– Давай без хамства.
Стаффордшириха замолкла, но было видно, что ботинки вызывают у нее крайнюю досаду.
Рамик, очень осторожно перебирая ногами, вышел на лестницу, Рейчел же я с огромным трудом вытолкала наружу, вернее, вывезла, потому что сия противная особа растопырила лапы и изобразила оцепенение. Пришлось упереться руками в ее филейную часть и толкать стаффордшириху к порогу. Рейчел покатилась словно на лыжах, подметки ботиночек свободно скользили по линолеуму. Я обрадовалась столь легкой победе, во всяком случае, передвигать сервант с места на место было намного труднее.
Пока я возилась со взрослыми собаками, Верушка ухитрилась обрядить Феню и отправить егозливое существо к лифту, оставалось привести в надлежащий вид Капу.
Я села перед мопсенком.
– Капуся, дай ножку!
Собачка глянула на меня и тихо сообщила:
– Гав.
– Вот и молодец, сейчас мама тебя оденет.
– Гав.
– Умничка.
– Гав.
– Ай молодец!
– Гав.
Я быстро поднялась. Ну надо же! Кто бы мог подумать, что самая непослушная и вертлявая часть стаи покорно, безо всякого сопротивления даст зашнуровать на своих лапах изделия из кожи? Я ожидала долгой битвы, яростного сопротивления, а все завершилось за пару секунд.
– Капусенька, солнышко, самая хорошая собачка! – принялась я нахваливать щенка. – У нее будут чистые лапки. Пошли гулять!
Но Капа не сделала ни шагу. Обычно она, услыхав волшебный глагол «гулять», стремглав несется к двери и принимается подпрыгивать, почти доставая ручку. Но сейчас застыла на месте.
– Капа, вперед!
Ноль эмоций.
– Капуся, шагай.
Никакого движения.
– Капундель, двигайся.
Мопсенок пошатнулся, упал сначала на бок, а потом перевернулся на спину и остался лежать, выставив вверх четыре обутые ноги. Я подошла к собачке, взяла ее на руки, погладила, вернула в исходное положение и нежно сказала:
– Солнышко мое, нас ждут остальные участники прогулки.
Капа покачнулась, рухнула на линолеум и снова застыла на спине с поднятыми конечностями, всунутыми в ботинки.
– Прекрати немедленно, – прошипела я, тряся Капу.
Та безропотно висела в моих руках.
– Сейчас же принимай естественный вид, – велела я, пытаясь вернуть щенка в нормальную для него позу.
Но не тут-то было, лапы Капы гнулись, словно мягкие, пластилиновые столбики.
– Ну погоди, – пригрозила я и, сунув совершенно покорное, безвольное тело под мышку, шагнула на лестницу. Стая сидела у стены.
– Живо в лифт, – приказала я.
Рамик послушно потрусил в приехавшую кабину, Рейчел я вкатила внутрь, подметки великолепно скользили не только по линолеуму, но и по плитке. Мулю, Аду и Феню внесла в лифт по очереди, одна рука у меня была занята абсолютно неподвижной, мягкой, словно переваренная макаронина, Капой.
Я очень надеялась, что, оказавшись на улице, собаки забудут про обутые лапы и примутся совершать свои делишки. Не тут-то было. Рамик, правда, пошел по дорожке, но куда подевались его прыть и резвость! Пес брел словно больной цирковой конь, очень медленно, высоко поднимая ноги. Однако он хотя бы двигался, остальные начисто отказывались сделать хоть шаг.
Я поставила Капу у подъезда. Мопсенок моментально перевернулся на спину. Решив, что ничего с ней в течение нескольких минут не случится, я уперлась в гладкую, мускулистую спину Рейчел и попыталась продвинуть собаку вперед. Ан нет, подметки отказывались скользить по асфальту. Муля, Ада и Феня были отнесены мною в глубь дворика и поставлены у скамейки. Мопсихи замерли, словно изваяния. Капа меланхолично валялась на спине, задрав кверху лапы, Рейчел тупо сидела у ступенек, Рамик, пошатываясь, брел к дереву. Вот он наконец достиг любимого тополя, пристроился около него, задрал заднюю лапу…
– Молодец! – закричала я. – Ну-ка, все берем пример с нашего мальчика.
В то же мгновение Рамик, так и не успевший начать процесс писанья, упал.
– Бедные собачки, – воскликнул нервный женский голос.
Около меня появилась милая дама, в симпатичном светло-бежевом твидовом костюме.
– Какая, однако, вы молодец!
Я улыбнулась, не понимая, по какой причине приветливая особа решила похвалить меня.
– Не всякая пойдет на такое, – продолжала незнакомка, – наверное, очень любите животных!
На данном этапе мне больше всего на свете хотелось придушить противных, не желавших двигаться псов, но ведь не признаваться же в этом совершенно незнакомому человеку.
– В общем да, – выдавила я из себя с кривой ухмылкой, – хотя вокруг много людей, для которых собаки стали членами семьи, ничего удивительного в моем поведении нет.
– Не скажите, – покачала аккуратно уложенной головой незнакомка, – не каждый рискнет взять в свой дом песиков-инвалидов, больных церебральным параличом. Ах, несчастные существа, они же совсем не могут ходить.
– Лина, хватит болтать, – рявкнул мужчина, высунувшийся из окошка припаркованной у подъезда машины.
– Ванечка, глянь, какие несчастные песики – паралитики, жаль их до слез, – заворковала Лина.
Мужик насупился, я обозлилась на всех разом: на глупую тетку, решившую примотаться ко мне с идиотским разговором, на собак, не желавших гулять в замечательных ботинках, на Верушку с ее идиотской чистоплотностью.
– Уродов пристреливать надо, – неожиданно заявил Ваня, – чтобы не плодились.
Лина всплеснула руками.
– Боже! Какая жестокость!
Я осерчала еще больше, быстро шагнула в сторону, споткнулась о неподвижно сидящую Рейчел и упала.
– Господи, – кинулась ко мне Лина, – вы ушиблись?
Я молча пыталась встать.
– Несчастная вы моя, – запричитала Лина, – давайте помогу! Это же просто подвиг! Сама с церебральным параличом и собачек таких же спасаете. Да вам орден надо дать!
– Совершенно верно, – не упустил момента высказать своего отношения к происходящему Ваня, – знак глупости наивысшей степени. Коли у самой беда с ногами, на фиг еще и…
И тут по двору медленно пошла кошка. Заметив врага, Рейчел напряглась, подскочила и ринулась вперед.
– Фу, – заорала я, вскакивая, – не трогай киску!
Стаффордшириха внезапно остановилась, ее лапы разъехались в разные стороны, тело шмякнулось на асфальт. Издали бедняжка напоминала цыпленка табака. Кошка меланхолично села в паре метров от беспомощной собаки и спокойно начала умываться.
– Господи! – рванулась к Рейчел Лина. – Она ушиблась, о несчастное, убогое животное!
Я стиснула зубы, сделала шаг вперед, не заметила впадину в асфальте, наступила в нее и упала, стукнувшись головой о дверь машины.
– Блин, – завопил Ваня, выбираясь из автомобиля, – ты мне своей дурацкой башкой новую тачку помнешь.
Внезапно на меня накатил приступ смеха. Ситуация показалась комичной. Капа лежит на спине, вовсе не собираясь шевелиться, Муля, Феня и Ада, сбившись плотной кучкой, тихо подвывают около скамейки, Рамик бесконечно шлепается у дерева, несчастный двортерьер не оставляет надежды пописать, Рейчел распласталась на дороге, она не может сгрести вместе расползающиеся лапы, обутые в ботинки на скользкой подметке, а я сама ухитрилась два раза упасть в течение нескольких мгновений. Наверное, и впрямь мы выглядели не слишком адекватно.
– Ваня, – топнула ногой Лина, – женщина больна, собачки нездоровы, а у тебя на уме железо! Быстро помоги ей подняться.
– Псов пристрелить, а тетку в дурдом, – не сдался Ваня, – думаю, ее родственники обрадуются, избавившись разом от всех.
– Отвратительно, – прошипела Лина.
Потом она подошла ко мне, но я уже встала и принялась отряхивать джинсы.
– Вы сядьте, переведите дух, – предложила Лина и распахнула заднюю дверь автомобиля.
– Нечего больных в мою машину сажать, – окрысился Ваня, – вдруг они все заразные.
Я улыбнулась.
– Собаки здоровы, просто им сегодня на ноги впервые нацепили ботинки.
– Зачем? – вытаращился Ваня. – Ну, народ! Совсем офигели! Лыжи Шарикам на зиму не купили?
– Замолчи! – рявкнула Лина. – Отдохните секундочку.
Я машинально глянула внутрь салона и вздрогнула. Почти все заднее сиденье занимала детская коляска, вернее, та часть, в которую следует класть младенца, колеса отсутствовали. Мои глаза медленно ощупывали повозку. Она показалась мне хорошо знакомой. Сверху ее покрывал темно-синий материал в белый горошек, сбоку виднелась небольшая ручка.
Колясочка принадлежала Гене, каким образом она оказалась в машине у Лины и Вани?
Понимаю, что большинство из вас воскликнет: «Да каким же образом ты, дорогая, ухитрилась узнать повозку? Таких синих, в белый горошек, небось полным-полно».
Верно, только приданое для новорожденного покупали мы с Катюшей. У меня родных по крови детей нет, а Катины давно выросли, поэтому мы проявили редкостную наивность. Отправившись в детский магазин, отчего-то решили, что десяти тысяч рублей хватит на одежду, мебель, бутылочки, соски, да еще и на памперсы останется!
Представляю, как сейчас покатываются со смеху те, кто собирал недавно приданое для младенца. Наши дети обходятся нам все дороже и дороже, в прямом смысле этого слова.
Поняв размер трат, мы не стали унывать, а быстренько обзвонили знакомых и очень скоро получили в подарок замечательную кроватку от Логуновых, у которых подрос сынишка, и кучу всякой ерунды от Потаповых. А вот коляску, по виду совсем новую, приобрели у Нины Васькиной, соседки из второго подъезда, заплатили совсем недорого и получили хорошую вещь, у которой имелся лишь один небольшой изъян. Нина непонятно зачем украсила короб дурацкими наклейками, прилепила на него изображения зайчиков, кошечек и мышек. Я сначала попыталась отодрать «красоту», но потерпела неудачу и махнула рукой. В конце концов «эпипаж» достался нам почти даром, да и кататься в нем Гене предстояло недолго. И вот сейчас на сиденье громоздился именно тот самый короб, с наклейками.
– Простите, Лина, где вы взяли эту коляску? – отмерла я.
Женщина слегка покраснела.
– Собственно говоря, понимаете… А в чем дело?
– Она принадлежит нам.
– Еще чего соври! – рявкнул Ваня.
– Если сейчас ее перевернете и посмотрите на дно, то увидите надпись «Васькина», – сообщила я.
Ваня крякнул, наклонил «корзинку» и пробормотал:
– Верно.
– Говорила же тебе, – налетела на него Лина, – не надо брать, хлопот не оберемся, а ты! Хорошая вещь, на даче пристроим! Воровка она! Такие при детских поликлиниках промышляют! Стоят у дверей и ждут! Появится мамочка с дорогой колясочкой, вынет младенца и уйдет к врачу, а мерзавка цап-царап повозочку и к метро, торговать!
Ваня закашлялся.
– Сэкономил! Нечего сказать, – гневалась Лина, – теперь твое замечательно дешевое приобретение надо людям вернуть. И чего ты добился?
– Сделайте одолжение, – попросила я, – объясните по порядку, как к вам попала наша коляска?
Лина раскрыла рот, но сказать ничего не успела, потому что из подъезда вышел Кирюшка и закричал:
– Эй, Лампудель, чего это с собаками?
– Немедленно сними с них ботинки, – приказала я, – выгуляй и веди домой!
– А кто их обул? – захихикал мальчик.
– Не мешай мне, делай, что велят, – рявкнула я.
– Понял, – оторопело кивнул Кирюшка и наклонился к лежащей без движения Капе.
– Быстро отвечайте на мой вопрос, – налетела я на Лину.
– Эй, эй, – набычился Ваня, – ты чего это развизжалась! Еще доказать надо, что коробок твой! Васькиных в Москве много. Ни один суд ничего не установит! Лина, в машину, нам пора!
Я вцепилась в женщину.
– Слушай! Нашего мальчика, Гену, похитили, его мать избили, Оля с черепно-мозговой травмой в больнице. Младенца увезли вместе с коляской. Если вы сейчас исчезнете без всяких объяснений, я записываю номер автомобиля и сообщаю в милицию.
– Мамочка, – заголосила Лина.
– Чего случилось? – заинтересовался Кирюша.
Я нырнула в салон и прошипела:
– А ну живо забирайтесь в машину, давайте отъедем отсюда и поболтаем в укромном месте.
Ошарашенный Ваня покорно сел за руль, Лина юркнула к мужу. Машина выкатилась из двора и припарковалась недалеко от метро.
– Так мы ни в чем не виноваты, – растерянно сказал Ваня.
– Все жадность твоя, – заплакала жена, – извел нас, урод!
– Вам только деньги дай, мигом расфуфыкаете, – обозлился муж.
– Копейки зарабатываешь!
– Транжира!
– Скупердяй!
– Дура!
– Идиот!!!
– Работать надо больше, а не крохи на хозяйство давать! Вон себе, небось, новую машину купил! – не успокаивалась Лина.
– Во, блин! Ты ж на ней тоже ездишь!
– Ага, когда захочешь отвезти!
– Лучше молчи.
– Сам заткнись!
– Господа, – решительно прервала я семейную перебранку, – дома друг другу комплименты выскажете, меня на данном этапе волнует лишь одно: где вы взяли коляску?
– Купили! – хором ответили супруги.
– У кого?
– Понятия не имеем!
– Послушайте, – каменным тоном напомнила я, – наверное, вы не поняли, что оказались замешанными в похищении ребенка? Давайте по порядку!
– Говори, – пробубнил Ваня, – я покурю пока!
Закряхтев, мужчина вылез наружу.
– Кретин, – зашептала Лина, – который год с ним мучаюсь. Жадный, злой…
– Разведись!
– Дети у нас!
– Хорошо, в конце концов, твое дело, с кем жить! Откуда коляска?
Лина прищурилась.
– Сейчас все расскажу!
Глава 11
Лина давно живет с Ваней и в общем-то притерпелась к его малоприятному характеру. Иван не слишком много зарабатывает, занудлив, не любит животных… Но Лина свыклась, поняла, что другого супруга не найти, и решила: пусть уж лучше такой, чем быть совсем одной. Но одна деталь в поведении Ивана раздражает супругу до одури. Муж невероятно жаден, лишней копейки на хозяйство не даст. Вернее, как раз он выделяет Лине копейки и при этом требует, чтобы женушка и обед сварила, и ужин сделала, и детей одела, и сама голой не ходила. А еще хорошо, чтобы у Лины и про запас оставалось. Поэтому в семье часты ссоры из-за денег.
Ваня никогда не упустит случая прихватить вещь с помойки. Лину просто передергивает, когда муженек притаскивает поломанный стул или покореженный шкафчик и, отдуваясь, сообщает:
– Во идиоты, совсем хорошую вещь вышвырнули, мы ее на даче пристроим.
К слову сказать, у Вани золотые руки, он самостоятельно превращает старые вещи в новые, там шкуркой потрет, здесь лаком покроет, и колченогая табуретка вновь глядится молодкой, но Лине все равно противно. Однако с супругом она спорить побаивается, если Ваню разозлить, он способен и в нос дать!
В среду Лина и Ваня пошли на проспект, там не так давно появился лоток, где торговали всякой ерундой по десять рублей. Муж с женой начали перебирать пластмассовые миски, крючки, стельки для ботинок. И тут к ним подошла худая, даже изможденная женщина и спросила:
– Колясочку не надо?
– Какую? – сделал стойку Иван.
– Недорогую, всего за сто рублей отдам, – сообщила пьянчужка. – Ребенок у меня вырос, вещь ни к чему стала.
– Спасибо, младенцев дома не имеем, – быстро отреагировала Лина.
– Замолкни, – зло бросил муж и повернулся к пьянице: – Показывай.
– Постойте туточки, ща выкачу, – пообещала тетка и ринулась к расположенному неподалеку павильончику с надписью «Чай и шаурма».
– С ума сошел, – наскочила на Ваню Лина, – к чему нам каталка?
– Скоро внуки пойдут!
– Офигел? Старшей еще двенадцати нет.
– Все равно сгодится, на даче, – уперся муженек.
Лина только вздохнула, тут тетка появилась вновь, вместе с обещанной коляской. Ваня радостно воскликнул:
– Беру.
Операцию «товар – деньги» произвели моментально.
– Отличная вещь, – ликовал Ваня, – совсем новая, такая не одну тысячу стоит.
– Похоже, она ее сперла, – попыталась вернуть мужа с небес на землю Лина.
– И чего?
– Нехорошо брать ворованное.
– Не сами же стащили, – начал краснеть Иван.
Лина лишь вздохнула. Сначала коляска оказалась в квартире, стояла в коридоре, а сегодня супруги решили везти ее на дачу.
– Урод жадный, – причитала Лина, – руки загребущие! За что мне…
– Значит, бомжиха пошла вон в ту обжорку, – прервала я стенания Лины, указывая пальцем на полосатый шатер, раскинувшийся у метро.
– Угу, – кивнула Лина.
– Ну-ка опиши бабу.
– Очень худая, одежда, правда, чистая, – принялась послушно перечислять приметы собеседница, – волосы вьющиеся, глаза большие, только больные, – пьяница, в общем.
– Имя не знаешь? – с легкой надеждой осведомилась я.
– Нет, конечно, она схватила сторублевку – и деру, небось пропивать понеслась, – сердито ответила Лина.
В павильончике гомонил народ. Очевидно, это было популярное место среди лоточников, торговавших у метро, и студентов из близрасположенного института. Несколько парней в грязных, заляпанных, некогда белых фартуках металось за стойкой. Я встала в хвост очереди и спокойно ждала своего часа.
– С чем шаурму хочешь? – с легким акцентом спросил у меня наконец один из продавцов. – Майонез, кетчуп? Или все смешать?
– Нет, спасибо. Скажи, тут работает худая женщина, с большими глазами и лицом алкоголички?
Торговец замер, потом ответил:
– Плохо понимайт!
– Ты же только что нормально рассказывал о шаурме!
– С майонезом, кетчуп, больше не говорить, – принялся идиотничать гастарбайтер, – бери шаурма, вкусный! С майонезом, кетчупом! Ахмед хорошо делать, Ахмед русский не говорить! Только шаурма, кетчуп, майонез.
Поняв, что ничего не добьюсь, я отошла от стойки, и тут за кассой приоткрылась маленькая дверка и из нее выплыла толстуха в относительно чистом переднике. В руках тетка держала упаковки одноразовых тарелок и бумажных стаканчиков.
– Эй, Ахмед, – крикнула она, – посуду куды пристроить?
– Сбоку поставь, – почти без акцента ответил парень, только что старательно изображавший передо мной иностранца.