимантана-Борнео и индонезийской части Новой Гвинеи, буддистам Таиланда и Бирмы-Мьянмы от этого стало хоть на йоту легче жить? Нисколько.
Как и любым сторонникам религиозных течений, включая христианство и ислам, в социалистических странах, от Северной Кореи и Китая до Вьетнама. Буддийским монахам в милитаризованной Бирме или тоталитарной Камбодже времён красных кхмеров. Ну и китайцам — по всему региону, кроме самого Китая и двух «маленьких Китаев»: Сингапура и Тайваня.
Во всех прочих ситуациях религиозные направления как-то притираются друг к другу. Не исключено, демонстрируя пример не столько толерантности, сколько прагматизма. Ты не трогаешь меня, я не трогаю тебя, вместе мы не трогаем всех прочих, а они, прочие, не морочат наши головы.
Такой дальневосточный вариант двухтысячелетней давности идеи Гиллеля: «Не делай другому того, чего не хотел бы ты от него для себя». И далее плавный переход религии с её неизбежным изначальным фанатизмом в простую житейскую философию взаимного сосуществования.