После этого Анкудинов запер все двери дома и поджег его вместе с женой. После того страшного пожара от всей улицы осталось только лишь несколько домов. Дом самого злоумышленника сгорел дотла. Местные жители подумали тогда о том, что вся семья Анкудинова и сам хозяин погибли в огне.
Но, как оказалось, Анкудинову предстояло еще жить долгие годы. Встретив в назначенном месте своего сообщника, Анкудинов направился к российско-польской границе. Для того чтобы хватило средств на дорогу в Польшу, мошенники выкрали у проезжавшего мимо немецкого купца Миклафа деньги и драгоценности.
Миклафу удалось достичь Москвы и рассказать жителям о том бесчинстве, которое учинили Анкудинов и его сообщник. Только тогда москвичи поняли, что мошенник не сгорел в пожаре, а здравствует, не переставая заниматься грабежом и обманом.
Едва только Анкудинов достиг Польши, он отправился ко двору короля, где представился как сын Василия Шуйского, вынужденный тайно бежать из России. С того времени Анкудинов жил при дворе короля в Варшаве. Он смог добиться необычайного благорасположения польского короля Владислава, тем самым обеспечив себе безбедную и спокойную жизнь.
Не нужно думать о том, что король Владислав был настолько глуп, что поверил россказням Анкудинова. Однако политическая ситуация в то время была таковой, что подобное положение вещей вполне устраивало польского монарха. Он не изгнал со двора русского самозванца даже после того, как приехавшие с визитом московские купцы рассказали историю о том, как была разграблена государственная казна и оказалась сожженной целая улица.
Однако все шло своим чередом. Вскоре король Владислав умер, а трон занял другой человек, не пожелавший видеть при дворе авантюриста, бежавшего из России от справедливого наказания. Но и на этот раз Анкудинову удалось, что называется, выйти сухим из воды. Он поспешил покинуть Польшу. По дороге из Польши Анкудинову пришла в голову мысль отправиться на Украину. Там он встретил Богдана Хмельницкого, с которым очень быстро сблизился и стал правой рукой мятежника. Не раз Анкудинов присутствовал на встречах Хмельницкого с послами, прибывшими из разных стран мира.
Однажды к украинскому разбойнику прибыли послы из России. Многие из них лично знали Анкудинова. А потому, увидев его сидящим около Хмельницкого, очень удивились. Собравшись вечером в отведенных им комнатах, они решили рассказать обо всем Богдану Хмельницкому. Но не успели…
Поняв, что может быть разоблачен, Тимофей Анкудинов в тот же вечер поспешил покинуть своего благодетеля и бежать в стан хана Девлет-Гирея, который благожелательно отнесся к прибытию русского.
Действительно, отношение к Анкудинову при дворе восточного хана было очень хорошим. Дабы уверить всех окружающих в своем рвении служить хану, Анкудинов решил принять мусульманство. Нужно сказать о том, что это была уже третья по счету религия, которую принимал русский мошенник.
Затем вместе с караваном Девлет-Гирея Анкудинов прибыл ко двору турецкого султана. Авантюрист смог быстро расположить к себе султана, который оставил его при своем дворе.
Однажды, сильно напившись, Анкудинов решил незаметно пробраться в гарем султана. Однако его план не удался. Он был пойман, что называется, с поличным и предан суровому суду. Каким-то чудом Анкудинову удалось избежать смерти и выбраться из глубокой ямы, в которую он был брошен по приказанию султана.
Убежав из Турции, Тимофей Анкудинов отправился в Швецию, поскольку считал эту страну наиболее удобной для поселения. В то время Швеция и Россия были враждовавшими государствами. Поэтому шансы Анкудинова остаться неузнанным значительно возросли.
В Швеции Анкудинов жил под именем Ягана Синельсена и так же, как и в других странах, смог добиться благорасположения к себе достаточно высокопоставленных особ. В Швеции он близко сошелся с королевой Кристиной и канцлером Оксеншерном. По-видимому, столь быстро войти в доверие к влиятельным лицам Швеции ему помогло то обстоятельство, что он принял государственную веру – протестантизм. Более того, успешному продвижению его «карьеры» способствовала и выдача себя в качестве сына Василия Шуйского, которого незаконно и несправедливо изгнали с родины.
Известная русская пословица гласит: «Сколько веревочке ни виться – конец близок». Очень скоро закончилась и легкая жизнь Анкудинова в Швеции. В страну с визитом прибыли русские послы. Они, конечно, сразу же узнали известного мошенника и рассказали обо всех его «подвигах» королеве Кристине. Разгневанная королева отдала приказание поймать авантюриста и посадить его в клетку. Но сколько ни искали шведские солдаты обманщика, найти его им не удалось.
В то время пока во дворце шведской королевы кипели страсти, Анкудинов был уже далеко. После бегства из Швеции он решил отправиться в Эстонию. Именно там его и изловили эстонские солдаты, получившие соответствующий приказ от самой королевы Кристины. Но русский мошенник, видимо, действительно был рожден под счастливой звездой. На следующий день после заточения ему удалось бежать из тюремной камеры.
Несколько лет прожив в Европе, Анкудинов вернулся в Россию. Он часто менял места жительства из опасения, что его удастся разыскать агентам московского правительства. Однако он не жил тихо, а жизнь его нельзя было назвать скучной.
Так, например, находясь в Новгороде и Пскове, Анкудинов организовывал народные мятежи. Но все его начинания, казалось, были обречены на провал. Единственным свидетельством того, как проводил мошенник те годы, стали его вирши, написанные в бунтарском духе и обличавшие политику русского царя и его приближенных.
Находясь в России, Анкудинов все время жил в постоянном страхе, боясь в любую минуту оказаться за решеткой. Тогда он вновь решил покинуть родину и опять пустился в странствие.
Спустя некоторое время русские купцы увидели его в Кёнигсберге, а еще через несколько месяцев – в Брабанте. Известно, что в Брабанте Анкудинов близко познакомился с императором Леопольдом I и Габсбургом.
Вскоре Анкудинов оказался в голштинском городке Нойштадте. На одной из улиц его случайно увидел когда-то давно обокраденный русским мошенником немецкий торговец Миклаф. В тот же день Анкудинова взяли под арест, после чего предали суду.
В 1653 году герцог Фридрих решил передать преступника России. При этом Анкудинов обошелся русскому правительству в 100 000 червонцев. В то время это была баснословная сумма денег, в которых так нуждалось герцогство Фридриха.
Тимофей Анкудинов был помещен в крепость, а затем перевезен в Россию.
Сопровождал его тогда обманутый им кум Шпилькин. Дважды в дороге Анкудинов хотел свести счеты с жизнью. Но оба раза его вытаскивали из петли и таким образом в целости и сохранности привезли в Москву.
На суде Анкудинов не переставал уверять всех, что он является сыном Василия Шуйского. Против него выступили многие свидетели и жертвы его афер. Наконец терпение царя было исчерпано и, не желая более слушать россказни подсудимого, он приказал казнить его.
Казнь знаменитого авантюриста состоялась в 1654 году. Он был четвертован, как и требовали государственные законы того времени.Часть 2 Аферы фальшивомонетчиков
Фальшивомонетничество, возможно, появилось одновременно с выпуском первых бумажных купюр и ценных бумаг. Но только с развитием техники мошенники смогли по-настоящему развить свое производство и, нужно признать, достигли на этом поприще немалых высот. Однако прогресс не стоит на месте. Фальшивомонетчики конца XX века пользуются для изготовления поддельных купюр уже не краской и примитивным полиграфическим станком, а дорогостоящей копировальной техникой. При этом изобретается масса самых разных способов нанесения на обычный лист бумаги необходимых линий и даже водяных знаков. Искусство изготовления фальшивых денег сейчас достигло таких высот, что не каждый человек сможет невооруженным глазом определить, поддельная ли перед ним купюра или настоящая. В таких случаях на выручку человеку приходит все та же техника, которая и помогает установить подлинность бумаги.
Фальшивомонетчики античности
На одной из вилл в античном полисе Дима была обнаружена плита из белого мрамора, уложенная в основание лестницы. Лишь в конце XIX века археологи заинтересовались древней надписью, выгравированной по краю этой плиты. Время не пощадило содержащихся в ней слов, и они наполовину стерлись. Но ученым все же удалось восстановить содержание текста. Материалы, посвященные этой теме, в 1878 году опубликовал один из археологических журналов.
Полис Дима расположен на северо-западе Пелопоннесского залива. В стародавние времена он был крупным центром земледелия и цветущим портовым городом. Он принадлежал к Ахейскому союзу, образованному четырьмя городами-государствами и существовавшему с 280 по 146 год до н. э. Это была военно-политическая коалиция, противостоявшая македонским притязаниям на господство в регионе.
Полустертая временем надпись повествует о смертном приговоре шести фальшивомонетчикам. Она гласит: «Жрец Филоклес, писец Дамокритос и первый советник Клеон от имени города приговорили к смерти: Дракиона, он же Анти (…) или как бы он еще себя ни называл, далее… (…) тиса, кузнеца по золоту; затем (…) аниоса, он же Панталеион и как бы он еще себя ни называл, и, наконец, Мошолаоса за то, что они посягнули на священное имущество и чеканили медные деньги.
При первом советнике Дамофанесе (осуждены за те же преступления) сын Дромаса (…) иллас и при первом советнике Филеасе сын Олимпиона (…) ас».
Доподлинно неизвестно, кто и когда впервые обратил внимание на белую мраморную плиту, лежавшую среди развалин Димы. Невозможно также прочитать и имена фальшивомонетчиков, так же как и определить точную дату надписи, поскольку письменные памятники Древней Греции, относящиеся к описываемой эпохе, датировались довольно своеобразно: точкой отсчета могли стать годы жизни какого-либо государственного писца союза, верховного жреца или время правления главы города.
Мраморную плиту с надписью сначала, по всей вероятности, устанавливали на какой-нибудь рыночной площади Димы. Судя по количеству приговоренных и по периодичности появления на плите надписей, которые разделяет примерно полгода, поскольку первый советник городского совета переизбирался по прошествии именно такого промежутка времени, фальшивомонетничество тогда было весьма распространенным ремеслом. Пункт обвинения, в котором говорится, что кузнец по золоту и его соучастники посягнули на священное, может обозначать только одно: злоумышленники похитили медь из храма. Хотя можно найти и другое объяснение этой фразе: жрец храма мог одновременно являться и первым лицом в официальной чеканке монет, и храм извлекал из этого определенную пользу. Значит, фальшивомонетчики посягнули на доходы храма.
Документы, подобные найденной в Диме мраморной плите, встречаются очень редко. В древнегреческих полисах принято было записывать приговор на камне, который выставлялся на всеобщее обозрение лишь в тех случаях, когда преступнику удавалось ускользнуть от правосудия. Подобные плиты были своеобразным объявлением о розыске. С другой стороны, в странах, входивших в Ахейский союз, выпускались единые монеты. Так что их подделка, независимо от того, где совершалось это злодеяние, так или иначе касалась всего союза и обязывала каждый город открыто осуждать подобного рода преступления.
Мраморная плита из Димы является едва ли не самым древним официальным свидетельством, подтверждающим факт существования фальшивомонетничества и его наказуемости во времена античности. И хотя о монетных мошенниках древности практически не сохранилось никаких сведений, изделия, изготовленные их руками, дошли до наших дней. Однако и здесь существует одно но: они могли быть изготовлены «по высочайшему повелению».
Как бы парадоксально это ни выглядело, Диоген Синопский (412–323 годы до н. э.), который ограничивал себя во всем и, согласно легенде, жил в бочке, по утверждению лиц осведомленных, был фальшивомонетчиком. По крайней мере, об этом повествует не менее известный Диоген Лаэртский в своем труде «Жизнь и мнения прославленных философов», написанном около 220 года до н. э. Легенда гласит о том, что отец Диогена Синопского был ростовщиком и менялой в портовом городе Синопе, располагавшемся на южном побережье Черного моря. Он и приобщил своего сына к изготовлению легких монет.
Случаев подобного мошенничества история знает немало. Так, уже через несколько лет после того, как в малоазиатском царстве Лидия из сплава золота (40 %) и серебра (60 %) начали чеканить первые монеты, а произошло это в VII веке до н. э., было произведено умышленное снижение содержания в них золота. Номинальная же их стоимость осталась на прежнем уровне. О причинах содеянного мы, ныне живущие, можем лишь догадываться. Вероятно, города, которым приходилось выплачивать немалую дань правителю, весьма быстро усвоили ту простую истину, что ухудшение состава сплава позволяет сэкономить довольно внушительную сумму денег.
Дабы затруднить осуществление подобного мошенничества, король Крёз, правивший с 560 по 547 год до н. э., чье имя благодаря его бесчисленным богатствам стало нарицательным, издал указ чеканить золотые и серебряные монеты раздельно. Более того, он утвердил собственную монополию на чеканку монет.
После завоевания Лидии персами, присвоившими себе все богатства Крёза, королевское право на чеканку монет на несколько десятилетий было прервано. Персидским владыкам, Киру и Камбису, не было необходимости использовать деньги в качестве всеобщего платежного средства, поскольку к тому времени им не удалось еще установить тесного контакта с Грецией. Первым из персидских царей, при котором началась чеканка монет, стал Дарий, правивший в 522–486 годах до н. э. Эти деньги впоследствии получили название дариков.
Однако начало денежного хозяйства связано не только с изобретением монеты. До того как в обращение были введены деньги, их роль выполняли предметы повседневного обихода и скот. С конца III тысячелетия до н. э. в Месопотамии в качестве денег начали использовать серебро в форме тщательно взвешенных кусков, слитков, на которых позднее стали делать оттиски. Подделка денег в таких условиях была невозможна, однако обманывать все-таки удавалось посредством неправильного взвешивания серебряных слитков.
В VI веке до н. э. монетное хозяйство восприняли греки и персы, причем каждая местность в Греции чеканила свои монеты. Но самыми распространенными были деньги, выпускавшиеся в Аттике. Их использовали не только в греческих полисах, но и за их пределами.
Греческий политик и поэт Солон (640–560 годы до н. э.) известен как мудрый законодатель. В 594 году до н. э. он получил полномочия на преодоление экономического и политического кризиса Афинского государства. Одной из мер, которые он предпринял для достижения поставленной цели, было введение в Афинах аттийских денег, или, как их называли, эвбейских монет. Эта мера способствовала тому, что афинские купцы заняли ведущую позицию в мировой торговле того времени. Чтобы сохранить такую позицию, законы Солона требовали смертной казни обличенных в фальшивомонетничестве мошенников.
Поскольку государство обладало монополией на чеканку монет, законы Солона и всех последующих правителей подчинялись принципу: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». То, что под страхом смерти запрещалось простым гражданам, власть предержащим служило важным средством пополнения государственной казны, финансирования войн и т. п. Фальсификация денег нередко приводила к массовому обнищанию, поэтому народ относился к подобным операциям, предпринимаемым правителями, осуждающе. Но от этого, к сожалению, зависело немногое.
Нередко фальшивомонетчики прибегали к так называемому наполнению монет, то есть ядра монет, отлитые из менее ценного, чем оболочка, или даже недрагоценного металла, покрывались тонким слоем золота или серебра. Такой способ фальсификации денег известен с незапамятных времен. Так, наполненные монеты археологи обнаружили среди монет Коринфа, датированных VI веком до н. э., впервые в истории денежного хозяйства имевшие двустороннюю чеканку. Поэтому нередко незадачливый нумизмат под видом настоящей античной монеты за баснословные суммы приобретает подделку – так называемый субаэрат. Этот термин был введен в обиход во времена античности и употреблялся в качестве определения для фальшивых монет. Наполненные монеты из Коринфа, коринфские статеры, весили 7,58 г, тогда как подлинный серебряный статер обычно имел вес, равный 8,7 г.
Кроме того, следует заметить, что в античные времена не существовало точных приборов для определения веса, поэтому нередко фальшивые монеты по весу соответствовали принятому для подлинников стандарту. Показательной в этом отношении является история одного швейцарского коллекционера, который в 1978 году приобрел серебряный статер из Тиры (ныне остров Санторин), датированный приблизительно 530 годом до н. э. Его вес в точности соответствовал эгинскому стандарту (от портового города Эгина), который равнялся 12–12,5 г. До середины V века до н. э. это был один из самых распространенных масштабов, использовавшихся для чеканки монет.
Со временем на приобретенной нумизматом монете проявились отчетливые следы окисления. Озадаченный владелец статера поспешил в реставрационный отдел швейцарского музея, где ему сообщили, что вместо настоящего серебряного статера он приобрел фальшивую медную монету, покрытую тонким слоем серебра.
У древнегреческого историка Геродота (484–425 годы до н. э.) можно найти сведения о Поликрате, который правил в Самосе в 538–522 годах до н. э. Отец истории повествует о том, что упомянутый правитель чеканил свинцовые монеты, покрытые сверху позолотой. Несмотря на то что данные сведения почерпнуты не из самых достоверных источников, тем не менее сам по себе факт довольно интересный.