Но это же хорошо известно любому начинающему психологу. Так что, Оленька, нечего гордиться, что тебе удалось так запросто «расквасить нос» неграмотному в этом отношении капитану.
В чем он, собственно говоря, перед тобой так уж провинился? Что, страдая от какой-то своей внутренней неуверенности, проявил в отношении тебя психологическую агрессию, попытался на тебя напасть? Так ведь это обычная, стандартная реакция человека. Да и, надо сказать, он ее довольно мягко проявил…
Почему же ты приняла это так близко к сердцу? Это же не на тебя лично была реакция, а на «женщину» вообще. И оборонялся он, скорее всего, от своей жены, которая по какой-либо причине не выходит у него из головы.
Чего ж ты «кулаками»-то принялась махать? У тебя тоже, что ли, проблемы с мужиками?..
«Запомни, Оленька, что я тебе сейчас скажу, и больше никогда не забывай! – сказала я самой себе как можно внушительнее. – Оскорбленное самолюбие – это синоним женской неудовлетворенности собой и явный признак неуверенности в себе. Ты-то что озлобилась? Сомневаешься в своей привлекательности для мужчин?.. Хороша, нечего сказать!..»
Я смущенно вздохнула. Что делать, я была права! Нужно внимательнее за собой следить.
«А теперь помоги человеку, что сидишь-то!.. – продолжала я себе выговаривать. – Злорадствуют только слабые… Только аккуратней, без жалости, а то совсем его раздавишь…»
У капитана между тем в глазах прорезалась какая-то мысль, и растерянность во взгляде сменилась подозрительностью. Он теперь смотрел мне прямо в глаза, причем с таким внутренним напряжением, будто собирался меня сейчас изнасиловать.
– Ты знаешь мою жену?
Он не столько спрашивал, сколько утверждал. Сам он в это уже поверил, ему нужно было только, чтобы я это подтвердила.
– Ничего я о тебе не знаю, капитан. И знать не хочу… – я устало вздохнула. – У тебя на лбу все написано… А я читать умею.
Капитан продолжал смотреть на меня все еще подозрительно.
– И еще! – В голосе у меня появилась жесткость. – Я не обязана ставить тебе диагноз. Поэтому не надо нагружать меня своими проблемами… С женой сам разбирайся…
Я устало и даже несколько брезгливо взмахнула рукой, словно отмахивалась от его проблем. И даже засомневалась – не слишком ли театральным вышел этот жест. Для меня всегда важна была психологическая правдоподобность моего поведения. Наверное, это что-то вроде заботы о чести своего мундира…
– Впрочем, могу сказать, раз уж мне пришлось влезть в твои дела, – добавила я даже несколько неожиданно для себя. – Тебе с ней нужно расстаться, пока вы друг друга не уничтожили…
Я посмотрела на него сочувственно.
– Пойми одну вещь, – продолжала я, – женщин много, и все они разные. Очень разные. Ни одна из них не похожа на твою жену. И каждая может тебя полюбить… Да дело даже не в любви.
В моем голосе появилась досада. Я говорила все это и одновременно с удивлением прислушивалась к словам, которые произносила.
«Кому я это все говорю? – как-то успевала я еще и недоумевать. – Ему? Или себе?..»
– С любой другой женщиной ты сможешь чувствовать себя уверенно. И тебе не придется так суматошно двигаться по жизни…
При этих словах капитан вздрогнул.
– Только сначала разберись с самим собой. Сам не сумеешь – сходи к психоаналитику. К вашему, штатному. У меня сейчас для тебя просто времени нет. Это же так быстро не делается… Это же часами нужно говорить, изо дня в день… У меня приказ, да и у тебя тоже. У нас с тобой есть задание. Люди ждут нашей помощи, а мы тут мозги друг другу крутим, проблемы свои решаем…
Я специально не смотрела на него, пока все это говорила. У меня не было никакого желания устанавливать с ним особо доверительные отношения, вроде тех, которые всегда возникают между психоаналитиком и пациентом. Хорошо известно, что почти все пациенты, как правило, влюбляются в своих аналитиков. Особенно когда сеанс психоанализа сводит мужчину и женщину…
Поэтому я старалась по возможности отстраниться от того, что я говорю, словно это и не я вещаю. А просто он сам понимает…
Но в этот момент я неожиданно разозлилась. Не на капитана – на саму себя. Почему на мужчин постоянно нападаю? Отомстить кому-то хочу?..
«Все, подружка! Стоп! Ни шагу больше в эту сторону, – мысленно дернула я себя за рукав форменного комбинезона, почувствовав, что стою на краю пропасти, дна которой не видно. – А то будешь опять карабкаться вверх по обрыву и снова сдерешь коленки и ногти пообломаешь. А тебе работать нужно. Тебя люди ждут…»
Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем произнесла медленно, как магическое заклинание, следующую фразу:
«Никакого Сережи никогда не было, нет и больше никогда не будет…»
Я замерла, прислушиваясь к себе. Но ничего толком не поняла и добавила на всякий случай, просто надеясь, что мне удастся себя убедить:
«Забудь это имя, радость моя… Искренне тебе советую…»
Глава третья
Но забыть я сумела пока только про капитана. Он тем временем обратил внимание, что я погрузилась в свои, не касающиеся его мысли, сумел успокоиться и выпрыгнул из машины.
Через переднее стекло я смотрела, как он бежит к группе пограничников, суетившихся у въезда на довольно узкий мост через реку, проносящуюся по неглубокому ущелью с головокружительной скоростью. Пограничники проверяли документы у таджиков-водителей большегрузных «КамАЗов», выборочно потрошили какие-то коробки и тюки. Таджики все как на подбор были высокие, худые, все с усами и в каких-то разноцветных круглых шапочках-тюбетейках.
«Помощь пострадавшим от землетрясения везут…» – констатировала я, заостряя внимание на очевидном факте, чтобы отвлечься от своих проблем…
На наш джип никто не обращал внимания. Издалека я видела, как офицер-пограничник отмахнулся от моего капитана, едва взглянув на его документы.
Капитан тут же побежал обратно, запрыгнул в машину, и через минуту мы уже съезжали с каменного моста на афганскую сторону.
– Как тебя зовут, капитан? – успела спросить, пока мы ехали по мосту.
– Строганов. Андрей, – доложил он, словно отвечал старшему по званию.
Я мысленно усмехнулась. Похоже, перемирие между нами было заключено. Причем я получила право на некоторую контрибуцию.
С афганскими пограничниками Строганов вообще не церемонился, лишь махнул рукой какому-то бородатому человеку, поглядывавшему на остальных свысока. Видно было, что Андрея здесь видели не впервые и не считали каждый раз необходимым досматривать его машину.
Знали, наверное, заранее, что ничего у него не найдут. Другое дело – грузовики с гуманитарной помощью, которые должны были вот-вот переправиться через Пяндж и заодно через границу. Это – лакомый кусочек для местных пограничников…
Я уже начала привыкать к скорости, с которой двигался Строганов и, естественно, его машина. Не успела и глазом моргнуть, как мы уже пронеслись по афганской деревушке. Хотя, может быть, у них это называлось городом… не берусь судить.
Меня поразило сходство афганского селения с таджикским. Словно мы у моста просто развернулись и поехали обратно. Те же узкие улочки, зажатые низкими бесконечными то ли заборами, то ли стенами домов, переходящих один в другой. Только никакого сельповского магазина на площади перед мостом. Архитектурный стиль на афганской стороне был более выдержанным.
– Слушай, Строганов, – спросила я, – мы границу переехали? Что-то не вижу разницы… Мне кажется, они одинаковые – что Нижний Пяндж, что это вот…
Я кивнула головой за окно машины.
– …райское местечко.
– А разницы и нет, – усмехнулся капитан. – Ты права… Что Нижний Пяндж, что Шерхан. Никакой разницы. У каждого второго, живущего на этой стороне, – родственник на другой стороне реки живет. По ночам здешние парни на ту сторону к девкам ходят… Да и пуштунов тут раз-два и обчелся. Сплошные таджики, и с той стороны, и с этой…
Капитан разговорился, и я почувствовала к нему искреннюю симпатию. Нормальный парень, когда не комплексует. А стоило ему забыть, что я – женщина, как и комплексы все куда-то исчезли. Ну что ж, постараюсь не напоминать… Если, конечно, мне это удастся.
Скажу сразу, что больше я его не трогала. Впрочем, и он меня – тоже. Капитан Строганов болтал без умолку, джип его мчался по извилистой горной дороге с ужасающей иной раз скоростью. Я старалась не смотреть вниз, когда мы на виражах пролетали рядом с обрывом. Но сердце, честно говорю, замирало в страхе…
Навстречу не попалось ни одной души. Никто не ехал из Кайдабада. Мы обогнали за час с десяток грузовиков, груз на которых был затянут брезентом, но я так и не поняла, что они везут.
В одном месте Андрей неожиданно тормознул, и мы потихоньку перебрались по дощатому настилу через свежую трещину шириной метров пять, расколовшую карниз, по которому вилась дорога. Потом мы долго спускались в небольшую долину, и нам вброд пришлось переезжать какую-то мелкую, но очень стремительную речушку.
У каждого колеса с правой стороны вздыбились буруны, меня обдало брызгами, и я завизжала совсем как девчонка. Андрей дико заорал и выжал педаль газа на полную. Джип, словно горный козел, запрыгал на камнях, поднимая тучи брызг, а мы с Андреем смеялись и что-то кричали во все горло, совершенно счастливые. Я чувствовала себя десятиклассницей, у которой вся жизнь впереди и нет пока еще никаких особенно болезненных душевных ран…
Джип выскочил на противоположный берег и сразу же заглох. Причем, клянусь, Андрей нарочно мотор не глушил. Двигатель действительно заглох самостоятельно, без помощи Андрея.
Затихли и мы с Андреем, только поглядывали друг на друга и продолжали улыбаться глазами, оба мокрые от брызг. По его щеке стекали капли воды, словно слезы, и это было смешно, потому что глаза у него были веселые. Смеющиеся, уверенные глаза. Такие глаза были у моих школьных друзей, когда мы вместе убегали с уроков…
Мы оба молчали.
– Ольга… – произнес он мое имя хриплым почему-то голосом.
– Андрей?.. – эхом отозвалась я, все еще приятно плавая в своих ретроспективных эмоциях.
Он посмотрел мне прямо в глаза, и я поняла, что наше перемирие нарушено. Причем не мною…
Если он сейчас поднимет руку и дотронется до моей шеи, я просто сломаю эту руку и поведу дальше машину сама. Слава богу, руки ломать нас на спецзанятиях научили…
Неужели он так и не понял, что со мною ему лучше не связываться? И решил взять реванш? Нельзя же быть таким тупым, в конце концов!
Андрей поднял руку и…
И я его пожалела. Не стала заниматься рукоприкладством. Я была уверена, что я с ним справлюсь, поскольку он не ожидал нападения. А мужчина, с которым женщина справилась физически, надолго оказывается выведенным из строя… Стоит ли ломать его слабую психику?.. Мне ведь нужно-то всего, чтобы он оставил меня в покое и знал свое место… Достаточно просто по морде дать. А по морде – это я и словами могу.
– Андрюша! – сказала я. – Сейчас для тебя самое лучшее – немного помастурбировать… Это поможет снять излишнее психологическое напряжение. Ты же иногда этим занимаешься, правда?.. Я минут пять погуляю, чтобы тебя не смущать… Управишься?
Не подозревала, что человек может краснеть так стремительно. Со скоростью взрыва. Я оставила его цепенеть в кабине, а сама выбралась из машины, чтобы немного размять ноги.
Капитан боялся повернуть голову в мою сторону.
«Ну что, мальчик, – подумала я, вполне удовлетворенная его реакцией, – понял теперь, с кем связался?»
Несколько минут я побродила по обочине дороги, поглядывая по сторонам. На душе было наконец-то спокойно. Давно заметила, что в горах гораздо легче найти душевное равновесие, по крайней мере для нас, жителей равнин…
Андрей все-таки догадался вылезти из машины, хотя давно уже надо было заниматься мотором, а не своими сексуально-психологическими проблемами.
– Нас люди ждут… – буркнул он, поднимая капот.
Капитанская стремительность куда-то пропала, он двигался теперь очень, как мне показалось, медленно, и было даже странно смотреть, как он не торопясь поднимает крышку капота, заходит с другой стороны, чтобы взглянуть на двигатель. Мне словно пленку в замедленном темпе прокручивали. Так же медленно он вынырнул из-под капота, захлопнул его и сел за руль. Долгую минуту он сидел молча.
Я тоже сидела молча, отвернувшись от него, потому что на лице у меня была написана брезгливость, я это просто чувствовала. А мне не очень хотелось ему это показывать… Пусть поскорее приходит в себя, нам пора ехать.
– Помчались дальше! – скомандовал наконец себе капитан Строганов и с места рванул машину на прежней крейсерской скорости.
Перед глазами у меня скоро опять замелькали обрывы, пропасти. То горизонт моего зрения сужался до нескольких сантиметров, когда вплотную к окну пролетала мимо какая-нибудь скала, то рывком расширялся до необъятного простора, ограниченного только горным хребтом в нескольких десятках километров от меня, когда джип выскакивал из-за очередной скалы и входил, а вернее влетал, в противоположный поворот на изгибе дороги.
Я не видела нигде следов землетрясения. Трещин на дороге больше не попадалось, только иногда я успевала заметить довольно большие камни, валявшиеся прямо посередине нашего горного «шоссе». Андрей немного перед ними притормаживал, но, объехав, продолжал гнать с той же скоростью…
Когда мы выскочили из-за очередного крутого поворота, Андрей, подпрыгивая вместе со мной на засыпанной мелкими камнями дороге, крикнул, показав рукой вперед:
– Смотри! Это Кайдабад…
Глава четвертая
Впереди лежали развалины.
Среди них бродили странно одетые люди. Я поняла, что землетрясение случилось ночью. Началось оно сразу с толчка баллов в семь, и дома, сложенные в основном из сырцового, необожженного кирпича, рассыпались. Большинство жителей города, не успев выбраться наружу, погибли.
Спаслись только те, кто, не теряя ни секунды, сразу бросился на улицу. Не одеваясь, ничего не собирая с собой, не думая – в чем был. Если спал голым, выскакивал прямо голым. Зато живым. Те, кто пытался одеться, погибали под рушившимися домами. Уцелевшие одевались в то, что могли найти среди развалин.
Жителей Кайдабада легко можно было отличить от спасателей, одетых в форму защитного пятнистого цвета. Казалось, что спасателей значительно больше, потому что, в отличие от оцепеневших жертв землетрясения, они двигались, причем очень энергично. Спасательные работы были начаты, очевидно, с той окраины города, на которую мы выехали с капитаном Строгановым.
Машин было на удивление мало. Я видела довольно большой участок разрушенного города и насчитала на нем всего пять бульдозеров, разравнивающих уже обследованные завалы, и три малогабаритных экскаватора с очень большими ковшами… Мне уже приходилось видеть такие, когда в Орли расчищали стоянку автобусов, на которую упал один из трех столкнувшихся в воздухе самолетов. Половина искореженного двухэтажного автобуса запросто умещалась в ковше такого экскаватора… По частым взмахам огромных ковшов из серебристого, легкого, но чрезвычайно твердого сплава я поняла, что работа идет очень интенсивно. Ближайший экскаватор был мне хорошо виден… Несколько спасателей обследовали очередной завал и знаками показывали издалека экскаваторщику, сколько, какой толщины слой снять сверху и на каком участке… Иногда это были всего несколько сантиметров, и ковш поднимался практически пустой… Но я знала, что по-другому работать просто нельзя – запрещает здравый смысл, да и международные требования к спасательным работам, согласно которым технику применять вообще нельзя, пока нет уверенности, что из завала вытащили не только всех живых, но и все трупы… «С уважения к мертвым начинается уважение к живым!» – вспомнила я один из лозунгов кодекса спасательской чести, придуманного еще старой гвардией, которая сейчас заняла почти все руководящие места в министерстве…
На завалах, где экскаватора не было, расчистка продвигалась вперед значительно медленнее. Ребятам приходилось вручную лебедками, ломами поднимать камни, балки, огромные сцементированные глыбы кирпичей. То и дело кто-то из них поднимал вверх руки, подавая сигнал, что в завале обнаружен человек. Живой или мертвый, это чаще всего невозможно сразу определить, пока тело не будет извлечено из-под обломков дома.
За те несколько минут, что наш джип стоял неподвижно, я успела заметить, как раненых на носилках бегом относят к стоявшему на расчищенной от обломков домов площадке большому транспортному вертолету…
Спасатели работали группами по шесть-восемь человек, у некоторых были собаки, специально обученные для поиска в завалах пострадавших. Группы обследовали развалины одного дома за другим и медленно, очень медленно продвигались к центру города…
Работающий мотор джипа, шум винтов готовящегося взлетать вертолета заглушали остальные звуки. Но было видно, что сидящие кое-где на развалинах женщины с закутанными тряпками головами, некоторые – в парандже, раскачиваются взад-вперед и, очевидно, плачут, причитают или даже кричат.
Они были совсем не похожи на тех пуштунок, которых я видела однажды в афганской деревне в районе Герата… Год примерно назад, когда участвовала в поисках туркменской археологической экспедиции, пропавшей на перекрестке трех границ в межхребетье Копетдага и Сафедкоха. Археологи искали древний город, расположенный, по преданию, у истоков Герируда, и умудрились на пятьдесят километров углубиться на иранскую территорию, тогда как мы начали поиски с афганской… В моем личном деле в графе «территории, на которых работала» теперь наверняка среди прочих значится – «Афганистан»… Хотя вся работа на этой территории ограничилась тогда всего полусутками… Может быть, еще и поэтому сюда послали именно меня?..