Торговец и это слыхал, а тоже не веровал, что такие шапки вправду водятся, поддался соблазну, захотел попытать… А ну, говорит, сделай служивый, как это?
«Изволь, брат, уважу; подойдитко ко мне!»
Подшел офеня, а Яшка надвинул ему шапку по самые плечи и спрашивает: «что видишь ли что?»
А сам, в одну минуту, хвать с воза что поукладистее да и сунул в карман, что там ни попало, ведь не купленое!.
– Пусти, служба, кричит офеня из под шапки выдираючись, ни зги не видать.
«А!.. Вот то-то и есть! Вот потому-то шапка твоя и стала теперь шапкою невидимкою.»
Торговец-офеня выдрался из под шапки да и смотрит на воз, догадываясь, что лукавый служивый стащил что-нибудь; и признать нельзя, товар перерыт, кто его знает, взято, нет ли, что.
Яшка, заметив это, к торговцу пристает. «Что же, давай чтоль хоть гривну за штуку мою, я не даром с тобою маялся!»
– Да, велика штука, я и сам таких сто понаделаю.
«Ну так пес тебя дери, коли так, если хлопоты попустому шли, я не подьячий, породы собачьей, не стану бросаться да лаяться.»
Отвернулся, да и прочь пошел, а Офеня-продавец рылся, рылся насилу добился, что у него одной пачки нет, где дюжина очков была свернута. Качнул головой да махнул рукой. Ай-да, служба, говорит, протер мне глаза, слизнул очки; делать нечего, сам виноват: проглазел-проглядел на колдовском представлении.
А Яшка-солдат сменял очки на пятачки хоть и медные да побрякивают.
Проделка пятая
Чаще случались у Яшки с жидками разные приключения.
То там, вечерком, волочет к шинкарю мешок с кладью, тот выскочит ко нему…
– Що это, слузывый, чи хапаное?..
«Да, барана стащил; давай скорей две кварты горелки, да не задерживай, я тебе и с мешком отдам.»
– Ханка! закричит Жид жене, давай господину служивому горелки! а сам так и прыгает, что дешево покупка пришлась.
Яшка возьмет две кварты вина, передаст шинкарю мешок из рук в руки, сам поминай как звали. А жид вытряхнет дома покупку…
– Ай гвальд! ай ней-мир! вместо барана пес запрятан в мешке.
Проделка шестая
Раз он и такую проделку сделал с Евреем корчмарем. Стоял у того жидка, на квартире полковой командир; а Яшка в те поры числился у него деньщиком. Досаждал жид Яшке много раз; но давал ни горелки даром, ничего, чтобы Яшка ни попросил у него. Сидит раз корчмарь с женою и детьми в своей каморке, обедает; Яшка вошел к нему.
«Что же, честный Еврей, дай горелки!»
– А гроши дашь?
«За мною будет, разживусь, лишнее дам.»
– Нет, я уз вас знаю, вы никогда не плоцыте, господин слузывый.
«Говорят отдам.»
– Нет, я уз вам не верю.
«Так, жид не дашь?»
– Уж сказал не дам, цево пристаес?
«Так вот же тебе!» сказал Яшка и харкнул жиду в семейную чашку с приправою, которую они только хотели есть и ушел.»
Жид взбесился; побежал жаловаться командиру на Яшку. В это время у командира были гости и садились за стол кушать.
Прибежал жид вне-себя прямо к столу и обратился прямо к хозяину.
– А сцоз Васо Высокородзие, это хоросо будет ли, когда я вам в цаску плевать буду, а вы и васы гости будете кусать?.. А?. Это вам будет хоросо?
«Ах ты, жидовская даря!» вскричал вспыльчивый командир, «что это ты выдумал? я тебе дам мошеннику, за такие шутки… Яшка! Возьмико его, да поучи по военному!»
Как ни кричал бедный корчмарь, что не сам он выдумал, а Яшка; но его не слушали, и Яшка выдрал его на обе корки, выучил как ногами артикул выкидывать; да еще и горелки сорвал, что не больно подчивал.
Проделка седьмая
Или… Пришел раз Яшка к одному жидку, к страшному скряге, скареду… «Здравствуй, честный Еврей!»
– Что вам нузно, господин слузывый?
«Нехочешь ли у меня секрет купить, как деньги копить?»
– А цто это, зекрет? хапаное?
«Какое хапаное, своего мастерства, в ответе не будешь, купи небойсь!»
– А ну, показте, какой такой.
«Его надо на словах рассказать, а на деле сделать сам потрудись… Вот вопервых, для-ради примера, дай мне рубль серебром, так я тебе такую штуку скажу, которая тебе будет милее ста рублей.»
– Взаправдусь так?
«Коли не веришь, побожусь изволь… да чего тебе лучше: если ты сам не скажешь, что милее это ста рублей, то и и денег твоих не возьму.»
– Ну, ну, сказыте!
«Давай вперед за мой секрет; ведь да рома, мне чтож за охота тебе рассказывать.»
– Вы много хоцете, господин слузывый, пять грошей дам.
«Вишь ты больно ловок, скряга какой, давай хоть два злота покрайности: а не то к другому Еврею пойду, по мне все равно.»
– Ну, ну, говорите, говорите, уз так и быть, один злот есть у меня… ей-зэ ей последний; нате, возмите, сказыте-зе скорее.
«Экой ты скупяга, ну, только для тебя разве, изволь скажу… давай злот!»
Вынул жид пяти-алтынный, одной рукой отдает Яшке, а другою его держит за руку. Ну, сказыте, цто-зэ мне милее ста рублей?
«Двести рублей тебе милее ста?»
– Ну цто-з? милее.
«Так пустиж; вишь я не обманул тебя, сказал, что тебе милее ста рублей.»
– Э, нет, господин слузывый, только-то и есть?.. это я и сам знаю, за цтоз вы взяли мой злот, подайте назад.
«Коли знаешь, на чтож спрашивал… Да ну, ну, не шуми; погоди, я тебе еще открою настоящий секрет, вишь ведь ты какая выжига, одним не довольствуешься, смотри сюда! Вот как деньги добывать, гляди да только после сам никого не учи, не отбивай хлеб от меня… Видишь: если тебе деньги понадобятся, то ты сделай так, как я научу: вишь вот у меня пустой кошелек?.. вот я положу в него твой злот и вывешу за окно, видишь? теперь гляди далее…» спустил Яшка на бичевке кошель за окно и мотает им там да приговаривает: и бездна бездну призывает, бездна бездну призывает! п потом вытащил опять кошелек, обернул его на руку, к верьху дном, да и свои злот, приготовленный во время мотанья, из рукава вытряхнул. «Ну, теперь видишь? два их стало; если опять опущу, опять будет два и таким манером сколько хочу, столько и вытащу…»
Жид смотрит в раздумьи, мудрено ему кажется.
«Что ж ты, нехристь, не веришь, ведь на деле видал!» сказал Яшка, хлопнул дверью и был таков.
Жид, оставшись, подумал-подумал, давай пробывать: навязал кошель на бичевку, положила, в него карбованец, опустил в окно и давай приговаривать: бездна бездну призывает!.. А Яшка, за углом стоя, только и ждал того; подскочил, отрезал бичевку и драла домой. Жид в окно кричит, а Яшка будто не слышит, улепетывает.
Выскочил жид из избы, кинулся за Яшкой в догонку, прибежал в избу, где Яшка жил; а тот уж раздеться успел, снял рубашку; повесил ее будто просушивать и сидит себе в чем мать родила.
Еврей заорал, как на шабаше: что это, господин слузывый?.. хорошее ль дело цесных Евреев обманывать!.. отдай мой злот да карбованец!
Яшка уставился на жида, точно впервый раз видит его. «Что ты орешь, еретик некрещенный, какие я у тебя брал злоты да карбованцы?.. Я и денег таких в глаза никогда не привидывал, и тебя знать не знаю и ведать не ведаю, и в первый раз тебя вижу от роду, чего ты пристаешь?»
– А когда так, сказал Еврей, пойдемте к командиру!
«Пожалуй пойдем; да мне вытти не в чем: у меня вишь всего одна рубашка, да и ту я, ловя рыбу сего дня, всю вымочил, в ней я не смею показаться к начальнику; да и сапог у меня крепких нет, в чем я пойду?»
– Коли затем стало, я все принесу, прибавил Еврей, только пойдемте к командиру!.. Пусть он вам растолкует, как цесных людей обманывать!
Сбегал Еврей опять домой, принес рубашку и сапоги; Яшка не упрямился, оделся и пошел с жидом на судбище.
Пришли; командир дома; что надобно?.. Да вот так и так, говорит Еврей, ваш служивый у меня из окна стянул кошелек с карбованцем.
Яшка молчит.
– Он меня научил его вывесить за окно да приговаривать: бездна бездну призывает, так вишь деньги вдвое накопятся, да еще злот взял за эту выучку, такой обманщик, чтоб его отцу и матери на том свете понездоровилось!
Яшка все молчит.
Что ж ты молчишь? спрашивает Командир, слышишь, что про тебя жид говорит?
«Да что ему верить, Ваше благородие, он помешанный! Сами посудите: ну можно ли таким манером деньги добывать и на что мне взять жидовский кошель; что нужно я в свои ранец кладу, да к тому ж я этого жида вижу в первый раз от роду и никакого дела с ним не имел; пристал он ко мне, что слепой к тесту, пойдем к командиру, пойдем; я отказаться не мог, а не знаю, за чем он меня привел к вашей милости; он может пожалуй и мое своим звать, да с меня требовать…. пожалуй, скажет, что я его и сапоги ношу?»
– А как зэ, как зэ, господин слузывый, сапоги мои, я вам их дал.
«Вот изволите видеть; пожалуй скажет, что и рубашка на мне его.»
– Как-зэ? и рубаску я вам свою принес… она моя, моя собственная.
«Ну, изволите слышать, ваше благородие.»
«Ну, изволите слышать, ваше благородие.»
А командир, или не тем занят был, или скучно ему стало выслушивать, или дело показалось такое безтолковое, что не разберешь ничего, припугнул жида, что он его попусту беспокоить пришел, и выгнал вон.
«Что, говорит Яшка жиду, вышедши, «что? лучше сделал, что к командиру пошел?.. Чего же ты, дура-голова, сердишься на меня?.. Разве я не показал тебе, как можно деньги добыть? Поди, сделай с своим братом Евреем тоже, что я с тобой, так и ты себе добудешь денег еще больше моего, может быть.»
Жид начал ругать Яшку на чем свет стоит; а тот только на это приговаривает: «ну обижай, обижай, Бог с тобой; я ведь от этого плакать не стану!»
Проделка восьмая
Много время прошло. Один ис офицеров отправился в домовый отпуск и взял с собою Яшку вместо слуги, потому, что и Яшке захотелось на родину, и он отпросился в отпуск.
Офицер был. богат и щедр, Яшка ему поправился за его ловкость и услужливость; дал ему Офицер денег, что бы расплачиваться с жидками дорогою, что бы самому не смотреть на их плутни, какие они беспрестанно делают с постояльцами.
Яшка на каждой станции делал проказы, заставляя хохотать своего начальника.
Придется им ночевать в корчме; Офицер ляжет спать в особой комнате, а Яшка в общей, где все обыкновенно почуют. Вот и позовет корчмаря, разделаться с вечера за постой; высыпит на стол все деньги, серебро и золото, и станет перебирать руками… у жидка так глаза и разбегаются, так бы он деньги и съел кажись, а Яшка томит-томит его, после соберет опять деньги в кошель; «ну, скажет, завтра разочтемся!» сам повесит кошель на стену, на деревяный колышек, и ляжет на лавку к другой стене.
Не пройдет пяти минут, Яшка храпит на всю избу, а корчмарь Еврей только того и дожидается: начнет красться нацыпочках где кошель висит. Яшка храпит, будто ничего не слышит, а у самого давно кашель припрятан под подушку в головы.
Ходит-ходит бедный жид в потьмах, нет кошеля! придет в свою спальну, что за печкой приделана… Хайка! дуй огонь! Вздует Еврейка огонь, жид осветит издали комнату, где Яшка спит, глянет на стену: висит кошель! Что за притча? считает Еврей на котором колышке: ейнс, цвей дрей… точно, на третьем. Хайка, туши огонь! потушат огонь, опять Еврей крадется в потьмах, щупает колышки… ейнс, цвей, дрей: нет кошеля! с другой стороны зайдет опять: ейнс, цвей, дрей: нет кошеля; опять идет к жене: Хайка, давай огонь! осветит издали комнату – опять висит кошель; опять считает: ейнс, цвей, дрей, фир… на четвертом колышке; Хайка, туши огонь! и опять пойдет плутать в потемках и опять кошеля нет, как нет! бьется этак жид целую ночь; ни сам не ляжет, ни жене покоя не даст, то и дело, то дуй, то туши огонь; а Яшка храпит себе, словно ни в чем не бывал.
Поутру спрашивает корчмарь Офицера: «а цто, Васэ благородие, чи всегда возьмете вы с собой васего слузывого?»
– Да, я его всегда с собой беру.
«А от цегос другого брать не изволите?»
– Хочу, что бы этот понаторел да понаучился в дороге кое чему.
«Ну, Васе благородие, ему никакой науки не надобна: он узэ у вас такий завзятый, тилько поискать!.. Вам дай Господи счансливый путь, а уз ему и не знаю цего позелать: он всю ночь и сам не спал и мне с женой спать не давал!»
Такие-то были похождения нашего солдата Яшки красной рубашки-синие ластовицы; но он вскоре получил чистую отставку, пришел на родину и стал вести жизнь тихую и степенную; от всех проказ своих отстал, а любил только иногда, вспоминая молодость свою, тешить нас рассказами.
От него я слышал все эти приключения, из коих признаться позабыл половину; а если припомню, пожалуй сначала перескажу, и передам их вам так, как он сам пересказывал.
А засим, будет пока и этого.
VII. Сказка о Сером Волке и о печальных приключениях, случившихся с ним в его достопамятной жизни
Выкатывайся кадушка дубовая, раскупоривайся; вылезай моя сказка на белый свет!..
В добрый час молвить, в худой помолчать, не приведи Господи, попадутся эти россказни под руку человеку книжному-знающему, у которого чернил целый пруд, бумаги ворохи с сенную копну, перьев девать некуда, а досугу и еще того больше; начнет он катать на тебя челобитные в управу журнальную, пропадай совсем! зажурит, загоняет так, что и места не отыщешь себе. Перья же нынче какой-то хитрый народ за морем умудрился делать железные, так не только одним пером испишет целую книгу, а еще им же тебе, пожалуй, и глаза повыколет.
Поталкивают меня с боку братцы-товарищи: «чтой-то, говорят, какую ты дичь занес! хочешь видно накликать беду на свою голову? Сиди себе смирно, да в пол-рта говори!»
Пришлось зажать половину рта да молвить шепотом: братцы, да я уже все высказал, что у меня было на сердце!
Так мужичек Матвей: пошел он домой с полевой работы; бежит к нему сын и кричит издали: батюшка!я борону то к овину отнес!
«Что ты, полоумный, орешь!» сказал Матвей, «говори в пол-рта: услышут унесут!»
Пришел на утро к нему сын, стал подле него, захватил рукою себе половину рта и проговорил тихонько: батюшка! ведь борону-то украли!
Эх, эх! не те нынче годы старые-бывалые! бывало пиши себе, как хочешь, абы только четко было, всякому по глазам!.. а нынче хитер стал православный люд: напиши им и хитро и мудро и с вычурами, и сладко, и гладко и с красным словцем, что бы видишь и в сказке-то были смысел да лигория!.. А к чему это?.. Разве мы какие чернокнижники что ль?
Развертывайся, тетрадка, ложись перед добрыми людьми, да к верху ногами не оборачивайся неучтиво. А кто любит просто сказки Русские без прикрас вычурных, хот будет себе читать, многого на нас не спросит. Ну-ка, что такое сначала написано покрупному? прочтико Степаша!..
– Сказка о сером Волке!
А, ну давай слушать о Волке!
1. Каков был Усько Серый Волк
Идет серый Волк по лесу темному и говорит так сам с собой… (это было при татарском царе, при хане Мамыке; тогда волки и прочие звери по людскому разговаривали) – говорит так сам с собой:
«Что это я дурак какой: зубы у меня есть, силка есть, ну что же, грех нажаловаться, есть тоже и сметливость; а нигде я себе не приищу местечка теплого-покойного, что бы этак без забот, без хлопот иметь хорошее логовище, да сытный мясной стол; ничего бы мне больше и ненадобно!.. А то добывай все со страхом пополам, того и гляди за плохого ягненка собственный тулуп сымут!.. Пойду-ко я ударю челом нашему воеводе Мишке мохноногому, авось он мне какое нибудь местишко даст!.. Только вот еще в чем раздумье берет: куда мне поступить, какое место в службе выпросить?.. Пойдти в ученые – плохо: голову набьешь кой-чем, а брюхо все будет пусто; к тому же я только выть хорошо умею, а больше ничему не горазд. В военные пойти, честно, да что толку – опасливо: не вытрешь порядком рыла после обеда, палками отколотят. Сделаться подьячим… хорошо, слыхал я, да вот что беда: писать-то я не мастер; ну да что ж такое, не я первый, не я последний, выучусь подписываться, возьму себе какого нибудь бедняка-писца разумного, он у меня все дела поведет, а мое дело будет только подмахивать: Серый Волк Усько такой-то, и все тут.»
Потолковавши так разумно, пошел наш Усько серый Волк к медвежьей берлоге.
Вы, господа почтенные, небойсь подумаете, что он так и полез прямо с неумытою мордою к самому воеводе Мишке мохноногому?.. Нет, родимые, он сер-сер, а небойсь смышлен: завернул по дороге к кумушке Лисе Бобровне посоветываться.
Кто не знает ума-разума, хитростей-мудростей и всякого проворства лисьего? Посмотрите есть книжка большая четвероугольная, с диковенными картинками; ее к нам в Москву из Питера привезли. И есть тоже книжка маленькая, коротенькая, только глазастому разобрать, и в маленькой и в большой одно написано, прочтите которую нибудь из них, так узнаете всю жизнь и историю Лисы, кумушки всех честных зверей.
Приходит Усько серый Волк к Лисе Бобровне, кланяется. «Кумушка-голубушка, помоги горю, научи молодца; пристрой, присоветуй, помоги нашей дури своим умом-разумом!» и объясняет ей всю свою думу, все свое желание.
Призадумалась Лиса Бобровна. – Экой какой, говорит, тебе бы ко мне давно придти. То-то вы, молодые ребята, много об себе думаете: своим-дескать умом проживем! ан вот и мы понадобились.
«Матушка-кумушка, помоги, заставь за себя Богу молить!»
– Да вот что, куманек, как же я тебе так-то помогу?
«Так-таки просто, родимая, скажи-посоветуй у кого спросить, как поразведать…»
– Мне тут придется и самой хлопотать…
«Похлопочи, дорогая, похлопочи; при надобности я тебе и сам заслужу!»
– Все знаю; да как так-то мне приняться?