Когда Адель Плувен чуть ли не силой вывели из реанимационного отделения, она тоже перебралась в гостиницу, где нашла Рашель и внуков, уже ожидавших ее появления. Вид у нее был совершенно разбитый, глаза покраснели и опухли от слез, она хромала больше обычного.
Мануэль с разбегу бросился ей на шею и спросил с обескураживающей детской прямотой:
— Это правда, что папа умирает?
Фьямма тем временем улыбалась простодушной и трогательной улыбкой, свойственной слабоумным, терпеливо дожидаясь разрешения Адели подойти и сесть рядом.
— Твой отец скоро выздоровеет, вернется домой и задаст тебе перцу, — через силу пошутила бабушка.
Потом она взглянула на Фьямму, и ее сердце болезненно сжалось. Адель обожала эту девочку и смотрела на нее как на родную дочь Мистраля. Она высвободилась из объятий Мануэля и наклонилась к Фьямме.
— А ну-ка иди сюда, поцелуй меня, — ласково проговорила старуха.
Фьямма с восторгом обняла бабушку.
— Ты ела виноград? — спросила она.
Адель удивилась вопросу:
— Почему ты так решила?
— От тебя так вкусно пахнет американским виноградом. Мне нравится американский виноград, — пояснила девочка. Ей очень хотелось спросить о здоровье Мистраля, но она не решалась.
Адель направилась в большую, ярко освещенную гостиную, с трудом пробираясь по толстому ковру к обитому парчой креслу. Ноги ее больше не держали, и Фьямма взяла ее под руку, чтобы помочь.
— Флоретта говорит, что тебе надо отдохнуть, бабушка, а вон там для тебя приготовлена комната, — сказала девочка.
— Да кто она такая, эта Флоретта, что раздает приказы незнакомым людям? — возмутилась Адель, продолжая переступать нетвердыми шажками. — Что за люди вас окружают? Живете как в цыганском таборе! — добавила она ворчливо.
— Флоретта — это Флоретта, — рассудительно объяснила Фьямма. — Ее все слушаются. Даже папа.
— Флоретта — это я, — объявила женщина, появившаяся в гостиной в эту минуту.
Высокая и худая, как жердь, она в первое мгновение показалась простодушной Адели похожей на запомнившееся с детства воронье пугало, стоявшее в огороде на их ферме в Бонье, но, разглядев незнакомку поближе, старуха была поражена ее красотой. На вид ей было лет тридцать пять, на самом деле могло быть и гораздо больше. Несмотря на худобу, стройное тело было удивительно женственным. Черные с проседью волосы были подстрижены очень коротко, на загорелом лице выделялись золотистые, кошачьего разреза глаза, носик был маленьким, небольшой рот — полным и чувственным. Она похожа на дикую кошку, готовую к прыжку, подумала Адель.
— А вы, как я полагаю, и есть знаменитая бабушка Адель? — Флоретта, чуть улыбаясь, протянула руку, которую Адели пришлось пожать, после чего она наконец опустилась в кресло, совершенно выбившись из сил.
Дети подбежали и дружно, одним прыжком, расселись на мягких подлокотниках кресла. Мистраль рассказывал Флоретте о тяжелом характере матери, поэтому ее ничуть не смутил холодный прием. Она смотрела на несчастную старуху с бесконечным сочувствием и пониманием: ведь она сама была матерью и при малейшем дуновении ветерка трепетала за своего уже великовозрастного сына, с которым вынуждена была подолгу разлучаться. Два дня назад она узнала, что ее Шарль намерен жениться. Это известие застало Флоретту врасплох и повергло в ужас. Она намеревалась отправиться к сыну в Париж сразу же по завершении чемпионата в Монце, но несчастный случай с Мистралем спутал все ее планы.
— Я взяла на себя смелость приготовить для вас спальню, чтобы вы могли отдохнуть, — сказала Флоретта.
— Спасибо, — ответила Адель, — я очень устала.
— Чувствуйте себя как дома, мадам Адель. Скажите мне только, чем еще я могу быть вам полезной, — улыбнулась Флоретта.
— Только бог, если услышит меня, сможет мне помочь, — тяжело вздохнула Адель.
— Верьте, и господь услышит ваши молитвы, — ласково успокоила ее Флоретта.
Старуха закрыла глаза и кивком головы дала понять, сколь глубока ее вера в милость всевышнего. Дети прижались к бабушке, не сводя с нее любопытных глаз.
— Наверное, мне следует воспользоваться этой спальней, о которой вы говорите, но теперь, когда я села, мне уже нелегко собраться с силами и снова встать, — пожаловалась Адель. — А где ваша мама? — спросила она, повернувшись к внукам.
— Мама спит, — ответила Фьямма.
— Как она может спать, когда кругом столько народу? — удивилась Адель.
— Все верно, уснуть невозможно. И вот я здесь, — воскликнула Мария, появляясь в дверях. Подойдя к Адели, она наклонилась и расцеловала ее в обе щеки.
— Не могу сказать, что ты хорошо выглядишь, — заметила старуха, глядя на измученное усталостью и переживаниями лицо Марии.
— Зато ты просто цветешь, — пошутила та.
Адель знала Марию еще ребенком и, увидев ее вновь после долгого отсутствия, была поражена ее красотой. Но теперь подруга Мистраля показалась ей внезапно постаревшей. Охваченная порывом благодарности за любовь, связывающую Марию с ее сыном, Адель ощутила к ней что-то вроде материнского чувства.
— Все обойдется, — со вздохом сказала Мария.
— Конечно! — отозвалась Адель, чтобы ее подбодрить.
— Я рада, что ты здесь.
— Будем дежурить по очереди, — предложила Адель. — Но теперь ты должна показать мне обещанную комнату. Я в этих больших отелях блуждаю, как в лесу.
Ради такого исключительного случая она решила избавить Марию от своих вечных причитаний по поводу их бродячей жизни, возмущавшей ее до глубины души. Флоретта проводила ее в спальню, маленький Мануэль радостно прыгал вокруг бабушки.
Мария осталась с Фьяммой, они сели рядышком на диванчике.
— Когда папа выздоровеет? — спросила девочка.
Мария погладила ее по прямым, спадающим на плечи волосам, густым и рыжим, как мед.
— Надо немного подождать, — ответила она мягко.
— Сколько? — не отставала Фьямма, во всем любившая точность и определенность.
— Не знаю, но он обязательно выздоровеет, и это главное.
— Значит, он как будто бы уже здоров, — бодро заключила девочка.
— Все верно, так и есть, — Мария продолжала гладить ее волосы.
Из коридора донесся голос Флоретты, говорившей с каким-то мужчиной. Фьямма прижалась к матери, ища защиты. Они были одни в огромной гостиной, залитой светом. В этой позе их и застал появившийся на пороге Джанни Штраус.
Мария молча смерила его взглядом. Фьямма тоже не сводила с него встревоженных глаз. Его внезапное появление напугало девочку.
— Привет, Мария, — сказал Джанни, войдя в гостиную и останавливаясь в нескольких шагах от них.
— Что тебе нужно? — сухо спросила Мария.
— Я прилетел из Нью-Йорка, как только узнал, — в голосе Джанни прозвучали столь несвойственные ему обычно уважительные нотки.
— Я должна тебя поблагодарить? — враждебным тоном осведомилась Мария.
— В этом нет необходимости, — сказал он тихо.
Флоретта оставалась поблизости, готовая прийти на помощь.
— Я видела графиню в госпитале, — сообщила Мария, не приглашая его сесть. — Похоже, она привезла сюда своих адвокатов.
— Возможно.
— Стервятники чуют запах наследства, — заметила она.
— Не забывай, по закону графиня — законная супруга Мистраля, — предостерег ее Джанни.
Мария в ответ лишь крепче сжала в ладонях ручку Фьяммы.
— Это твоя дочь? — спросил Джанни.
Ему было прекрасно известно, что у Марии есть дочка с синдромом Дауна, но он ни разу раньше ее не видел.
Мария кивнула.
— Ей, наверное, лет двенадцать?
— У тебя хорошая память, — усмехнулась она.
— Она родилась вскоре после смерти моего отца, — пояснил он.
— Петер так ее и не увидел, — уточнила Мария.
Джанни был явно смущен и смотрел на Фьямму, словно пытаясь найти в кротком взгляде девочки ответы на мучившие его вопросы, подтверждение или опровержение своих сомнений.
— Она действительно твоя сестра, — прошептала Мария, — пора тебе с ней познакомиться.
7
Не говоря ни слова, Джанни Штраус опустился в кресло, в котором только что сидела Адель. Он выглядел подавленным и растерянным.
— Мне… стыдно, — с трудом выдавил он из себя.
— Потому что услышал от меня о том, что тебе и раньше было известно? — Тон Марии был непримиримо враждебным. Не сводя с него глаз, она сделала знак Флоретте, чтобы та увела девочку.
— Мама, мне обязательно надо уходить? — спросила Фьямма, встревоженная странным разговором матери с незнакомцем.
— Да, дорогая, тебе пора, — подтвердила Мария.
Фьямма послушалась, не споря. Когда они остались одни, Джанни Штраус судорожно перевел дух, словно ему не хватало воздуха.
— Мне стыдно, — повторил он.
— Ты это уже говорил, — сказала Мария по-прежнему холодно и сухо, — но я не вижу причин.
— Я так мало знаю об отце и практически ничего — об этой девочке.
— Если бы ты только захотел, все было бы по-другому.
— Я не смог примириться с твоим присутствием. Я тебя терпеть не мог, — признался он.
— Зачем ворошить прошлое? Лучше оставим все, как есть.
— Теперь, когда я увидел твою дочку, это невозможно.
— Но ты же знал, что она есть!
— Да, но я ее никогда не видел. А теперь для меня все переменилось. Ты можешь это понять? Это правда, что ее зовут Фьяммой? — спросил он вдруг.
— Разве тебе не нравится это имя?
— Оно ей идет, — Джанни закрыл лицо руками и замер на несколько мгновений. — Отец обязательно женился бы на тебе, если бы не погиб, — добавил он.
— Замужество никогда не было для меня целью жизни.
— Но для Фьяммы это имело бы решающее значение.
— У Фьяммы есть отец.
— Ты рискуешь потерять и его, — грубо напомнил он.
Мария обожгла его гневным взглядом.
— Это самая гнусная ложь, какую мне когда-либо приходилось слышать. Интересно знать, откуда вдруг такая забота обо мне и моих детях?
Пока великий Петер Штраус был жив, Джанни относился к ней крайне враждебно. После смерти отца он сделал вид, что знать ее не знает, хотя ему было известно, что она ждет ребенка. Отец не делал секрета из своих отношений с Марией, наоборот, он страшно гордился их близостью. Но как раз накануне решающей встречи с адвокатами, на которой должны были быть определены условия его развода с женой, Марианной Фукс, Петер погиб в дорожном происшествии. На частной дороге, поднимавшейся от озера Комо к его вилле, машину, в которой он ехал один, сбил тяжелый грузовик, скрывшийся с места аварии. Грузовик так и не нашли; дело о наезде было отправлено в архив. Смерть предпринимателя стала последней в ряду множества загадок, окружавших его жизнь.
— Послушай, Мария, возможно, Мистраль выживет. Я искренне на это надеюсь. Но мы должны действовать, исходя из худшего, — стоял на своем Джанни.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты должна вести себя так, чтобы во второй раз не остаться на бобах.
— Неужели в тебе совесть заговорила через столько лет? Что-то не верится, — удивилась Мария.
— Ты никогда никому не доверяешь? — попрекнул ее Джанни.
— Всякий раз, стоило мне кому-то довериться, я оказывалась в сточной канаве. Потому и спрашиваю, с какой такой радости ты вдруг стал заботиться обо мне?
Джанни поднялся и пересел на диван рядом с ней.
— Скажем так: время сглаживает острые углы, с годами люди меняются. Мы не должны забывать, что законной наследницей Мистраля в случае его смерти будет Шанталь Онфлер. Если ему суждено умереть, — повторил он невозмутимо, — все, что у тебя есть, перейдет к его жене. Ты имеешь хоть какое-то представление о состоянии Мистраля?
— Я знаю, что он богат, но, если он умрет, для меня все потеряет смысл. И его богатство тоже.
Годовой оборот предприятий Мистраля превышал тридцать миллионов долларов. Фирма «Промо-Ми» в Монте-Карло занималась недвижимостью, продажей автомобилей и рекламной деятельностью. Ее представительство, включавшее огромный конференц-зал, размещалось в солидном семиэтажном здании. В Париже находилась «Пабли-Ассошиэйтед», компания по связям с общественностью, представлявшая интересы Мистраля и других известных спортсменов. Фирма активной рекламы в Милане обслуживала интересы спонсоров на европейском рынке.
Мария была в курсе всех дел, но без Мистраля все его огромное состояние ничего для нее не значило.
— Ты должна проявить инициативу. Прижми ее к стенке, не давай ей развернуться, — посоветовал Джанни. — Тебе надо растить двоих детей. Мистраль сколотил для них огромное состояние, нельзя допустить, чтобы оно уплыло в чужие руки.
Мария смотрела на него с подозрением.
— Скажи честно, ты не пытаешься использовать меня, чтобы насолить графине?
Джанни Штраус вспыхнул до корней волос.
— С какой стати?
— Только не изображай святую простоту, у тебя это плохо получается, — резко произнесла Мария. — Я знаю, у тебя свои счеты с француженкой, и тебе не терпится столкнуть ее со скалы. Но ты бы хотел сделать это моими руками.
Джанни вскочил как ужаленный.
— Ты бредишь! — закричал он визгливым тонким голосом.
— Мир тесен, Джанни. В конечном счете все знают всё обо всех.
— Я только хотел тебе помочь, — уже без надежды убедить Марию повторил Джанни.
— Будем считать, что я оценила искренность твоих намерений, — с усмешкой отозвалась Мария.
— Если передумаешь, помни: я в полном твоем распоряжении, — не желая сдаваться, Джанни вынул из кармана и положил на стол свою визитную карточку.
— В этом нет необходимости. Мистраль выживет.
* * *Она надела поверх туфель голубые пластиковые бахилы, облачилась в халат того же цвета и убрала волосы под шапочку. Хирургическая маска закрывала ей рот. Только в таком одеянии ее впустили в палату интенсивной терапии, куда был переведен Мистраль, наконец-то вновь обретший способность дышать самостоятельно, без помощи искусственных легких.
— Вы можете остаться всего на несколько минут, — сказала медсестра, указав ей на стул, поставленный в изножье кровати. Мария села и замерла, едва дыша, пристально изучая погруженное в глубокий сон, страдальчески осунувшееся лицо, черные круги под глазами и обескровленные губы.
— Веди себя как подобает мужчине, — сказала она тихо, словно он мог услышать, — не бросай нас. Дети только и говорят что о тебе, они ждут тебя. Твоя мать тоже с нами. Ты всем нам нужен. Хотела бы я рассказать что-нибудь смешное, чтобы ты улыбнулся, но никак не выходит. — Ее глаза наполнились слезами.
Перед свиданием у Марии состоялся разговор с врачом, и он попытался ее успокоить, как только мог, сказав, что коматозное состояние может продолжаться неделями, хотя мозговая деятельность Мистраля не нарушена.
— Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? — продолжала Мария. — Лечь в эту кровать и разделить с тобой твои страдания. Но все, что я могу, — это сидеть здесь и смотреть на тебя. А скоро меня прогонят, и мне придется уйти.
Она встала и тихонько провела кончиками пальцев по руке Мистраля, потом снова села и, глядя на это неподвижное лицо, стала вспоминать их первую встречу.
Марии только-только исполнилось восемнадцать, ею владела почти невероятная мечта пройти обучение и стать дамским мастером в парикмахерской Ванды в Чезенатико, самой популярной во всей Романье.
Она ехала на велосипеде из Каннучето и на улице Рома, прямо на самом перекрестке, пропорола гвоздем покрышку. Мария была в отчаянии, из-за этого дурацкого происшествия она рисковала опоздать. Мистраль, подпиравший стену у мастерской Примо Бриганти, наблюдал за происходящим с обычным для него ленивым и вызывающе самоуверенным видом.
— Помощь не нужна? — осведомился он, не сдвинувшись ни на миллиметр.
— Да я на все готова, лишь бы починить эту проклятую железку! — в сердцах вскричала Мария.
— Отдашь самое дорогое? — нагло ухмыльнулся он.
— Если ты мне немедленно починишь эту покрышку, я сделаю все, что захочешь! — воскликнула она.
За несколько минут Мистраль починил покрышку, подкачал воздушную камеру, смазал втулки и цепь, укрепил педали.
— Вот. Совсем как новый, — сказал он с гордостью.
— Сколько я тебе должна? — торопливо спросила девушка. Ей не терпелось наверстать упущенное время.
— Ты прекрасно знаешь, — многозначительно ответил молодой человек.
— Ты что, решил, что я это всерьез? — ахнула Мария.
— Для меня данное слово — все равно что расписка кровью, — торжественно провозгласил Мистраль.
— Лучше скажи, сколько я тебе должна, — сердито отрезала девушка.
— Не беспокойся, когда придет время, я с тебя все взыщу сполна, — подмигнул он, помогая ей сесть на велосипед.
Мария тогда уехала с тревожно бьющимся сердцем.
Теперь, глядя на безжизненное лицо Мистраля, она прошептала:
— Я в тебя сразу влюбилась и люблю до сих пор.
Оманья
1972 год
1
Сильвано Ваккари вел двухместную «Ланчию» с лихостью подростка, хотя ему было уже за пятьдесят. Он хорошо выглядел для своих лет, несмотря на лысину и избыточный вес.
Лучо Баттисти через динамики стереоустановки разливался соловьем про любовь, что, подобно скале, неподвластна времени и ветру.
Розильда Спада, сидевшая рядом с Сильвано, была в восторге. Вечерняя заря окрасила горизонт в золотые и пурпурные тона.
У Розильды была роскошная грудь, несколько лет назад она, тогда еще Розильда Фаббри, чуть было не стала королевой красоты Эмилии-Романьи.