Все старые компаньоны Степанова тоже словно сговорились и не замечали Никиного существования. Никто не звонил, никто не приезжал, не звал на вечеринки, на которых раньше ей приходилось бывать так часто. Степановский мир никуда не делся, он остался на месте или, вернее, продолжал крутиться вокруг своей оси. Вот только оставшийся без рулевого Никин корабль был безнадежно отброшен за пределы атмосферы и болтался теперь в открытом космосе один-одинешенек. Если бы не Митя. И чем ближе они становились, чем чаще он позволял Нике оставаться у себя или, наоборот, чем дольше застревал в ее ласках и заботах там, в «озерах», тем спокойнее и увереннее она себя чувствовала. И его друзья, его образ жизни, семечки, которые он действительно обожал и разбрасывал везде, – все это только лишний раз доказывало, что Ника теперь уже не одна, она с ним, она любима, желанна, нужна. Они поженятся, у них родится ребенок. Мальчик и… тоже мальчик. Или девочка. Какая разница. Может быть, они даже будут ездить в Рогожкино на лето. Сейчас, сквозь пелену всех этих лет, Ника смотрела на Рогожкино другими глазами. И когда она рассказывала о нем Мите, тот одобрял ее любовь к родному краю. Египет он, кстати, совсем не одобрял, Париж презирал в открытую, а вот на Рогожкино реагировал очень позитивно. Россия же. И без этих, на «Порша́х».
– Надо бы вообще к тебе туда смотаться. Там рыбалка должна быть забубенная, – говорил он.
– Конечно, съездим. Хоть бы вот этим летом!
– Ладно, надо будет подгадать с отпуском. А твои не будут против?
– Мои? – удивилась Ника. Уже давно она тех, что в Рогожкине, не называла «своими». Она отлепилась от них, а теперь действительно получается, что они – ее. Особенно если туда действительно приехать. И ведь там будет мать, там будет отец, братья двоюродные небось совсем уже спились. Приехать на «БМВ», в шубе. Или в кожаных штанах. В ушах брюлики. Нет, Митька не одобрит.
– Ну, мамка твоя не будет против, что мы вместе?
– Что мы вместе? Что ты, – радостно убеждала его Ника. «Мы вместе» из его уст она воспринимала как обещание. И действительно, они уже практически жили вместе. И все, о чем Ника мечтала, уже становилось реальнее и реальнее. Нет, они, конечно, не поженились. И даже еще не говорили об этом. И детей еще тоже не завели, хотя и много раз шутили на тему того, как Ника потом будет дитя сиськой кормить, а пока надо потренироваться – на нем, на Мите. Он тоже уже явно привык и принимал всю эту ситуацию целиком и в частностях. И дом, которого он поначалу так шугался, теперь был им обжит и помечен семечной шелухой. И в бане он любил с Никой париться, и даже веников в лесу наломал березовых и дубовых. Он даже перезнакомился со всеми мужиками в охране «озер», и когда ему дома у Ники становилось скучно, он шел на пост, в будку и сидел там, гутарил с мужиками или смотрел с ними футбол по маленькому переносному телевизору, который показывал ужасно. Но зато вместе было интереснее кричать: «Куда прешь, дебил!» и «Дети по мячу бьют лучше вас». И Ника почувствовала себя совершенно счастливой, пока однажды вдруг в ее доме не раздался звонок и Лемешев спокойным голосом не сказал, что им надо бы поговорить.
– О чем мне с тобой говорить? – удивилась Ника.
– И тебе, и Дмитрию Ивановичу тоже. Вы завтра будете в «озерах»? Я подъеду?
– Дмитрию Ивановичу? – Ника даже не сразу поняла, о ком идет речь. А поняв, побледнела и занервничала.
– Да. Ему тоже. Он, кажется, завтра не работает.
– Откуда ты узнал… – начала было Ника, но Лемешев ее перебил, сказал, что сейчас ему говорить некогда и чтобы завтра ближе к вечеру она ждала его всенепременно.
– Пирогов можешь не печь, – хохотнул он и повесил трубку, оставив Нику в глубоком замешательстве.
Утверждение 19
Бывает, что я не уступаю в споре лишь потому, что не хочу уступать
(____баллов)
Самой большой проблемой в жизни Жанны теперь, как это ни странно, стала ее же собственная квартира. Когда она затевала весь этот переезд в Куркино, Жанна рассказывала себе (и Машке тоже), что все это – дело временное и вообще, что она идет на это только из-за Павла Светлова. И что потом все как-нибудь само собой сложится, а квартиру пока можно было бы и сдать. Впрочем, сдавать квартиру Жанна пока не решилась. Ей все казалось, что эта история с переездом – ненадолго. Вот еще пару недель, месяцев – и Саша обязательно проявит себя с какой-нибудь негативной стороны. И они разбегутся. Или он бросит ее. Или еще какая-то хрень образуется. Так было всегда. И Жанна ждала, а к жизни своей в Куркине относилась как к трудовой деятельности. Не больше. Во всяком случае, она себя пыталась в этом убедить.
– Это же фактически работа. Я просто работаю на территории работодателя. Это же нормально? – говорила Жанна, уговаривая саму себя, что вся эта история как-нибудь рассосется сама.
– Конечно, нормально. При условии, что ты не спишь с работодателем. А ты спишь. И не врешь работодателю. А ты…
– Я поняла, – махала рукой Жанна. – Нет, но кто же знал, что все зайдет так далеко?!
– Кто-кто? Ты должна была знать. Или что, твой Александр Евгеньевич был похож на подлеца? И проверку он прошел, верно ведь?
– Верно, – вздыхала Жанна и принималась напряженно думать, теребя карандаш.
Теперь же, когда Павел Светлов отбыл за границу на совершенно неопределенный срок, необходимость в аренде этой куркинской квартиры отпала. И работать больше было не с кем и незачем, но они с Сашей продолжали жить вместе, и Саша оставался все таким же серьезным, с газетой и чашкой кофе, с поцелуем и предложением встретить после работы. Все было как-то подозрительно хорошо. И он ей верил, это было видно. Так что она боялась даже думать о том, чтобы рассекретить как-то свое Бусиново, но… как сказать о нем Александру так, чтобы он при этом ее не бросил бы в тот же миг, – этого Жанночка не знала. Поэтому, со всей свойственной ей женской безалаберностью, она продолжала плыть по воле волн, все дальше отплывая от берега и спасительного дна. Ложь накатывала, как снежный ком, ловя Жанну за пятки в самые непредсказуемые моменты.
Например, когда они ссорились. Да, конечно же, они ссорились, как и любая нормальная пара. А чего еще ожидать, когда двое взрослых, состоявшихся, независимых, в общем-то, людей, всю жизнь проживших в собственном пространстве, вдруг решают разделить его друг с другом. Конечно, они и тапочки ставят по-разному, и яичницу каждый жарит по-своему. И привычки сложились уже сто лет назад. Жанночка по вечерам любит смотреть какие-нибудь фильмы, а Александр – новости. Жанночка стаскивает на себя одеяло и не любит пижаму, Саша наоборот – спит очень спокойно, но может утром очень рано встать и ходить, греметь чем-то, будить Жанночку.
– Может, дашь мне хоть поспать в собственный законный выходной?
– Может, будешь ложиться пораньше? Долго спать вредно. Уже десятый час.
– Саша, я не понимаю, тебе-то что.
– Я хочу завтракать с тобой. Я сделал сок.
– О господи, за что мне это. Встаю! – Вот так примерно они и договаривались. Но иногда ссоры были другими. Иногда, когда Саше снова звонила Марина, или когда он сам звонил ей, или когда он просто говорил, что задержится, потому что ему надо заехать на Таганку, потому что ему что-то в последнее время совсем не нравится, как Марина себя ведет, что-то с ней явно происходит.
– Ну и что? – возмущалась Жанна. – Ну и пусть происходит.
– Ты ее не знаешь. Она никогда так себя не вела. Она бросает трубки, я должен узнать, все ли у нее хорошо.
– Да? А если я вдруг начну бросать трубки? Что это за странная связь у вас? Ты уверен, что Марина – твоя БЫВШАЯ жена? Что-то ты о ней беспокоишься, как о настоящей.
– Ты что, ревнуешь? – поражался Саша.
– А что в этом странного? Почему-то обо мне ты так не беспокоишься?
– А что с тобой не так? – удивлялся он. Да, проблемы у Жанны с Мариной были, хоть они и не виделись ни разу в реальной жизни. Жанна действительно ревновала и страшно боялась Александра Евгеньевича потерять. При этом совершенно не собиралась с кем-то его делить. И поэтому в те дни, когда, как она знала с его же слов, а врать Саша не считал порядочным, он был у Марины, Жанна устраивала ему скандалы. Или же, напротив, глухие молчаливые забастовки, которые бесили его даже сильнее.
– Что ты молчишь?
– Просто так.
– Ты злишься?
– Нет, все отлично.
– Ты меня не любишь?
– Нет, почему ты спрашиваешь? – И все в таком духе, пока все-таки кто-то кого-то не зацеплял и они не начинали кричать. И в один прекрасный момент, когда Жанна докричалась до того, что начала даже паковать чемоданы и грозить, что немедленно уйдет, Саша сказал:
– Нет, куда же ты пойдешь? Тебе некуда ведь идти!
– Как некуда?
– А куда? Не к бывшему же твоему сантехнику.
– К Бориске? Нет!
– Ну вот и я о том! Не могу же я позволить тебе уйти ночью на улицу. Лучше уйду я.
– Что ты молчишь?
– Просто так.
– Ты злишься?
– Нет, все отлично.
– Ты меня не любишь?
– Нет, почему ты спрашиваешь? – И все в таком духе, пока все-таки кто-то кого-то не зацеплял и они не начинали кричать. И в один прекрасный момент, когда Жанна докричалась до того, что начала даже паковать чемоданы и грозить, что немедленно уйдет, Саша сказал:
– Нет, куда же ты пойдешь? Тебе некуда ведь идти!
– Как некуда?
– А куда? Не к бывшему же твоему сантехнику.
– К Бориске? Нет!
– Ну вот и я о том! Не могу же я позволить тебе уйти ночью на улицу. Лучше уйду я.
– К ней? – бесилась Жанна, чувствуя, что это будет окончательным идиотизмом, если в результате ссоры она останется сидеть в совершенно ей ненужной куркинской квартире, а Саша уйдет к Марине, будь она проклята. И почему всем нормальным бывшим мужьям наплевать на своих бывших, а ему нет.
– К кому – к ней? – устало выговорил он. – Сколько же можно говорить, что она для меня уже давно человек совершенно чужой.
– Тогда зачем она тебе?
– Просто… я бы не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Что-то плохое, понимаешь? Она всегда была слишком привязана ко мне. А сейчас… что-то с ней происходит.
– И пусть происходит! – хмурилась Жанна.
– Она стала другой, и я не понимаю, как с этим быть. Но если тебя это утешит, она не хочет разговаривать со мной.
– А ты с ней? Зачем тебе разговаривать с ней?
– Я бы хотел услышать, что с ней все в порядке. Что она счастлива. Я бы мог тогда почувствовать себя свободным, понимаешь? Жанна, милая, я понимаю, что все это непросто для тебя. Но тебе не надо никуда уходить. Хочешь – я сам уйду. Если тебе, конечно, будет лучше.
«Что вы за два идиота?» – сказала бы Лида, если бы была сейчас там, но Лиды не было – она оставила Машку Эмилии Вячеславовне, уехала в Германию и отзывалась только редкими звонками и сухими заверениями, что у них все в порядке, если не считать того, что в Германии все как-то странно реагируют на поздравления с 9 Мая. Почему-то злятся, странные люди! У Лиды были свои проблемы и своя жизнь, и двум идиотам приходилось разбираться самим. Александр думал, что Жанне некуда пойти. Жанна хотела, чтобы они вместе пошли к ней в Бусиново, а также хотела, чтобы Марину унес какой-нибудь ураган, как девочку Элли. И пусть ей даже встретится великий Гудвин – лишь бы она больше не появлялась на Жаннином горизонте. Поэтому, когда Марина позвонила на домашний номер и, напоровшись на Жанну вместо Саши, немного помолчала, а потом сухо попросила ее передать Саше, что она ждет его дома на Таганке сегодня к трем, Жанна от ярости еле смогла сдержаться и не наорать на нее. Сказалось воспитание. Зато потом она наорала на Машку.
– Я уйду! Я не собираюсь так жить всю жизнь. Я просто чувствую, что она лежит в моей постели, прямо между нами с Сашей. Сколько можно. Даже если она с ним и не спит, но она держит его за яйца. И еще я должна ему что-то передавать! – визжала Жанна, бегая по комнате и загружая Машку своими проблемами.
– Так не передавай, – пожала плечами Машка.
– Не знаю. Я решила – я сегодня ему скажу, пусть выбирает. Или она – и Таганка. Или я – и Бусиново.
– Признаешься? – ахнула Маша.
– А что тянуть? Почему мы, как идиоты, вываливаем за эту квартиру бешеные деньги, пока моя пустует? – Жанна кипела и выплескивалась через край, а тем временем Марина действительно ждала Сашу.
Она не стала полагаться на новую (ненавистную, конечно же) женщину своего бывшего, а позвонила ему на мобильник и уточнила, не забыл ли он, что они договорились встретиться сегодня. Надо сказать, что это был первый их нормальный разговор с тех самых пор, когда Марина сожгла его костюм. Сейчас ей даже было немного стыдно за такой, скажем прямо, эпатажный поступок. Ей еще тогда пришлось иметь довольно неприятный разговор с пожарниками, которые утешились только после трехсот долларов за ложный вызов. Глупо получилось, конечно. Но чего только не сделаешь, если вся твоя предыдущая жизнь рушится ко всем чертям.
И с Сашей она действительно не разговаривала, бросая трубки или ограничиваясь сухим и злым «все нормально, а твое какое дело». Ей было трудно говорить с ним, что и понятно, ведь все-таки столько лет – столько долгих и ужасно глупо потраченных лет она сидела и ждала его звонков. А на самом деле только и занималась, что бежала от самой себя. Бежала так, что только пятки сверкали. И если бы не эта грубиянка Лидка – Пашкина жена. Нет, какая же она все-таки хамка, но как же она оказалась права. Ведь не нужна Маринка Светлову. Но самое интересное, что и он тоже на фиг ей не нужен. Ну, была она в него влюблена когда-то давным-давно, в стародавние незапамятные времена. А потом просто привыкла. Человека уже не стало, а страх хоть что-то поменять остался.
Как же Марине не хотелось признаваться самой себе, что ее прекрасный брак, красивый, как кругосветный белоснежный лайнер, все-таки потерпел крушение в ледяных водах Атлантики, как «Титаник». И что нет больше ни мужа, ни друзей, ни подруг, ни будущего. Все осталось в прошлом, которое страшно хотелось вернуть, достать со дна морского, вдохнуть жизнь в омертвевшие чувства. Потому что если не это, то что?
Вот тут-то и скрывался корень, вот тут-то и была проблема, от которой Марина бежала больше пяти лет. Но сегодня – сегодня она решилась поставить точку в этом марафоне. Для этого-то ей и нужен был Саша, которого она ожидала, нервно пересекая комнату из конца в конец. Она знала, что Саша всегда пунктуален, но все-таки боялась его опоздания.
– Маришка, ты здесь? – раздался его голос в прихожей на пять минут раньше – без пяти три. Она почувствовала, как сердце сжалось в страхе – неужели же все? Но она выдохнула и сделала шаг навстречу.
– Привет, Саша. Как ты?
– О, все нормально. А ты выглядишь… просто прекрасно! – удивленно отметил он. Да, Марина не смогла удержаться. И напоследок она все-таки подготовилась, надела свое лучшее платье, сделала прическу. Конечно, глупость – зачем ей надо было произвести это впечатление. Но ей хотелось, хоть это и не имело никакого значения.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Садись, чаю попьем.
– Ладно, – осторожно кивнул Саша и сел за стол. За свой собственный кухонный стол, в кухне, на которой не был уже сто лет. На столе стоял его старый чайник в виде клубнички, со стеганой пузатой тряпичной бабой наверху, чтобы чай лучше заварился. Бабу в свое время ему подарила мама, она любила такие вот старого стиля вещички. Также стояла корзинка с печеньем, а рядом зачем-то аккуратно перемотанная веревочкой, лежала пачка квитанций.
– Саша, я хотела отдать тебе ключи.
– В смысле? – удивился он, с непониманием глядя, как она достает из своей сумки связки. Оба комплекта. В свое время он по ее требованию оставил их ей, это было частью условий его досрочного условного освобождения, иными словами, развода.
– Ну, чтобы ты мог тут жить.
– С тобой? – нахмурился он. Неужели это будет новый бросок в этой холодной войне за его сердце. – Мариш, ты же знаешь, что это невозможно. Я живу уже совсем другой жизнью.
– Да живи ты на здоровье, только зачем мне-то это знать. Я-то к этому какое имею отношение? – горько и против воли зло спросила Марина.
– Я не понимаю.
– А что тут понимать? Слушай, Светлов, почему ты такой добренький? Почему такой хороший? Ведь это же твоя квартира, она тобой заработана, куплена, когда меня еще в твоей жизни не было. Почему ты мне ее отдал? Зачем все тут чинил, зачем возил меня, куда я просила. Разговоры со мной вел, дружил? Зачем?
– Я не понимаю, – снова повторил Саша, глядя, как Марина меняется на глазах. Ее рот исказила гримаса, а из глаз полились злые слезы.
– Почему ты тогда не дал мне уйти? Просто не выставил, сказав, что никогда, ни за что не вернешься. И что не любишь меня. И не полюбишь никогда.
– Я говорил! – возразил Саша. Марина выдохнула и замолчала. Потом встала, подошла к зеркалу и сказала:
– Да, верно. Говорил. Это я, дура, не верила. А ведь я тебя, Саш, тоже не люблю. Я, знаешь, просто домой не хотела возвращаться. Что у меня есть, кроме тебя? Зарплата, которой хватает только на пару юбок и пару походов в кино? Родительская квартира, где у меня даже нет своей комнаты?
– Так оставайся! – развел руками Саша, уже второй раз за этот день. Что это, все женщины разом сошли с ума? – Разве я тебя гоню!
– Да, ты не гонишь. А скажи, что, если я сюда мужика приведу? Это как, тоже будет нормально? Или ребенка от него рожу? Или захочу тут вообще нотариальную контору открыть. Ты и это переживешь? Нет, это твой дом, и ты держишь меня тут из жалости. Ты же думаешь, что я без тебя пропаду. Ты вообще думаешь, что без тебя все сразу пропадут. Я, Жанна эта твоя, Лида. Братец твой. Ты у нас просто супермен.
– Марин, не надо.
– Нет, ты скорее человек-паук. Как будто паутиной меня оплел – не вырваться.
– Ты не права.
– Может быть, – вздохнула Марина. – Только это уже неважно. Слушай, я освобождаю тебя. От ответственности за мою жизнь. От обязательств передо мной. От всего.