– Ты хочешь что-то сказать, господин мой Адду? – спросил отец.
– Э-э-э, только вот что, твое величество, – ответил Адду, робко поднимаясь со стула. Отец сделал ему знак оставаться на месте. – Хотя я уверен, что эти набеги добавят славы твоему имени, они повредят торговле. Смею напомнить, что Пальмира, Петра и Баальбек, все города в этом районе, на которые ты намерен напасть, имеют большое значение для Хатры. Если они будут разрушены, наши доходы упадут.
– Я помню о важности торговли для нашего города, – сказал отец. – Можешь быть спокоен, мы не будем нападать на караваны и на торговые центры. Мы атакуем их передовые военные посты и поселения. Вдоль границ пустыни расположено немало укрепленных фортов. Я надеюсь внезапным налетом захватить врасплох один или пару и предать их огню.
– Но что будет, если римляне ответят запретами на торговлю? – спросил Адду.
Отец, это было хорошо видно, уже начинал терять терпение. Он сел и уставился на своего казначея.
– Могу тебя уверить, господин мой Адду, что последнее, чего хотят римляне, это приостановки торговли с Востоком.
– Верно, – поддержал его Бозан. – У этих ублюдков ненасытный спрос на львов и тигров для их цирковых представлений, а еще им вечно не хватает шелка.
Ассур скривился от сильных выражений Бозана, но тоже согласно кивнул:
– Господин мой Бозан совершенно прав, даже если слова, коими он выражает свое мнение, несколько вульгарны. А мы не можем оставить нападения римлян без наказания.
– Однако, твое величество… – начал было Адду.
– Хватит! – резко бросил отец. – Решение принято. Мы выступаем через семь дней.
Адду уныло уставился в стол.
– В городе немало римлян, твое величество, – в первый раз заговорил Коган. – Если они узнают про задуманный поход, то, несомненно, дадут знать об этом своим хозяевам.
Все, кто сидел за столом, закивали.
– Ты прав, Коган, – сказал отец. – Ни слова об этом вне дворца. А что касается города, то надо пустить слух, что мы просто выезжаем на тренировочные маневры. Как только выедем из города, я пошлю гонцов к аграсиям. Посмотрим, не захотят ли они заработать немного золота. Надеюсь, мне удастся все устроить так, чтобы как можно больше их воинов погибло в бою, прежде чем придется с ними расплачиваться. Это все.
Все встали, поклонились и вышли из зала. Отец подозвал меня.
– Пакор, ни слова Гафарну и Вате о том, что ты здесь слышал. Понятно?
– Да, отец.
– У римлян шпионы повсюду. Надо быть очень осторожными.
– Значит, у нас будет война с римлянами? – спросил я.
Отец вздохнул и задумался, прежде чем ответить.
– Что мы имеем в данный момент, так это очень тревожный мир. Римляне испытывают нас, рассчитывают проверить, насколько мы сильны.
– Но у нас сильное войско, – гордо заметил я.
– Дело не только во всадниках и копьях. Дело еще и в воле. Римляне сильны, они никогда не сдаются. Их войско действует как машина, которая пережевывает все, что встречается ей на пути. Но их можно победить, мы сами в этом убедились. Однако, чтобы вести с ними длительную войну, сражаться год за годом, требуется стальная воля. А такое качество свойственно немногим. Есть множество людей вроде царя Дария, кто желает жить в неге и роскоши. И в таких случаях римляне ведут себя очень умно. Они предлагают людишкам, подобным Дарию, возможность стать их клиентами, вассалами. Будь нам другом, и можешь спокойно править своим царством, в полной безопасности от набегов, пока платишь Риму то, что с тебя причитается. Но такое царство быстро превращается в рабское, которое в конечном итоге заполняют римские воины и гражданские чиновники. Они строят города, дороги и порты, ставят в них свои гарнизоны, а потом привлекают туда еще больше римлян. После чего Рим просто аннексирует это царство, проглатывает его, и оно становится еще одной провинцией Римской империи.
– Но Парфия сильное царство, отец, – заметил я, отчасти для того, чтобы успокоить самого себя, а также и его, но мысль о могущественном Риме мало способствовала моей уверенности в этом.
Он хлопнул меня по плечу.
– Если мы сделаем все, как наметили, римляне еще не раз подумают, прежде чем попробовать нас завоевать. Но ты всегда должен помнить старую пословицу, Пакор: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Потому что даже самый богатый союзник Рима в действительности не более чем раб в дорогих одеждах.
Через семь дней после этого мы ранним утром покинули город. Из ворот вышли две колонны воинов: одна направилась на запад, в Аравийскую пустыню, другая на север, в сторону Зевгмы. Правда, мы намеревались резко повернуть на запад еще до того, как достигнем границ царства Дария. Интересно, а тела тех, кого мы перебили в том бою, еще валяются там, где их настигла смерть? Я отмел эти мелкие соображения. Перед отъездом я встретился со своим другом Ватой. Я нашел его в царских конюшнях. Он улыбнулся, увидев меня. Он всегда улыбался и именно поэтому так мне нравился, а еще по причине его безграничной преданности друзьям. Он собирался с отцом в Сирию.
– Почему нам нельзя взять своих коней? – спросил он.
Я, конечно, знал причину этого запрета: лошади тяжелой конницы слишком дороги, чтобы рисковать ими в обычном набеге. Именно поэтому я не смог взять свою Суру. Но мне было неловко врать Вате.
– Не знаю, друг. – Я подошел к нему, и тут в конюшню вошел Гафарн.
– Все готово к отъезду, принц.
– Спасибо, Гафарн. Жди меня снаружи.
Я обнял Вату.
– Будь осторожен, мой друг.
– Хочешь сказать, постарайся не падать с лошади, да?
– Нет, не то… Ладно, неважно. Постарайся вернуться целым и невредимым, – могло ведь так оказаться, что я вижу его в последний раз, и я хотел ему об этом сказать, но не мог.
– Ты каким-то слишком чувствительным стал, мой друг, – сказал он и хлопнул меня по спине. – Вот что случается с людьми, если они слишком много времени проводят во дворцах, мечтая о вавилонских принцессах.
Я покинул его и вышел наружу, где меня ждал Гафарн. Он уже сидел в седле и держал повод моего коня. Мы отъехали от конюшен.
– Тебе не по себе, принц?
– Почему это?
– Потому что ты соврал своему другу. И это видно по твоему лицу.
– Заткнись. Что тебе стало известно?
– Ничего, принц, – ответил он. – Кроме того, что ты сказал ему неправду и это, должно быть, тебя беспокоит.
– Замолчи.
– Врать друзьям неприятно, это я понимаю.
Я резко дернул повод и остановил коня.
– Я ведь могу тебя выпороть.
Но его это не остановило.
– Можешь, но легче тебе от этого не станет.
Я подтолкнул коня, и он прыгнул вперед. Гафарн был прав, как обычно, и это меня раздражало еще сильнее.
Через три дня после отъезда из Хатры мы достигли города Нисибиса, где взяли дополнительный провиант. Его, а также наши копья загрузили на мулов, которые будут сопровождать нас в походе. У каждого из нас был при себе меч, щит, лук и пятьдесят стрел в колчане. Доспехи мы не надели, кроме шлемов. В Нисибисе мы также взяли проводника, который утверждал, что знает всю Каппадокию как свои пять пальцев, хотя, если судить по его виду, следовало предположить, что он гораздо лучше знает городских шлюх. У него было угрюмое выражение лица, темные мечтательные глаза и прямые черные волосы. Сам он был грязен, небрит и одет в какие-то лохмотья.
– И что, разве можно ему верить? – просил я Бозана.
– Командующий гарнизоном уверяет, что он когда-то, еще юношей, был воином в войске Митридата[10] и сражался с римлянами в Каппадокии. Если это правда, он нам пригодится. Он утверждает, что знает, какими дорогами пользуются римляне, направляя свои товары в Понт. Все это вполне может быть правдой.
– А если нет? – спросил я.
Бозан пожал плечами:
– Тогда я лично перережу ему горло.
– Он может завести нас в западню.
– Послушай, Пакор, – ответил он. – Война – это всегда азартная игра. Ты никогда точно не знаешь, что делает враг, что вообще происходит по ту сторону холма. Но волков бояться – в лес не ходить, как говаривал мой старик-отец.
– А как он кончил?
– Армянский воин насадил его, бедолагу, на копье, напав из засады.
Меня продолжали терзать сомнения, но проводник все же мог говорить правду. Царь Митридат воевал с римлянами много лет. Римляне постепенно оттесняли его все дальше на север; он продолжал с ними сражаться, но римские легионы теперь уже стояли на самых границах его царства. Вполне возможно, этот человек и впрямь сражался в войске Митридата. Как бы то ни было, именно он повел нас из Нисибиса на север, в дикую, пустынную страну, какой являлась Каппадокия. Бесплодная, высохшая земля, которая на севере была ограничена отрогами причерноморских Понтийских гор, а на юге – хребтом Таурус. Мы пересекали овраги и расселины с крутыми склонами, проезжали по долинам, пересекаемым во всех направлениях ручьями, с удивлением смотрели на удивительные скальные образования, созданные ветрами и водами. Нам встречалось мало людей, и я уже начал думать, что вся эта территория необитаема, но тут наш проводник внезапно остановил коня. Я ехал рядом с Бозаном, когда он подскакал к нам.
– Нам нужно разбить здесь лагерь на ночь, – сказал проводник. – Рядом источник воды и место укромное. Вполне безопасное.
– А как насчет римлян? – спросил я.
– Римлян здесь нет, господин.
Он отъехал от нас, чтобы показать дозорным, где именно следовало разбить лагерь. Стоило признать, что выбранное им место и впрямь казалось подходящим: возле ручья с чистой водой и высоко в горах, откуда открывался превосходный вид на окружающие территории. Если бы на нас напали, здесь нашлось бы несколько путей отступления через горные проходы. Чтобы не выдать нашего присутствия, Бозан запретил разводить костры. Когда солнце зашло, температура упала, но, к счастью для нас, ветер, что дул весь день, стих. Мы с Гафарном накормили и напоили коней, прежде чем сели ужинать. Пока мы занимались конями, наш проводник подошел поближе и стал на нас смотреть. Его сопровождали двое стражей (видимо, Бозан ему тоже не доверял). Но проводника, казалось, ничуть не заботило подобное отношение. Он, несомненно, был рад получить первую часть платы за свои труды и спрятать золото в седельную сумку. Остальное он получит в конце пути.
– Вы, парфяне, очень любите своих лошадей, – улыбаясь, заметил он.
– Парфянин без коня – все равно что без правой руки, – ответил Гафарн. Я уставился на него, но он продолжал занимать проводника разговором.
– Мы делом заняты! – рявкнул я.
Проводник поклонился:
– Конечно, господин. Я вовсе не хотел вас отвлекать.
Я снял с коня седло и потник и положил их на землю. Гафарн наблюдал за мной.
– В чем дело? – спросил я.
– Он тебе не нравится?
– Я ему не доверяю. Есть разница.
– Почему? Потому что он одет не в богатые одежды?
– Нет. Потому что он взял у нас золото.
Гафарн рассмеялся.
– А почему бы и нет? Ему же нужно время от времени набивать желудок. Ведь он не живет в прекрасном дворце со множеством слуг, готовых выполнить любой его приказ.
– Он может точно так же брать золото и у римлян, об этом ты не подумал? Он может завести нас в ловушку.
– Или он может ненавидеть римлян и желать мести за то, что они убили всю его семью.
– Откуда ты это узнал? – спросил я.
– Я поговорил с ним. Тебе бы тоже стоило с ним как-нибудь побеседовать.
– У меня нет времени на бессмысленные сплетни. Пусть этим занимаются слуги.
– Тогда, значит, тебе неинтересно послушать про Мерв.
– А что такое с Мервом?
– Сожжен дотла, как говорят, – ответил он безразличным тоном, разглядывая ножны своего меча.
– Врешь!
Он обиделся:
– Зачем мне врать?
– Чтоб подразнить меня.
– Ну, это нетрудно проделать и другим способом, можешь мне поверить.
– Хватит! Рассказывай, что узнал!
– Когда мы были в Нисибисе, я от нечего делать потолковал с одним гонцом, и тот сообщил, что на этот город напала целая орда скифов и сожгла его. Помнишь, та старуха в Ктесифоне говорила что-то насчет сгоревшего города?
– Не помню, – соврал я.
– Ох ты! Но я все же думаю, что ты помнишь. И это наводит на некоторые мысли.
– Хватит, Гафарн. У меня уже уши болят.
– Да, мой господин, – ехидно улыбнувшись, сказал он.
Я едва сумел заснуть в ту ночь, все размышлял о том, что сообщил мне Гафарн. Нет, он наверняка ошибся. Да, конечно, города и военные посты на восточных границах империи постоянно подвергались нападениям, особенно степных кочевников с севера, но все же…
На следующий день проводник повел нас по широкой, заросшей травой равнине. Справа вдали виднелись покрытые снежными шапками горы. Потом мы въехали в небольшой лесок, где привязали мулов к деревьям и поставили вокруг них охрану, пока остальные воины проверяли коней, сбрую и оружие. Проводник, Бозан и я пешком выбрались на противоположную опушку леска, за которой открылась еще одна, менее широкая равнина, на другой стороне которой возвышалось невысокое скалистое плато. Через эту равнину вела грунтовая дорога. Солнце стояло уже в самой высокой точке небосклона, по которому плыли пышные белые облака. Воздух в леске был застойный и влажный; на лбу у меня выступил пот, его капли стекали по лицу. Бозан внимательно изучал лежащую впереди плоскую равнину.
– Ты уверен, что они пойдут именно этим путем? – спросил он.
– Да, мой господин, – ответил проводник. Его, как сообщил мне Гафарн, звали Бирд.
– Когда?
– Через два часа.
Бозан повернулся ко мне:
– Пакор, он говорит, что скоро здесь пройдет римский конвой, направляющийся в Понт. Я намерен их здесь остановить. Поскольку эта местность расположена далеко от зоны военных действий, у них наверняка будет лишь небольшой эскорт. Так что мы старательно ударим по ним, и они быстро уберутся назад. Грабить не будем.
– Хорошо, господин, – ответил я. При мысли о предстоящем бое у меня от возбуждения быстрее забилось сердце.
Мы вернулись к нашим людям – это заняло десять минут ходьбы через лесок из редко растущих тополей. Через него легко было проехать и верхом, но если мы переведем нашу конницу ближе к опушке, противник непременно нас заметит. Бозан разбил войско на группы по сотне воинов в каждой и оставил несколько человек в лагере присматривать за мулами, запасами продовольствия и запасными копьями. Я должен был возглавить одну такую группу, он – другую, а остальные три поведут в бой назначенные им командиры. Проводник остался в лагере. Он хотел тоже пойти в бой, но Бозан сказал «нет». Если он предатель, то придется сражаться с сотнями римлян, с пехотой и конницей, и эта мысль несколько охладила мой пыл. Я велел Гафарну тоже оставаться в лагере, хотя он желал следовать за мной. Он, конечно, слуга, но не менее хорошо подготовленный воин, чем я сам, особенно в стрельбе из лука, может, даже лучше меня, и неплохо владеет мечом, если возникнет такая необходимость. Несмотря на его протесты, я настоял на том, чтобы он остался в арьергарде. Мы в последний раз проверяли оружие, когда к Бозану подбежал дозорный с сообщением, что противник уже замечен.
Бозан дал команду всем садиться в седло, знаком указал мне следовать за собой, а сам вместе с проводником побежал к опушке. Через несколько минут я уже опустился на колени рядом с ними и пристально рассматривал равнину, в дальнем конце которой появились первые темные фигуры. Бозан, видимо, услышал, как тяжело я дышу.
– Успокойся, Пакор. У нас еще полно времени.
Минуты тянулись одна за другой, и фигуры в отдалении принимали все более узнаваемые формы. Впереди и по бокам колонны двигались конники, по моей оценке, около сотни, хотя их, по-видимому, было больше, и ехали они где-то сзади. Потом появилась фаланга пехоты с их обычными прямоугольными красными щитами, в стальных шлемах и кольчужных рубахах, хотя у некоторых щиты оказались круглыми, а копья длинными – это были вспомогательные части. Во главе воинства двигалась фигура в шлеме с поперечным гребнем, а рядом с ней легионер, несший квадратное знамя на длинном шесте. За ними следовали четырехколесные фургоны, запряженные парой быков каждый. Колонна продвигалась медленно, и люди и животные шагали лениво, неспешно. По моей прикидке, они должны были поравняться с нами минут через двадцать, может, меньше. Нам понадобилось вдвое меньше времени, чтобы вернуться к своему отряду, раздать приказы отдельным группам и переместиться обратно на опушку леска. Бирд остался с Гафарном и остальным резервом.
Я, Бозан и остальные командиры встали во главе своих отрядов; все они не сводили глаз с Бозана. Фланговый дозор римлян уже приблизился к нам; эти всадники даже не были дозорными, они просто ехали, соблюдая предписанное расстояние от фургонов. Бозан вынул стрелу из колчана и наложил ее оперенный конец на тетиву; остальные проделали то же самое. Каждый держал лук левой рукой, а тетиву натягивал правой. Сердце у меня билось, как молот, я ждал сигнала. Ждал, ждал, ждал. Тишина стояла оглушительная, ее нарушал лишь редкий всхрап лошади. Взгляд Бозана был прикован к неприятелю. И тут мы пошли в атаку.
Бозан издал клич и послал своего коня вперед; за ним бросились почти пять сотен конников. Часто первые две-три минуты могут решить все. Враг на время теряется, и даже отборные бойцы, самые подготовленные и опытные, не в состоянии мгновенно отреагировать. А эти воины не были похожи на отборных: там были и легионеры, и вспомогательные войска, растянутые в длинную колонну. Наши пять отрядов конных лучников налетели на их колонну со всех сторон, как волны, разбивающиеся о выступ земли. Пока мой конь мчался к арьергарду римской колонны, я заметил, как один из всадников поднялся с места, держа в руках копье. Я отпустил тетиву, стрела свистнула в воздухе и вонзилась ему в живот. Он упал назад, в свою повозку, и я галопом проскочил мимо. Конники, сопровождавшие колонну, были уже мертвы, проткнутые стрелами еще до того, как успели отреагировать на наше нападение.