– Патрули чисто осетинские или с ними дежурят русские?
Уэйн, как, впрочем, и большинство союзников-грузин, никак не мог заставить себя считаться с осетинами как с реальной военной силой.
– Встречаются русские. Официально они служат у осетин по контракту, – объяснил Пачория. – Хотя у нас есть подозрения, что это контрактники российской армии, откомандированные сюда своим командованием. Но с ними можно договориться. С осетинами, если что-то случится, труднее – они слишком хорошо помнят «три восьмерки».
– «Три восьмерки»? – переспросил капитан Моррис.
– Восьмого числа восьмого месяца две тысячи восьмого года. Практически нет семьи, которая так или иначе не пострадала бы в то время.
– Значит, есть дополнительные трудности в вербовке, – капитан сразу перевел ситуацию на собственные рельсы. – У осетин распространен адат?
– Вообще-то адат считается частью жизни мусульманских народов Северного Кавказа. На Южном Кавказе он не распространен даже у мусульман. У тех же азербайджанцев адат плохо знают. Осетины, как я уже сказал, – православные. Но адат, как понятие, более древнее, чем христианство или ислам. Адат зародился еще в дохристианском язычестве и был главным законом жизни на Кавказе. И потому отдельные каноны адата встречаются и у осетин. В старину они называли себя аланами. Было когда-то здесь большое аланское царство, более сильное, чем древняя Русь, и с Византией оно успешно воевало, и еще раньше со скифами. И аланы жили по законам адата. И даже христианство не сумело полностью вытравить этот закон. Его проявления встречаются и в наши дни. Хотя не так явно, как, скажем, у чеченцев или ингушей. Но понятие кровной мести присуще им всем... Оно, по большому счету, присуще всем народам Кавказа.
– Кровавые нравы... – заметил сержант Соммерсет.
Он не сказал слово «дикари», но прозвучала фраза так, словно это слово было произнесено.
– И не только на Кавказе, – добавил Пачория. – У тех людей, в чьих жилах течет горячая кровь, обязательно имеется кровная месть, только она по-разному называется. Где-то вендетта, где-то иначе.
– Не будем отвлекаться. – Уэйн был всегда человеком приземленным, и мало интересовался общими вопросами, если на повестке дня стояли насущные. – Значит, чтобы завербовать осетина...
– Нужно предварительно узнать, что творится у него в душе, как он к грузинам относится, что об американцах думает и кем видит русских – освободителями или завоевателями, – сказал капитан Пачория. – И даже это не даст гарантии его верности в дальнейшем. Это вообще такой народ, что за ними смотреть следует в оба глаза. А в случае чего, оба глаза выбить одним ударом...
– Слышал я, как осетины то же самое говорят о грузинах, – усмехнулся сержант Соммерсет. – Вчера только с местным осетином разговаривал. Спрашивал, как ему среди грузин живется. Он почти теми же словами ответил.
– Ты через переводчика разговаривал? – спросил капитан Моррис.
– Нет, я русский знаю, он тоже знает... Сумели поговорить.
– Ты знаешь русский? – удивился Моррис. – И скромничаешь?
– Я пять лет служил в охране нашего посольства в Москве... В общем, что осетин вербовать, что грузин – сложности есть и там и там.
– Гарантией верности может быть только страх, – нравоучительно заявил Уэйн. – И при вербовке в первую очередь следует исходить из этого. Причем страх за себя или за кого-то из своих близких – это одно дело, и не всегда работает. Гораздо большее значение имеет страх перед стыдом. Нужно искать такие факты, при которых вербуемый стыдится. Тогда он будет всегда в твоем распоряжении. Моррис, что мы имеем по вербовке?
– Стопроцентно можно быть уверенным только в двоих. Но эти двое стоят всех остальных – хотя бы для конкретной операции. Дом одного из них расположен в восьмидесяти метрах от российской РЛС...
– У них что, не существует «зоны отчуждения»<$F«Зона отчуждения» – полоса вокруг радиотехнических объектов, в которой запрещается строить жилые дома, чтобы не подвергать людей облучению электромагнитными волнами. Как правило, должна составлять около километра.>?
– Официально, скорее всего, должна быть, но в конкретной обстановке на это мало обращают внимания. Нашли удобное место, поставили... РЛС не стационарные, русские не планируют оставаться здесь навсегда. Может быть, думают поставить стационар где-то в стороне, я не знаю. Пока «зоны отчуждения» нет. В непосредственной близости от станции шесть частных жилых домов и один двухэтажный многоквартирный барак.
– Могу только порадоваться русской привычке к беспорядку. Они, словно специально для удачного исхода нашего эксперимента, поставили здесь свою РЛС. У них, кажется, есть даже поговорка, что беспорядок – это в действительности порядок, к которому они привыкли.
– Они без этого не могут. На наше счастье... – В голосе Звиада звучала гордость.
– А здесь, у вас, порядок любят? – спросил сержант Соммерсет, уже почти год работающий в Грузии и хорошо знакомый с местными нравами.
В ответ на это капитан грузинской разведки только пожал плечами, будто предлагая каждому давать самостоятельную оценку здешней ситуации.
– Моррис... Ты про одного агента сказал. А второй?
– Второй вообще русский, хотя с детства живет в Южной Осетии. Никчемный человек, который подрабатывает на РЛС у своих земляков. Что скажут, то и делает.
– Никчемные люди бывают или абсолютно ненадежны, или надежны на сто двадцать процентов. Этот из какой категории?
– Скорее, из второй. Я для него – единственный человек, который относится к нему серьезно и с уважением. Все другие, в том числе и земляки, норовят дать ему пинка.
– Да, это хорошая вербовка. Он, я думаю, постарается оправдать доверие. Ладно. Когда РЛС пойдем смотреть? – спросил Уэйн.
Пачория перевел вопрос своим пограничникам. Те переглянулись, обменялись мнениями и попросили график прохождения осетинских постов, уже отданный американскому капитану. Тот вернул график. Пограничники еще посовещались и выдали свой вердикт. Звиад перевел:
– Лучшее время было бы – минут десять назад. Но если отправиться сейчас быстрым шагом, а то и бегом, можно проскочить.
– Идем! – решительно поднялся Уэйн, но все же вопросительно глянул на Клода Гарси, словно не надеясь, что тот умеет быстро ходить и тем более бегать. Но в ночной темноте его немой вопрос никто не увидел. Сам же Гарси, как обычно, слегка ехидно посматривал на всех, в том числе и на Уэйна.
* * *– Мы на другой стороне, – тихо прошептал капитан Пачория, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к звукам ночи. – Маршруты пограничников уже далеко позади нас. Если говорить грубо, я не побоялся бы сказать, что мы теперь в России. Пусть Южная Осетия и называет себя самостоятельным государством, но почти все ее граждане имеют российские паспорта. Они пытаются прикрыть себя двойным гражданством на случай, если попадут в руки нашим коммандос. Можно подумать, это их спасет...
– При встрече с вашими коммандос ничто не спасет, – заметил сержант Соммерсет, который в течение полугода готовил бойцов для коммандос и дело знал, может быть, даже лучше, чем капитан Звиад Пачория. – Ни российское гражданство, ни грузинское, ни американское. Ваших коммандос набирали из уголовников. Это когда-нибудь откликнется в самой Грузии. Когда их вдруг распустят. Боюсь, тогда образуются устойчивые банды, подготовленные лучшими иностранными специалистами, и с этими бандами не сможет справиться ваша полиция, умеющая только демонстрантов разгонять...
– Не все так мрачно, – тихо возразил Звиад.
– Ага... Зачем думать о завтрашнем дне, когда есть о чем подумать сегодня. Точно так же считали в Бразилии. А сейчас в Рио-да-Жанейро больше половины города контролируют бандиты, и полицию, если она суется в бандитские районы, расстреливают из гранатометов. В прошлом году война между полицией и бандитами, состоящими из бывших коммандос, длилась два или даже три дня. Полиция с большими потерями отступила... Я знаю, что говорю.
– Это ответственность политиков, а не наша, – вяло прервал разговор Уэйн.
– Если бы здесь не было капитана Пачория, – с усмешкой заявил Моррис, – я бы сказал, что мне абсолютно наплевать на то, что случится с Грузией через несколько лет, когда меня здесь не будет. И наплевать на то, кому будет принадлежать эта вот земля, на которую мы ступили, – грузинам или осетинам. Главное, чтобы не русским, потому что русских я со школы не люблю. Меня так воспитывали. И потому я готов помогать грузинам.
– Где РЛС? – возвращаясь к делам насущным, спросил Уэйн.
Пачория передал вопрос своим пограничникам и перевел ответ:
– Полтора километра строго на север. Тоже системы среднего обнаружения, как и у нас. Их системы дальнего обнаружения стоят в Азербайджане и оттуда контролируют территорию Ирана и Грузии. Кажется, и бо́льшую часть Армении и Турции захватывают.
– А есть синхронизация данных? – Капитан Уэйн сразу заметил угрозу своему проекту.
– Этого мы не знаем...
– Без синхронизации такие системы никогда не работают, без нее ни один командир не предпримет решающего шага, – категорично заявил сержант Соммерсет, в очередной раз показывая Уэйну, что для сержанта он много знает и опыт имеет, которому офицер позавидует. – Обязательно должна быть синхронизация...
– Ладно, вот и забота для Клода нашлась. – Уэйн обернулся в сторону хакера. К его удивлению, Гарси, казалось, не заметил скоростного перехода и вовсе не походил на типичного карикатурного полудохлого компьютерщика. – Справишься?
– С чем? Мне пока задачи не поставили...
– Две системы противовоздушной обороны. Необходимо лишить их связи, причем сделать это нужно будет как-то замысловато, чтобы не походило на вмешательство извне.
– Пустяк, сделаем, что-нибудь типа волосатой птицы, – скучно ответил Клод. – Мне нужен хотя бы один электронный адрес. Лучше, если оба. Но если будет один, второй я сам найду...
– Хотя бы один я добуду, – пообещал капитан. – А что такое «волосатая птица»?
– Ты видел когда-нибудь волосатых птиц? – спросил хакер.
– А такие бывают?
– Понятия не имею. Я думаю, что не бывают.
– И что?
– А ничего. Русские тоже думают, что не бывают, и потому начнут голову ломать. Компьютер тоже начнет голову ломать и полностью загрузится. Им будет не до связи. Я дам их компьютеру задачу, не имеющую решения. И не просто задам, а вложу в память жесткого диска. И пусть тогда выпутываются... После таких задач недостаточно простой перезагрузки компьютера, необходимо будет чистить диск сервера. Понимаешь?
– Очень смутно.
– Представь, что я твой командир и даю тебе приказ: опровергни то, что я говорю в данный момент, ибо все мои заявления неверны. Как ты выполнишь приказ?
Уэйн задумался и пожал плечами:
– Это классический парадокс. Можно даже его использовать...
– В общем, принцип понятен. Ты подумай. Я верю, что ты справишься.
– Я справлюсь. Только дайте мне компьютер и несколько часов, чтобы написать парочку небольших программок.
– Ладно. Это – когда вернемся. Звиад, веди нас к РЛС. Хочу на нее посмотреть. И на дом хочу посмотреть – тот самый, из которого будем работать.
* * *Капитан Уэйн затруднялся правильно охарактеризовать этот населенный пункт: то ли большое село, то ли маленький городок или поселок. Здесь мерки совсем другие, нежели в Америке. То, что там называется городом, здесь может называться деревней или селом. И какое-нибудь американское ранчо тоже носит аналогичное имя. Вообще, у каждого народа свои понятия, и лучше в них не вникать, чтобы не отвлекаться от основного вопроса, ради решения которого и прибыл на место.
РЛС стояла на окраине населенного пункта, в опасной для здоровья местных жителей близости к их домам. Любой работающий локатор обязательно создает мощные электромагнитные поля. В Америке никто не позволил бы поставить локаторы в таком месте. Здесь – стояли. Ведь это же даже не Россия, хотя и говорит капитан Пачория, что все осетины имеют российские паспорта. Но о местных жителях никто не заботится, и даже они сами о себе заботиться не хотят, иначе прогнали бы русских с этого места. Впрочем, осетины, наверное, видят в близости русских военных свою безопасность и потому не возражают. Тем не менее переставить РЛС на соседнюю гору было бы нетрудно.
Группа прошла сначала левую сторону, ту, где нет домов, зато была пологая горка с каменистым склоном. Это как раз то самое, что требуется. Обходить РЛС не стали. Это опасно, потому что пришлось бы обязательно зайти в населенный пункт. Американцы в камуфлированных костюмах без знаков различия могут сойти за русских, но грузинские пограничники в своих мундирах сразу привлекут внимание. И потому, осмотрев каменистый склон, вернулись назад и дошли-таки до крайних домов. Звиад показал:
– Вон тот дом...
– Да, – подтвердил капитан Моррис. – Дом из красного кирпича. Окно чердака выходит как раз на РЛС. Достаточно будет снять стекло... Я там был. Рамы на чердаке не открываются, но стекло можно снять за минуту. И ничто не помешает работе генератора – зона прямой видимости. Место почти идеальное.
Уэйн долго смотрел в бинокль. К сожалению, тепловизор в этом случае мало чем мог помочь. Он улавливает тепло и показывает человека или животное, спрятанное за кустами. Через кирпичную стену и тепловизор ничего не увидит.
– Возвращаемся, – вздохнул Уэйн. – К утру прибудут еще две машины с нашими специалистами. Их нужно будет встретить...
ГЛАВА 5
1Группа уже подготовилась к инструктажу, когда в дверь постучали. Подполковник Сакратов решил, что пришли их поторопить, и потому сам открыл дверь. За порогом стоял высокий сухощавый старший лейтенант. Шагнув в комнату, отдал честь и представился:
– Старший лейтенант Муравьев, прибыл в ваше распоряжение, товарищ подполковник.
Появление старшего лейтенанта никого не удивило, поскольку командир уже сказал, какого специалиста прикомандировывают к спецназовцам, чем радости ни у кого не вызвал, кроме капитана Агарева, который всегда интересовался компьютерами и надеялся чему-нибудь поучиться у нового члена группы.
– Сколько весишь, Муравей? – сразу спросил майор Литовченко.
– Семьдесят семь шестьсот, – не понимая сути вопроса, ответил старший лейтенант.
– Да, – майор кашлянул в кулак. – Что, не могли кого-нибудь полегче найти?
– Какое значение имеет мой вес? – удивился старший лейтенант.
– А если нам придется тебя на своих плечах таскать? Это имеет значение?
– Я, товарищ майор, ходить умею...
Литовченко снял и «разгрузку», и бронежилет, и потому были видны его погоны.
– Просто ходить все умеют. А нужно уметь не просто ходить, а ходить... А это не каждому дано. Да ничего, научим. Перед выходом на маршрут потренируем основательно, и...
– Не пугай человека раньше времени, – сказал Сакратов. – Располагайся, старлей. Впрочем, мы на инструктаж идем. Ты с нами? Или у тебя инструктаж отдельный?
– Я свой инструктаж в Москве прошел. Теперь еще и с вами... Конкретизированный, товарищ подполковник. Потому меня к вам и послали.
– А где твоя техника?
– В кабинете профессора Бабалетова. У меня техника не тяжелая, простой ноутбук.
– С профессором, как и с его кабинетом, мы еще не знакомы. Ладно... Пойдем... Послушаем, чем нам там угрожать будут...
– А взвешиваешься ты, старлей, утром и вечером? – продолжил Литовченко разговор в прежнем тоне. – Откуда такая точность? Не семьдесят семь и не семьдесят восемь. Даже не семьдесят семь с половиной, а семьдесят семь шестьсот...
– Мой постоянный вес, товарищ майор. За весом я слежу, не поправляюсь.
– Фотомодель, не иначе, – недобро ухмыльнулся Михаил Александрович, собираясь еще поехидничать, чтобы показать недовольство командованием, прикомандировавшим к группе постороннего.
Но командир распахнул дверь и с укором посмотрел на майора. Тот замолчал...
* * *В просторном кабинете, куда пригласили группу для инструктажа, собрались одни военные, за исключением одного моложавого мужчины, сидящего особняком от других с раскрытым ноутбуком на коленях. Сакратов подумал, что это и есть профессор Бабалетов, про которого говорил старший лейтенант Муравьев.
Так и оказалось.
Когда группу военных разведчиков усадили на стулья лицом к уже ждущим их офицерам разных родов войск, слово взял подполковник Шерстобитов:
– В начале нашего маленького совещания я предоставлю слово научному руководителю проекта профессору Михаилу Михайловичу Бабалетову, который введет всех в курс дела, поскольку в курсе дела у нас не все, и вообще не в курсе основные исполнители. Итак, Михал Михалыч, попрошу вас...
Профессор, в отличие от подполковника, вставать не стал, только снял с колен ноутбук и поставил его на соседний свободный стул.
– Что такое «цифровые наркотики», говорить, наверное, не нужно. Это знают, думаю, все.
– Не очень знают, – сказал Сакратов, желающий получить полную информацию. – Лучше начать с «азбуки»...
Бабалетов недовольно поморщился и пожал плечами. Впечатление складывалось такое, что он очень спешил, а его задерживали, и потому он был недоволен. Тем не менее никто не взялся вместо него объяснять спецназовцам прописные истины, и Михаилу Михайловичу пришлось это делать самому.
– В сети Интернет множество сайтов, с которых можно за копейки скачивать «цифровые наркотики». Они представляют собой цифровую запись какой-то популярной музыки, которую следует слушать только через наушники. В основе «цифрового наркотика» лежит понятие бинауральных волн или бинауральных ритмов, хотя, в принципе, это могут быть любые звуки, и даже те, которые наше ухо не улавливает, то есть инфразвуковые и ультразвуковые волны. Главное, чтобы создавался бинауральный эффект. Что это такое? Бинауральный эффект создается при подаче звука из двух источников с разной частотой звучания. В «цифровых наркотиках» наиболее часто используют звук в диапазоне 120 и 125 герц. Когда звук идет в открытом виде, мозг реагирует на него так, как и положено, и за счет разницы в частоте колебаний подсознательно ищет источник звука, то есть производит ориентацию в пространстве – и не может произвести ее правильно. Мешает разница в частоте. При подаче такого, грубо говоря, «разнокалиберного» звука напрямую в уши через наушники происходит синхронизация деятельности правого и левого полушарий мозга, и вызываются медитативные состояния, близкие к гипнотическому трансу. При определенных частотах активируются участки коры головного мозга, отвечающие за удовольствия. Это и называется «цифровым наркотиком». Последствия увлечения цифровыми наркотиками пока еще не изучены, и вообще это не наша тема. Наша тема в иной стороне. Недавно стало известно, что бинауральные ритмы при определенных частотах трансляции способны вызывать существенные помехи для прохождения как прямых, так и отраженных радиоволн. Причем особенно сильно искажают отраженные волны. Я не буду вдаваться в научные подробности, которые вам, по большому счету, неинтересны и непонятны. Сообщу только, что нечаянно было обнаружено еще одно интересное для нас свойство: отраженные радиоволны вбирают в себя бинауральные ритмы и доносят до принимающего компьютера, вызывая у того реакцию, соответствующую действию настоящего, нецифрового наркотика на человеческий мозг. И компьютер в этом случае сам создает иллюзию каких-то событий, полностью дезинформирующую обслуживающий персонал. При этом следует учесть, что компьютер, в отличие от человеческого мозга, не обладает воображением и не в состоянии создать то, что он не знает. Но все компьютеры, занятые в системе ПВО, проходили аттестацию на работоспособность системы, и в памяти у них заложены реакции на определенные ситуации. Кроме того, как правило, на этих же компьютерах проходил обучение персонал, эти же компьютеры использовались в ходе учений различного уровня, когда в память «заряжались» различные данные. Все это оседает в памяти и в момент действия бинауральных волн возбуждается в смеси различных уровней сложности. И компьютер начинает выдавать такие данные, что операторы хватаются за голову и в испуге лезут под стол.