– Лучше всего было бы, если бы Торвард конунг женился на йомфру Вальборг! – говорил он. – Может быть, он это и имел в виду, когда приглашал ее приехать с выкупом. Тогда со всеми старыми и новыми недоразумениями было бы покончено: в роду Хеймира была бы женщина из рода Торварда, то есть Эйра дочь Асольва, а в роду Торварда – женщина из рода Хеймира, то есть Вальборг.
Но Ингитора чувствовала только возмущение, слушая эти, в общем-то, разумные и справедливые речи. Торвард конунг был ее собственным, кровным, личным врагом, и Вальборг не имела права на него посягать!
– Мы не понаслышке знаем, что такое эта война! – рассказывала Ингиторе жена Дага, фру Борглинда. – Война пришла в мой дом, когда мне исполнилось всего четырнадцать! Я знаю, о чем говорю! Мой отец погиб в Битве Конунгов, и с ним все мужчины нашего рода, четырнадцать человек! Моему брату Атли едва сравнялось тринадцать! Слава асам, Хагиру было только девять, поэтому он остался жив – и он остался старшим мужчиной в роду Лейрингов, старшим в девять лет! Мы остались, толпа женщин и детей без защиты, без поддержки, были вынуждены принимать в доме фьяллей! Я подносила кубок Асвальду Сутулому – ах, если бы ты знала, как мне хотелось выплеснуть этот кубок в его длинную, бледную, самодовольную рожу! Наверное, ты его там увидишь. У него, говорят, болит спина, и его так скрутило, что он уже лет пятнадцать не вылезает из дома. Так ему и надо!
– Мы непременно принесем жертвы, чтобы это дело кончилось миром и не вызвало новой войны! – говорил Даг хёвдинг. – У нас тут еще хорошо, на восточном побережье фьялли не бывали. А вот ты поплывешь через Юг и Запад – там есть места, где совсем не осталось людей. Одни призраки!
– Поплывешь через Острый мыс… – Фру Борглинда как-то всхлипнула, и ее румяное лицо дрогнуло. – Там стояла наша усадьба, Лейрингагорд, та самая… Она уж тридцать лет как сгорела. Хагир, мой брат, рассказывал, что однажды видел там призрак нашей бабки Йорунн… Она, бедная, сгорела тогда, когда Торбранд конунг жег Острый мыс… Не хотела выходить из дома, не хотела! Она была упрямая… Все Лейринги упрямые…
– Теперь там живет Хильда Отважная, – добавил их младший сын, Дагвард, пока Даг хёвдинг, обняв, успокаивал жену. – Сестра Бергвида Черной Шкуры. Построила себе усадьбу почти на том же месте, где был Лейрингагорд, и назвала ее Фридланд – Мирная Земля.
– Ну, она ведь тоже из Лейрингов и имеет право там жить, – пояснил Даг хёвдинг. – Ее мать, кюна Далла, приходилась моей жене двоюродной теткой.
Ингитора ничего не отвечала и ни о чем не спрашивала. У нее кружилась голова от всего узнанного, от запутанных родственных связей, сложных поворотов судеб тех людей, что один за другим проходили перед ней. В живых лицах перед ее глазами разворачивалась сага о Квиттингской войне. И конца у этой саги еще не было, он даже еще не показался вдали. Какая часть достанется ей, Ингиторе дочери Скельвира? Какими словами будут поминать ее будущие рассказчики?
Несколько дней они плыли на юг вдоль восточного побережья Квиттинга. Эта земля была густо населена, и отыскать место для ночлега не составляло труда. Но чем дальше на юг, тем пустыннее делались берега.
– От нас тут уже недалеко до Бергвида, не к ночи бы его поминать! – сказала ей хозяйка одной из усадеб, в которой они заночевали, фру Альверид. Она уже много лет вдовела и жила с дочерью, но управляла усадьбой и челядью так же уверенно, как кюна Ульврун – Рауденландом. – Когда-то он хорошо знал дорогу в наши места, у него тут неподалеку были дружки, он у них часто останавливался и жил, пока не проживет все награбленное и не соберется в новый поход. В последние пять лет, слава Тюру, его почти не видно. Теперь-то благодаря Вигмару хёвдингу он уже не может так легко разбойничать, как раньше. С тех пор как его принудили отказаться от всех притязаний на звание конунга, он плавает все больше на западе. Нам-то и вовсе нечего бояться – здесь уже земля Фридланда, мы платим дань йомфру Хильде, его сестре. Вот только не знаю, как вы поплывете… Что ни говори, а слэттов и фьяллей он терпеть не может. Ты, йомфру, достойная девушка, я принесу жертвы дисам, чтобы ты благополучно миновала эти места.
– Если он нам встретится, еще неизвестно, за чье здоровье надо будет приносить жертвы! – буркнул Ормкель. – Мы-то тоже его не любим, не только он нас.
Фру Альверид ничего ему не ответила, но когда он отошел от них, сказала Ингиторе:
– Мужчины любят бахвалиться, они все говорят, что Бергвиду не поздоровится, когда он встретится с ними. Но его не смогли одолеть даже такие люди, как Торвард ярл и Хельги ярл вместе, а потом он еще убил Рагневальда ярла, родича вашего конунга, а он уж был мужчина хоть куда, хоть и не первой молодости. Я его видела, он ночевал у нас перед той битвой. Тому уж больше пяти лет. Пусть твой хирдман хорохорится, но мой тебе совет: если только услышите про Бергвида, бегите и прячьтесь, как сумеете. Не попадайтесь ему.
Ингитора всей душой стремилась последовать этому совету. Мысли о Бергвиде Черной Шкуре мешали ей спать по ночам, как ни уставала она за целые дни плавания. Раньше ее занимали только свои дела, а теперь поневоле приходилось думать и о других опасностях, так некстати оказавшихся у нее на пути! О Бергвиде, слухами о котором полнился Морской Путь, она думала не столько со страхом, сколько с досадой: предстоящее ей дело и так не из легких, и еще одно препятствие в лице знаменитого морского конунга ей было совсем ни к чему!
После усадьбы фру Альверид побережье Квиттинга стало почти безлюдным. Низкий каменистый берег, покрытый еловым лесом, тянулся и тянулся за правым бортом, и только кое-где на нем виднелись пасущиеся козы или деревянные сушилки для рыбы, указывая на близкое жилье. Сами жилища, усадебки и домики под зелеными дерновыми крышами, иногда давали о себе знать только столбиками дыма, а без этого были неразличимы среди буйно разросшейся летней зелени. Несколько раз за первый день Ингитора видела разрушенные остатки старых усадеб, едва видные под зарослями.
– Сегодня нам нужно уплыть как можно дальше! – два дня спустя сказал Ингиторе Хьерт Вершина, кормчий «Бергбура». Это был пожилой, неглупый, добродушный человек, совершенно не склонный к обычному фьялльскому бахвальству, и с ним у Ингиторы установилось нечто вроде дружбы: они нередко беседовали, и он успел рассказать ей много забавного про бергбуров, в честь одного из которых кораблю дали название. – Теперь дни долгие, и пока светло, мы попробуем доплыть до речки Моркэльв и переночуем там. Тогда до Острого мыса останется меньше одного дня пути, и мы проплывем его засветло. Ночевать там ни к чему.
– Наоборот! – сказал один из гребцов, Эвар по прозвищу Полмарки. Небольшого роста, щуплый, но сильный, он был рыжеват, и его высокие скулы и быстрый выговор указывали на то, что он родился от пленницы-квиттинки. Как намекал Ингиторе Хьерт, таких полуквиттов в поколении Эвара родилось немало. – Острый мыс – самое безопасное место на всей этой дороге. Там живет йомфру Хильда. Если она примет нас в дом – а я не вижу, почему бы ей не принять йомфру Ингитору, – то мы будем в полной безопасности, даже если Бергвид приплывет и сядет с ней за стол. В ее доме он никого не трогает. С него взята такая клятва. Йомфру Хильда называет свой дом «мирной землей», и никто никому под ее кровом не причиняет вреда, будь то хоть убийца брата. Ведь Торвард конунг не раз останавливался у нее в гостях!
– Лучше бы Бергвиду садиться за стол с самой Хель! – буркнул Ормкель. – Вот кто его сестра!
– Я вижу, имя Черной Шкуры у всех фьяллей вызывает прилив доблести! – язвительно сказала Ингитора.
Ормкель ответил ей колючим взглядом.
– Ты еще не видела Черной Шкуры! – сказал он, с явным трудом удержавшись отчего-то более резкого. – Никто не скажет, что я боюсь его или кого-то другого! Но я должен привезти тебя моему конунгу, живой и здоровой! Ему, а не Бергвиду!
– Я хочу повидать Острый мыс, – сказала Ингитора. – И даже ночевать там. Если другой дороги все равно нет…
– Другая дорога есть, хотя она не намного безопаснее, – заметил Хьерт. – Можно плыть вдоль южного берега, в обход Квартинга. Я с самого начала, еще с Эльвенэса, предлагал. Это дальше, но там все же меньше вероятность наткнуться на…того человека, которого лучше называть поменьше.
– Ты боишься его, как тролля!
– Он и есть тролль, только еще хуже! – убежденно ответил Хьерт. – Ты знаешь, Ормкель, что я не трус. Но с нами девушка, которой не стоит попадать в руки Бергвиду, и куча серебра, которое тоже предназначено не ему! Если бы мы были одни, то отчего же не попытать удачи, но с йомфру Ингиторой надо нам быть осторожнее. Сам же Торвард конунг будет не рад, если она и все серебро попадет к Бергвиду.
– Попадет, попадет! Заладил, будто другой песни не знаешь! С чего ты взял, что мы попадем к нему в руки, если он нам встретится, а не наоборот?
– Попадет, попадет! Заладил, будто другой песни не знаешь! С чего ты взял, что мы попадем к нему в руки, если он нам встретится, а не наоборот?
– Я не вельва. Я будущего не знаю.
– Я хочу повидать Острый мыс! – настойчиво повторила Ингитора. Голос благоразумия в ней был слабее, чем желание своими глазами увидеть это место.
* * *Но еще до того им предстояло миновать другое, не менее примечательно место. Вечером, засыпая в общем покое небольшой бедноватой усадебки, где они нашли приют, Ингитора слышала спор Хьерта с Ормкелем. На другой день им предстояло миновать Бетабергу – Пастбищную гору, и Хьерт стоял за то, чтобы не приставать к берегу, а Ормкель, наоборот, жаждал провести ночь у ее подножия. Ингитора втайне была на стороне Ормкеля. О Пастбищной горе она слышала, как и многие, но сомневалась, существует ли она на свете в самом деле или только рождается в головах удалых мореходов после третьей чаши пива.
– Здесь Ньёрд пасет своих быков? – спросила Ингитора у Эвара на другой день, когда они уже плыли на юг. – Это правда? Или это «лживая сага»?
– Вон там, видишь, темнеет мыс! – Эвар показал ей в сторону берега, но Ингитора не могла ничего толком разобрать издалека. – Это и есть Пастбищная гора. За ней и лежат луга Ньёрда. Когда темнеет, Ньёрд выгоняет своих быков сюда пастись. Потому они запретны для людей. Здесь и раньше, до войны, никто не смел пасти свою скотину.
– Там есть жилье?
– Жилого – нет. Подальше от берега кто-то жил, я знаю, там стоят какие-то развалины, но дом обрушен. Даже не знаю, как он назывался. Здесь прошел Торбранд конунг еще на третий год войны, перед Битвой Чудовищ. С тех пор тут никто не живет.
– А пристать нам все-таки придется! – с досадой заметил Хьерт. – Руль мне не нравится. Надо вытащить корабль на сушу и осмотреть его, пока не случилось ничего худого!
Ормкель был рад, что все-таки вышло по его, хотя и хмыкнул, услышав о неполадках с рулем.
– Ну, все-таки мы побываем на лугах Ньёрда! – с довольным видом приговаривал он. – Уж верно, ни у одного конунга нет такой скотины, как у него, а?
– Да, – Эвар серьезно кивнул. – Его стада неисчислимы, как морские волны. Быки его огромны, каждым можно накормить сотню человек. Но трогать их нельзя, ты и сам понимаешь.
– А я слышал, что у Бергвида на плечах шкура одного из Ньёрдовых быков, – сказал Хьерт. – Как же он ее раздобыл?
– Рассказывают, что Ньёрд позволили Бергвиду убить одного из этих быков. Но не рассказывают, какую жертву за это принес Бергвид, – ответил Эвар.
Корабль вытащили на песок. Опасения оказались не напрасны: руль треснул, и плыть дальше было нельзя. Часть людей тут же пошла в лес искать подходящее дерево. До темноты фьялли стучали топорами, вытесывая новый руль, а тем временем другие уже готовились к ночлегу. Набрав веток и травы, хирдманы устраивали себе лежанки под скалой, где их не доставал ветер. Хорошо, что уже приближалась середина лета и было тепло даже ночью.
Темнело, на берегу догорал костер, хирдманы ставили на ночь сети, чтобы утром поесть свежей рыбы. Эвар Полмарки трудился, устраивая постель для Ингиторы: почему-то он проникся преданностью к ней и всю дорогу старательно заботился о ее удобствах. Его восхищала смелость этой девушки, которая сначала мстила за своего отца, а теперь не боится сама плыть к человеку, которому мстила.
– Луга Ньёрда – вон там! – Эвар показал на близкий пригорок. – Вот с того бугра их видно. Прислушайся, йомфру, – быки уже вышли.
Ингитора прислушалась. Она слышала только шум волн, правда очень громкий и какой-то плотный, как будто волны качались у нее под самым ухом.
– Это они! – сказал Эвар, тоже прислушиваясь. – Их много-много, и у всех такие черные спины, без единого пятнышка, и луна блестит на рогах. За ночь они съедят всю траву до самой земли, а за день она вырастет снова.
– Я хочу на них посмотреть! – сказала Ингитора. – Не каждый день оказываешься вблизи таких чудес! Я никогда себе не прощу, если побываю так близко от Ньёрдовых стад и даже не попытаюсь взглянуть на них!
Она ждала, что Эвар станет отговаривать ее, но он только пожал плечами:
– Посмотреть на них можно. От этого большого вреда не бывает. Если не подходить к ним близко, они сами не тронут.
Услышав, куда собрались Ингитора и Эвар, еще многие захотели пойти с ними, в том числе и Ормкель. Среди хирдманов возник спор, кому оставаться охранять корабль, потому что пойти хотели почти все. Воинственное племя Тора, как оказалось, отличалось детской любовью ко всяческим диковинкам и непосредственной способностью удивляться, хотя в других отношениях их никак нельзя было назвать наивными.
Луна светила ярко и хорошо освещала дорогу. Эвар первым поднялся на невысокий холм, замыкавший прибрежную долину; глянув вслед за ним вниз, Ингитора ахнула, кое-кто из мужчин тоже не сдержал возгласа. Лежавшая перед ними огромная долина была полна могучих черных спин; вся земля, казалось, шевелилась, двигалась, шумно дышала. Огромные черные быки, каждый вдвое больше обычных, паслись на лунной траве, и луна блестела на их огромных крутых рогах. Сами они казались похожими на волны, а лунный свет придавал стадам призрачный, ненастоящий вид. Над долиной висело сопенье, хруст травы под тяжелыми копытами.
– Вот это да! Расскажу – не поверят! – восклицали хирдманы. – Во сне не приснится!
– А мяса-то! – протянул Ормкель, озадаченно почесывая в затылке. Ингитора бросила на него беглый насмешливый взгляд – надо же, нашлось на свете хоть что-то, способное удивить Неспящего Глаза. – Ну и туши! Да таким не сто человек накормить можно, а все двести!
– Особенно если они уже поели в другом месте! – насмешливо окончил Хьерт. – Но сто можно, похоже на то!
– Слышишь, парень! – окликнул Ормкель Эвара. – А такую скотину можно простым копьем завалить?
– Если у кого-то хватит смелости подойти к такому быку с копьем, то отчего же нет? – ответил полуквитт. – Но я бы не пошел, хоть дай мне за это две марки серебра. Он растопчет любого, как былинку.
– И сожрет! – добавил Сигмар Гребень. Стоило представить себя рядом с одним из этих быков, как по спине пробегала морозная дрожь. – Растопчет и не заметит.
– Еще поглядим, кто кого сожрет! – отозвался Ормкель. Его задевали всякие, даже шутливые сомнения в его доблести. – Я не говорю про девиц, которые лезут куда не надо, а мужчина с хорошим клинком справится и не с такой зверюгой!
– А потом по нем поставят славный поминальный камень! – насмешливо подхватила Ингитора, даже и не подумав обидеться. – Жаль только, что сам он не сумеет прочесть на нем похвалу себе:
Воин вышел в бой кровавый,
Бой с быком – и пал со славой.
Ормкель тихо зарычал: этот насмешливый стих задел его гораздо сильнее, чем ее – намек на «девиц, лезущих куда не надо». А Ингитора усмехнулась: будет знать, как задираться!
– Пойдемте-ка спать! – сказал Эвар. – Утром морские великанши выйдут загонять их обратно в море, и лучше нам их тут не дожидаться.
Незадолго до рассвета кто-то осторожно тронул Ингитору за плечо. Она не привыкла ночевать на земле, поэтому спала чутко и сразу проснулась. Небо было темно-серым, указывая на то, что большая часть ночи уже позади. Над ней склонился Эвар.
– Что такое? – тревожно прошептала она.
Полуквитт приложил палец к губам.
– Пойдем со мной, йомфру, я покажу тебе кое-что занятное! – прошептал он в ответ. – Не буди никого. Я подумал, может быть, тебе будет любопытно.
Ингитора поднялась, оправила волосы, торопливо обулась.
– Идем! – Эвар поманил ее за собой туда же, куда они ходили вчера – на холм.
Ингитора пошла за ним. Море черных бычьих спин все так же волновалось внизу, подтверждая, что вчерашнее зрелище вовсе не было сном. Но теперь быки беспокоились, двигались быстрее, рыли землю копытами. Иногда один или другой поднимал голову, увенчанную тяжелыми круто изогнутыми рогами, и над долиной разливался тягучий, глухой и протяжный рев, похожий на голос бури. Ингитора дрожала от предутреннего холода и от тревожного возбуждения. Вчера, ночью, под золотым светом луны, зрелище морских стад казалось волшебным, это было любопытно и почти не страшно. Но сейчас, в трезвом сером свете наступающего рассвета, вид чудовищных быков наполнял жутью.
На вершине холма Эвар остановился и почтительно тронул Ингитору за край плаща.
– Нам лучше сесть на землю, – приглушенно сказал он. – А не то нас увидят. Я не знаю, что тогда будет, но боюсь, что ничего хорошего.
– Кто нас увидит? – дрожащим голосом прошептала она, послушно садясь на траву.
– Хорошо, что у тебя зеленый плащ, – шепнул он в ответ. – Они не очень-то хорошо видят на земле. Лучше не шевелиться – тогда они не отличат нас от камней и не заметят.