Архив шевалье - Максим Теплый 31 стр.


Есть тут, правда, одна небольшая закавыка. К примеру, в Казани большевики взяли власть уже днем 24-го, несмотря на предупреждение вождя, что, мол, рано! Ну, это ладно! Допустим, поторопились… И кроме того, нельзя же начинать отсчет нового мирового времени с события, которое случилось в Казани. Никто же не поймет… Хватит им студенческой сходки с участием будущего вождя мирового пролетариата!

Ну да Бог с ней, с Казанью! А вот как быть с ленинским утверждением, что революция случается тогда, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи уже не могут управлять как прежде? И вот, утверждает вождь, если одни не хотят, а другие не могут, тогда бах! – революция!

А вот и нет, Владимир Ильич! История свидетельствует о том, что в вашей формуле безусловно верна только вторая ее часть. Потому что низы почти всегда не хотят жить так, как живут в данную секунду! Даже когда все в шоколаде, они – низы – хотят перемен. Это и понятно! Их почти ничто не держит в том времени, в котором они живут. Главное – у них нет собственности. Нет истинного достатка, который страшно потерять! Зарплата всегда меньше, а цены всегда выше, чем им хотелось бы.

Но если так, если их желание перемен – явление, можно сказать, ежедневное, то революции случались бы каждый понедельник, учитывая, что именно по понедельникам особенно остро переживаются все муки бытия.

Но нет. Не случаются! Ибо власть, как правило, знает, что делать, чтобы также каждодневно, и особенно по понедельникам, гасить это недовольство! Кому-то дает сладкую морковку, кому-то вставляет в голову телевизор, чтобы круглосуточно учить уму-разуму, а кого-то бьет дубиной по башке – да так, чтобы вышибить вместе с мозгами всякий намек на сомнения и недовольство!

Так вот, в России гибель империи началась ровно в тот день, когда на престол взошел Николай Романов Второй. Сам по себе он был правителем столь же никчемным, сколь и безобидным, но дал волю правящему классу разлагаться, гнить и смердеть так, что от этого гнилостного запаха задохнулась к семнадцатому году вся страна…

Но вернемся в ноябрь 1986 года, в Москву. Я, кстати, совсем недавно оттуда…

Так вот, судя по сводкам, вчера в Москве шел снег. Вы бывали в Москве, господа? Тогда не советую посещать ее в снегопад. Приезжайте в город деньков через пять, когда снег сойдет и выдастся теплая, солнечная погода. Тогда с мостовых сойдет черная жижа, способная за пару дней разъесть вашу обувь до дыр. Улицы высохнут, и можно будет прогуляться по булыжникам Красной площади, не рискуя поскользнуться и разбить в кровь колени.

Обожаю Москву! Прекрасный город. Она живописна и уникальна своей аляповатостью. Один немецкий архитектор утверждал, что Сталин, а после него все последующие советские вожди, планомерно губили архитектурный облик советской столицы. А по-моему, все это ерунда. Москва немыслима без сталинских высоток, без вычурной лепнины и вызывающей кичливости домов на Кутузовском проспекте и даже без панельных «хрущевок», которыми заполонены не только все окраины, но и центр города…

Не верите? Тогда встаньте спиной к зданию французского посольства. Нет, сначала всмотритесь в него, оцените невероятную красоту этого произведения русского зодчества, а уж затем повернитесь спиной и посмотрите направо – в сторону гостиницы «Октябрьская-1». Нет, не совсем направо, а чуть правее красивейшего православного храма Ивана-воина. Видите? Да-да! Это и есть грязная панельная абракадабра в окружении зданий необыкновенной красоты. Где еще увидишь такое?

Такова Москва – единственная и неповторимая, несуразная, но очень душевная.

Жители Москвы, как и подавляющее большинство граждан СССР, не ходят в церковь. Правда, в последнее время потянулись, но не массово. Это и понятно – несколько десятилетий их жестко отваживали от религии. И когда убили религию – одновременно убили и способность искренне верить во что-либо.

В марксизм-ленинизм русские тоже не верят и посмеиваются над собой, вернувшись с очередного партсобрания. Но учение Маркса – Ленина стало для них формой, в которую облекается стремление к доминированию в мире. И если вы думаете, что идея мирового господства – это удел партийных вождей, то ошибаетесь. Русские верят в свою избранность и ненавидят Западный мир, особенно Америку. Они убеждены, что именно по вине Америки, навязавшей Советскому Союзу гонку вооружений, граждане Страны Советов вынуждены затягивать потуже пояса и мириться с пустыми полками в продовольственных магазинах.

Своих вождей они тоже ненавидят, но империалистических злодеев типа Рейгана или Бжезинского ненавидят еще больше. Эти господа (далее мы опускаем несколько абзацев).

…Западному человеку в СССР никогда не прижиться. Он сойдет здесь с ума оттого, что не сможет своими рациональными мозгами понять, как все устроено в этой удивительной и непостижимой стране.

Непостижимой! Вот, пожалуй, ключевое слово. Русский мир абсолютно непостижим. И поэтому воевать с Россией бессмысленно.

Кажется, Бисмарк призывал никогда не воевать с Россией. Прав был великий немец. Русские всегда придумают такую несуразность, что предвидеть ее будет невозможно. Любая, самая мудрая военная стратегия будет беспощадно бита этой русской непредсказуемостью! Знаю это по собственному опыту. Мы были сильнее, но проиграли, потому что они были правы! Историческая правота победила самую сильную военную машину в мире! Это ли не парадокс?!

А вот перед коварством русские беззащитны! Их можно обмануть, обидеть словом, а главное – заставить сомневаться в собственной правоте, поверить в нелепость! Скажешь русскому: «Дурак ты, братец!» – и все: закомплексует, задумается, запьет, потеряет сон, будет мучиться и на полном серьезе размышлять – а действительно, не дурак ли он?

Русские любят сомневаться. Это они придумали забаву сомневаться в истинах столь же очевидных, сколь и простых. Ну какой, скажите, прок сомневаться в конечности жизни и надеяться на бессмертие души? А эти нехристи, эти клинические атеисты сомневаются и надеются! Вот он, парадокс русской души: отрицая, верить и, веруя, отрицать!

А вслушайтесь в названия их любимых произведений: «Что делать?», «Отцы и дети», «Былое и думы», «Без вины виноватые». Все это – про конфликт между добром и злом. И если кому-то удастся расшатать их духовные устои, навязать другие, чуждые, они превратят русскую нацию в пластилин, из которого можно лепить все, что угодно!

Русские способны на самые великие поступки, когда они духовно свободны и уверены в себе. И они абсолютно беспомощны, когда сомневаются и не верят в собственные силы.

…Самая большая беда русских состоит в том, что они не могут толково распорядиться собственной страной во благо себе и другим. Так бывает и с некоторыми другими народами. И когда такое случается, всегда приходит добрый миссионер, который берется управлять этой страной и ее богатствами, ее добрым, но беспомощным народом.

И в этом нет ничего обидного для этого народа. Он же остается и не улетает на Луну – поет свои песни, говорит на своем языке, молится своим богам, если хочет. Задача внешнего управления состоит в том, чтобы не дать развернуться всему темному и разрушительному, что есть в этом народе. Ну представьте себе: вдруг русские сойдут с ума и начнут снова баловаться ядерными ракетами? Или, что еще хуже, шутить с газовым краном? Раньше их держала всесильная КПСС. При всей отвратительной сути этой организации, ее верхушка держала страну в руках и не позволяла разгуляться генетической драчливости своего народа, который готов колошматить соседей уже потому, что у него хорошее настроение. Или плохое… Правящая верхушка не допускала этого во имя собственного выживания и возможности беспрепятственно обустраивать для себя отдельно взятый коммунизм в отдельно взятом городе.

Но теперь-то – все! Нету больше всесильной партийной машины. К власти пришли прямые наследники убиенного царя Николая! Да что там наследники! Дети! Кровинушки, унаследовавшие все, включая пороки и болезни.

Они, сами по себе, люди, может быть, и неплохие. И Горбачев, и Беляев, и Дьяков… Допускаю, что они даже искренни в своих помыслах. Но именно они, вольно или невольно, подняли со дна жизни такую гигантскую волну мути и нравственной нечисти, что уже не могут загнать ее назад, в породившие ее нечистоты. Они окружили себя нравственными уродами, которые фактически управляют страной. Они, а не Беляев… Они и определяют нравственный уровень современной России, навязывают стране свои стандарты мышления, свою воровскую психологию и нравственное убожество.

Никогда еще со времен штурма Зимнего русские не были так беспомощны, закомплексованы и готовы к историческому поражению в вечном противостоянии с Западным миром.

Отсюда – две возможности.

Первая – ждать и ничего не делать. Тогда эта нация рано или поздно преодолеет историческое уныние и возродится.

Вторая – вырвать эту страницу, под названием «русский мир», из календаря истории. Вырвать раз и навсегда!

Так вот, господа западные политики, всякие там рейганы и миттераны! Не прозевайте свой шанс! Или сейчас, или никогда! В СССР приближается 25 октября 1917 года. Разве вы не видите, разве ваша разведка не доносит вам, что в стране Ленина и Троцкого, Пушкина и Глинки случился нравственный коллапс? Случилось как раз то, чего больше всего боятся русские. У них вышибли из-под ног их единственную жизненную опору – духовность и нравственность. А больше у них ничего и нет. Одно сырье в недрах гигантской страны, на которое претендует весь мир.

Или сейчас, или никогда! Они в запое! Они отравились надеждой на свободу, нанюхались западного дурмана. Они готовы сменить Пушкина на «Макдоналдс», свое историческое достоинство – на чипсы и поп-корн. Так дайте же им все это! Разве вы не видите, что они перебрали и хотят опохмелиться? Так дайте же им суррогат свободы! Пусть опохмеляются той сивухой, которую вы изготовите специально для них!

А еще дайте денег. Тем, кто будет разлагать страну изнутри. Кормите их с руки. Приучайте брать корм открыто и нагло, чтобы они, подобно городским сизарям, которых выкармливают сердобольные бабульки, быстро превратились из обтрепанных и робких – в откормленных и жадных. И не скупитесь. Как говорится, «Париж стоит обедни!».

Но торопитесь! Сейчас или никогда! Если русские очухаются, если переживут похмельную ломку, тогда вам успеха в борьбе с ними не видать. Тогда вы снова получите рядом с собой мощную страну и гордый народ.

Вам это надо?

Мое поколение свою войну проиграло. Попробуйте вы…

Р.S. Настало время сбросить завесу с моего настоящего имени. Тот, кому надо, все поймет. Поэтому передаю привет своим замечательным коллегам – Вилли Штерману, Адольфу Якобсену, а также Констанции Шевалье. Я помню о вас, друзья мои…


«Какая наглость! – возмущенно подумал Каленин, отложив в сторону газету. – Мессер! Он еще и советологией балуется! Бывший эсэсовец, военный преступник фарисейски клянется в любви к Москве и, не стесняясь, призывает Запад к уничтожению „русского мира“. Это ли не верх цинизма?! Надо будет поговорить с Куприным. Пусть посольство сделает официальное заявление, что ли! Нельзя же молча проглотить такое! Черт! Но как это доказать и где искать этого Майсснера, или Мессера?

Беркас решительно двинулся в главное здание посольства и вскоре попал в небольшой уютный кабинет, в котором работал Николай Данилович Куприн.

– Читал-читал! – отреагировал он, увидев в руках Каленина газету. – Идиот!

– Кто идиот? – удивился Каленин.

– Майсснер, конечно… И наглец! Есть же какие-то правила хорошего тона… И газета – тоже хороша! Я уже звонил в редакцию. А эти чистоплюи начинают рассказывать мне про свободу слова, про права человека, про то, что у них не ГУЛАГ. Одно слово – подлецы и мерзавцы!

– А вы им не намекнули, кто такой Майсснер?

– Я же дипломат, Беркас Сергеевич, и не имею права так подставлять под удар себя, а главное – свою страну. Ну представьте: я говорю, что автор – военный преступник. Они завтра же опубликуют мои слова, записанные на диктофон, и потребуют доказательств. А где они? Где архив Шевалье? Вы все просрали, а теперь я должен делать заявления…

– Послушайте, Николай Данилович…

– Да ладно… Хватит обиды гнуть! – поспешил успокоить его Куприн. – Я это к тому, что был бы архив… Что тут рассуждать, проехали…

Куприн посмотрел на Каленина тем долгим, изучающим взглядом, который уже не раз заставлял Беркаса внутренне сжаться.

– А помните нашу с вами игру, в день знакомства? Год назад… Когда я угадывал некоторые страницы вашей биографии? – Куприн, не отводя глаз, взял Каленина за руку. – Хотите, еще раз проверим мои телепатические способности?

– А что вы хотите знать? Спросите – я отвечу… – Каленин почувствовал нарастающее напряжение и пожалел, что полез с этой дурацкой газетой к Куприну.

– Спрашивать неинтересно. Интереснее угадать… Прочитать, так сказать, ваши мысли. – Куприн усмехнулся. – Вы что, чего-то боитесь?

– А чего мне бояться? – неуверенно возразил Каленин, и сам почувствовал, что его возражение только распаляет Куприна. Он хотел быстро придумать какой-нибудь предлог, чтобы уйти, но Куприн опередил его.

– Я, дорогой Беркас Сергеевич, с некоторых пор потерял к вам доверие. Обидно… Мне казалось, что я был вправе рассчитывать на вашу искренность, ведь я всегда приходил вам на помощь…

Куприн говорил тихо и проникновенно. Могло даже показаться, что у него увлажнились глаза и он по-настоящему расстроен.

– Ну подумайте сами, – продолжил он, – что я должен был подумать о вас, когда вы развесили всю эту клюкву про Мессера, который якобы похитил архив. Вы же не считаете меня дураком? Ведь так?

– Разумеется, Николай Данилович! Но Мессер действительно был у меня в доме. Вместе с Лукой… Вы же сами видели!

– Я видел двух мужчин, которые выбегали из дома. Какой Мессер, какой Лука? Смеетесь надо мной, да? Хотите, чтобы я поверил, что сам Мессер приходил к вам, что он тут же нашел архив в альбоме? Кстати, если вы спрятали картинки в альбом, который лежал на самом видном месте, то это была вовсе не плохая идея. Я бы не додумался искать его там, если, к примеру, задался бы такой целью. Тогда почему додумался Мессер, или кто там у вас был? Неувязочка, Беркас Сергеевич! К тому же в руках у ваших гостей я ничего не заметил – ни папок, ни свертков.

Куприн помолчал, а потом неожиданно шагнул вплотную к Беркасу и, глядя в упор, медленно, тщательно выговаривая каждое слово, произнес:

– Я вам не верю! По глазам вашим вижу, что вы врете…

– Николай Данилович…

– Не перебивайте! Вы прекрасно знаете, что я прав!

Каленин вдруг почувствовал, что покрывается румянцем, что Куприн ясно видит это и с удовольствием утверждается в своей правоте.

– Вы уже один раз попытались затеять самостоятельную игру. Похоже, у вас не прошла охота и дальше играть со мной в «кошки-мышки». Не знаю, чего вы добиваетесь, но уверен, что ничем хорошим это не кончится. Если вы ищете славы – уверяю, она вам не грозит. Если денег – то у вас нет навыка их добывать. Какой из вас шантажист… Если справедливости – то почему без меня?…Красивый свитер на вас… Немецкий?

Каленин пожал плечами, давая понять, что не знает, где изготовлен свитер. А Куприн тем временем неожиданно взялся за язычок молнии и резко потянул его вверх, застегивая свитер под самое горло.

– Врать вы не умеете, Беркас Сергеевич! – Куприн похлопал его по плечу и чуточку опустил бегунок молнии вниз. – Если архив у вас, еще не поздно найти ему правильное применение… Или будете дожидаться Мессера? Остался один день…

– В каком смысле – один день? Вы же только что предположили, что у меня дома был вовсе не Мессер? – растерянно уточнил Беркас.

– Я имел в виду, что… ну вы же послезавтра возвращаетесь в Союз… Так?

Беркас вдруг почувствовал в словах Куприна какую-то фальшь. Он мгновенно подавил в себе желание наконец-то расстаться со своей тайной и рассказать старшему товарищу про встречу с Лукой и Якобсеном.

– Николай Данилович! Я вообще-то пришел к вам из-за статьи. Я считаю, что тема архива Шевалье закрыта. У меня его нет! – твердо сказал он, глядя Куприну прямо в глаза.

«Вот он – детектор лжи! – подумал про себя Каленин. – Когда говоришь правду, щеки не краснеют и взгляд не бегает!» А вслух добавил:

– Правда, Николай Данилович. Нет его у меня!..А как там в Москве? Что нового?

Куприн сначала не среагировал на резкую смену темы разговора, а затем на его лице обозначилась печать нескрываемого удивления. Он с интересом разглядывал Беркаса, как бы говоря: «Ну вы даете, молодой человек! Лихо держитесь! Вывернулись… Ну-ну! Еще поглядим!»

– Что нового, говорите? Бардак в Москве! С утра – танки на улицах. Вот оно – новое! Как будете возвращаться – ума не приложу…

Предчувствие гражданской войны

День выдался тихий и солнечный. Вчерашний снег сошел так быстро, что о нем напоминал только асфальт, который цветом стал походить на потертые светло-серые джинсы, отмеченные разводами и заплатками. Но, несмотря на отличную и добрую погоду, Москва насупилась безлюдностью и тревогой. По всему городу стояли танки и бронетранспортеры. Центр, начиная от Красной площади и далее – по Калининскому проспекту, вплоть до Триумфальной арки, был полностью оцеплен и наводнен войсками.

Назад Дальше