— А теперь чуть медленнее.
Танцующие сбавили темп и успокоились, а потом все снова подняли руки, громко подпевая новой песне.
И как всегда, стоило Талли появиться на вечеринке, ее словно бы «включали». И куда только девались депрессия, неуверенная улыбка, огорчение по поводу несостоявшейся работы. Кейт с изумлением наблюдала, как ее подруга мгновенно привлекает всеобщее внимание.
— Все вместе! — смеясь, воскликнула Талли вслед за диск-жокеем. И парни тут же сорвались с места, летя к Талли, словно мотыльки на огонь, но Талли, казалось, этого не замечала. Она устремилась на танцплощадку, увлекая Кейти за собой.
Никогда еще Кейт не получала от вечеринки такого удовольствия.
Протанцевав несколько быстрых танцев подряд, она почувствовала, что ей жарко.
— Сейчас вернусь! — прокричала Кейт Талли, которая кивнула ей в ответ.
Выйдя наружу, Кейт присела на низкий кирпичный бортик, огораживающий здание. Прохладный ночной ветерок обдувал ее разгоряченное лицо. Закрыв глаза, Кейти покачивалась в такт доносившейся из здания музыке.
— Эй, вечеринка вроде бы внутри!
Кейт повернулась на голос.
Его обладатель был высок и широк в плечах, с челкой пшеничного цвета, падавшей на невообразимо синие глаза.
— Можно присесть рядом? — спросил он.
— Конечно, — позволила Кейт.
— Я — Брандт Ганновер.
— Кейт Муларки.
— Это твоя первая вечеринка в универе?
— А что — так заметно?
Молодой человек улыбнулся, и мгновенно из просто красивого юноши превратился в потрясающего парня.
— Совсем чуть-чуть. Я помню свой первый курс. Чувствовал себя так, словно попал на Марс. Я из Мозес-Лейк, — сказал он, словно это название должно было все объяснить.
— Маленький городок?
— Меньше точки на карте.
— Забавно, наверное, жить в таком.
Разговор развивался легко и непринужденно. Брандт говорил о вещах, которые были интересны Кейт. Он вырос на ферме, вставал до рассвета доить коров, а в тринадцать уже ездил на тракторе своего отца. И ему было знакомо чувство, словно ты потерялся, но потом все же нашел свой путь в таком огромном месте, как университет Вашингтона.
Музыка вдруг зазвучала оглушительно громко. Группа «АББА» исполняла один из своих хитов.
В дверях здания показалась Талли.
— Кейт! — воскликнула она, смеясь. — Так вот ты где!
Брандт тут же встал.
Талли с интересом посмотрела на молодого человека.
— Кто это? — строго спросила она.
— Брандт Ганновер.
Кейт отлично знала, что произойдет дальше. Из-за того, что случилось с Талли в темном лесу у реки много лет назад, она не доверяла парням, не хотела иметь с ними ничего общего и была твердо намерена защитить Кейт от всякого, кто попытается разбить ей сердце. Но Кейт, напротив, совершенно не пугала нависшая над ней угроза. Она хотела ходить на свидания, проводить весело время и, возможно, даже влюбиться.
Но как она могла сказать об этом Талли, если подруга твердо решила оградить ее от подобной опасности.
Талли схватила Кейт за руку и заставила встать.
— Тебе не повезло, Брандт, — заявила она, заливаясь неестественным смехом. — Это — наша песня.
— Сегодня видела Брандта в банке. Он мне улыбнулся.
Талли едва поборола желание закатить глаза. За шесть месяцев, которые прошли с того маскарада в Фи-Дельте, Кейт все время находила повод помянуть Брандта Ганновера хотя бы раз в день. Можно было подумать, что они встречаются, — так часто Кейт о нем говорила.
— Дай угадаю. Ты сделала вид, что не заметила?
— Улыбнулась в ответ.
— Вау! Этот день войдет в историю.
— Я подумала, что могла бы пригласить его весной на бал. И тебе можно было бы кого-нибудь пригласить.
— Мне надо писать статью про аятоллу Хомейни. Знаешь, я думаю, если продолжать слать материалы в газету, рано или поздно они что-нибудь напечатают. Может быть, ты тоже…
Кейт резко повернулась к подруге:
— Ну, хватит! Я отрекаюсь от нашей дружбы. Тебе неинтересна наша социальная жизнь, но мне-то она интересна. И если ты не пойдешь…
— Поняла, поняла, — рассмеялась Талли.
Кейт тоже не могла не рассмеяться.
— Ну, ты и зараза, — сказала она, обнимая подругу за плечи.
И они вместе направились к кампусу.
У проходной Кейт сказала:
— Я на лекцию Мини, а ты куда?
— На драматургию и телевидение.
— Ах да! Твой первый журналистский курс. И как раз с тем парнем, которого ты преследуешь с тех пор, как мы здесь.
— С Чадом Уили.
— И сколько писем пришлось написать, чтобы туда прорваться?
— Около тысячи. И ты должна пойти со мной.
— Ты же знаешь, я пойду на предпоследнем курсе. Тебя проводить?
Именно за это Талли и любила свою подругу. Каким-то образом Кейти понимала, что, несмотря на показную смелость, Талли очень нервничала. Сегодня должно было начаться то, о чем она так давно мечтала.
— Нет, спасибо! — ответила она. — Разве может мое триумфальное появление происходить с подругой за ручку?
Талли смотрела вслед уходящей от нее Кейти, пробираясь в толпе снующих между зданиями студентов. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Или хотя бы казаться спокойной.
Уверенной походкой пройдя мимо фонтана Фрош-Понд, она направилась к зданию, в котором находился факультет драматургии и телевидения; но прежде всего направилась в туалет.
Там она стала крутиться перед зеркалами. Пышная копна вьющихся волос и макияж были безупречны. Облегающие джинсы, белая блуза с воротником-стойкой и с золотым ремнем создавали образ сексуальной и одновременно деловой девушки.
Прозвенел звонок, и Талли поспешила по коридору. Болтавшийся за ее спиной рюкзак задорно подпрыгивал. В лекционном зале она решительно спустилась вниз и уселась в первом ряду.
Перед аудиторией сидел на металлическом стуле преподаватель.
— Я — Чад Уили, — произнес он низким голосом, исполненным мужского обаяния. — Те из вас, кому знакомо мое имя, получают высший балл за первое занятие.
Смех прокатился по аудитории. Талли смеялась громче всех. Она не просто знала имя этого человека, она знала всю его биографию, знала, что, едва закончив колледж, он уже считался вундеркиндом в своей профессии. Чад быстро сделал карьеру, став успешным ведущим, когда ему не исполнилось и тридцати. Но потом вдруг все потерял. Пара задержаний пьяным за рулем, автомобильная авария, повлекшая травмы обеих ног и покалечившая ребенка, и его звезда закатилась. Пару лет о Чаде никто не вспоминал, а затем он появился в университете Вашингтона в роли преподавателя.
Уили встал. Вид у него был неухоженный — длинные черные волосы, трехдневная щетина, — но живой ум, светившийся в глазах, никуда не делся. Печать некой избранности по-прежнему лежала на его облике. Неудивительно, что ему удалось справиться с неприятностями.
Вручив Талли учебный план, он собрался было двигаться дальше.
— Ваш репортаж о деле Карен Силквуд отмечен печатью вдохновения, — произнесла вдруг Талли, лучезарно улыбаясь.
Он остановился и посмотрел прямо на Талли. Под его взглядом — внимательным и напряженным — она почувствовала вдруг неловкость, но только на одну секунду. Словно зажегся и тут же погас лазерный луч. И Уили продолжил свой путь к следующему студенту.
Наверняка он подумал, что перед ним еще одна выскочка с первого ряда, мечтающая лестью заслужить поблажки.
В будущем надо быть осторожнее. Ничто сейчас не было так важно для Талли, как произвести благоприятное впечатление на Чада Уили. Она собиралась научиться у этого человека всему, чему он мог научить.
Часть вторая
Восьмидесятые
Любовь — поле боя, и мы стоим на нем, одно разбитое сердце рядом с другим.[2]
8
К концу второго курса Талли Харт не сомневалась: Чад Уили знает, кто она. Она прослушала два его курса — «Журналистика» и «Вещание I и II». Она жадно впитывала все, чему он учил. И делала все, о чем он просил, отдаваясь этому целиком. Если надо было — лезла на стену.
Но была одна проблема: Чад не желал ее замечать. Всю прошлую неделю они зачитывали новости с телесуфлера. Каждый раз, закончив, Талли тут же смотрела на преподавателя. Но он ни разу даже голову не поднял от своих бумаг. Вместо этого он выплевывал какое-нибудь критическое замечание, словно диктовал рецепт надоевшему соседу, затем кричал: «Следующий!»
День за днем, неделя за неделей, урок за уроком Талли ждала, когда он заметит ее бесспорное дарование. Когда он скажет: «Ты готова начать карьеру». Сейчас шла первая неделя мая, до конца учебного года оставалось шесть недель, а Талли все еще ждала.
Многое изменилось в ее жизни за последние два года. Она остригла волосы до плеч и избавилась от челки. Иконой стиля была для нее теперь не Фара Фосетт-Мейджорс, а Джессика Сэвич. Мода восьмидесятого года была словно специально создана для Талли: пышные волосы, яркая косметика, блестящие ткани и подплечники. Пастельные тона и стиль скромной студентки были не для нее. Когда она входила в помещение, ее сразу же все замечали.
Кроме Чада Уили.
Но скоро все должно было измениться, Талли была в этом уверена. На прошлой неделе она наконец набрала достаточно баллов, чтобы претендовать на летнюю стажировку на местной телестанции, располагавшейся на территории кампуса. Талли поднялась в шесть утра, чтобы ее имя первым появилось в списке претендентов. Когда ей дали отрывок, который надо было подготовить для прослушивания, Талли отправилась домой и стала неутомимо практиковаться. Она перепробовала десятки вариантов, пока наконец нащупала подходящий тембр и интонацию, соответствующие истории, которую надо было озвучить. И вчера она наверняка прошла прослушивание, Талли не сомневалась в этом. И вот наконец настало время пойти узнать результаты.
— Как я выгляжу?
Кейт даже не подняла глаз от «Поющих в терновнике».
Талли вдруг почувствовала прилив раздражения. Последнее время раздражение посещало ее все чаще. Иногда, когда она смотрела на Кейт, ей казалось, что ее давление подпрыгивает до потолка. Талли едва сдерживалась, чтобы не накричать на подругу.
Вся проблема была в любви. Кейти провела весь первый курс в мечтах об этом Брандте Ганновере с дурацкой стрижкой. Когда он наконец позвал ее на свидание, все обернулось сплошным разочарованием, и их роман быстро закончился. Но Кейт, казалось, было все равно. Весь второй курс она встречалась с Тедом, который ее предположительно любил, затем с Эриком, который точно не любил. Кейти ходила на одни танцы студенческих обществ за другими, и хотя она умудрилась не влюбиться ни в одного из тех придурков, с которыми встречалась — и определенно не занималась ни с одним из них сексом, — говорила о них Кейт постоянно. Почти каждое предложение начиналось с мужского имени. Хуже того, Кейт никогда не упоминала о своих планах относительно обучения тележурналистике. Казалось, она отлично себя чувствует, посещая курсы по другим дисциплинам. А если кто-нибудь из знакомых студенток умудрялся обручиться со своим парнем, Кейт присоединялась к сокурсницам, охающим и ахающим над кольцом, которое демонстрировала счастливая невеста. Талли от всего этого порядком устала. Она продолжала писать новостные репортажи, которые студенческая газета отказывалась печатать, отираться вокруг местной телестанции, где никто не хотел уделить ей даже минуты времени, и среди всех этих неудач, когда ей так требовалось утешение лучшей подруги, Кейт постоянно пребывала в мечтах об очередном свидании.
— Ты на меня даже не смотришь, — посетовала Талли.
— А это и не обязательно, — отозвалась Кейт.
— Но ты ведь знаешь, как это важно для меня.
Наконец Кейт подняла глаза.
— Ты разучивала одну и ту же новость целую неделю. Даже когда я вставала среди ночи пописать, я слышала, как ты репетируешь. Поверь: я знаю, как ты психуешь.
— Тогда почему ты не обращаешь внимания?
— Это вовсе не так. Я просто знаю, что на этот раз ты получишь работу ведущей.
Талли улыбнулась:
— Обязательно получу. Правда?
— Ну конечно. Ты чертовски хороша! Ты станешь первой студенткой младших курсов, которой удалось появиться в эфире.
— На сей раз профессору Уили придется это признать. — Талли схватила рюкзак и перекинула его через плечо. — Пойдешь со мной?
— Я не могу. Встречаюсь с Джошем. Мы вместе идем в учебную группу в «Суззалло».
— Сногсшибательный вариант свидания, просто высший пилотаж. Но каждому свое. — Талли взяла с туалетного столика солнцезащитные очки и вышла из комнаты.
В этот день в середине мая кампус купался в ярких солнечных лучах, хотя было еще прохладно. Все растения цвели, а трава была такой зеленой и густой, что казалась зелеными островками среди цементных дорожек. Талли уверенно шла через кампус к зданию телестудии. Она остановилась перед дверью, чтобы поправить выбившуюся прядь, затем решительно вошла в тихий холл. Слева от нее была доска для объявлений. «Требуется сосед по комнате — только курящий марихуану», — было первое, что бросилось ей в глаза. Она заметила, что все полосочки с телефонами были оборваны, в отличие от висевшего рядом объявления «Требуется сосед по комнате, предпочтение родившимся заново в христианстве», которое выглядело удручающе нетронутым.
Аудитория номер двести четырнадцать была закрыта. И свет из-под двери не пробивался. Но рядом, на другой доске был пришпилен белый листок бумаги.
ДОЛЖНОСТИ/ОТДЕЛЫ ЛЕТНЕЙ СТАЖИРОВКИ
Новости/ведущий Стив Ландис
Погода Джейн Тернер
Маркетинг и связи с общественностью Гретхен Лаубер
Спорт Дэн Блуто
Планирование дневных программ Айлин Хаттон
Исследование/проверка фактов Талли Харт
На Талли нахлынула волна разочарования и даже гнева. Распахнув дверь, она зашла в темную аудиторию, где никто не мог ее видеть, бормоча про себя:
— Чад Уили, ты — гнусный лузер, не способный отличить талант, даже если он встанет рядом и сожмет в кулаке твой крошечный член…
— Насколько я понимаю, речь идет обо мне?
Талли вздрогнула от звука его голоса.
Уили стоял в тени всего метрах в шести от нее. Его темные волосы падали на плечи в еще большем беспорядке, чем обычно. Он подошел ближе.
— Спросите меня, почему вас не назначили вести вечерние новости, и я вам отвечу.
— Мне наплевать почему.
— Действительно? — Еще несколько секунд он без улыбки смотрел прямо на Талли, затем повернулся и направился вдоль ряда к кафедре.
Талли оставалось либо обуздать свою гордость, либо рискнуть будущим. К тому моменту, когда она приняла решение и поспешила вслед за Уили, он уже зашел за кафедру.
— Ну, хорошо. — Это слово, словно споткнувшись обо что-то, все-таки вылетело из ее горла. — Почему?
Уили сделал шаг в ее сторону. Только сейчас Талли как следует разглядела мужественные черты его лица, глубокие складки, пролегшие к подбородку. Тусклый свет, падающий на лицо, подчеркивал каждую его черточку, каждое пятнышко на его коже.
— Всякий раз, когда вы входили в аудиторию, я замечал, как тщательно вы подобрали свою одежду и потратили немало времени на прическу и макияж.
Теперь он не просто смотрел на Талли, он наконец видел ее. И она тоже увидела его как будто впервые. За общей неухоженностью проглядывали те черты, которые когда-то делали этого человека весьма привлекательным. Но больше всего завораживали его глаза — влажные карие глаза, в которых читалась грусть, говорившая о пустоте внутри.
— Да. И что же?
— Ты знаешь, что красива, — сказал он.
Голос Чада Уили не дрогнул, и в нем не было ни грусти, ни отчаяния, которые читались в глазах. Голос был спокойным и отстраненным. В отличие от мальчишек, которых Талли встречала на танцах студенческих обществ, в кампусе или в местных кабачках за игрой в пул, он не был пьян и не жаждал к ней прикоснуться.
— Я еще и талантлива, — дерзко произнесла Талли.
— Может быть, когда-нибудь позже…
То, как он произнес это, привело Талли в бешенство. Она подыскивала какую-нибудь убийственную колкость, как вдруг Чад Уили стремительно преодолел разделявшее их расстояние. И времени ей хватило только на то, чтобы понять, что она ничего не понимает.
— Что вы… — успела произнести Талли, прежде чем он поцеловал ее.
От прикосновения его губ Талли почувствовала, как что-то невыносимо прекрасное и в то же время болезненное распускается у нее внутри. И по какой-то непонятной ей самой причине она вдруг заплакала.
Чад Уили, должно быть, почувствовал вкус ее слез, потому что он вдруг отстранился и спросил, нахмурившись:
— Ты девушка или женщина, Талли Харт?
Она отлично понимала, о чем ее спрашивают. Как сильно ни старалась Талли спрятать свою невинность и неискушенность, профессор Уили сумел все это почувствовать.
— Женщина, — ответила Талли. Голос ее невольно дрогнул.
Хватило одного его поцелуя, чтобы Талли поняла: что бы там ни следовало знать женщине о сексе, то жалкое изнасилование в лесу не дало ей никаких представлений о том, что это такое. Она не была девственницей, все обстояло гораздо хуже. Она была вместилищем болезненных воспоминаний, и все же теперь, рядом с этим человеком, ей впервые в жизни захотелось большего, чем просто поцелуй.
Точно так же она чувствовала себя в ту ночь рядом с Пэтом.
Хотя нет! Сейчас все было по-другому. Она давно уже не была той несчастной, одинокой девочкой, готовой пойти в любой самый темный лес, только бы почувствовать себя любимой.