– Мое дело предупредить, а дальше решайте сами. Я просто предостерегаю вас, что вы зря проедете до Мюнхена. Они вас все равно отправят назад.
И что теперь? Конечно, нельзя так сказать, что я многое терял, поэтому я решил ехать в Мюнхен, тщательно репетируя про себя историю, которую я намеревался поведать начальнику военной полиции. К тому времени, когда мы подъехали к Мюнхену, я думал, моя голова лопнет. Деловой походкой я устремился к начальству на станции и, войдя, протянул приказы офицеру. Он пристально изучил их и, вернув, произнес:
– Ну, разве вы не счастливчик, сэр! Ограничение на въезд как раз только что отменили!
Вечером я уже беседовал с другим офицером, находящимся при исполнении своих обязанностей в Бриксене. С обезоруживающей улыбкой на лице он доложил, что все в порядке и что нам выделено жилье в Сент-Ульрихе. На какой-то момент я не мог поверить своим ушам. Высота, где располагалась эта местность, едва достигала тысячи метров, и, так как нам требовалась акклиматизация на высоте, это место совсем не подходило.
– Это совершенно никуда не годится, – закричал я и потребовал немедленно соединить меня с Силлах-Хаус. Мне повезло, так как хозяин, выделяющий помещения, по имени Валентин, помнил меня еще с довоенных лет. Он сказал, что у него имеется свободная гостиница, но, к сожалению, сейчас она отдана в распоряжение верховного комиссара района, располагающегося в горах. Так как у этого должностного лица была резиденция в Бользене, стало очевидно, что мне просто необходимо идти до конца в своих требованиях. Моя речь, произнесенная следующим утром, была четкой и ясной. Я просто убедил офицера в том, что без нашей команды Германии не видать победы в войне и Силлах-Хаус является абсолютно необходимым местом для проведения наших учений. Десять минут спустя я отправил телеграмму в Бад-Цвишенан, в которой сообщал, что все готово для нашего размещения.
Было лишь одно но. Не было снега! Теплый ветер и весенние цветы – пожалуйста, но только не снег, а мы-то хотели кататься на лыжах! Когда на следующий вечер прибыл поезд со счастливчиками, стремящимися покорять горные вершины, они, вместо того чтобы выразить мне благодарность, обрушили на меня гром негодования! «Мы не для того тряслись два дня в поезде, чтобы собирать цветы!» – говорили они, но после превосходного ужина их беспокойство по поводу отсутствия снега значительно поутихло. Но тут возникла другая проблема. Один из ребят хотел купить сигарет, но ни у кого из нас не было итальянских лир, а немецкая марка здесь представляла не большую ценность, чем использованный билет в кино. Тем не менее, проблема решилась сама собой на следующее утро, когда один любезный продавец согласился продать нам тысячу сигарет за марки. В то время сигареты являлись чрезвычайной редкостью и по дефицитности их можно было сравнить лишь с продаваемым алкоголем. Был уже вечер, когда медленно идущий поезд тащил нас по Глоднер-Вэлли на План и, о, чудо из чудес, пошел снег! Его становилось все больше и больше, когда поздним вечером мы взбирались на Силлах, а когда Валентин, этот человек-ангел с неподражаемым итальянским акцентом, накормил нас пряным фасолевым супом и котлетами с жареной картошкой, а еще свежим салатом, моя репутация была спасена!
На следующее утро после аппетитного завтрака мы были готовы приступить к тренировкам. Лир у нас так и не появилось, а имели мы всего лишь шесть пар лыж. Надеясь на лучшее, но не особенно обольщаясь, мы вместе с Лангером, Глогнером и Мелстрохом, усевшись в сани, поехали искать кого-нибудь, кто мог бы поменять две тысячи марок на лиры. Естественно, мы не могли ни к кому обратиться официально с такой просьбой. Наш шеф, хотя и одобрил экспедицию, о финансовой проблеме позаботился не очень, но нашлись понимающие хозяева местных магазинов, которые помогли нам. А один житель из Волькенштейна снабдил нас недостающими парами лыж, достав их с чердака своего дома.
В отличном настроении мы вернулись в Силлах-Хаус. На обратном пути мы забыли Йеппа Мелстроха в гостевом доме в План-дэ-Гральба, и каково же было наше удивление, когда возвратились, чтобы забрать его. Наш Йепп сидел расслабившись, откинувшись на спинку кресла и потягивал красное вино, рассказывая анекдоты и кокетничая, в окружении целой компании черноволосых красавиц. Когда мы более или менее отошли от шока, то осознали, что Йепп, еще час тому назад не говоривший ни слова по-итальянски, теперь произнес: «Olga – grand amore!»
Дом для гостей, до сих нор носивший название Альберго План-дэ-Гральба, теперь стал наименоваться «Альберго Мелстрох»!
Во время нашего пребывания в Силлахе мы беспрестанно ели, спали и, конечно, катались на лыжах. Лыжные походы организовывались тремя «инструкторами» – Кельбом, Шамецем и мной, так как все мы выросли в горах и буквально с рождения стояли на лыжах. Это были незабываемые часы, которые мы провели, катаясь по снежным сугробам между Лэнгкофелем, Шеллатурменом и находившимся подальше Мермолейтом. За каждым заходом солнца мы наблюдали, застыв в молчаливом восхищении, поражаясь тому, как огромные скалы меняют свой цвет, из темно-коричневых превращаясь в огненно-красные, в то время как снег у их подножия становится темно-синим, а небо над ними из своего обычного цвета переходит в зеленый. Каждый день мы умирали от смеха, когда наш «бесстрашный» Ольтжен вновь и вновь падал липом в снег или когда Нелте безнадежно путался в своих лыжах и не мог освободиться без посторонней помощи.
Затем, в один из дней в Силлах пришла телеграмма, в которой сообщалось о предстоящем празднике в долине и о танцах, которые начнутся вечером.
– Это для нас, – закричал Фритц Кельб, отправившийся туда с другими ребятами.
Вместе с Гербертом я остался в гостинице, так как следующим утром мы собирались отправиться в долгое путешествие на лыжах, а потому хорошенько выспаться нам было необходимо. В четыре утра меня разбудил Фритц:
– Мано, вставай. Мелстрох пропал!
Несколько мгновений я не мог сообразить, о чем речь, но постепенно, собравшись с мыслями, произнес:
– Что случилось?
– Мелстроха нет! Исчез в тумане, когда взбирался на гору! Мы прождали целый час, но он так и не появился!
Теперь я окончательно проснулся.
– Ты серьезно, Фритц?
– Да какие к черту шутки! Сейчас мне совершенно не до смеха! Йепп по дороге снял лыжи – у него сломалось крепление – и дальше шел за нами. Потом повалил сильный снег, и все окутало туманом… и он пропал!
– Наверное, опять что-нибудь задумал, – ответил я взбешенно и принялся натягивать штаны. Потеряться в горах в такую рань! Я зашнуровал ботинки. – Пойдем. Мы должны найти этого идиота, пока он не замерзнет.
– Шамец уже отправился на его поиски, – сказал Фритц, – но он еще не вернулся!
Мы спустились вниз по деревянным ступенькам. Нельзя было терять времени! В считаные мгновения мы встали на лыжи и направились в сторону Плана. Лыжню, проложенную Фритцем, уже припорошило выпавшим снегом; ветер, дувший с гор, пронизывал насквозь, было темно, а по ночному небу плыли черные тучи, нагоняющие страх. Раз в несколько минут появлялась луна, местами освещая угрюмые скалы, оставляя на них серебристые заплаты света. Мы останавливались через интервалы, зовя Йеппа, но безрезультатно. Спустя десять минут показался Шамец. Он рассказал, что прошел до самого Плана и, чтобы убедиться наверняка, даже заглянул в «Альберго Мелстрох», но и там никаких следов!
– Где ты видел его в последний раз? – спросил я.
Шамец показал вверх, на поворачивающую дорогу.
– Как раз вон там. Он снял лыжи на том месте, – ответил он.
– Понятно. Тогда расходитесь и по отдельности прочешите дорогу по обеим сторонам. И если мы не найдем его сами, то поднимем на ноги всех и продолжим поиски с фонарями.
Мы успели пройти лишь несколько метров, как услышали крик Шамеца, который просматривал правую сторону дороги:
– Эй! Сюда!
Он увидел яму в снегу, в которую, предположительно, мог кто-то провалиться. От углубления тянулся еле заметный след, уходивший в сторону окутанного туманом поля. Мы пошли по следу, словно ищейки, и через пять минут наткнулись на разрушенную хижину. Наши поиски были завершены. Растянувшись в полный рост, на полу возле печки без сознания лежал Йепп Мелстрох. Холодными пальцами он до сих пор сжимал коробок спичек. Разгромленная дверь была нараспашку, и ледяной ветер задувал сквозь щели в стенах. То, что мы нашли его, уже было чудом. Маленькая печка разжигалась сухой соломой, и рядом с ней лежала целая куча соломы, а возле руки Йеппа были набросаны около дюжины полуобгоревших спичек. Если бы ему удалось разжечь печь, то вся хижина сгорела бы, как фитиль, и у него вряд ли был бы шанс выбраться! С другой стороны, если бы еще час или два нам не удалось найти его, он бы замерз и умер.
Мы отнесли его в гостиницу, где приняли все необходимые меры. Не щадя, мы растирали его снегом, до тех пор пока он не застонал. Открыв глаза, Йепп слабо пробормотал:
Мы отнесли его в гостиницу, где приняли все необходимые меры. Не щадя, мы растирали его снегом, до тех пор пока он не застонал. Открыв глаза, Йепп слабо пробормотал:
– Черт побери! Это ж надо так было напиться, чтобы ничего не помнить!
На следующий день, когда мы с Гербертом вошли во двор гостиницы после своей длительной прогулки на лыжах, перед нашими глазами стояло привидение. Это был не кто другой, как наш Фритц, но совсем другой Фритц! Ранее всегда неопрятный, неаккуратный, этот Фритц был просто безупречен! Пиджак и брюки отутюжены, чисто постиранная рубашка, выбрит так, что лицо стало розовым, как у младенца! Со счастливой улыбкой Фритц открыл нам свой секрет: он собирался на свидание с «Olga – grand amore»!
– Вот это я всегда называю неразумным, – сказал я. – Вернуться с гор, а потом два часа наводить марафет, чтобы опять пойти туда же, только в полночь!
– Мано, ты не понимаешь! – махнул рукой Фритц пренебрежительно. – Я пойду туда завтра утром!
Мы договорились, что каждый, кому удастся вытащить на свидание девушку, будет вкладывать десять лир в общую копилку. Эта своеобразная копилка была нашим изобретением и содержала в себе материальную расплату за грубые ошибки, совершенные во время уроков катания на лыжах, за дурные манеры и поведение за столом и другие неверные поступки.
Было довольно поздно, когда мы, наконец, легли спать. Все были в приподнятом настроении, «навеселе», потому что добряк Валентин достал для нас пару бутылок отличного вина. Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, было далеко за полночь, и в сторону пустой кровати Фритца было отпущено несколько скользких шуток.
Фритц возвратился точно к завтраку, к девяти часам, и, как только махнул рукой, услышал в ответ крики «Браво!». Я выставил перед ним «копилку», и мы с нетерпением стали ожидать, когда наш Казанова опустит в нее заветную бумажку. Но Фритц только устало махнул рукой:
– Ребята, я пропил эти десять лир!
Никогда больше мы не видели Фритца столь ухоженною и опрятно одетого, как в тот день, когда он собирался на свидание, которое так и не состоялось!
Через два дня после неудавшегося свидания Фритца мы в полном составе отправились на крутой склон Лэнгкофель-Ган, откуда прямиком возвратились в Силлах-Хаус. Совершив последний круг, мы не поверили своим глазам, потому что перед нами стоял наш шеф Вольфганг Шпёте собственной персоной.
Как выяснилось, хороший доктор настаивал на том, что он еще не поправился после той аварии, и потому решил направить его к нам. Шпёте не разрешили кататься на лыжах, поэтому он проводил время, принимая солнечные ванны и лепя снеговиков. Он так наловчился, что слепил Афродиту, которая украсила двор нашей гостиницы. Очень скоро мы окрестили эту удивительную снежную деву «миссис Кельб», что, конечно, злило нашего Фритца неимоверно. Правда, ее пышные формы и обаяние с каждым днем все больше таяли под лучами припекающего солнца, но она тщательно реставрировалась каждый вечер.
Незаметно подошло время нашего отъезда из Силлаха. Я стоял и разговаривал с хозяином и как-то между прочим упомянул о плачевном состоянии бара на территории нашего аэродрома. Я знал, что запасы спиртного были, фактически, опустошены. И тогда Валентин просто ошарашил меня предложением: друг его друга, возможно, мог организовать для нас восемьдесят литров сливового бренди в обмен на три килограмма сахарина. В военное время такой бартер являлся очень выгодным, и я согласился. Валентин дал мне адрес в Бользене, где можно было забрать напиток, а сахарин я мог передать со следующей партией «лыжников». Достаточно честно! В тот вечер нам официально выделили час, чтобы написать письма домой, и каждый из нас писал родителям, жене, возлюбленной, друзьям и просил немедленно выслать пачку сахарина на имя лейтенанта Зиглера до востребования в 16-е опытное командование!
Когда все легли спать, мы со Шпёте и Лангером остались и продолжали разговаривать. Шеф заказал бутылку дорогого вина, наполнил стаканы и произнес.
– Теперь послушайте меня внимательно и примите к сведению. Понятно?
Мы кивнули, и он продолжил:
– Я должен ехать на Восточный фронт и перегнать туда «Ме-109». Талер останется за меня и будет отдавать приказы, когда Пиц будет находиться на учениях.
Мы не верили своим ушам. Герберт, который знал Шпёте дольше всех из нас, недоверчиво посмотрел и сказал:
– Этого не может быть, майор! Это невозможно! Сейчас мы почти готовы к тому, чтобы сформировать первую эскадрилью, а вы хотите уехать? Невозможно!
Рис. 9. «Ме-109G»
– И все же это правда, – ответил спокойно Шпёте, – и тут ничего не поделаешь! Через месяц или два я уеду. Приказ сверху уже поступил!
Мы просто не могли представить наш отряд без Шпёте. Мы очень хорошо знали, что у нашей «кометы» еще осталось множество проблем и сейчас больше, чем когда-либо ранее, мы нуждаемся в ком-то похожем на Шпёте. Кроме того, он летал на «Ме-163» с самого начала. У Талера не получится заменить его! Он не летал на «комете» много месяцев и, следовательно, знал машину меньше, чем даже мы! С другой стороны, Пиц был первоклассным летчиком. А может, что-то другое стояло за этим отъездом. На самом деле, мы в этом не сомневались. Да, для нас не могло быть хуже новостей. Этот внезапный отъезд не сулил ничего хорошего для подразделения и всех нас!
Глава 10
ТРАГЕДИЯ В РЕХЛИНЕ
Специальное задание ожидало нас сразу же по прибытии в Бад-Цвишенан. Ожидалась демонстрация и сравнительные полеты между последней моделью военного истребителя, сконструированного в экспериментальном центре Рехлина, и нашими «кометами». Среди зрителей ждали самого Германа Геринга. Естественно, «комета» должна была демонстрироваться в завершение соревнований, как одна из новейших моделей. Это обстоятельство давило на нас, так как от дальнейшего обсуждения и споров зависело будущее «Ме-163». Если все пройдет успешно, то самолет сможет соответствовать самым высоким стандартам.
Так как Хейни Диттмар еще не летал, его выздоровление от ранений, полученных в катастрофе, в конце 1942 года затягивалось, значит, оставался только один пилот, который мог показать по-настоящему впечатляющее зрелище, – это Пиц! Конечно, он не мог сотворить невозможное, например, если двигатель заглохнет на высоте или самолет войдет в штопор, но, в общем, устроить блистательное шоу было ему по силам.
Рехлин был известен во всем мире. И здесь находился не только центр для тренировочных полетов и демонстрации различного вида оружия, разработанного в полнейшей секретности. Это был также аэродром, где находились лучшие немецкие истребители и обслуживающая их техника. Здесь все было на своих местах, а парашют играл такую же значительную роль в жизни Рехлина, как ведро молока на ферме.
Тренировочные полеты проводились под неусыпным оком старших офицеров, да к тому же туда часто наведывались офицеры высоких чинов из ВВС дружественных нам стран.
В день роковой демонстрации на аэродроме присутствовал не только Геринг со своей свитой, но также высокопоставленные офицеры из Японии и Италии. Истребитель за истребителем взмывали в воздух, издавая страшный гул. Самолеты, показывающие маневры на малой высоте, кружились в воздухе, как стая птиц, щекоча нервы зрителей, изображая учебные атаки и делая стремительные виражи.
Техники уже начали последнюю предполетную проверку «кометы» Пица, и через несколько мгновений после того, как приземлился «Ме-262», Пиц забрался в кабину, турбина загудела, и буквально в течение нескольких секунд «комета» понеслась по взлетной полосе, а затем почти вертикально помчалась в небо, оставив за собой черный след. Все наблюдавшие сидели задрав кверху головы и искали глазами исчезнувшую на бешеной скорости «комету», а те, кто никогда раньше не видел этого истребителя, так и раскрыли от удивления рты. Пиц показывал действительно захватывающее шоу. Достигнув высоты четырех тысяч метров, он пошел вниз, сделал «мертвую петлю», а затем умело избежал ненужного ускорения. Дальше он показал фантастическое мастерство своей «кометы», устремившись резко вниз, как раз туда, где находился Геринг с другими гостями. «Комета» со свистом опускалась все ниже и ниже, как падающий метеор, до тех пор пока в сотне метров от земли Пиц не дал полный газ и устремился над VIP-местами, проходя буквально в десяти метрах над головами высокопоставленных гостей. Раздался ужасный шум. Лица итальянцев изменились до неузнаваемости, и даже отважные японцы на какой-то момент вышли из себя, перестав улыбаться. Но Пиц был уже далеко и на высоте между пятью и шестью тысячами метров, и легкий звук подсказал, что он сбросил топливо.
Рис. 10. «Ме-262»
Сейчас рейхсмаршал следил в бинокль за красивыми спиралями, которые исполнял нилот. Пиц опустил нос «кометы», чтобы набрать скорость, а затем, сделав несколько элегантных фигур, наконец направился к аэродрому. Сделав разворот, самолет пошел на посадку. И тут случилось что-то непостижимое! В тот момент, когда Пиц планировал в сторону аэродрома, «Ме-262», который взлетел перед «кометой», также зашел на посадку, только справа, и опередил Пица, пролетев прямо перед ним. Пиц не мог пойти на повторный круг, не имея работающего двигателя, и поэтому был вынужден уклониться, чтобы избежать столкновения с «Ме-262», и это привело к тому, что сейчас его относило в ту часть поля, где траву вытеснял мягкий песок. Мы все понимали, что только чудо может спасти нашего друга, потому что ему было не избежать приземления на песок. Так и случилось! «Комета» села, наклонившись на правый бок, что и следовало ожидать от подобной посадки. Пиц давил на ручку, но «комета» мчалась вперед еще двадцать или тридцать метров, и на какой-то момент мы подумали, что опасность миновала. Затем самолет резко остановился, и его хвост замотало из стороны в сторону! Потом «комета» завалилась на спину и так и осталась лежать, издавая шипение и свист со всех панелей… а Пиц находился под ней. В одно мгновение нас охватил ужас, и через минуту мы уже мчались к месту аварии на подоспевшем грузовике. Сейчас была дорога каждая секунда! Пожарные уже неслись по полю на огромной скорости. Взрыв мог произойти в любой момент, и, если это случится… будет бесполезно искать нашего Пица. Взрыв и огонь! Пиц устроил сегодня такое представление, будто чувствовал, что летит в последний раз!