– Как? – на всякий случай спросил Смолин, про себя готовясь к какому-либо подвоху.
– Надо бежать так, чтобы медведь уменьшался. Если медведь увеличивается – ты бежишь неправильно.
Егерь захихикал.
– Ладно, шутки в сторону. Усвой одну вещь. Косолапому куда легче справиться с обосранным от страха трусом, чуешь? Нежели с охотником, готовым к обороне. Пускай у ентова охотника даже ружья нет. Бежать от медведя нельзя! По сути, он как собака, он чувствует внутреннюю силу! И если противник от зверя не бежит, медведь начинает думать, что тот готов к схватке! Это всосано каждым из них с материнским молоком! С древних пор медведи помнят: если человек выжидает момент, никуда не бежит, значит, тут что-то не так. И у тебя всегда есть шанс остаться в живых.
Виктор молча кивнул, про себя гадая, хватит ли у него мужества следовать подобным советам.
– А знаешь, какая байка среди охотников ходит? – спросил Олег и, не дожидаясь ответа Виктора, проговорил: – Говорят, много лет назад косолапого водкой наказывали. За то, значица, ежели он скот погубил чей-то. На поляне клали коровью тушу, а в землю ведро водки закапывали. Медведь наедался мяса, пил водку и заваливался спать. Так вот, пока он дрых, мужики ему на шею сыромятный ремень надевали с колокольчиками. Так, чтобы медведь не смог его снять. Он просыпался, а вокруг все звенит. Так он покоя лишался, отчего ревел, как умалишенный. Через несколько дней он попросту валился без сил и сдыхал.
Виктор краем уха слышал егеря, не сводя глаз с привады. Кроме лисы и небольшого зверька, оказавшегося горностаем, привадой никто не заинтересовался.
Незаметно прошел час. Лес окунулся в вязкие сумерки, изредка шелестела листва. Смолин таращился в темноту, тщательно прислушиваясь к каждому звуку.
Внезапно где-то совсем рядом захлопали крылья, и Виктор задрал голову. В паре метров над ними на ветку уселся крупный ворон. Оперение угольно-черное, с металлическим отливом, клюв напоминал кривое лезвие. Загнутые когти с силой обхватывали ветку, которая слегка пружинила под весом птицы.
– Этого еще не хватало, – прошептал Олег. Он вмахнул рукой, но жест этот был каким-то вялым, неуверенным. Птица не шелохнулась. Ворон лишь раскрыл и сложил крылья, как бы говоря: «Никуда я отсюда не улечу, мне и тут комфортно».
Подул слабый ветер. Теплый воздух уступил вечерней прохладе, и нудно зудевшие вокруг комары, тщетно пытавшиеся проникнуть сквозь мелкоячеистую сетку, закрывавшую лица мужчин, быстро исчезли.
– Будь готов включить фонарь, – приглушенно произнес егерь. Лицо его было напряженным, и Виктор не сразу понял, чего от него хотят. Олег повторил, приложив указательный палец ко рту.
Со стороны привады раздался едва слышный шорох. Так шуршит приминаемая ногами трава. «Или лапами», – пронеслась у Виктора мысль.
Он навел ружье вниз, включив подствольный фонарь. Затем медленно перевел ствол на звуки шороха.
Это был медведь.
Довольно крупный, мех светло-палевого окраса. Перебирая мощными лапами, он приблизился к прикрученным к корневищу бычьим головам. Фыркнул, огляделся по сторонам, приподнялся за задние лапы, словно желая расширить поле обзора, и только после этого принялся обгладывать приманку. Странно, но движущийся в траве луч подствольного фонаря Виктора, казалось, совершенно не заботил животное.
Виктор почувствовал, как висок прочертила струйка горячего пота. Он повернул голову, словно ища поддержки у егеря.
Олег сделал в воздухе жест указательным пальцем, имитируя нажатие спускового крючка.
Смолин прижал приклад к плечу, пытаясь поймать в прицел голову зверя.
«Пиф-паф! Все убиты-ы-ы-ы!» – раздался в его мозгу визгливый крик покойного Сереги.
Затаив дыхание, он перевел предохранитель в боевое положение и опустил палец на спусковой крючок.
Медведь жадно урчал, выгрызая из бычьей головы лоскуты плоти.
«Почему ты не застрелился, папа?»
Голос Саши, увиденной им во сне этой ночью, был настолько ясным и отчетливым, что он едва не закричал от ужаса. Палец вынырнул из спусковой скобы. Будто из капкана, хищные зубья которого уже были готовы его срезать начисто.
На плечо легла рука Олега. Глаза егеря горели от изумления и ярости.
– Стреляй, – приказал он одними губами.
Смолин замотал головой.
– Стреляй, идиот, – процедил егерь.
– Нет, – ожесточенно вырвалось у Смолина. Он поставил карабин на предохранитель, задев локтем термос, из которого пил чай Шибаев. Тот со стуком покатился вниз, упав в траву.
Медведь вздрогнул, повернув голову. Фыркая, он проворно потрусил в заросли. Спустя секунду о его недавнем присутствии напоминала лишь до кости ободранная голова быка.
Ворон, до сих пор неподвижно сидевший на ветке, поднялся в воздух. С сиплым карканьем он унесся в ночь.
– Ты, придурок! – рявкнул егерь. – Шутки шутить удумал?
– Отвали, – устало отмахнулся от него Смолин. Он уже намеревался полезть вниз, но грубые пальцы Шибаева уцепились за его куртку:
– Куда?! На собственные похороны?
Виктор застыл на месте.
– Сидим. Надо выждать время, пусть зверь уйдет, – пробурчал егерь.
Несколько минут они сидели, не проронив и слова.
– Может, это и к лучшему, – наконец нарушил молчание Шибаев. – Не буду тебя спрашивать, почему ты не выстрелил. Это твое дело. Давай, слазь. На сегодня охота окончена.
Оказавшись внизу, Олег подобрал термос и, не глядя на Смолина, побрел к дому.
– Ты считаешь, что я испугался? – крикнул ему в спину Виктор. – Ни хрена подобного!
– Да срать я хотел, испугался ты или нет, – бросил из-за плеча Олег. – Понтов на рубль, а толку – копейка. Баклан ты. Тьфу!
Виктор с трудом проглотил обидную реплику, лишь плотнее сжал цевье ружья. «Ладно, хрен моржовый. Ты свое получишь. За каждую свою ублюдскую шуточку».
– А я ведь знаю, что ты сам наложил в штаны, Олежа, – растягивая слова, произнес он. – Как только ворона на ветку села.
Егерь замер, будто натолкнувшись на невидимую преграду.
Медленно-медленно развернулся, держа в руках ружье.
– Что ты вякнул? – вкрадчиво спросил он.
– То, что сказал.
Тон Виктора был спокойным и немного уставшим, он словно не замечал дула карабина, который почти уперся ему в грудь.
– Думаешь, я не видел, как ты косился на птицу? – снова заговорил он. – У тебя была такая рожа, будто на ветке сама Смерть с косой уселась. И убери ружье. Не нужно тут никого пугать. Будешь в своих бурундуков с енотами прицеливаться.
– Заглохни, – с ненавистью прошипел Олег. – Не тебе об этом рассуждать, молокосос гребаный! Ты ничего не знаешь!
– Почему ты так испугался вороны? – продолжал допытываться Смолин. – Что это за место, где все животные – священны?! Ответь!
– Пошел ты… – сплюнул егерь. Резко крутанувшись, он стремительно зашагал прочь.
Когда они добрались до избушки, время близилось к полуночи. Юма выбежала навстречу егерю, радостно виляя хвостом, но тот словно не замечал собаку. Он уже хотел войти внутрь, однако отпрянул назад, словно вспомнив о чем-то, и направил фонарь на крышу сторожки. Фонарь в его руке дрогнул.
Крыша шевелилась, как живая. Перекатывалась черными буграми, при этом издавая тихое похрустывание. Виктор вскрикнул, и лишь спустя мгновение его сознание уловило явно опоздавшую мысль: вороны. Целое море воронов. Все как на подбор – крупные, с черным оперением и поблескивающими в темноте клювами, они покрывали крышу избушки живым шевелящимся ковром.
Егерь вскинул ружье.
– Рановато… вы явились, – пробормотал он чуть слышно, но Виктор все равно смог разобрать слова.
В последнюю секунду ствол трепыхнулся, как если бы его подсекла невидимая удочка на крючок, и дуло ушло чуть вверх.
Прозвучал выстрел, в ночной тишине показавшийся Смолину взрывом.
Похрустывание стихло, и живая бугрящаяся масса замерла.
БАБАХ!
БАБАХ!
БАБАХ!!!
После четвертого выстрела вороны нехотя поднялись вверх. Птицы застыли в прозрачном ночном небе гротескно-щетинистым ковром из перьев, когтистых лап и клювов, и этот ковер слегка вибрировал, словно находился под высоким напряжением. Принимая во внимание, что за все это время ни одна из птиц даже не каркнула, зрелище было более чем завораживающим. Внезапно это бесформенно-угольное облако растворились прямо в воздухе, лишь где-то вдалеке слышалось хлопанье громадных крыльев.
Юма заскулила, с опаской поглядывая в лес.
Егерь проводил мрачную стаю немигающим взором, затем выдавил:
– Идем в дом.
С усилием передвигая ноги, Олег проковылял в избушку.
– Что это было? – наконец обрел дар речи Виктор.
– Надо уезжать, сержант, – проскрипел егерь. Он положил ружье на стол, зажег керосиновую лампу и воззрился на Виктора. Тот не мог поверить своим глазам – до недавних пор подтянутый, крепкий и выносливый мужик в какие-то доли секунды превратился в столетнего дряхлого старца. Словно взмывая в небо, стая воронов прихватила с собой все его жизненные силы.
– Что здесь произошло? – повторил Виктор. – Это… это как-то связано с названием мыса?
– По той же причине… по какой и ты здесь, – устало сказал Шибаев. – Не ври хотя бы самому себе, сержант.
Лицо Смолина стало безучастным, будто именно этого ответа он и ждал.
– Мне нужен медведь. И я его добуду. С тобой или без тебя.
Егерь хохотнул. В бревенчатой, пропахшей пылью избушке, где единственным источником света была старая керосинка, этот смех прозвучал, как хрип умирающего.
– Никакой охоты не будет. Все, аллес. Шумел камыш, деревья гнулись, вот мой ответ.
– Охота не закончена. А свой камыш засунь себе в задницу.
На бледном лице Виктора зазмеилась широкая улыбка, которая у обывателя скорее вызвала бы желание отвести взгляд, а то и отойти в сторону. Но егерь только ухмыльнулся в ответ.
– Мне нельзя было привозить тебя сюда. Я должен был все понять, когда увидел медвежьи следы возле дома. И вообще, все и так было ясно, когда ты поперся к берлоге. Что ты там наворотил, сержант? Кого ты убил здесь?
Юма вдруг залилась резким, отрывистым лаем.
– Видать, твои вороны вернулись, – предположил Виктор, махнув карабином в сторону улицы. – Скучно им без тебя.
– Почему ты не стрелял в медведя?
– Потому что мне нужен другой медведь. Другой. И он здесь. Я чувствую его. Так что мы остаемся.
– Если ты останешься, ты сдохнешь.
– А если я уеду, то умрет мой сын, – рассмеялся Смолин, будто играя с егерем в какую-то затейливую словесную игру. – У меня другое предложение. Уезжай отсюда. Вернешься через неделю. За это время кто-то из нас точно будет трупом. А может, ничего и не будет. В любом случае заберешь отсюда мое тело. Живое или мертвое – как бог даст.
Егерь покачал головой.
– Не пойдет. Мы уедем вместе. Я не имею права оставлять в своих угодьях чужака. Да еще с ружьем и боеприпасами.
– У тебя просто нет выбора, – тихо сказал Виктор.
Егерь взял ружье в руки, наставив ствол в грудь мужчины.
– И что ты скажешь? – с усмешкой произнес Виктор. – Когда убьешь меня?
Он медленно поднял свой карабин. Теперь они стояли и целились друг в друга.
– Я скажу, что ты тронулся умом и напал на меня, – сказал Шибаев. – А может, я ничего не скажу. Ты мог утонуть. Тебя мог сожрать медведь. Чуешь, сержант? Здесь тайга, а не Москва.
– У тебя не осталось патронов, старый мудак, – хихикнул Виктор.
– Ты плохо считаешь, – возразил Олег. – В моем магазине их было пять. Я выстрелил четыре раза. А вот ты, салага, не снял свою пукалку с предохранителя.
Смолин скосил взгляд на ружье, и в это же мгновение за окном раздалось злобное рычание Юмы. Олег непроизвольно перевел взгляд на дверь, и в этот же момент Виктор, злобно взвизгнув, прыгнул на него.
Егерю показалось, что в него на большой скорости врезался товарный поезд. «И откуда в этом салаге столько сил?» – пронеслась у него недоуменная мысль. Его «Тигр» с гулким стуком грохнулся на дощатый пол, и мужчины покатились по полу. Смолин, навалившись всем телом, старался обездвижить егеря. Олег извивался, как угорь, он сумел освободить руки и теперь тянул их к лицу нападавшего, нащупывая глаза.
– Сука, – зашипел Виктор, когда в левый глаз что-то с силой ткнулось, как острие палки. Он вскрикнул, отпрянув назад, и в тот же момент его челюсти сомкнулись на пальцах Олега. Пальцы были твердыми от застарелых мозолей и солоноватыми. Взревев, Виктор изо всех сил стиснул зубы. В рот потекла теплая кровь, егерь закричал от боли. Он засучил ногами, задев своим сапогом хромоногий стол, и стоящая на нем керосинка, не удержавшись, скатилась на пол. Лопнуло стекло, в воздухе запахло керосином.
– Пусти, гад!! – вопил Олег, елозя на полу. Он понимал, что шансов справиться с молодым противником, превосходящим его по весу и силе, у него почти нет.
Разлитая лужица керосина мгновенно вспыхнула ярко-оранжевой розой. Избушку озарил пульсирующий свет пламени.
Смолин разжал челюсти, выпуская прокушенные пальцы Шибаева.
– Юма! Юма!! – звал на помощь егерь.
– Заткнись! – гаркнул Виктор. Он нанес Олегу сильный удар в висок, и голова пожилого мужчины безвольно мотнулась. Тяжело дыша, Смолин встал. Сорвал с себя куртку и быстро прибил разгорающееся пламя. Затем взял фонарь, посветив на лежащего. Олег был без сознания.
Юма продолжала захлебываться озлобленным лаем.
– Все хорошо, собачка, – приглушенно сказал Виктор. – Не гавкай.
Он поморгал левым глазом, проверяя, насколько серьезно он поврежден в результате потасовки, сорвал со стены моток веревки и быстро связал бесчувственного егеря.
– Куда тебя деть, старик? – вслух проговорил он, рисуя на стенах зигзаги лучом фонаря. Посветил вниз, уткнувшись в прямоугольный люк, ведущий в погреб.
– Оттуда ты точно не сбежишь.
Он откинул крышку подпола и, кряхтя, принялся волочить Шибаева к черневшему отверстию.
Между тем лай Юмы внезапно оборвался. Она коротко взвизгнула, затем все стихло. Но Виктор уже этого не слышал, так как был внизу. Усадив егеря спиной к шершавой стене, он поднял ему веко. Прислонил к глазу фонарь, и зрачок моментально сузился. Виктор с удовлетворением кивнул.
– Живой.
Он поднялся, отряхивая колени.
– У меня нет ничего против тебя, старик, – негромко проговорил он. – Ты неплохой мужик и свою работу знаешь. Но дальше… дальше я сам справлюсь. Я не хочу впутывать тебя в мои проблемы. И когда вернусь, я развяжу тебя. Только тогда мы уедем отсюда.
Он умолк, с тупым видом прислушиваясь. Только сейчас он понял, что Юма давно замолчала, и теперь вместо лая до его слуха доносились другие звуки. Странные звуки.
Он начал подниматься по ступенькам, гадая про себя, на что похожи эти шорохи (вороны снова вернулись? Они опять облюбовали крышу этой лачуги?!), как вдруг совершенно некстати вспомнил слова Шибаева.
«Всегда помни… где твое ружье, и сколько у тебя патронов…»
– Мое ружье на месте, – разлепил он губы.
Все в порядке. Все под контролем.
Сейчас он возьмет ружье и…
Смолин с трудом выкарабкался наружу и доплелся до окна. Щурясь, он наклонился к мутному стеклу, всматриваясь наружу. Где собака?
За окном был медведь.
И он смотрел прямо на него. Их разделяло лишь несколько сантиметров и мутное, покрытое грязными разводами стекло.
Смолин отстранился, сиплый звук вырвался сквозь зубы.
(Это все сон.)
Сон, сон, сон.
Очередной кошмар. Такой же, как и десятки других, мучивших его в последние месяцы.
Но зверь за окном не был видением. Он тоже заметил мужчину, и шерсть на холке встала дыбом. Глухо заворчав, медведь направился к двери.
Слепо тычаясь в потемках, Виктор смог нащупать на полу свой карабин. Дрожащими руками поднял его, навел на вход в избу.
«Дверь открыта? Или нет?»
Он услышал скребущий звук, будто медведь пробовал доски на прочность.
«Господи, прости меня…»
В дверь ударили.
– Иди сюда! – закричал Виктор. Приклад в руках прыгал, как живой. Он включил подствольный фонарь и снял карабин с предохранителя. – Иди!!
Следующий удар был куда мощнее предыдущего, послышался отчетливый хруст. Еще один… или два, и дверь будет сломана.
Виктор обвел сухим языком обветренные губы.
Снаружи донесся протяжный рык. Утробный и низкий, от которого у охотника на голове зашевелились волосы. Казалось, от этого рычания завибрировали доски пола, и среди беспорядочного хаоса мыслей, мечущихся в мозгу Смолина загнанными зверьками, сверкнуло: «Это не медведь. Это вообще не зверь, а призрак».
Да. Потому что ни одно живое существо не может издавать подобные звуки. И ни одно животное не будет так целенаправленно ломиться в дом.
– Давай, – шепотом произнес Виктор. Ружье почему-то стало весить целую тонну и подрагивало в его влажных от пота руках. – Я ждал тебя. Я…
Договорить он не успел, так как новый удар проломил доски, и на какое-то безумное мгновение его взгляд успел зафиксировать очертания могучей лапы с длиннющими, как зубцы вил, когтями.
Указательный палец мягко, словно перышко, коснулся спускового крючка. Он был прохладным.
Медведь ударил снова, расширяя пролом. В отверстии появилась морда животного. Хрипло ворча, медведь начал протискиваться внутрь.
Замерев, Виктор нажал на спусковой крючок. В последнее мгновение рука, сжимающее цевье, предательски колыхнулась.
Выстрел показался ему настолько ошеломляюще-громким, что он замжурился от неожиданности.
Медведь вздрогнул. Из пасти вырвался вздох, прозвучавший почти как человеческий. Пуля прошила самый верх загривка, не причинив зверю особого вреда.
Плечо Виктора ныло от резкой отдачи. Взревев, медведь принялся с удвоенной силой доламывать дверь и, наконец, оказался внутри избы. Его бока вздымались, крошечные глаза, запрятанные в складках, тлели злобными угольками. По контуру густого меха серебрилась рябь лунного света, проникнувшего сквозь дверной проем.