Но позвонил Валерочка уже назавтра. Позвал в гости как можно скорее, «а то обед остынет».
Таня, конечно, немедленно помчалась на Сельскохозяйственную.
Нетерпеливо съела овощной салат, винегрет, полную тарелку тушеного мяса с картошкой. А когда, наконец, дождалась чаю (отчим никогда не говорил о делах на пустой желудок), увидела в глазах Валерия Петровича столь хорошо ей знакомые искорки ищейки.
– Танюша, еще раз, – попросил полковник. – Где и при каких обстоятельствах ты нашла эту фигурку?
– Но я же говорила тебе, – растерялась она. – В Тибете. У южного лица Кайласа. Рядом с камнем Миларепы.
– Что ж… – задумчиво молвил полковник. – Тогда давай приступим. Во-первых, чайка твоя ощутимо фонит. 0, 6 микрозивертов в час.
– Это много?
– В пять раз больше, чем в среднем по Москве, – пожал плечами отчим. – Но совершенно не смертельно. В Припяти – сейчас! – счетчик показывает 30 микрозивертов. Однако люди ездят туда на экскурсии, хватают дозу, но даже не заболевают.
– Наш руководитель группы говорил, что вокруг Кайласа радиационный фон повышен, – вспомнила Таня. – И что этим – по мнению скептиков – многие чудеса как раз и объясняются.
– Да, – кивнул полковник. – Здесь все сходится. Теперь пункт второй. Твой химический опыт с перекисью водорода оказался совершенно верным. На чайке действительно имеются следы крови. Вторая группа, резус отрицательный.
– Не моя! – заметила Таня.
– Я помню, какая у тебя группа, – отмахнулся полковник. – Но кровью, согласись, птицу мог запачкать кто угодно, этого человека мы не установим, да и к делу он отношение вряд ли имеет. Самое интересное – в другом. Я, признаться, не сомневался: незамысловатая фигурка произведена, как и все в последнее время, в Китае. И приобретена где-нибудь в тамошней лавочке. Кто-то из местных купил и принес чайку в дар священной горе. Однако выяснилась удивительная вещь. Птица сделана в России, в конце девятнадцатого века. На Колывановской шлифовальной фабрике. Ныне – Колывановский камнерезный завод. Так что чайка твоя родилась в России. Попутешествовала по миру и снова вернулась домой.
– Вот это да… – пробормотала Таня. – Но что нам это дает?
– Да ничего, – вздохнул отчим. – Кроме вероятности, что прежний хозяин чайки, возможно, тоже русский.
* * *Работать в социальной рекламе оказалось непривычно сложно, но чрезвычайно интересно.
Первый свой проект в новой должности Таня подготовила в рекордные сроки. Именовался он простенько: «Дружелюбная Москва», и злопыхатели заранее хихикали: мол, в самом названии уже неразрешимое противоречие, у всех на слуху другое: Москва – бьет с носка и слезам не верит.
Что ж, профессиональные актеры, возможно, доброжелательность и не сыграли бы. Но Татьяна решила: она будет снимать исключительно правду жизни. Замысел был таков: отправить на прогулку по городу в сопровождении двух скрытых камер провинциальную девушку. От нее требовалось спрашивать у случайных прохожих дорогу. Или совета, где недорого поесть, в каком театре побывать. У москвичей вроде бы репутация устойчивая: посмотрят волком и буркнут: «Не знаю». Но на деле оказалось (вот удивительно!), что лишь немногие от растерянной провинциалки отмахивались. В основном народ покорно замедлял свой столичный бег. Останавливался. Подробно растолковывал гостье: как попасть на Красную площадь, где еще остались дешевые столовки и на какой – очень даже приличный! – спектакль можно попасть за сто рублей.
Ярко, естественно, живенько получилось – особенно после грамотного монтажа. Да и качество съемки – на аппаратуру и операторов Садовникова не поскупилась – вышло отменное. Высокая комиссия из мэрии, принимавшая Танину работу, даже растрогалась: «Сколько в столице, оказывается, хороших людей!» И постановили: Садовниковой испытательный срок сократить и оформить ее в штат, ролики отправить в ротацию на центральные каналы, а перед началом рекламной кампании организовать прием на триста человек – для журналистов, политиков, актеров, чиновников, бизнесменов.
Тане и прежде доводилось участвовать в презентациях, но никогда еще подобных мероприятий не устраивали по поводу ее собственных концепций. Завистливых взглядов в ее сторону в тот вечер бросали немало. Зато и мужского внимания тоже досталось сполна. Падок сильный пол на чужой успех – так и вился вокруг девушки, которой на глазах у всех пожал руку сам мэр! Получила три приглашения на премьеры, два – в ресторан, семь предложений работы, не говоря уж о банальном: немедленно подогнать в подарок новый «БМВ» или увезти ее на Бали, тоже прямо сейчас.
Но всех перещеголял эффектный, в светлом костюме и белом шарфе, мужчина лет сорока. Таня обратила на него внимание, еще когда веселье лишь разгоралось. Одет дорого, в руках видеокамера. Однако от журналистской братии держится особняком. И ведет себя не так, как на презентациях принято: за осетриной не толкается, девиц не клеит, возле медийных персон или чиновников не трется. Начала было гадать, кто таков, но закрутила ее вечеринка, и выбросила Садовникова странного господина из головы.
Но тот о себе напомнил в конце вечера. Подошел к Татьяне, широко улыбнулся и протянул планшетник:
– Я про вас клип снял. И уже смонтировал. Отлично, без ложной скромности, получилось. Хотите посмотреть?
– А с какой стати вы его снимали? – слегка растерялась она.
– Да просто так. От скуки, – пожал плечами мужчина. – Но получилось гениально. Включаю?
От него ощутимо потягивало спиртным – но кто, впрочем, не пьет на презентации? В остальном очень даже приличный господин. Дорогие часы и костюм, уверенный взгляд. У Татьяны язык не повернулся его отшить, сказать, чтоб присылал свой клип по почте. Да и любопытно: что он там наснимал?
Начала смотреть и чуть дар речи не потеряла. Вот это да!
Садовникова всегда считала, что камера ее не слишком любит. Выглядела она обычно на экране толще, неестественнее, старше, чем на самом деле. Но неведомый мужик ее превратил, реально, в Дженнифер Лопес и Кейт Миддлтон в одном флаконе. Элегантная, яркая, искрометная, очень юная. И насколько легко общается, непринужденно двигается – будто всю жизнь провела в светском обществе! Даже не самый красивый эпизод – когда Татьяна тарталетку с черной икрой на брюки чиновнику из мэрии уронила – получился неожиданно веселым.
– Слушайте, да вы просто бог! – искренне восхитилась она. – Это вы все один сделали? Сами выбирали ракурс, снимали, монтировали?! Прямо здесь?
– Вы настолько прекрасны, что ни малейшего труда мне это не составило, – галантно отозвался мужчина.
– Да бросьте! Я всегда на экране – деревянная и неловкая, – отмахнулась Татьяна. – Правда, кто вы?
– По профессии – дизайнер, – пожал он плечами. – А клипы по вдохновению делаю. Если встретится вдруг очаровательная модель.
– Спасибо, конечно…
Таня – пусть старалась прихлебывать шампанское по глоточку – сейчас, к закату приема, все ж таки чувствовала себя слегка пьяной. И базар фильтровать, как положено на светских мероприятиях, откровенно устала. Потому выпалила:
– Чего взамен-то хотите?
– Попроситься, что ли, к вам на работу? – задумчиво протянул он.
– Мне талантливые сотрудники нужны, – улыбнулась она.
– Да нет, шучу. Какой из меня чиновник? – Он усмехнулся. – Я на другое претендую. Выпить в вашем замечательном обществе чашку кофе. Давайте завтра? В «Пушкине»? В любое время, когда вам удобно.
«Староват. Пьяноват. Но клип сделал – божественный. Интересно, что ему нужно?!» – пронеслось в голове у Татьяны.
И он будто прочел ее мысли:
– Уверяю вас, Таня, я не маньяк. И в господряде, деньгах или московской прописке решительно не нуждаюсь. Наоборот, сам готов всегда – и совершенно бесплатно – снимать и монтировать клипы о вас, ваших родителях, котах, канарейках и всем, чего вы пожелаете. Но прежде мне нужно вам кое-что рассказать. Пожалуйста! Давайте встретимся завтра!
В его глазах – или ей показалось? – блеснуло отчаянье.
А Татьяна вдруг совершенно отчетливо поняла: хотя видит она загадочного мужчину, совершенно точно, впервые, их пути – когда-то, прихотливым, неведомым образом – уже пересекались.
– Как вас хотя бы зовут? – улыбнулась она.
– Григорий, – отозвался он. – Григорий Монин.
* * *Первым делом, когда попала домой, Татьяна скинула туфли на неудобных тонюсеньких шпильках и узкое коктейльное платье. Посмотрела на себя в зеркало, рассмеялась и решительно стерла с лица неживую, для теле– и фотокамер, улыбку. Устала она сегодня куда сильней, чем после стандартного рабочего дня – хотя вроде бы только веселилась, болтала и принимала комплименты. Откуда только у истинных светских львиц силы берутся порхать с приема на прием?
Таня с удовольствием натянула спортивные мягкие брючки, бесформенную футболку. Смыла косметику. Безжалостно разрушила творение стилиста – прихотливую башню из локонов и завитков на голове. Вот теперь она это она.
Таня с удовольствием натянула спортивные мягкие брючки, бесформенную футболку. Смыла косметику. Безжалостно разрушила творение стилиста – прихотливую башню из локонов и завитков на голове. Вот теперь она это она.
«Надо было этого Гришу с собой позвать, – усмехнулась про себя Садовникова, – чтобы заснял окончание сказки. Как принцесса превращается обратно в Золушку».
Воспроизвела в памяти изысканно красивую и безмерно обаятельную красотку из Гришиного клипа. Да была ли вообще она? Или просто показалась себе таковой? В полумраке зала, на не слишком трезвую голову?
Таня хихикнула. Включила компьютер. Вставила флешку. Настроилась: смотреть придирчиво и внимательно. Но побежали кадры, и она – во второй уже раз – попала под обаяние Гришиного творения. Прямо Нефертити какая-то, а не Танька Садовникова с, увы, уже заметной морщинкой на переносице!
Или – что скорее – дизайнер Монин настоящий кудесник. Да ему цены нет!
Кто он такой? Почему до сих пор не знаменит на весь мир с такими талантами? Или знаменит, просто она с ним никогда не сталкивалась?
Девушке стало любопытно, да и спать все равно не хотелось. Отчего бы не выяснить, с кем она договорилась завтра выпить кофе?
Она загрузила поисковик.
Ого, больше сотни упоминаний! Ссылки на работы, отзывы клиентов, несколько интервью, даже пресс-портрет имелся – его Таня внимательно прочитала.
И задумалась.
Несколько странно, на ее взгляд, складывалась карьера Григория Монина. Семнадцать лет назад он окончил институт. Лучший выпускник факультета дизайна, множество предложений о работе, несколько блестящих проектов… Молодой специалист Монин создает интерьеры в ресторанах и ночных клубах, побеждает в конкурсах, выигрывает тендеры.
А дальше вдруг – провал. Скупое упоминание: выполнял внештатно заказы различных архитектурных бюро. И только пять лет назад Григорий вновь начинает творить с размахом. Полностью разрабатывает фирменный стиль крупной сети аптек, придумывает логотип для международного автомобильного концерна, устраивает персональную выставку.
Тане по работе редко приходилось сталкиваться с дизайнерами, ее вотчина – слова, вербальные концепции. Но служила она всегда в самых известных рекламных агентствах. Почему же они не переманили к себе Монина, если тот – лучший?
Садовникова свернула пресс-портрет, начала просматривать остальные упоминания о дизайнере. И наткнулась на профессиональный форум рекламистов.
– Кто знает, Монин сейчас свободен? – спрашивали в топике «кадры».
И ответ:
– Не берите его ни за что. Человек ненадежный. Напоет в уши, а потом сорвет заказ в самый ответственный момент.
Таня скривилась: ненадежные мужчины ей не нравились.
Но, может, просто злословят?
Она открыла следующую страничку, интервью с дизайнером – и замерла.
– Что придает вам вдохновение? – спрашивал журналист.
– О, много чего, – следовал ответ Монина. – Хорошие книги, прекрасные картины, интересные путешествия. Но в последнее время их все затмил Кайлас. Священная гора в Тибете. С тех пор как я там побывал, у меня будто открылось второе дыхание. Моя жизнь, мои приоритеты и цели полностью изменились, полоса невезения закончилась. Удача мне вновь улыбается, у меня много заказов, все удается. И очень часто возникает ощущение, будто работаю не я. Будто сам Бог подсказывает мне, что делать.
* * *Глупо мчаться на работу к девяти на следующий день после приема в честь твоей концепции, и Таня решила как следует отоспаться. Но сколько ни считала слонов, ни дышала по особым, как научил отчим, правилам, организм отправляться в царство Морфея упорно не желал. Несся перед глазами сплошной вихрь из лиц, улыбок, то одно вспомнится, то о другом подумается.
К шести часам Садовникова сдалась и выбралась из постели. Что ж, полностью свободное утро – тоже неплохо. Отправиться в спортклуб? Разобрать – ох, давно пора! – в шкафу? Или просто безмятежно поваляться в теплой ванне? Опробовать заодно новые пену с ароматом зеленого лайма, медовую маску для волос? А то с вечной запаркой на работе до смешного доходит: на хорошую косметику денег хватает, только времени нет ею пользоваться.
Таня уже и лицо протерла очищающим тоником, и горячую воду в ванной включила, но вдруг – и с чего бы? – вспомнила про свою маленькую подружку, Юлечку Ларионову. Бледненькую, печальную, запертую в больничной палате-колбе. И подумалось виновато: «Я шастаю по презентациям: икра, шампанское, комплименты, ванна душистая. А девочку совсем забыла».
И спонтанно – как не раз в своей жизни! – решила изменить планы. Выключила воду и начала одеваться. Как-нибудь в другой раз она предастся релаксу.
…Посещения в детской больнице были разрешены с пяти вечера, но Садовниковой удалось затесаться в толпу ординаторов и проскочить на территорию без проблем. Правда, охранник, стороживший вход в отделение, оказался более бдительным:
– Не положено, обход!
– Ну, пожалуйста! К Юлечке Ларионовой, ненадолго! – моляще улыбнулась Татьяна.
И сунула стражу сотню.
– А, к ней? Иди, – вздохнул дядька. И подтолкнул деньги обратно: – Забери.
«Похоже, плохи дела», – встревожилась Таня.
К сожалению, она оказалась права. Девочка лежала на постели в своей стеклянной палате и даже головы не повернула. Глаза закрыты, лицо измученное.
– Юльчонок! – тихонько позвала Садовникова.
Малышка встрепенулась:
– Таня! Я так боялась, что больше никогда – вообще никогда! – тебя не увижу…
С видимым трудом сглотнула. Поморщилась.
Танины вопросы – те, что заранее заготовила – замерли на губах. Она-то хотела поинтересоваться у Юли, на какое число ей билет в кругосветный круиз покупать. Но какие уж тут круизы – когда личико у малышки стало совсем прозрачным и похудела она за какую-то неделю на несколько килограммов.
– Тань… – Девочка – видно было, что из последних сил – приподнялась на кровати. – Ты можешь пойти руки помыть?
– Зачем? – растерялась Садовникова.
– Они не разрешают, конечно, но хочу за тебя подержаться. Через окошечко. Можно?
– Господи, ну конечно! – Таня кинулась к раковине. Намылила руки, невпопад пробормотала:
– Юль… а я тебе куклу купила.
Но девочка на игрушку едва взглянула. Рывком села, вцепилась в спинку больничной койки. Произнесла твердо:
– Я встану! Я дойду!
И тихонько, по шажочку, добралась – до оконца, что связывало ее палату с внешним миром. Упала на стул. Схватила Танину ладонь слабенькой лапкой. Пробормотала:
– Так лучше. Только держи меня крепко-крепко! Изо всех сил!
Добавила виновато:
– Меня мама тоже постоянно за руку берет. Но только у нее сил совсем нету, один страх. И я сама начинаю бояться.
– Господи, Юлька! Ну как мне тебе помочь? – вырвалось у Тани.
– Просто приезжай, – слабо улыбнулась девочка. – Как можно чаще. Я хочу тебя получше запомнить Чтобы разглядеть потом с высокой горы… Моя чайка сказала: мы совсем скоро туда полетим.
– Да что ты слушаешь ее?! Врет она все, твоя чайка! – вспылила Татьяна. – Не полетишь ты ни на какую гору! Точнее, полетишь – но на самолете, когда поправишься! Ясно?!
Девочка взглянула укоризненно:
– Таня, не кричи. Ты думаешь, я не стараюсь? Я все-все силы собрала, как ты мне велела! Но у меня эр-тэ-пэ-хэ начался. Это знаешь что? Мозг чужой злится. Что его ко мне подсадили. И они с моим организмом дерутся: кто кого. Но дядя-то, что мне свой мозг отдал, большой, а я маленькая. Я с ним справиться не могу.
Девочка еще крепче вцепилась в Танину руку, в ее глазах блеснули слезы.
– Юля, – твердо сказала Садовникова. – А ты сама драться умеешь?
– Нет, только визжать, – вздохнула малышка. – Меня в детском саду один мальчик, Колька, всегда бил. Но я не защищалась, а кричала. Воспитательница сразу бежала и спасала меня.
– А я вот считаю, что лучше не визжать, а самой врезать разочек, – уверенно заявила Татьяна. – И в саду. И сейчас, в твоей ситуации. Я не просто о драке говорю – про жизнь в целом. Никогда и ничьей помощи не жди! Лучше пригрози этому мозгу чужому: не будет тебя слушаться – в клочки его изорвешь!
– Нет, – серьезно возразила девочка, – я с ним лучше по-хорошему. Буду уговаривать его, просить, чтоб прижился. Меня и чайка моя так учит.
– Слушай, – досадливо молвила Татьяна, – я твою птичку, конечно, не видела. Но, по-моему, она какая-то неправильная. Нестойкая. И путь тебе предлагает позорный, для слабаков. Уговаривать, клянчить и, тем более, на небо улететь – проще всего, всякий может. А вот побороться, вырвать победу, когда вся в крови и шансов, кажется, уже нет, – дело совсем другое.
Таня умолкла.
И вдруг с языка сами собой сорвались слова:
– Моя чайка учит меня поступать только так.
Зачем она это сказала?!
Но Юлечкины глаза мгновенно загорелись: